Мальчик с пшеничными кудряшками

Следующие два дня отец с сыном провели вместе. Они долго гуляли, играли и на улице, и дома, ходили в парки аттракционов, готовили, убирались, вместе смотрели мультфильмы, разговаривали и обсуждали различные не самые серьёзные темы, что немаловажно в детстве. Пацан был самым настоящим почемучкой, а значит и вопросами засыпал мужчину на ура. У мальчишки успел выпасть ещё один зуб. Ну, как выпасть — Шаст сам его выдернул ватным диском, когда брюнет сказал, что его там уже ничего не держит. В целом, Арсений и Антон действительно очень хорошо поладили за это время, узнали друг друга получше и тем самым чувствовали себя более раскрепощённо. Младший не боялся взрослого, всё узнавал, всё спрашивал и не следил за фразами, а просто был собой. Старший же перестал бояться ребёнка обидеть, сказать что-то не так, расстроить. Он чётко обозначал правила и границы, настойчиво объяснял, что делать нельзя и кропотливо выстраивал понимание слова «Плохо». Когда пришла няня, Антон понимающе, хоть и немного огорчённо кивнул на объяснения Попова. Папа за ребёнка волнуется и хочет, чтобы Шастун был под присмотром, ведь тот всё-таки ещё маленький. В общем-то, с няней тоже отношения сложились хорошо. Татьяна Валерьевна оказалась среднего возраста с темными волосами и карими глазами, добрая, весёлая и отзывчивая женщина. Когда Арсений в один из вечеров завёл разговор о дополнительных увлечениях, мальчишка выбрал плавание. Голубоглазый не сопротивлялся, ведь спорт для здоровья очень полезен, а Попову это было важно, и как отцу, и как врачу. В сентябре Антон пошёл во второй класс обычной общеобразовательной школы №10. Парнишка очень волновался, часто что-то спрашивал накануне про учёбу и переживал за дружбу со сверстниками даже слишком сильно. Но отношения с новыми одноклассниками сложились очень хорошие. Даже появился лучший друг — Димка Позов. Шаст учился на пять и четыре, а Арсений иногда помогал со слишком сложными заданиями. Находился мальчишка в школе долго, пока работа папы не заканчивалась, и он не приезжал за учеником. Благо в школе есть продлёнка, на которой Антошка успевал и отдохнуть, и сделать с учительницей некоторые лёгкие уроки.

***

В ноябре к ним пришла проверка. Так как всё было хорошо, Антон с папой просто убрались с утра, а днём с радостью встретили девушку с планшетом, в который она что-то записывала по ходу работы. — Нет, пока не болели, — отвечает на очередной вопрос мужчина, когда все уже сидели на кухне и пили чай, — Только коленки сбивали летом. Третье августа: Антон с Арсением гуляют во дворе, а младший едет впереди на велосипеде. Вдруг откуда-то взявшийся камень портит всю семейную идиллию. Шастун падает, сбивая коленки о бетонный бардюр и усиленно старается не плакать от боли: он же мужчина. — Антош, всё хорошо? — садится рядом на корточки Попов. Он старается говорить мягко, чтобы не волновать и так напуганного мальчика. Внимательно визуально осматривает повреждение, убеждаясь в некритичности ситуации, — Пойдём домой, солнце.

***

— Не надо, пожалуйста, — закрывается ручками Антон, поджимая ножки к себе, сидя на кухонном столе, когда Арсений приближается к нему с ватным диском и перекисью водорода, — Пусть так, оно само заживёт, — почти плачет он, стараясь отодвинуться назад. Сердечко стучит слишком быстро, а страх сковывает каждую клеточку тела, заставляя сжиматься всё плотнее. — Антоша, глянь на меня, пожалуйста, — Попов дожидается, когда зелёные глазки, полные страха и боли, посмотрят в его уверенные голубые, — На твоей ранке сейчас очень много опасных бактерий, которых надо обезвредить. Чуть-чуть пощипет, не спорю, придётся потерпеть, — спокойно уговаривает Арсений, — Надо обработать, солнце. Давай, возьмись ручками за ушки и не отпускай их, пока я не разрешу. — Будет щипать, не надо, — хнычет Антон, не собираясь выбираться из укрытия в виде своих же рук. — Антон, ручки на ушки, — чуть строже добавляет старший, понимая, что по-другому сейчас никак. Он терпеливо ждёт, пока мальчик очень медленно и неуверенно выполняет его указания, борясь со своей внутренней паникой и нежеланием. Но парнишка папе доверяет, поэтому, всхлипнув, полностью открывает ранения, — Умничка. Арсений начинает бережно обрабатывать детские коленки, периодически дуя на ранки. Антон дёргается, шипит, пытается вырваться из цепких мужских рук, которые придерживают ножку в районе бедра, как раз чтобы Шаст не ёрзал. Попов старается не обращать внимание на жалобные всхлипы, слёзы и вздохи и качественно выполняет дезинфекцию. — Всё, малыш, всё, — отходит старший, убирая орудия «пыток», — Можешь отпускать ушки, — Арсений наконец нежно обнимает своего ревущего ребёнка, чувствуя как его маленькие ручки тут же крепко вцепляются в спину старшего. — П-папочка, не надо так больше, — пищит Антошка. — Ну что ты, солнышко моё. Я знаю, что больно, но это всего-то коленки. Знаешь как быстро заживут? Настоящее время: — Угу. Как в школе? — задаёт следующий вопрос девушка, не поднимая глаз от листа. — Учится хорошо, с одноклассниками проблем тоже не было, — объясняет Арсений, мельком смотря на Антона. — Что ж, вижу, у вас всё отлично, — наконец улыбается гостья.

***

— Папа! — бежит обниматься Антон, когда видит Арсения на пороге класса. — Привет, заяц, — приседает на корточки старший, позволяя повиснуть мальчику на своей шее, — Как дела? — заглядывает в глаза Попов. — Нам сегодня прививку делали, — он утыкается носом в шею брюнета, пряча всё ещё грустные глазки, — Было больно, — капризно хнычет Антон, с ужасом вспоминая, как его держали сразу три медсестры. — Правда? — поглаживает по спине Попов, делая вид, что это не он вчера подписывал разрешение на пробу манту, — Антош, ну, это было необходимо. — Это больно! — А покажи мне, — заинтересованно просит Попов, пытаясь постепенно отвлечь, и берёт в ладошку маленькую детскую ручку и, закатав рукав джемпера, смотрит на крохотную красную точку на предплечье, — Гляди, почти ничего не видно. Иди одевайся, а то на плавание опоздаем, — подгоняет Шастуна старший, хлопая по лопатке, и подходит к классной руководительнице, — Здравствуйте. — Здравствуйте, — кивает Ольга Григорьевна, — Ну что, с успеваемостью всё хорошо, с поведением тоже. А вот прививки боится, как огня, — немного шепчет учитель, — Есть у нас трусишки, но Антона мы еле в кабинет затащили! — Вот как.. Что ж. Я, конечно, попробую с ним поговорить, но, думаю, он просто испугался, — спокойно объясняет свою позицию Арсений, — Дети практически всегда боятся уколов.

***

— Давай на всякий случай заклеим, чтобы вода не попала, — Попов клеит на ранку лейкопластырь, когда Антон уже стоит в плавках. — Пап, верхний зубик сильно шатается, — жалуется мальчишка, языком чувствуя большую амплитуду движения одного из резцов, — Болит немного… — Значит вечером выдернем, потерпи сейчас, — поглаживает по плечам старший, мягко улыбаясь, — Всё, давай, солнце.

***

— Антош, заедем ко мне на работу, я там папку важную забыл, надо забрать, — вспоминает Арсений, когда они уже едут домой, — Посидишь? — спрашивает старший, паркуясь, на что слышит согласное «Угу». Только когда мужчина выходит из машины мальчишка замечает, что они остановились у клиники. Он это понял по красному кресту и вывеске, которые было сложно не заметить. Сначала Антон подумал, что папа работает где-то рядом с больницей — вон сколько домов вокруг. Ну в самом деле, не может же Попов быть доктором? Какого же было удивление Антошки, когда Арсений вошёл точно в белую дверь в центре здания. Да ну нет.. Арсений врач? Антон сильно зажмурился, пытаясь отогнать от себя нехорошие мысли, но перед глазами всё равно всплывал силуэт старшего. Он был в белом халате, со стетоскопом на шее, а в руках держал какие-то бумаги. Шастун встряхнул головой, не имея ни малейшего желания смотреть на папу в роли врача. А вдруг он ошибся? Мужчина никогда не говорил, где работает. Надо просто спросить об этом у Арсения напрямую. Когда брюнет возвращается в машину, он кидает зелёную папку на переднее сиденье, оборачивается и улыбается, проверяя сына, и заводит двигатель. Спустя тихую минуту Антон всё же решается задать интересующий его вопрос. — Пап, а.. кем ты работаешь? — запинается мальчишка, боясь услышать то, о чём он старается не думать. — Педиатром, — легко отвечает старший, не отвлекаясь от дороги, — Детский врач, — поясняет он, по-своему расценив тишину. Только вот Шастун прекрасно знает, кто такой педиатр. А никак не отреагировал он, потому что впал в ступор. Самый главный страх живёт с ним в одном доме, и вообще является его отцом. Такое и в самых страшных снах не приснится. Как назло, парнишка случайно сильно задевает шатающийся зуб, от чего тот неприятно заныл. Когда ребята идут к подъезду, поднимаются по лестнице, заходят в квартиру, Арсений замечает, что ребёнок какой-то потерянный, настороженный, слишком сильно ушедший в свои мысли, но старший думает, что ему показалось.

***

— Как рука? — этим же вечером за ужином спрашивает взрослый, зная, что Антон прививку, как минимум, может чесать, чего делать нельзя. — Нормально, — безэмоционально отвечает младший, доедая грушу, которая сегодня является десертом. Ни настроения, ни желания что-либо делать, спрашивать, веселиться совершенно не было, что не осталось незамеченным от Попова. — Солнце, ты себя нормально чувствуешь? — взволнованно спрашивает старший и тянется ладонью ко лбу ребёнка. — Да! — резко выпаливает Антон, уворачиваясь от руки папы и снова болезненно задевая шатающийся зуб, из-за чего слегка жмурится. — Тише, я просто проверю температуру, — удивляется такой реакции старший, поэтому, чтобы не пугать, медленно и осторожно дотрагивается до мальчишеского лба, — Не горячий, — не понимает врач, отстраняясь, — Ты чего такой подавленный, зайка? — Всё в порядке, — смотрит в пол Шаст. А Арсений, находясь в полной растерянности от состояния парня, мягко берётся за его подбородок и приподнимает, вынуждая смотреть в глаза. Зелёные глазки, хлопающие реснички и какая-то грусть. — Малыш, что случилось? — серьёзно, но мягко спрашивает мужчина. — Ничего, — очень неуверенно отвечает Антон, смотря на взрослого и понимая, что ему не верят, и верить не собираются. — Так, понятно, — выдыхает старший, отпуская парнишку, и думает, что же делать, — Пойдём выдернем твой зубик, потом искупаешься и спать. Уроки разок не сделаешь — ничего. Ольгу Григорьевну я предупрежу, — решает он, поднимаясь и зачем-то направляясь к себе. Антон тяжело выдыхает, размышляя о том, что лучше бы он не знал о профессии папы, ведь теперь все действия Арсения кажутся другими. Проблема в том, что скорее всего это не так, и папа так же прекрасен, но вот мозг младшего чётко выдаёт: «Врач — опасность». — Иди сюда, — зовёт из ванной Попов, терпеливо дожидаясь поникшего мальчика, — Давай, открывай ротик, — нежно просит брюнет, держа в правой руке ватный диск. — М-м, — боязливо мотает головой Шастун, моляще смотря на отца своими большими зелёными глазками. Слишком страшно. Вдруг в этот раз будет очень больно? Или будет много крови? Или зуб не поддастся с первого раза и придётся мучиться с ним долго? И точно будет больно! Неожиданно Антон решает убежать, но не успевает, потому что его тут же хватают за руку, — Нет! Не хочу! — начинает вырываться парнишка, пока старший откладывает ватный диск и берёт ребёнка подмышки, поднимая на руки. — Тш-тш-тш, всё хорошо, — поглаживает худую спинку педиатр, пока сынок тут же обнимает папу за шею, забывая обо всём и всё равно видя в отце поддержку. Доверяет, помня, что перед ним врач, — Чего ты так испугался, Антош? Уже сто раз ведь проходили, — действительно, маленькие молочные зубки всегда выдёргивал Арсений, а не помогал он только один единственный раз, но Шасту видимо абсолютно по боку. — Это больно. Зачем они вообще выпадают? — истерически возмущается младший. — Такова природа. Зато потом на их месте крепкие зубки вырастают, — поддерживает врач, — Я понимаю, что тебе страшно, и знаю, что не приятно, сам ведь через это проходил. Но тебе же сейчас больно, зайчик, так почему бы нам лучше просто не убрать этот вредный зубик, м? — мягко рассуждает мужчина, слыша тяжёлый детский вздох, — Я постараюсь аккуратно, — он обещает, так как видел, что тот самый зуб чуть ли не на ниточке висит, и сажает мальчишку на стиральную машину, чтобы было удобнее. — Только без моего разрешения ничего не делай, — серьёзно, но всё ещё пугливо ставит условие Антон. — Конечно. Открывай, — Попов снова берёт ватный диск и осторожно обхватывает боковой резец, — Готов? Считаю до трёх, хорошо? — для удобства, берёт левой рукой мальчишку за подбородок педиатр, а в ответ на вопрос получает дрожащее «Угу», — Один, два.. и, — Арсений немного прокручивает зуб вокруг своей оси, и тот с радостью поддаётся на такие манипуляции, оставаясь в пальцах взрослого, — Три! Ну, что? Так больно разве? — снисходительно улыбается голубоглазый. — Нет, — выдыхая, мотает головой младший, — Только кровь чуть-чуть идёт, — когда чувствует на языке металлический привкус, всё ещё слегка взволнованно говорит он. — Сейчас, — педиатр достаёт новый ватный диск и, скрутив его трубочкой, ставит на место образовавшейся ранки, — Прикусывай, ага. Зубки аккуратно почистишь с утра уже. Держи, герой мой, — отдаёт резец малышу Арсений, — Клади зубик под подушку, чтобы ночью зубная фея прилетела, и купаться, — поглаживает по голове врач и опускает ребёнка на пол. Но Антон всё ещё плотно держит в голове мысль о том, что папа — врач. И это вообще ни разу не весело, поэтому и оставшийся вечер мальчишка ходит очень настороженный.

***

— Ну что, солнце, и сейчас не скажешь, что у тебя случилось? — сидит на краю детской кровати Арсений, внимательно смотря на слипающиеся глазки ребёнка. — Пап, всё в порядке, — и ведь не врёт по сути, всё же в порядке, просто теперь Антон побаивается Арсения чисто на подсознательном уровне. — Антош, я же волнуюсь, — печально смотрит он на мальчика, расстроившись, что тот ему видимо не доверяет. — Просто, — прикрывает глаза младший, — Я узнал, что ты доктор, и теперь мне страшно, — выдыхает Шастун, устало и немного стеснительно смотря на взрослого. — Ты боишься меня? — удивлённо спрашивает Попов, действительно не предвидя такой новости. — Да.. нет.. не знаю, — закрывает глаза руками мальчишка, — Ты же врач, а я боюсь даже думать о них. А тут ты.. и со мной.. и мой папа, — не связно бормочет Антон, чуть не плача. — Тише, тише, малыш, — Арсений берёт ребёнка подмышки и пересаживает к себе на коленки, прижимая к груди, — Не надо меня бояться совершенно, что ты, — самостоятельно убирает детские ладошки от немного мокрых глазок Попов, — Я разве сделал что-то, что заставило тебя испугаться? — М-м, — подумав, мотает головой Шастун, слушая равномерное биение сердца взрослого под ухом. — Ну вот, — мягко улыбается старший, успокаивающе покачиваясь из стороны в сторону, — Понимаешь, не все врачи злые и строгие, есть добрые и понимающие. И далеко не все люди ведут себя одинаково в разных ситуациях. Например, на работе кто-то — строгий начальник, которому постоянно что-то не нравится, а дома, с близкими — добрейшей души человек, — Арсений говорит достаточно серьёзные вещи, надеясь, что ребёнок понимает. — Ты строгий на работе? — скорее утверждает Антон, внимательно смотря на врача. Если ответ «Да», то наверное Шастун постарается любить просто папу, а папу-педиатра, так сказать, при исполнении, даже дома, будет обходить десятой дорогой. — С чего ты взял? Дети меня любят, — улыбается Арсений, — Они часто просят остаться с ними, чтобы поиграть, но обычно приходится отказывать. К сожалению, других рабочих дел очень много, — рассказывает Попов, а Антон задумывается. Дети любят? Ну не могут же врачи быть добрыми. Неужели Арсений другой, не такой как все? Похоже на то.. Но всё равно почему-то страшно! У папы так сердечко стучит. Тук-тук-тук.. — Тош, милый, давай мы с тобой поступим так, — поправляет мальчику упавшую чёлку мужчина, — Ты же до того, как узнал мою профессию совсем не боялся меня, верно? — Антон кивает, стирая с щёчек последние капли слёз, — Ну вот, значит я совсем не страшный, — подводит до ужаса логичный итог старший, улыбаясь, — Если вдруг тебя что-то будет в моём поведении пугать, ты мне так и скажешь и мы поговорим, угу? — доверительно смотрит на ребёнка Попов, — Я, правда, не знаю, что же такого я могу сделать, — беззлобно усмехается брюнет, — Если заболеешь, то лечить тебя буду я, хорошо? — немного серьёзнее спрашивает Арсений, ко всему прочему понимая, что Шастуну так должно быть легче. Не чужие какие-то врачи, а родной папа всё-таки, — И давай без глупостей, ладно? Если что-то заболит или плохо будешь себя чувствовать — сразу говори мне. Не жди, когда ситуация станет критичной, Тошунь, — терпеливо объясняет Арсений, надеясь, что со временем страх мальчишки исчезнет. — Хорошо, — выдыхает ребёнок, прикрывая глазки, — Пап, я спать хочу, — как будто жалуется Антон, которому, честно говоря, совершенно не нравится тема их с папой разговора. — Посидеть с тобой? — заботливо интересуется взрослый, смотря как зеленоглазый залезает обратно под скомканное одеяло, неосознанно смешно виляя попой в зелёных штанишках. — Угу, — кивает младший, — Пожалуйста, — неловко просит он, тихонько беря Попова за руку. Мужчина мягко улыбается, сжимая маленькую ладошку крепче и поглаживая нежную кожу большим пальцем. Он целует в лобик и шепчет: — Спи, зайчонок. Люблю тебя, мой хороший, — проводит второй рукой по пшеничным волосам Арсений и наслаждается тихим сопением своего маленького, спокойно засыпающего чуда.