в любом сне главное вовремя проснуться

Он любил выглядывать из-за углов, демонстрировать торчащие в стороны локоны и с задержкой прятаться обратно, будто не специально отпечатывая свой образ в сознании. Тайком смотреть на обычные человеческие движения и провернуть все так же, но громыхание посудой и падение столовых приборов выдавало его с рожек до самых пят. Тушил свечи, если Такер засыпал над столом с потекшими чернилами в руках, а когда бесновался, любил их и поджигать. Предпочитал неприятностям лишь лёгкие шалости, будто и впрямь являясь душой светлой, непорочной и лишь малость потерянной. Ищущей уединение и собственную суть в одном единственном, доме, комнате, человеке. Да столь долго и напористо, что парень, кажись, свою собственную позабудет. По началу Такер не верил. Не хотел. Куда удобнее списать на недосып и проделки сознания, взглянуть поверх изображения, а не вглубь. Убедиться, что силуэт в зеркале освещаемый тусклой свечой это игры поплывшего от службы мозга, ведь сегодня ты задержался и провёл в священном месте куда больше времени. Скрипящий стул от давления тела на нем, а при взгляде в его сторону — пустота, только вот скрип до ушей доносится все равно. Не пугает, ведь все это лишь случайность, нагнетение собственного разума. — Что-то вы совсем сонный, случилось что? Спрашивает милая церковнослужительница, поправляя выпавший рыжий локон в белую косынку. Совсем огненный цвет становился ещё более благодаря россыпи веснушек, Крэйгу удавалось завидеть девушку за пределами церкви и понаблюдать за чарующей красотой на ее лице. — Все хорошо, засиживаюсь на службе, отцу помогаю, — Уверяет Такер, а сам хочет верить, что так и взаправду. Скрипящие половицы, оседающая кровать в гнетущей пустоте комнаты лишь плод воображения. Тверди, тверди, пока с ума себя же не сведёшь. — У меня матушка молока свежего сегодня надоит, хотите я вам принесу? Вкусное такое, высыпаться точно будете, — Смеётся, удобнее подхватывая завёрнутое в тряпьё сено. Девушка с явным упоением ухаживала за собственным скотом, в особенности лошадьми своего отца. Требовательные, но действительно красивые животные. — Было бы кстати, — Кивая, парень следом уверяет ее в срочной спешке на всю ту же службу, а девчонка в след кричит о том, что обязательно зайдёт. Кто он такой, чтоб не принимать столь нужные и вкусные предложения? С легким пыхтением рыжеволосая ставит на чужой стол пару банок наполненных белой и несомненно вкусной жидкости. Под самый вечер, двое освободившихся от работы пришли к Такеру удивительно быстро. Незатейливая прогулка не в одиночестве подняла настрой куда больше, чем Крэйг предполагал, а потому заходя в дом не чувствовалось привычное опасение. Ведь кто знает, что может напридумывать мозг от столь усердного труда? Рыжеволосая критически отказывалась принимать монеты взамен, ссылаясь на то, что это от чистого сердца, а порядком смущенному Крэйгу было слишком совестно принимать такие подарки. Подскочивший он уже было побрел в комнату за мешочком с несколькими монетами, как девушка поплелась следом, останавливая и уверяя в том, что это совсем не нужно. Ее не менее смущенную, но точно счастливую улыбку убрал громкий треск прямо из кухни. Оба замерли прямо посреди комнаты, чтобы резко отмереть и последовать на шум. Сердце ухнуло, стоило увидеть всего одну целую банку молока, когда как вторая осколками разлетелась по доскам, расплёскивая жидкость. И кажется, он знал, что могло послужить этому. — Сквозняк, наверное, — Нервно улыбается Такер, не озвучивая первую и верную мысль, смотря на растекающееся молоко по полу и указывая на приоткрытую входную дверь. Девушка явно раздосадованная, но больше перепуганная. — Уронивший целый бутыль? Бред, он прекрасно понимал. Но правду ей услышать не суждено: одно, когда знаешь только ты, а другое — кто-то ещё, запросто имеющий возможность распустить слухи о нежити в его доме и навлечь косые взгляды в спину. Тогда Крэйг понял отчаянно — в доме с девушкой они сейчас не одни. И все это время его мозг не придумывал силуэты и звуки, а оправдывал. Отрицал. Сколько ещё синонимов пришлось пройти, чтобы наконец осознать… Проблема осязаемая. Не придумав какой либо отговорки на этот счёт, Крэйг сконфуженно уставился на девушку: — Тебя провести? Уже темно. — Нет, благодарю, — Она поджала пухлые губы и быстро ретировалась за дверь, оставляя после себя запах травы и один уцелевший бутыль молока. Возможно ее не так озадачило происходящее как самого хозяина дома, а предложение она расценила как намёк на скорейший уход. Гадство… Теперь ты один на один с чем-то. Вряд ли это можно было охарактеризовать как «кто-то». Ты бы не посмел, не приветствуешь. Паника подкатывает к горлу, затрудняя дыхание и посылая холодок по спине. Так и приходится стоять посреди кухни, чувствуя в ногах влагу от пролитого молока и взгляд в спину. Отчётливый, бездушный, но наполненный чем-то противоречивым. И Такер, захлебываясь в отвращении и подступающей влаге в глазах, рычит: — Живешь здесь, так не порть чужое! Выпалил гневно и проследовал в дальнюю комнату, наплевав на беспорядок в кухне и валяющиеся повсюду осколки. Стыдно. У сына пастора, верно служащему в церкви и помогающего прихожанам — по дому бегает демон. Зло не сулит, но кто знает этих отродьев? После того злополучного вечера сон был самым спокойным и тихим за последние недели. Не приходилось подрываться посреди ночи, смотреть удивительные сновидения. А на кухне, являющимся местом осознания, все улики… отсутствовали. Ни молока, ни стёкол. Может, это сон? Девушка не приносила ему ничего? Больное воображение, да? Нет. Второй бутыль все ещё стоял на месте, мозолил глаза и душу. Все происходящее гнетущая реальность, из-за чего хотелось бессильно кричать. Почему он? Почему именно с ним? Он никогда не давал возможности Богу усомниться в собственной вере, не позволял злым силам управлять собой и своими желаниями, тогда почему именно он? Тяжело ухнув на стул, Такер схватился за голову и сжал челюсть так сильно, что заболели мышцы. — Что ты хочешь от меня, дьявольское отродье? Шипит он, взаправду ожидая ясный ответ. Раз демон нагло трогает его вещи, значит, и заговорить в силах? Что он может ещё? Принять его облик, забирая и истязая душу? Что хочет это существо? Это ведь совершенно точно не ангел! Ангельский лик не видим никому и действия их имеют более аккуратные и чистые помыслы, а то, что происходит в его доме уже который день, неделю, а может и месяц — слишком отличаемое от того самого чистого, непорочного, кем прикидывается демон. Тишина уже душит. Треск от тяжести на стуле напротив отсутствовал, шторы не двигались сами по себе, а иконы в другой комнате не падали. Тишина напрягает, тишина злит. — Что ты хочешь?! Крик отчаянья, а после него злобный удар по столу, поддаваясь гневу, переполняющего всё тело. Он искренне не понимал свою вину и причины, у кого искать ответы? С кем беседовать на такие темы? Такер слишком горд и напуган, чтобы обращаться к отцу. Быть может, он действительно сходит с ума? Тогда никому действительно не стоит об этом знать… Гнев изводил и исчерпывал силы. Снова тянуло в сон. Сквозь дремоту Крэйг вряд ли почувствовал или принял за действительность руку на плече, сжимающую в утешении. На ватных ногах дойти до кровати и бессильно повалиться на неё, сжимая края подушки и прижимая их к ушам, дабы вновь не услышать скрип и шуршание. Он не выдержит. Сон прерывистый, не утешающий. Все сумбурно так и будто на жуткой скорости, из-за чего резкая остановка его встревожила. Проснулся? Или нет? Вид из окна все тот же что был ранее, но ощущение… Странные. Такер садится и потирает глаза, чтоб в моменте услышать хриплое: — Не прогоняй меня. Тело замерло, оставив руки прямо у глаз, боясь взглянуть вперёд. Отчётливый юношеский голос, с хрипотцой и… странной виноватостью, он звучал около кровати, точно не находясь на ее пределах. Малейшее расстояние радовало, но лишь на подкорке, сейчас дичайший страх не давал отмереть и взглянуть наконец в это лицо. Если оно было, а голос не являлся галлюцинациями. — П-пожалуйста, не прогоняй, — Ещё раз, без капельки настойчивости. Точно просьба, мольба, в голосе ни проблеска упрямства или злорадства. Такер не может угомонить бьющее в бешеном ритме сердца, но наконец позволяет опасливо убрать руку от лица, чтоб далее сглотнуть и с глазами ужаса уставиться на неизвестного, сидящего на полу спальни: юноша… демон выражал гримасу удивления вперемешку с паникой, едва ли не сильнее чем у Крэйга. Вьющиеся во все стороны белёсые волосы слишком сильно выделяли пару маленьких рожек у лба, из-за правдоподобности вида которых парень чуть не кричит в непонимании. Одежда точно у обычного человека — белая рубаха, помятая, расстегнутая чуть ли не до груди и брюки плотной ткани, которые для основного контингента их посёлка были слишком редки, поскольку не каждый мог позволить себе такую роскошь. Демон, перед ним демон… испуганный, нервный, в человеческом обличии. Не так их описывают в Библии, не таких рисуют на картинах, не такими запугивают детей, отвергающих веру. Не таким он… представлял его. Слов никаких не находилось, выражение испуга не сходило с обоих лиц. Один ждал ответ, другой его не мог даже выразить. Потупив друг на друге взгляд, мнущийся демон нервно и быстро заморгал красными, точно кровью налитыми глазами и ручищами мял без того помятую ткань рубахи. На пальцах были длинные, явно острые коготки, забирающие у Такера даже шанс на лишний вздох. — Что… что ты хочешь? Он вжался в стену посильнее, чувствуя кровать местом некоторой безопасной зоны, будто существо не могло прервать это кратчайшее расстояние между. Голос собственный неузнаваемый, будто отдаленно звучащий и приглушённый. Демон отмер и набрал в грудки побольше воздуха, выпаливая: — Я не хочу тебе зла! Правда! Я просто хочу быть поближе! Прости, прости! Но только не прогоняй!! Затараторил он, где-то заикаясь, где-то глотая буквы и повторяя заново. Слишком он… не такой. Крэйга это слегка успокоило, но лишь на пресловутое «слегка», в остальном же он все ещё напряжен каждым участком тела и разума. — Почему? Ты сожрать меня и мою душу хочешь, мерзавец? Брови нахмурились, глаза забегали по твари, но назвать его так действительно было как-то чуждо. Слишком уж не вписывается он в демонические «стандарты», если таковы вообще имеются. От того человеческий вид не вызывал столько паники, как предполагаемый инородный, неестественный. Если бы не рога и красные глаза, Такер бы точно подумал, что тот является каким нибудь ангелом. — Что? Нет, о чем ты?! Я просто быть рядом хочу и все, я-я не буду доставлять тебе бед! — Ты демон, ты по другому не можешь! Кричит он, пока напротив тут же странно изнывают, плача, заставляя брови удивлённо метнуться вверх, а покрывало сжать покрепче. Он подозрительный, странноватый и уж больно ломкий, что снаружи, что внутри. — Н-нет! Я н-не знаю как по другому!! Я добрый! Сквозь плачь кричит он, содрогаясь в плечах и прикрывая ладошками лицо. Больно молодое, по виду точно сверстник Такера. Только демон, Господи помилуй! Крэйг злится, ведь сам какую неделю не мог найти должного успокоения, а причина его бесконечных нервов плачет похлеще запуганного человека, прося не выгонять его. Абсурд, точно с ума съехал… Нервный смешок вырывается сам по себе, ненароком привлекая демона. Глаза мокрые, а сама глазница словно у кошки, смотрит внимательно, хоть и подавленно. — Чего ты хочешь? Все таки терпеливо спрашивает Такер, вдыхая поглубже и ожидая чего угодно от этого существа. — Х-хочу быть рядом, — Как мантру повторяет он, — Не хочу зла… Просто позволь. — Для чего? Свести меня с пути Божьего? Демон молчит, тупо лупя глазами и коготками скребя собственную кожу на руке. Так и знал. Все они из одного помёта, у всех одна цель. Почувствовав странное расслабление, Крэйг жмурится и открывает глаза уже лёжа на кровати в той позе, в которой засыпал. Это был сон? Слишком реалистичный, не похожий на другой, сознательный. Он прояснений никаких не дал, ведь все это могло быть полным бредом и игрой мозга, но… почему-то казалось все вполне реальным. Это напрягало, но не навлекало прежнюю панику. Тут спокойнее. Может, потому что он не один и в окружении любимых людей, а может, просто потому что не в его доме. Юноша жмётся, переплетая мягкие и редкие волосы сестры, что покорно сидит на мягком постельном и с упоением читает детскую книжку, привезённую прямиком из столицы. Отец имел отдельную полку для таких, ведь любил привозить когда-то маленькому Крэйгу такие презенты из большого города. Сейчас они перешли в руки Триши, ненароком вызывая у старшего брата лёгкую улыбку и чувство ностальгии. Все рассказы он знал наизусть. — Отец… Вы освещали мой дом? Издалека заходит он, чтоб убедиться в догадках. Сложно не думать о таком, когда ситуация точно не типична и напрягает до сомнений в собственной вменяемости. — Первым делом, — Кивает он аккуратно, но тут же одаривает сына тяжелым взглядом, — Тебя что-то тревожит? Слова застряли в горле. Что говорить? Признаться, да при сестре… Было просто невозможным. Потому он мотнул головой и продолжил плести косы на ночь, вникая в раздумья. Иконы там в каждой комнате, дом освещён… Какова причина появления твари? Встречаться во снах стало, Господи прости, обыденностью. Он, явно довольный тем что Такер увидел его и даже выслушал, не давал покоя и преследовал в самых обычных сновидениях, прерывая покой одним своим видом. Крэйг не пугается, держит лицо и разговаривает с предосторожностью, только вот демону это в радость — улыбается, кружится рядом и фразы постыдные бормочет. Кажется, Такер точно сходит с ума. В жизни все привычно светлое и полно веры, даже отродье редко подаёт знаки присутствия здесь, но Крэйг знает, Крэйг чувствует его тут, каждый взгляд и движение. А во снах может ощутить, что точно не есть хорошо, ведь это радовало демона и напрягало парня. — Х-хочешь узнать кем я был в той жизни? Снуется рядом, счастливый и ни капельки не нервный, как в первую встречу. Такер заметил, что появляется он за плешивый час до пробуждения и мешает расслабится в полную силу перед рабочим днём. — Нет. Строго выдаёт он, всматриваясь в лес перед ним. Ещё он понял, что их встречи часто проходили в одном и том же месте — на поляне где-то на окраине, где ни души и всегда дует слабенький ветер. Место воистину красивое, но было бы ещё лучше, будь оно явью и без этого существа, что докучает непосильно. — Я продавал кофе в столице, Крэйг!! У отца была, а может и есть, удивительно красивая кофейня, в ней такой вкусный кофе! Поезжай туда, сам убедишься, — Все равно продолжает он, укладываясь рядом и смотря то в голубое небо, то на сидящего Такера под боком. Тот не выражал ничего из эмоций, разве что толику раздражения и отвращения, но рогатого это ни капельки не смущало. Он был счастлив, но отобрал попытку быть счастливым у Крэйга. — Чего ты хочешь от меня? Что мне сделать, чтоб ты отстал? Задается вопросом который раз, желая наконец получить ответ и покой. И который раз демон молчит, с перекошенной улыбкой отщипывая от сорванного цветка лепестки. И каждый раз незабудка, красивый цветок, аж до тошноты. Хотелось задушить, запихать букет цветов в его глотку, стереть с лица довольное выражение — да вот демон сам дал на это разрешение, ведь это всего лишь сон, где он может ощутить, прикоснуться, совершить желаемое. И соврать, сказав что Крэйг не пробовал. Он делал это и просыпался, в те моменты обретая настоящее счастье, радость и искренне не знал, что такой исход радует демона даже больше их скупых диалогов. Ведь способность пойти на убийство в полностью сознательном сне вещь спорная, открывающая явно другие стороны личности любимого Такера. А это заводило. Каким бы не был хрупким он при жизни, кликаемый Твиком и «мальчиком замухрышкой», нутро демона выбивалось наружу. Симпатия переходит в одержимость, любовь — в желание овладевать. По другому у демонов не было и никогда не будет. Иногда ты и впрямь жалеешь, что не можешь нагрузить себя ночной работой. В церквушке посёлка нет смысла в ночных служениях, что огорчало и убирало какую по счету надежду. Ничто не может победить необычную жажду ко сну кроме работы, а ее не было, из-за чего со скрипящей душой ты вырубался в позднем часу, соприкоснись только голова с подушкой. Не замечаешь, как тобой потихоньку овладевают. А может и замечаешь, но остаёшься непосильным — молитвенник лежит прямо у койки, благо демон не может прикасаться к таким вещам, а заучиваешь и читаешь ты их по несколько раз на день, надеясь на лучшее. Но каждый раз видя, что они практически бессмысленны, а слова и действия демона только помогают избавиться тебе от щемящего чувства одиночества, как потихоньку начинаешь сдаваться. Вера… она всегда с тобой, но только при жизни, во сне она отсутствует, не помогает. Не читается, не вспоминается и не действует точно. Быть может, сон — это переходное место? Что-то между раем и адом, где ничего не карается и не имеет смысла. Не имеют смысла пустые слова демона, клянущегося тебе в любви и дарящего какую по счету незабудку. Не имеет смысла серьёзное и непоколебимое лицо, скрывающее волнение и некоторый интерес к происходящему. Интересно ведь послушать создание, что прибыло не из людского мира? Да… Наверное, да. Службу любишь и бережешь всем сердцем, хоть прихожане постоянно волнуются о твоём внешнем виде — уставший, с синяками под глазами и олицетворяющий собой одну большую слабость. Говорят, что помолятся за тебя, но тебе кажется все это ненужным, ведь в последнее время после пробуждения ты чувствуешь необычайную силу. Покой ты обрёл, но не ожидал, что он появится с присутствием демона в твоей жизни, во снах… Быть может, он и является этой важной деталью? Его разговоры больше не докучают, а присутствие даже радует глаз, ведь демон красив… Иногда он был забавным, когда чересчур нервничал и поправлял всю ту же белую рубаху, лёжа на спине и наблюдая за плывущими облаками. Ты наблюдал вместе с ним, косился. Принимал незабудку и миловался, ведь с пробуждением она пропадает. Так невинен и добр, точно ли демон? Ты не знаешь и знать не хочешь, с упоением погружаясь в сон. — С каждым днём ты красивее и красивее, — Смотрит на тебя лежащий рядом и краснеет необычайно, пока ты ловишь лучи заходившего солнца. Сегодня в вашем мирке закат наступает раньше, но поляна, внутри которой будто живет море светлячков тускнеет не быстро. Тут существуете вы оба, отсутствие веры и предосторожностей. Тут отсутствует съедающее одиночество, ведь рядом Твик. Его белые волосы привычно топорщатся и лохматятся на траве, вызывая дикое желание их пощупать. Такие ли они мягкие как кажутся? Когда это стало тебя волновать? Когда тебя стал волновать он сам? — Я бы хотел оказаться с тобой рядом при жизни, — Резкое движение с его стороны приковывает твоё внимание, а поворот к нему сулит столкновение носами — он близко, слишком близко. Сидит по левую сторону лицом к тебе, о твою подогнутую коленку облокачивается, а руку через пояс перекидывает, ставя ее по правый бок в зелёную траву упираясь. Обычно он более зажатый, но раскрепощённый на слова. Обычно он не такой… манящий. Молчишь, бегая от красных глаз до губ, проводя какую по счету тропинку от одного к другому. — Я бы подарил тебе столько незабудок, милый Крэйг, — Шепчет он, всматриваясь в голубые глаза. Он не такой, совершенно не такой упёртый, даже глаза его не бегают, не дёргаются, а руки не дрожат, — Будь ты моим… Он ближе и ближе. Ты выдыхаешь прямо в губы, не решаясь прильнуть. Он так же не спешит, касается слегка, обдавая жарким дыханием. Всегда пахнет цветами и чем-то неуловимым. Сон, всего лишь сон. Тот момент «между», когда все бессмысленно. Но точно не бессмыслен твой рывок вперёд, накрывающий тонкие и сладкие губы. Когда ты к этому пришёл? Когда ты сдался? Слыша полный удовольствия стон прямо в губы, ты чувствуешь своим языком его и падаешь в ощущение полного блаженства. Никогда такого не происходило в твоей голове, в груди, в животе, не было такого искрящего ощущения от одного лишь поцелуя. Твик не ведёт, поддаётся, ожидает. Ты рад тому что кто-то хочет, чтоб ты им овладевал. И совсем не понимаешь, что находишься в его руках. Ладони перемещаешь на лицо, оглаживая щеки и улыбаясь, будто это то самое, к чему ты шёл всю свою жизнь. Перемещаешься к шее, напряжённой, с выступающей венкой. Обводишь ее большим пальцем, подавляя желание уделить ей больше внимания языком, потому что сладкие губы слишком хорошо ощущаются с твоими, чтобы позволить разорвать их контакт. Твик благодарно мычит в губы, начиная отвечать более напористо. Так долго, но так приятно… Губы горят, но больше горят руки в желании спускаться ниже. Задевая ткань рубахи, руками метнуться под неё, придвинуть ближе, почувствовать жар и мягкую кожу, прощупать рёбра и вздымающуюся грудь. Его руки на твоих бёдрах, когда ты стал этому рад? — Крэйг, — Отодвигается он, облизывая и без того мокрые губы, — Дай мне больше. Непонятно лупишь глазами, точно отупев от нахлынувшего возбуждения и желания.

Дай мне больше, дай мне больше.

Слова в голове туда сюда снуются, будто осознавая суть. Он просит, ты выполняешь. Будто лишь по этой причине ты подаёшься вперёд, уверенно и непоколебимо нависая над лежащим на зелёной траве парне. Сейчас значительно темнее чем обычно, но ты все равно видишь его раскрасневшееся лицо, эмоции удовольствия и одежду, которую хотелось бы не видеть вообще. Когда ты стал так рассуждать? Когда тобой начала руководить похоть? Он сам притягивает тебя к себе за шею, заставляя упереться руками в траву и ответить на горячий поцелуй, что сносит башню покрепче раннего. Убирает руку и рубашку свою совершенно похабно приподнимает, открыто демонстрируя слегка впалый живот. Водит по нему коготками, царапает, зазывает. Он не такой, не такой…Твик не такой, как обычно. А что ты знаешь об этом «обычно»? Отрываешься от него и смотришь на сие действие сверху, все ещё сидя на нем и чувствуя его возбуждение. Движение навстречу по инерции и брови его к переносице сводятся, а рот в немом крике открывается. Нравится, ему нравится… А тебе? Ныряешь вниз и меж бёдер худых умещаешься, все ещё почему-то обтянутых тканью, живот целуешь. Хочешь всего и сразу, без передышки и тишины, грязно и с максимальным количеством удовольствия. Хочется его. Целовать тело, нежить в своих руках, губах. Никогда за собой такого не замечал. Мысли не крутились вокруг секса и демона, плетущего паутину из дешевых признаний в любви. Когда все это закончится? Есть ли этому конец вообще? И кто его положит? К лживым нескончаемым ли утехам ты шёл, Крэйг? Такер распахивает глаза в холодном поту, следом начав неконтролируемо задыхаться от резко душащего и колющегося воздуха, будто лёгкие скребли разъярённые коты. Не сразу понял, что оказался на голом полу, ведь ощущения внутри просто не дают подумать о такой мелочи. Лучи встающего солнца бьют в лицо, но он не видит их, не видит ничего кроме досок пола и молитвенника сбоку, почти под кроватью, дотянуться до которого мешает боль в суставах. Или сладостная истома? Ощущения непонятны и переменчивы, но осознание пришло быстро — его душа в нем. Сближение, воссоединение. Крики услады в голове и пульсация, пульсация во всем теле, валящая с ног и заставляющая сладостно ныть, кричать от получаемого удовольствия. Он чувствует как демон внутри мечется и вытесняется, но кажется, слишком крепко стоит на своём. Этим гадам никогда не занимать уверенности, они наглы и… привлекательны. Мысли кашицей, будто загнанные в бурю не могут сфокусироваться на чём-то конкретном, том светлом и разумном. Том, к чему Такер стремился всю свою жизнь. Взор не чист и туманен, кружит помещение и само тело, теперь уже такое ненужное. Стоны вокруг сменяются на крики, мученические и горькие, до яркой и острой боли в сердце, они заставляют глаза открыться ещё шире и панически схватиться за грудки, сжимая тонкую ткань рубашки в надежде вырвать существо из себя. Барабанные перепонки, кажется, лопаются, он точно не чувствует, но ощущения равносильны. — Мне… Нам практически удалось, куда ты делся, милый? — Лесть, от неё хотелось одновременно блевать и улыбаться подобно ребёнку, искренне и невинно. Такие души демоны любят, — Люблю, люблю, люблю тебя! — Ты…ничего не знаешь о любви, гад, — Язык словно острие, он вонзается в десна и зубы, заставляет кровоточить. Изо рта хлынет кровь, четкий привкус железа и липкость, все это не более чем галлюцинации, что Крэйг с трудом пытался понять. Он впервые за все это время осознал, что делает. И к сожалению, практически у подножья горы. — Ты глупый, глупый, глупый! Демон буквально щебечет изо всех щелей, не позволяя закрыть уши и избавиться от сладкого голоса. — Ты сам, сам позволил этому случиться! Неужели ты против? Хотелось заглянуть в дьявольские зенки, но Такеру стоило бы побояться собственных желаний, ибо красные глаза из неоткуда тут же оказались перед ним, а зрачки, точно кошачьи, расширяются переодически и намекают на состояние охоты у демона. — Уйди, Твик, ты ведь не хотел делать мне больно, — Шипит парень, уже не чувствуя вкуса стали во рту и штыков. Привык? Вряд ли. — Не хотел! Очень не хотел, но… для этого нужно забрать тебя с собой! Молитвенник прочтённый ранее подсказывал, что даже мизерное просветление сознания означает истощение дьявольских сил. Немного совсем, но маленькими шажками можно было выйти из состояния мук и страданий. Тело ломило, но к ощущениям снова возвращалась та сладостная дрожь. Он не может угомониться… Твик слишком слаб для погружения в другое тело и полное его овладение? Или что происходит с этим отродьем? — Тебе это не нужно, Твик, — Едва ли не стоном произносит Крэйг, содрогаясь от получаемой ласки буквально всего тела. Мурашки заполоняют бледную кожу, а пальцы отчаянно скребут старые половицы, оставляя следы. Хоть что-то, лишь бы не утонуть в горячих и неожиданно ласковых дьявольских руках. То, до чего он не дошёл во сне. А дойди, что случилось бы? Эти скитания до добра не доведут. Такер верен, верен своей воле и правилам, хоть и разум был помрачен ранее, сейчас демон слабеет ощутимо, но полную его капитуляцию это не означало. — Отправься со мной, чего тебе тут брать? Вместе мы останемся в вечном сладком и будем любимы, — Демон гнёт дальше, вызывая лишь необычайную боль в груди и невозможность стоять даже на четвереньках — Такер падает на живот и переворачивается на спину, чувствуя, с каким усилием удалось сделать даже подобное. Он выстоит, он сильнее. В уголках глаз собираются слёзы, вызванные то ли специально, то ли чем-то подсознательным, пока оно ещё есть. Всё это искушение, поддаваться которому категорически нельзя, ведь сделанная ранее ошибка несёт столь видимые последствия. Как же больно… Слёзы стекают по порозовевшим щекам, капая на доски и будто показывая истинные переживания демона внутри. Его голос отовсюду, его глаза и белые космы, помятая рубаха и руки, нервно перебирающие лепестки цветка. Невыносимо больно, глаза не видят ни единой трещины на полу из-за наливающихся слез, только приевшийся за эти дни силуэт, что остаётся лишь ведением. Такер мучается непозволительно сильно, а гадкая — что? душонка? совесть? вряд ли… — демонишки растрогалась не меньше. Воет, царапает половицу рядом с содрогающимся телом Крэйга и оставляет своими когтями прорези. — Мы вновь почувствуем друг друга, коснёмся, ведь это так… так приятно! — Где-то над ухом, будто тварь и правда ходила рядом, а не вещала изнутри собственного помутневшего рассудка. Резкая тишина, показалось, что оглушили точно. Нужно было подтянуть к себе молитвенник, пока все не вышло из под контроля и мозг совсем не поплыл. Снова встав на четвереньки и медленно, но уверенно подползая к волновавшему сейчас объекту, Крэйг не понимает внезапное затишье, но оно его точно не останавливает.

Забудь о боли, забудь о слезах и той усладе во сне. Читай молитву, полностью отдаваясь вере и устоям, не смотри назад, там — вечные муки, подтверждаемые слезами демона. Читай, чувствуя что задыхаешься и как существо внутри мечется, читай, пачкая каплями старые страницы молитвенника. Думай о праведном близком, о лучшем. Не позволь ему заполнить тебя. — П-прости! Я не хотел!! Я поддался обличию… Прости, прости! Слушай рёв изнутри, утирая слезы с щёк и забывая все пройденное. Не верь его зову, верь только словам об уходе — демоны никогда не врут о покидание тела. Чувствуй, как возвращается слух и чистота зрения, дающая увидеть не только буквы, но и бороздки от когтей рядом с собственной рукой. — Я больше не потревожу! Прости, прости меня! Ощущай лучи вставшего солнца, избавляйся от удушающего состояния и мук тела, не позволявшим тебе сделать лишнее движение. Услышь пение птиц за распахнутым окном, пробуждение всего живого, пробуждение былого себя. Прими.