you’ve gotta get up and try

      -Я Паудер, - говорит она, размазывая слезы по грязному личику. В руках – старый плюшевый кролик, она прижимает его к потрепанной и порванной одежде. Она не позволит его отобрать! Но великан перед ней смотрит дружелюбно. Он даже улыбается. Протягивает руку, но неопасно – ладонью вверх. Так не ударить, не схватить. Что он от нее хочет?       -Я Вандер, - говорит великан. И на самом деле он совсем не страшный. Может быть, глупый, но это ничего. Она тоже глупая. Но ещё она маленькая и слабая. А он – большой и сильный. Может быть, он защитит ее?       Паудер вцепляется маленькой ладонью в его крупные грубые пальцы, просительно заглядывает в глаза. Ты ведь не злой? Ты не обидишь меня? Великан Вандер просто улыбается. Улыбка – это его ответ почти на все ее вопросы. Иногда теплые объятья. Паудер может спрятаться в них целиком. Так, чтобы наружу, в недружелюбный мир, торчали только две длинные голубые косы. Конечно, иногда он говорит. Хвалит ее неуклюжие рисунки, добродушно отчитывает за проказы. Рассказывает сказки. Скорее всего, собственного сочинения – они такие же неловкие и неправдоподобные, как и ее картинки. Что-то про страну, где дети играют, вместо того, чтобы добывать себе пропитание, взрослые не ссорятся и не дерутся, семьи не распадаются, а влюбленные всегда остаются вместе.       -Может, это Пилтовер? – подсказывает как-то Паудер Вандеру, который как бы не может вспомнить название этой волшебной страны. Вандер улыбается и качает головой.       Он не рассказывает ничего о своем прошлом, а Паудер взамен не говорит ничего о себе. У них что-то вроде молчаливого соглашения. Есть только сейчас. Возможно, ещё будущее. А прошлое умерло, и нечего о нем вспоминать.       Паудер обустраивается у него – в большом уютном баре с парочкой комнат на втором этаже. Это то место, которое можно назвать домом.        К нему часто приходят друзья. Их много, они все хлопают Вандера по плечу, заказывают много выпивки и каждый раз с боем отвоевывают свое право заплатить за нее. Есть среди них добродушные, вроде толстяка Бензо – хозяина лавки через несколько кварталов отсюда. Есть загадочные и мрачноватые, как крепкая и широкоплечая Севика. Хотя, на самом деле, Севика одна в своем роде. Она сидит где-нибудь в углу бара, в полутьме хорошо видно алый кончик ее сигары. Некоторыми вечерами Вандер оставляет шумную веселую компанию и подсаживается к ней. О чем они разговаривают, Паудер не знает. Должно быть, о прошлом, том, о котором Вандер не говорит с ней. Оно у них вроде как общее. Так шепотом сообщают ей друзья Вандера. Говорят, они когда-то были семьёй. Севика, Вандер и кто-то третий.       -Его звали Силко, - говорит ей Бензо, поднимая и усаживая на стул рядом. – Они втроём были всегда вместе, как ты со своим ушастиком. А потом его не стало. Миротворцы…. Бедняга Вандер. Он видел это собственными глазами. И потом семья распалась. Но это ничего, теперь у него есть ты.       Паудер смотрит серьезно и ответственно. Теперь она семья Вандера, она должна быть для него… какой-то особенной? Поддержкой и опорой? Отрадой? Черт вообще знает, что это значит. Паудер сползает со стула и подходит к ним. К тем, кто негромко переговаривается в углу. Вандер замечает ее, мнущуюся рядом. Тепло улыбается. Паудер смотрит на Севику. Она выглядит большой и страшной, как и Вандер поначалу. Она такая же мягкая внутри?       -Это Паудер, - говорит Вандер.       Паудер прижимает кролика сильнее. Севика хмыкает. И треплет ее по голове.       Бродить по улицам Зауна куда приятнее, когда ты знаешь, что тебе есть куда вернуться. «Последняя капля» – приветливо горит вывеска, проводя Паудер через темные грязные лабиринты. А ещё на площади стоит огромная фигура. Два человеческих роста – для Паудер она просто до небес. Она тоже пугает Паудер поначалу. Худая, с нахмуренными бровями и длинным носом, собранная почти что из металлолома. Она стоит в фонтане посреди площади. Повернута к Последней капле, но смотрит куда-то внутрь себя.       -Это Силко, - указывает на статую Бензо. – Памятник и символ всех наших жертв, всех жизней, которые мы отдали Пилтоверу. Когда-нибудь мы спросим за них.       -Дядя Силко, - бормочет Паудер, обнимая старенького кролика.       Она бродит по Зауну, не думая о том, что сегодня уснет голодной. Паудер не боится страшных грязных разбойников, которые липнут к краям улиц. Она знает, что есть кто-то, кто не даст ее в обиду. Она почти спокойна.       Она счастлива.