ОАЗИС. АКТ II. СИМФОНИЯ ПЕЧАЛЬНЫХ ПЕСЕН

ШПИННЕ

1898 год

Старшему сыну: 13 лет

Младшему сыну: 5 лет

— Отто, мы опаздываем на автобус, позавтракайте и займитесь чем-нибудь. Да, и не забудь про таблетки. — Мам, я не хочу в школу! — Удо дёргал за рукав. — Там скучно! Мне не нравятся физика и физкультура. Я сидел в дверном проёме комнаты. Я всегда тут сидел, чтобы понимать, что происходит и о чём разговаривают на первом этаже. — Удо, ты же самый умный в классе! Что значит, тебе не нравятся ? — папин голос. — Они бесполезны, пап! Зачем мне физика и физкультура? Я не люблю бегать! — Когда-нибудь они пригодятся в жизни. — Потом поговорите. Удо, бери портфель и иди на улицу, нам ещё двадцать минут добираться до автобуса. Отто, не забудь про завтрак и таблетки. Мама поцеловала папу на прощание и ушла. Папа посмотрел на второй этаж. — Иди умываться и садись есть кашу. Я ковырялся ложкой в тарелке. — Сынок, ешь. Нельзя пить таблетки на голодный желудок. Я не хотел есть кашу. Мне она не нравилась. Папа напротив меня читал бумаги. Играло радио. Последние несколько недель папа не уезжал на работу. Я слышал, что он будет работать дома, поэтому почтальон приносил больше газет. — Когда мама подстрижёт тебя? — папа подкурил сигарету спичкой. — Ты уже оброс. Сегодня. Мама стригла меня каждые две недели. — Поел? Я отставил тарелку с кашей и допил чай. — Иди наверх и подделай что-нибудь. Я лежал на кровати и смотрел в потолок. Божья коровка ползла по деревяшкам. — Что делаешь? — папа пришёл. Я сел и повернулся к окну. — Сынок, таблетки. Я не хотел их пить. Они горькие. Папа сел рядом лицом к окну: — Что-то в этом есть. Сидеть и смотреть. Не замечать никого вокруг. Быть наедине с самим собой. Я не один, со мной синица. Она разговаривала на улице. — Пообедаешь или тоже откажешься? Вторую тарелку супа я, конечно, съем, но тогда ты останешься голодным до ужина. Мама с Удо приедут к четырём часам. Мама отвезла Удо в школу. Пока он там, она гуляла по городу. Уроки заканчивались, они возвращались домой. — Сынок, я не хочу давать тебе таблетки. Папа закрыл окно шторами. Синица скрылась, но я слышал её голос. Он изменился, стал громким. — Не надо, чтобы нас увидели соседи. Я открою шторы. Потом. После. Когда потом и после чего? Папа расстегнул пуговицу на брюках и снял подтяжки. Что он сделает? — Я тебя очень люблю. Запомни навсегда. Ты — мой особенный сын. В два часа мы пообедали. Я съел тарелку супа, за что папа меня похвалил. — Оставь, я помою. Иди погуляй на улице. Шпи́нне — собака Удо. Я был совсем маленьким, когда папа принёс щенка немецкой овчарки и подарил Удо, чтобы заботится. Два года Удо никого не подпускал к Шпинне. Сам кормил, убирал за ней, мыл, иногда отпускал с цепи. Шпинне большая и шерстяная. Из-за меха её часто путали с медведем, из-за страха к нам редко приходили гости. Мама боялась Шпинне и не подходила к ней. Удо выращивал сторожа и защитника, у него хорошо получалось. Мне нравилась шерсть, хотелось погладить Шпинне, но Удо накричит, если я потрогаю его собаку. Но Удо не было дома. Я медленно подходил к будке. Шпинне лежала и следила за мной, не рычала. Она не страшная, как думал Удо. Когда я подошел, Шпинне села. Принюхалась и лизнула лицо. Не страшная, не укусит. Я запустил ладонь в шерсть, Шпинне заурчала и легла на спину. Я почесал ей живот и шею. Она меня облизала. Я ушёл домой, зная, что теперь у меня появился друг. Я буду ходить к Шпинне и подкармливать её, когда Удо нет дома. — Сынок, надо постричься. В шесть часов вечера мама зашла в комнату с тарелкой пены и острым лезвием. Я переставил стул к кровати и сел. — Мне уйти? — Нет, Удо, делай уроки. Мы тебе не помешаем, и ты нам тоже, — мама намазала голову пеной и провела лезвием. — Зачем ты часто его стрижёшь? — спросил Удо. — Под бритву. Меня так не стрижёшь. — У тебя другие волосы, светлые, как у отца, а у твоего брата тёмные, как у меня. — Это не объясняет, зачем ты стрижёшь его каждые две недели. — У него вши. — Фу! Хорошо, что я к нему не прикасаюсь! — Они появляются, когда волосы отрастают. — Когда он вырастет, ты продолжишь стричь его? Нельзя вывести вшей? — Даже когда он вырастет, он будет бриться налысо. Мама закончила брить меня и позвала ужинать. — Видела сегодня маленькую Бассо. Очень миленькая. У девочки грива, как у отца, а ей всего годик. — Где ты её видела? Не замечал, чтобы Бассо гуляли, — отметил папа. — Орнелла выходит с девочкой на задний двор. — А Калисто? — Работает. В семье ребёнок, естественно, им нужны деньги. — Как же они назвали дочку? — Лаура. Лаура Бассо. Красиво звучит. По-итальянски.

***

1900 год

Старшему сыну: 15 лет

Младшему сыну: 7 лет

— Какая она очаровательная, Орнелла! — Спасибо, Беата, — соседка взяла на руки тёмноволосую девочку. — Ей — три годика, а она уже подняла весь дом. Не знаю, что делать с проказницей. — А ничего не сделаешь. Она — ребёнок, пусть и ведёт себя как ребёнок. Наши дети быстро растут, не успеешь оглянуться, как дочка пойдёт в школу. — Ваш младший сын в этом году пойдёт в первый класс? — Мы с Отто ещё не решили. Семь лет, пора бы, но, наверное, я не готова отпустить его. — Он так и не разговаривает? Мама покачала головой. Я стоял у окна на втором этаже и подслушивал. — Она очень похожа на тебя, Орнелла. — Цветом глаз. От Калисто она взяла самое красивое. — Да, у него появилась конкурентка. Они засмеялись. Мама потрогала кудряшки на голове девочки. На улицу выбежал Удо. — Удо, иди сюда! Посмотри, какая у тебя новая соседка. — Здравствуйте, — поздоровался брат с соседкой. — Здравствуй, Удо. — Это Лаура, — представила мама девочку, — твоя будущая невеста. Удо изменился в лице, скривил губы: — Она маленькая и кудрявая. Она — ребёнок, а я взрослый. Я не собираюсь жениться. Его слова затронули соседку и маму. Удо попрощался и ушёл. — Не обращай внимания, Орнелла. Мальчишка, да и только. — Сколько ему? Пятнадцать? Мама кивнула. — Тяжёлый возраст. Удо считает себя взрослым, но когда столкнётся с принятием взрослого решения, вновь станет маленьким мальчиком. — Удо — хороший мальчик. Имей в виду, Орнелла, я не против породниться. — Я запомню, Беата. Мама попрощалась за ручку с маленькой девочкой и ушла на огород, а соседка осталась стоять у забора с кудрявой дочкой на руках. Орнелла опустила её на землю, и та побежала, чёрные кудри запрыгали вместе с девочкой. У неё очень красивые волосы. На следующий день я вновь увидел соседку с девочкой. Ходил вдоль забора, считал колышки. — Привет, — поздоровалась Орнелла. Я молча смотрел на высокую женщину и маленькую девочку с мамиными глазами. — У тебя красивые глаза — синие. Они темнее, чем у твоего брата. Вы не похожи. Ты совсем другой. Я убежал, испуганный её словами. Мне никто подобного не говорил. — Что, завёл подружку? — Удо кормил Шпинне. — Правильно, она маленькая и не понимает, что ты — дурачок. Не знает, что ты — идиот. Или тебе понравилась её мама? Нашей недостаточно? Теперь Орнелла будет брить голову и кормить кашей с ложечки? Со временем ты и семейству Бассо станешь обузой. Я сжал кулаки от злости. Слова Удо мерзкие. Мне хотелось ударить его, поэтому я пошёл к будке. Шпинне оторвалась от миски, зарычала. Удо натянул цепь. — Не дури и не подходи к собаке! Я не слушал, шёл прямо. — Удо, держи собаку! Сынок, стой! Не подходи к ним! Удо, держи собаку, я сказал тебе! — кричал папа за спиной. Я подошёл к будке. Шпинне сильнее зарычала, забыла про миску, от злости еда вываливалась из пасти. Удо крепко держал цепь. Звенья рвали кожу на ладонях, ботинки утопали в песке. Удо взрослый, но он не сдержит Шпинне. — Удо! Удо! — крики папы ближе и громче. Удо не сдержал цепь. Шпинне сорвалась, повалила меня и вгрызлась в шею. Папа ударил по морде, второй раз ударил и пнул в бок. — Пап, не надо! Не надо! — просил Удо. — Она больше не укусит! — Я сказал держать собаку! Почему не остановил брата?! Горло очень болело. Мне стало трудно дышать. — Я просил не подходить, но он не слушал! — Сынок, посмотри на меня, — папа поднял на руки. — Всё будет хорошо. Скоро не будет больно. Держа меня на руках, папа пнул миску и обратился к плачущему на стонущей Шпинне Удо: — Попрощайся с собакой. В больнице мне наложили много швов на шею. Через пару часов мы с папой вернулись домой. — Всё хорошо? — папа подвинул стакан молока. — Как ты себя чувствуешь, малыш? Очень больно? Скоро пройдёт. Из гостиной доносились крики мамы и плач Удо. — Возьми молоко и иди полежи в комнате. Хорошо? Поспи, во сне боль проходит. Проходя мимо гостиной, я не взглянул на Удо. На втором этаже две жилые комнаты. В одной мы жили, вторая для взрослого Удо. Третью комнату с пианино и книжными шкафами папа называл игровой. Удо часто сюда ходил, чтобы почитать. На пианино никто не играл. Мама говорила, что оно осталось от бабушки-пианистки, а дом достался от бабушки с дедушкой. На первом этаже кухня, родительская комната, гостиная и папин кабинет. Я редко заходил в игровую комнату, но в этот раз она меня тянула. Я не умел играть на пианино, но почему-то хотел научиться. В нашем доме постоянно звучала музыка из проигрывателя, но никто не создавал музыку сам. Я открыл крышку и провёл пальцами по пыльным чёрно-белым клавишам. На полках шкафа нашёл нотные книжки. На улице кричал Удо. Чтобы его не слышать, я без разбора нажимал на клавиши, не понимая, какую ноту играю. Если научусь, превращу отдельные звуки в нечто цельное и бесподобное. Как фокусировать взгляд на деталях и резко увидеть полную картинку. Результат будет непредсказуемым. Я запоминал ноты и сопоставлял их с клавишами, когда в игровую зашла мама. — Нашёл своё призвание? Я замер и прекратил играть. На улице дикие вопли Удо и Шпинне. — Твой отец тоже творческая личность. Видимо, его гены вновь проснулись в тебе. Она переставила стул ко мне. Истошный крик Удо и Шпинне. Мама сильно закрыла глаза. — Сыграй мне что-нибудь. Я хочу слышать музыку.

***

— Пап, прошу, не надо! Отец ударил меня по щеке: — Защищал семью от врагов? Воспитывал собаку как убийцу и охранника? — Пап… Удар. Кровь пошла из носа. — Ты ждал опасности извне, но твоя собака стала опасностью для семьи! — отец схватил за шиворот рубашки и потащил на улицу. — Пойдём. Ты же взрослый? Пора становиться мужчиной, Удо. Шпинне спряталась в будке. — Попрощался с собакой? — Нет! Папа! — А я ничего с ней не сделаю. Не переживай, — он ударил меня животом о будку. — Давай, попроси её выйти. Шпинне слушается только тебя. — Она не выйдет, — я захлёбывался слезами, — ей очень больно. — Позови по-хорошему. Я попрошу у неё прощения. — Шпинне, — я наклонился над будкой, — выйди, пожалуйста, тебе не сделают больно, обещаю. Выйди, а потом пойдёшь обратно, и я тебя не потревожу. Она скулила. Кажется, отец сломал несколько рёбер. — Умница, — отец гладил по холке. — Прости, я не хотел, но у меня не было выбора. Были бы у тебя щенки, ты бы так же поступила, — он отошёл. — Отстегни от цепи и сними ошейник, Удо. — Зачем? Чтобы отпустить? — Снимай. Я выполнил просьбу. — Обмотай цепь вокруг её шеи. — Что?! Я не буду этого делать! — Обмотай цепь вокруг шеи! — от злости он плевался слюнями. Я посмотрел на цепь в руках. Отец не разрешит отпустить Шпинне на волю. У меня началась дикая истерика. — Так поступают мужчины?! Они плачут, Удо?! Я помотал головой и кинул цепь: — Не буду этого делать! Не убью собаку! Отец подобрал её и подал мне: — Твоему младшему брату наложили пятнадцать швов на шею. Эта зверюга чуть не вырвала гортань. В будущем когда твоего сына или дочь покалечит собака, ты меня поймёшь. — Он сам виноват! Он подошёл к ней! Я предупреждал! — Твоему брату — семь лет, тебе — пятнадцать. Кто из вас сильнее и мудрее? Мне всегда казалось, что ты. Как старший брат ты обязан защищать младшего, чтобы он ни делал. Прими его. Поступи не взросло, а мудро. Это случайность. Это же просто случайность!.. Я обвил цепь вокруг шеи Шпинне и прошептал на ухо: — Никогда не прощай меня и помни, я на твоей стороне. Цепь погрузилась в густую шерсть, Шпинне заскулила. Я старался задушить быстро, но не получалось. Собака сопротивлялась, мне не хватало сил затянуть цепь. От скулежа руки не слушались, пальцы скользили. Я закричал со злости и туже затянул цепь. Шейные позвонки треснули, скулёж смолк. Тело Шпинне обмякло и упало на песок. Металлические звенья цепи глубоко вонзились в кожу. У меня больше нет собаки. — Молодец. Это мудрый поступок, — отец направился в сарай. Я снял цепь и пригладил шерсть на шее. — Закопай свою собаку, — он передал лопату. Я похоронил Шпинне под клёном в лесу. Брат лёг спать, а я не мог сомкнуть глаз. Пахло шерстью и кровью Шпинне. Кошмары будут преследовать меня всю жизнь. — Я не возьму своих слов назад, — произнёс в темноте и тишине, но брат слышал. — Я только что убил своими руками собаку, но не стану монстром, а ты станешь, хоть и не убивал кошку. Я больше никогда никого не убью. Обещаю.