Да чтоб ты сдох, Фрэнк Айеро!

Джерард быстро шуршал ручкой по бумаге, раскладывая листы на две стопки: заполненные рабочие бланки и расписанные ноты специально для Фрэнка. Он хмурился всё больше и больше, всеми силами пытаясь забыться в работе, но узкая полоска бинтов на левой руке то и дело показывалась из-под сползшего рукава. Он сдался и, отложив ручку, закатал рубашку. *** Джерард вернулся домой разбитым, разулся и прямо в пальто плюхнулся на диван в гостинной, положил затылок на спинку и уставился на догорающий закат сквозь тюль. Потеряв счёт времени, он парился в распахнутом пальто, пока не услышал, как по лестнице громко поднимаются соседи: мать и её взрослая дочь, приехавшая в гости из-за границы. Джерард очнулся и стал раздеваться, развесил вещи и даже влез в домашние шорты. Он не стал ни задёргивать шторы, ни включать свет, только бездумно пощёлкал пультом и остановился на каком-то старом слэшере, где был мрачный дом и облетевший лес. Его голый торс посинел, как у трупа, от экранного света, а под глазами обозначились гротескные тени, делая Джерарда похожим на классического вампира. Тихое бормотание телевизора и неестественный мерцающий свет, как в аквариуме, погрузили его в приятное оцепенение, стирая время и пространство, а главное – мысли. Только вот синеватый блик промелькул где-то на полке, привлекая внимания. Джерард встал, завороженный, и протянул руку, робко касаясь кончиками пальцев холодной рукояти. Полированное дерево привычно легло в ладонь и согрелось, а лезвие, плавно изгибающееся к концу и заточенное с одной стороны, заиграло гранями. Джерард глубоко вдохнул и твёрдой рукой, ощущая странное удовольствие, погрузил кончик ножа в левую руку у самой кисти, развернув запястье к лицу. С внешнего края, близко к синеватым венам. Замер, медленно выдыхая. Это было сродни удовольствию от стёртых подушечек пальцев на струнах – извращённый мазохизм, кровавая аллюзия на соитие – дрожащий кончик лезвия был внутри, и это было намного более интимно, чем с мужчиной или с женщиной. Тёмная густая струйка сбежала к согнутому локтю, волнующе щекоча и пуская сладкие мурашки вдоль позвоночника. В этом цвете Джерард увидел короткие волосы на затылке Фрэнка, представил его никотиново-эвкалиптовый запах и горячие от крови чернила на его шее. Под пальцами вместо деревянной рукояти была жаркая, согретая костяной толстовкой кожа его мягкого живота. Джерард резко выдернул нож и задышал, как после марафона, разом услышав и стук капающий на пол крови, и крик девушки из телевизора. На шортах обозначилась порядочная выпуклость, но Джерард её проигнорировал, чувствуя себя грязным извращенцем, и поспешил убрать следы своего позора, включив, наконец, свет. Он обработал и перебинтовал руку, надел майку, вымыл пол и нож, пока кровь не засохла, закинулся снотворным и лёг прямо на диване перед работающим телеком. *** – Тук-тук, – сказала Мэй, появляясь в дверях. – Заполнил? – Да, – Джерард быстро накрыл стопку с нотами папкой. – Не стоило, я бы и сам занёс. – Пустяки, – Мэй забрала листы и боком присела на их место, заставив Джерарда поднять бровь. – А что у тебя с рукой? – Струна лопнула, – соврал Джерард, даже не взглянув на руку. Он давно научился врать, ничем себя не выдавая, даже самым близким. – Ты ещё и играешь? – изумилась девушка, постукивая крепкими ногтями по крышке стола. – Да, немного, – признал Джерард. Раздался нормальный стук, и в дверном проёме возник непривычно скромный Фрэнк, тут же скрывшийся. – У меня студент, Мэй, – строго сказал Джерард, девушка нехотя сползла и, попрощавшись, отбила каблуками дробь до двери. В аудиторию расслабленно и тихо вошёл Фрэнк, скинул рюкзак на пол и уселся на стол. И не бедром, а вполне основательно, и стал качать ногой. – Убери зад со стола, – Джерард ткнул его в копчик щёлкнувшей ручкой. Фрэнк не слез, а развернулся и быстро лёг спиной на стол, как раз на нём уместившись. – То есть, ей можно, а мне нельзя? – ухмыляясь, спросил он. Джерард сдержал улыбку и, протянув руку, вытащил ноты из-под папки. – Это тебе. Фрэнк сцапал листы, закинул руку за голову и стал деловито разглядывать написанное. – Я сыграю, но было бы круто, если бы ты послушал. – А ты можешь сегодня? – оживился Джерард, беззастенчиво пялясь на шею Фрэнка. Жаль, что скорпиона не видно, он с другой стороны. – А ты пустишь меня трезвого в своё логово? – изогнул бровь Фрэнк, обмахиваясь нотами, как веером. – Пущу... Если ты меня покрасишь, – хитро улыбнулся Джерард, вспомнив про отросшие корни. – В Black No.1, как у Type O Negative? – У кого? – Ты их не знаешь? – Фрэнк сел и свесил ноги по обе стороны от ног Джерарда. Тот отрицательно мотнул головой, неосознанно подаваясь назад. – Тогда сегодня в семь. – В семь так в семь. *** Джерард снова почувствовал себя одинокой хозяюшкой, и только что бигуди не накрутил. После работы он совершил набег на супермаркет и поизвращенствовал с бройлером, со всех сторон промазав его майонезом со специями. Теперь бройлер медленно загорал в духовке, а в сковородке под крышкой тушились овощи. На кухне было тепло, и пар от плиты тянулся в прохладный вечер через приоткрытое окно. Джерард сидел за кухонным столом, обложившись книгами, и вносил правки в лекцию цветной ручкой. От этого занятия его оторвала протяжная трель звонка. За дверью стоял Фрэнк с гитарным кейсом. На его плече болтался тощенький рюкзак. – Привет, – улыбнулся он, протискиваясь мимо Джерарда и стаскивая кеды. – Проходи-проходи, сейчас курица будет! – засуетился хозяин квартиры, исчезая в кухне и лихорадочно щёлкая плитой. – Я не голоден, – спокойно сказал Фрэнк, возникая в дверном проёме. – Готовишься? – он кивнул на листы. – Типа того, – стушевался Джерард, ставя противень на металлический бортик раковины и стаскивая прихватки. – Пошли в ванную. В шкафчике, на специально отведённой полочке стояла коробка чёрной краски и пластиковая мисочка с кисточкой и парой длинных заколок, которые Фрэнк тут же сгрёб и, о чём-то вспомнив, сгрузил на стиральную машинку. Смотавшись в коридор, он возник с коробочкой компакт-диска, с зеленовато-серого цвета девушками на обложке. – «Bloody kisses», девяносто третий, – оскалился Фрэнк и снова исчез, на этот раз уже в спальне. Через пару минут оттуда донёсся протяжный гул синтезаторного орга́на. Джерард отметил, что у Фрэнка хорошая память: тот ориентировался на новом месте, как у себя дома, хотя был всего один раз, и то в изрядном подпитии. – Это перееиздание, песен меньше, чем в оригинале, – с сожалением вздохнул парень, объявляясь в проёме и прикрывая массивную дверь. Пространство моментально сжалось до полутора свободных квадратов, и Джерард присел на бортик ванной, чтобы хоть как-то отодвинуться. – Снимай футболку, – глухо приказал Фрэнк, скрывший лицо под толстовкой. Выпутавшись из неё, он избавился и от футболки. Джерард нехотя разделся, стараясь не пялиться на чужие татуировки даже в отражении, и отвернулся, вслушиваясь в музыку. Глубокий голос, от которого Джерарду почему-то стало жарко, вползал через приоткрытую дверь. Джерард пожалел соседей. Фрэнк уверенно вымешивал краску, негромко стуча кисточкой в миске. – Джи. – А? – Джерард, уже притопывавший в такт музыке, вздрогнул и обернулся. – Принеси табуретку. Джерард протиснулся мимо Фрэнка – слишком близко – и вернулся с трёхногим табуретом. Холодная кисточка щекотно заскользила вдоль пробора, а песня сменилась. Тягучий голос, цепляющий бас, чёткие ударные. На протяжном крике «she will» его будто электрическим током прошибло, он вцепился в табурет, широко распахнув глаза. Нет ничего круче хорошей музыки. – Охуенно, да? – Охуеннее некуда, – выдохнул Джерард, ощутив сильные пальцы на своём затылке, и чуть не застонал от удовольствия. Да чтоб ты сдох, Фрэнк Айеро!