Покажи мне любовь

Ранним утром среды Хёнджина будит настойчивая трель входящего звонка. Он с трудом раздирает сонные глаза, пока телефон продолжает разрезать рассветную тишину, и проклинает себя за недальновидность — в конце концов, заснуть удалось всего пару часов назад и просыпаться в пять утра у него не было совершенно никакого желания. Он вяло трёт веки до тех пор, пока взгляду не удаётся сфокусироваться на висящей напротив постели над комодом картине, после чего тянет руки и ноги, со стоном недовольства разминая уставшее тело. — Хёнджииииин, — в шуршащих складках белоснежного атласного одеяла раздаётся слабый женский голос, и сердце Хвана летит вниз, пробивает фундамент здания и попадает прямиком в пылающий котёл в самом центре его личного ада. — Выруби уже свой чёртов будильник, господи, я хочу спать. Ноэль подтягивает одеяло до подбородка и поворачивается к парню, закидывая колено поверх белой смятой ткани и выставляя аккуратную ножку напоказ. Безмятежно скользит взглядом по напряжённому лицу Хвана, в то время как шестерёнки в его голове скрипят от напряжения — он никак не может поверить, что смог вот так вот облажаться и пустить мелкую Ли в собственную постель. Чем он вообще думал? А главное, как от неё избавиться, не испортив отношения ни с ней, ни с её братом? Немного легче становится, когда его взгляд цепляется за футболку, прикрывающую острые плечи девушки, а сам он осознаёт, что всё это время лежит в домашних спортивках и, похоже, что и в нижнем белье тоже. Допустим, всё не так плохо… — Джинниииии! — вновь недовольно тянет Ноэль, крошечным кулачком выныривая наружу и толкая Хвана в плечо. — Будильник! Вытянув руку и подхватив телефон, Хёнджин с прискорбием понимает, что это звонит не будильник. Упирается взглядом в имя звонящего и буквально видит, как за окном горит не перламутрово-лиловый рассвет, а дружба с Минхо, сгорая в адском пламени его ошибок. — Это не будильник, Ноа, — отбросив свою половину одеяла, Хван поднимается на ноги и оборачивается в поисках изумрудного халата, так не вовремя исчезнувшего из поля зрения. — Это твой брат. Ноэль застывает. Не дышит. Не моргает. Но вместо того, чтобы судорожно искать себе оправдание перед Хо, всё её внимание сосредотачивается на стоящем напротив Хёнджине — на его, пусть и хмуром, но всё ещё чертовски красивом лице. На длинной шее, обнажённую кожу которой щекочут кончики волос небрежно спутавшейся причёски. Взгляд спотыкается о выступающие ключицы — те самые, которые всё ещё бесконечно сильно хочется целовать миллиметр за миллиметром, скользит по мужской груди, застывая на маленькой очаровательной родинке, изящно оставленной кем-то прямо у солнечного сплетения. Вот бы коснуться… — Ноа! — привлекая внимание девушки слишком резким тоном, Хван натягивает ветровку и застёгивает молнию почти до самой шеи. — Иди к себе в комнату. Мне надо ответить, — кивая в сторону замолчавшего телефона, парень отворачивается к панорамному окну, скрещивая руки на груди в ожидании, пока его оставят в одиночестве. — Пожалуйста, — добавляет мягче, но настолько тихо, что сомневается, что его услышали. Застыв у окна, Хёнджин слушает копошение позади — воображение рисует плавные, воздушные движения крошки Ли: представляет, как она босыми ногами спрыгивает с тёплой постели на прохладный от работающего кондиционера паркет, морщит носик от неприятного покалывания в ступнях и неловко переминается с ноги на ногу в поисках оставленных ею вещей. Поэтому, когда маленькая ладонь касается его плеча, Хван вздрагивает от неожиданности и резко оборачивается, уже открыв рот для очередного приказа. Но вместо этого молчит в нерешительности, утопая в синеве встревоженного взгляда. — Ты ему расскажешь? — смотрит снизу вверх из-под полуприкрытых ресниц Ноэль, нервно покусывая нижнюю губу, отчего Хёнджину хочется притронуться к ней — лишь бы та прекратила измываться над собой и его выдержкой. Лишь бы вновь почувствовать бархат чувственных губ на себе. — Нечего рассказывать, Ноа. Ничего не было, — вместо этого режет Хван, игнорируя острую боль, пронзившую грудную клетку. ...Не было этой ночью трепетных прикосновений рукой к руке у кромки реки на набережной, не было звонкого девичьего смеха Ноэль, не было оттаявшего сердца Хёнджина, впустившего в себя непривычно нежные чувства, забытые под весом постоянных one-night-stand свиданий, коими он баловался последние чёрт знает сколько лет, совершенно не пытаясь отыскать в себе нечто глубже, чем просто одноразовый перепихон. И не было момента у дома перед массивными дверьми жилого комплекса, когда глаза девушки блестели так ярко, словно сотни звёзд рассыпались в необъятном океане её взгляда на мириады осколков. И не было попытки неловкого подросткового поцелуя — Ноэль не привстала на носочки, чтобы коснуться губами растерянного Хвана, не оставила невесомый поцелуй в уголке его губ и не скрылась за тяжёлой дверью, с лучезарной улыбкой приветствуя сонного швейцара посреди грёбаной ночи со вторника на среду.... — Хорошо, — опустив взгляд, девушка подбирает с пола брошенный ночью чёрный клатч, лежащий прямо у ног Хёнджина, и, схватив с прикроватной тумбы всё ещё выключенный мобильный, выходит из комнаты. Уже оказавшись в просторной гостиной, Ноэль худощавыми лопатками прижимается к холодной стене. Сердце предательски ноет, глаза покалывает от накатывающих слёз, но девушка проглатывает обиду, уверенно распрямляет спину и, бросив короткий взгляд в сторону произнесённого Хваном «Минхо, не ори, блять, я только проснулся», скрывается за дверью гостевой спальни.

*****

Среда пролетает незаметно. Ежедневник Хвана разрывается от бесконечного количества встреч разного масштаба и степени важности. Он делает всё, чтобы было как можно меньше возможности возвращаться в пентхаус: встаёт пораньше, чтобы отправиться в спортзал, а сразу оттуда — в офис при галерее, владельцем которой и является; не возвращается обедать домой, хотя почти всегда делал это, когда выдавался свободный час в обеденный перерыв; задерживается допоздна за отчётами, планированием и сметами будущих мероприятий, а, вернувшись глубокой ночью домой, принимает душ и продолжает работать, закрывшись в собственной комнате. Хёнджин понимает, что ведёт себя как мальчишка. Но, игнорируя проблему, ему хотя бы на время удаётся отвлечься и убедить себя, что всё произошедшее с появления Ноэль в его жизни и квартире — всего лишь случайность, неудачное стечение обстоятельств, и взгляд её ледяной манит только потому, что она — его запрет, скрытый за семью печатями. Вот только полностью выбросить из головы мягкий голос, пронизывающий взгляд и невинную улыбку не получается, и Хван возвращается к ним миллион раз на день — будь-то во время работы с документами, когда цифры на бумагах смазываются в нечёткое пятно, рисуя перед взором тонкие, правильные черты лица, или во время телефонного разговора с очередным меценатом, пытающимся продвинуть выгодные ему и не выгодные Хвану условия будущих мероприятий в галерее. Шёл бы он ко всем чертям со своими деньгами и требованиями, но Хёнджин терпеливо слушает, предлагает компромиссы, выдвигает альтернативные предложения, лишь бы не срывать сделку и на подольше застрять в собственных мыслях, где его каждую минуту ждёт хрупкая и невероятно привлекательная юная особа. В четверг утром Хван замечает, что из шкафа пропала одна из его домашних футболок. Ухмыляется, думая, спала ли в ней Ноэль или прихватила ту для выхода на улицу под палящее солнце. Чувствует, как сердце на мгновение спотыкается об эти мысли, представляя мягкую ткань, льнущую к её слегка взмокшему от жары телу. Вспоминает, что девчонка рванула в Сеул с одним единственным рюкзаком, после чего от руки пишет небольшую записку и оставляет её вместе с банковской картой на кухонном столе.

«Сходи в COEX, купи всё, что тебе нужно. Футболку можешь не возвращать.»

И дорисовывает дурацкий смайлик. Просто так. Потому что стоит посреди пустой просторной кухни, утопая в отражении утреннего солнца от блестящих поверхностей мебели, и улыбается как влюблённый подросток, а самому хочется провалиться сквозь землю, чтобы убежать от этого необъяснимого, до тошноты раздражающе приятного чувства, которое липким, густым сиропом заливает воспалённые копошащимися бабочками лёгкие. Бросив короткий взгляд в сторону гостевой спальни, Хван подхватывает спортивную сумку со сменной одеждой и, аккуратно прикрыв за собой дверь, вновь растворяется в будничных проблемах. Из рабочих мыслей его то и дело выдёргивают уведомления из банковского приложения, который Хёнджин сначала усиленно игнорирует, а после — с интересом изучает. Несмотря на огромное количество брендовых магазинов, Ноэль всё равно выбирает простой масс-маркет. Более того, младшая Ли тратит совершенно невообразимые суммы, вынуждая Хвана недоумевающе хмурить брови — поход за продуктами для ужина иногда стоит ему дороже, даже без учёта выбора привычно дорогого виски. Хёнджин достаёт телефон и быстро набирает короткое сообщение: Hyunjin: Ты уверена, что тебе будет достаточно нескольких пар носков? Купи нормальную одежду, хватит крошить деньгами в заре и эйчендэме. Noelle: А ты не подсматривай. Noelle: Какой твой любимый цвет? «Цвет твоих глаз», — неожиданно для себя думает Хван, пока пальцы печатают нейтральное «тёмно-зелёный». Хёнджин откладывает телефон в сторону, возвращаясь к календарю на экране ноутбука. Глазами пробегается по назначенным на следующую неделю встречам и искренне удивляется тому, в каком бреду он был, ставя их одну за другой. В некоторые дни не остаётся времени не то, чтобы на обед, но и, кажется, на простой вдох — настолько впритык наставлены события и задачи. Более того, к своему ужасу он замечает понедельничный ужин с Ким Хисон, на котором Хван должен защитить подробный план мероприятий на третий и четвёртый кварталы текущего года. — Блядство, — понимая, что у него нет не то, чтобы готового плана, нет вообще никаких достойных идей, парень с силой трёт виски, локтями до ноющей боли упираясь в шершавый рабочий стол. Телефон, лежащий слева от ноутбука, вибрирует, вырывая из вороха самобичевания. Хёнджин, не задумываясь, открывает переписку и со звенящим треском роняет челюсть на пол. На экране Ноэль во всей красе. В примерочной. В нижнем белье. Тёмно-матьего-зелёного цвета. Noelle: Какое тебе больше нравится? Хёнджин не может посчитать, сколько секунд проходит до тех пор, пока к нему не возвращается дар речи, а к его пальцам — возможность печатать. Не может прикинуть, сколько раз набирает ответ и стирает его, не в состоянии подобрать нужных слов. Всё его внимание сжирается юным, худощавым телом, слишком ненавязчиво прикрытым изумрудной кружевной тканью. Пока пальцы Хвана судорожно набирают всё новую и новую вариацию ответа, взгляд его сосредоточен на просвечивающихся сквозь тонкую ткань ареолах сосков, изгибе тонкой талии, на изящных бёдрах и манящем просвете чуть ниже; на ножке, игриво выставленной вперёд, чтобы подчеркнуть плавность и гибкость девичьего тела. Какого чёрта она творит? Какого чёрта он не может отвести взгляд и вернуться к работе? Какого чёрта он на полном серьёзе думает вызвать такси и рвануть в торговый центр, чтобы прямо там показать, какое кружево ему нравится больше и, что самое важное, где ему самое место — точно не на теле Ноэль. Потому что там должен быть Хёнджин. В этой чёртовой раздевалке стоять рядом с ней — целовать крохотную ложбинку между обхваченной его руками грудью, языком изучать податливое тело, срывать стоны с припухших от его настойчивых поцелуев губ, быть там — во власти похоти и страсти, питаясь её неопытными провокациями. Но Хёнджин вовремя одёргивает себя, прогоняя с кончиков пальцев колючее желание написать водителю. Hyunjin: Почему бы нам не спросить у Минхо? Отправив сообщение, с тяжёлым вздохом бросает телефон экраном вниз на противоположный конец усыпанного документами стола, и, сглотнув застрявший в горле ком, возвращается к работе, прислушиваясь к звуку входящих сообщений. Которых, к его сожалению, не следует. В кабинете стоит тишина, приправленная его прерывистым дыханием и стуком клавиатуры под напряжёнными пальцами. И только спустя несколько часов работы в голове набатом стучит чёртово написанное «нам», вместе нужного и правильного «тебе». Ноэль со скучающим видом бродит по моллу. В руках шелестят несколько пакетов с футболками, джинсами, простым хлопковым нижним бельём, одним лёгким платьем и парой конверсов, купленными уже по дороге к выходу. Любимые кеды остались в Тэгу, возвращаться за ними не было никакого смысла, да и лет им было столько, что можно было уже в младшие классы отправлять. Тело всё ещё горит от колючего изумрудного кружева, брошенного на вешалке примерочной. Щёки жжёт разочарованием, въедающимся в кожу и перекрывающим дыхательные пути. Ваши ожидания — ваши проблемы. Так всегда говорила мама, и, похоже, впервые за свои девятнадцать Ноэль с ней соглашается. Правда, убедившись на собственном примере и набив шишку из горечи и отчаяния, последовавшими за необдуманной шалостью. Изначально она не собиралась отправлять фотографии. Просто хотелось купить красивое бельё на случай, когда если Хёнджин всё же перестанет отрицать очевидное и сорвёт с неё грёбаную одежду, осыпая прикрытую ажурной тканью нежную кожу жадными поцелуями. 
Вот только теперь эти мысли кажутся не то, что глупыми, а катастрофически скудоумными. За них стыдно, больно и страшно. А самое идиотское — что стоило один раз представить слетевшего с катушек Хвана, как этот образ навсегда впечатался в подсознание, не желая покидать бушующее вселенским противоречием чувство детской влюблённости. Пятница становится последним гвоздём в крышке гроба спокойствия, терпения и самоконтроля Хвана. Встречи срываются, финальные правки презентации для Ким Хисон беспричинно откатываются к предыдущей версии, менеджер галереи попадает в больницу с каким-то вирусом и температурой под сорок, и Хёнджину приходится параллельно с презентацией работать в зале галереи. Он мысленно благодарит природу за проливной ливень, загнавший жителей Сеула в офисы и квартиры — это позволяет ему несколько часов почти беспрерывно заниматься финальными штрихами подготовки ко встрече с госпожой Ким, не отвлекаясь на внешние раздражители. Ноэль с последнего его сообщения притихла — лишь оставила банковскую карту с почти нетронутыми деньгами на невысокой тумбе у входа в его комнату, добавив чересчур лаконичную записку с благодарностью. «Спасибо.» — говорилось в ней. С ледяной точкой в конце, без смайликов, сердечек, простыми чёрными чернилами, отдающими, как кажется Хвану, неприкрытой обидой и разочарованием. До вечера ему почти удаётся не возвращаться мыслями к случившемуся. Почти — потому что он всё равно пару раз, всего на мгновение, открывает переписку с девчонкой, скользящим взглядом осматривая чёртовы фотографии. Наконец-то, закрыв крышку рабочего ноутбука ближе к восьми вечера, он делает это в последний раз — только в этот раз смотрит не на тело, а поднимает взор выше. Смотрит на гладкие тёмные волосы, заправленные за ушко с маленькой сверкающей серёжкой в молочной мочке, цепляется взглядом за ямочку на левой щеке и ухмылку, растянутую на женских губах, замечает кристальный блеск в глазах, и с болью где-то под рёбрами отмечает чувство страха от того, что, кажется, вчера сам же этот блеск прогнал с её лица. Задумавшись, Хван открывает приложение KB Kookmin Bank, листает перечень вчерашних покупок и не находит там списания из магазина нижнего белья. С досадой качает головой и звонит водителю с просьбой забрать его из галереи через пятнадцать минут. На скорую руку наводя порядок на хаотично усыпанном бумагами рабочем столе, Хёнджин решает заехать по дороге домой за морепродуктами и приготовить ужин в качестве извинения за неоправданную грубость. Но уже на пути к выходу его стопорит входящий звонок. — Кристофер, — с напускным безразличием здоровается Хван, зажимая телефон между ухом и плечом, одной рукой удерживая сумку, а другой — набирая пароль на кодовом замке. — Хёнджин, — бодро отвечает Кристофер, и Хвана непроизвольно передёргивает от напыщенно радостного тона. Такая интонация обычно ни к чему хорошему не приводит. — Чего тебе, Бан? Я занят. — Да ничего, хотел поинтересоваться, как твои дела? — Пока не родила, — Хёнджин закатывает глаза. — Ближе к делу, будь любезен. — Какой ты скучный, Хван, подыграл бы хотя бы из вежливости, ну, — причитает Кристофер. — Поделись номерком Ноэль, а? — Только если ты поделишься номерком своей мамаши, — Хёнджин бросает сумку на заднее сидение и сам садится рядом, в сторону от динамика называя водителю место назначения. Кипит от ярости, устав от бесконечно тянущейся недели и неожиданных эмоций, свалившихся на него из ниоткуда, которым не было никакого разумного объяснения. — Ой как грубо, — смех Кристофера разносится по салону автомобиля, вынуждая парня убавить громкость динамиков. — Я всего лишь хочу убедиться, что она в порядке после… — Это не твоё дело. Но я обязательно передам ей, что ты справлялся о её благополучии, когда вернусь к ней домой, — самодовольно улыбаясь, Хёнджин расслабляется, поудобнее устраиваясь на обитом мягкой кожей сидении, и наслаждается повисшей по ту сторону оглушительной тишиной. — Хорошего вечера, друг, — делает акцент на последнем слове и заканчивает звонок, рисуя в воображении образ опешившего Кристофера Бана. И ведь даже не соврал, что увидит её у себя дома. Разве что передавать ничего не будет. И вовсе не из ревности, нет. Просто из соображений здравого смысла и нежелания вновь отхватить пиздюлей от разгневанного фотографиями Ноэль и Кристофера Минхо. Исключительно поэтому. Спустя несколько часов, ближе к одиннадцати вечера, серебристая Audi тормозит у входа в жилой комплекс «Пентхаус Чхондам», и Хёнджин, пожелав водителю хороших выходных, забирает пакеты с продуктами из Lotte Mart и ещё один пудрово-розовый, приятно щекочущий где-то в груди, и поднимается на последний этаж, ключом-картой открывая дверь собственного пентхауса. Первое, что улавливает Хёнджин — это звуки телевизора. Едва уловимые из прихожей и очень непривычные для его квартиры, но даже такая мелочь почему-то разливается теплом по всему телу. Кажется, это первый раз, когда он возвращается домой не в кромешную тишину и темноту, а в место, где помимо его бесконечного одиночества есть кто-то ещё. Следом до обоняния долетает ароматный запах того, что Ноэль называет едой. Он с уверенностью в девяносто девять процентов готов поспорить, что это снова макдональдс, и убеждается в этом, слыша как мерзко скрипит пластиковая трубочка в крышечке от стакана, вероятно, с кока-колой. С такими темпами, купленный немного ранее подарок вскоре нужно будет менять на другой — на пару размеров побольше. Сняв обувь и оставив на вешалке джинсовую куртку, Хван проходит вглубь квартиры и замечает Ноэль — девушка лежит на диване перед огромной плазмой, у её губ застыла рука с картошкой фри, а сама она неспешно жуёт, не отрываясь следя за событиями на экране телевизора. Она либо не замечает, либо нарочно делает вид, что не видит, как Хёнджин проходит позади неё, игнорирует его, пока он разгружает пакеты, закидывая продукты в холодильник и морозильную камеру, после чего моет руки и, упираясь бедром о мраморную столешницу, оборачивается к ней, открывая рот, готовясь попросить прощения за излишнюю грубость днём ранее. Однако Ноэль не позволяет ему извиниться и заговаривает первой, заглушая звук телевизора кнопкой на пульте, лежащего возле её ног. — Ты голодный? Я тебе тоже захватила, — поджимает губы от накатывающего чувства неловкости и, не дожидаясь ответа, достаёт из пакета бургер, тут же снимая с него обёртку и перекладывая на тарелку. — С курицей, как ты любишь, — добавляет, слабо улыбаясь, и смиренно опускает руки на плед, лежащий на коленках. Ноэль выглядит слишком мило и растеряно, чтобы Хёнджин отказался, поэтому он кивает и, закатав рукава белой хлопковой рубашки, присаживается рядом на диван, пытаясь проигнорировать укол в груди от того, как девушка отодвинулась в сторону, лишь бы не соприкасаться с ним ногами. — Что смотришь? — из вежливости спрашивает Хван, откусывая слегка остывший бургер. — Не знаю, — пожимает плечами Ноэль, и, посчитав это призывом к возобновлению просмотра, вновь возвращает картинке звук. Хёнджин не спорит и разговор не продолжает. Жуёт неспешно, таскает из тарелки, стоящей между ними, картошку фри, не замечая невинную улыбку, расцветающую на юном лице. Удивляется, как много всего откликается в глубине его души на такие простые действия. Поражается тому, каким необъяснимо счастливым чувствует себя просто от чужого присутствия рядом. Всё кажется слишком нормальным, и Ноэль позволяет себе расслабиться, немного вытягивая затёкшие ноги. Кончиками пальцев задевает бедро Хвана, но тот не обращает на это никакого внимания, не отводя глаз с экрана. Тяжесть минувших дней осталась где-то за входной дверью, хотя тревожность от сорванных встреч, предстоящей презентации и звонка Кристофера всё ещё ютится в глубине души, подкидывая дровишек в расшатанную напряжённой неделей нервную систему. 
Тем не менее, незаметно для себя уже через пятнадцать минут Хёнджин усаживается поудобнее, разворачиваясь полубоком и закидывая одну руку на спинку дивана. Ноэль ещё сильнее тянет ноги, то ли не желая разрывать неожиданный телесный контакт, то ли от неудобной позы, но оба эти варианта Хвана устраивают, пока его вторая рука по какой-то невообразимой случайности не опускается на ступню девушки, укутанную мягкой тканью. Ноэль вздрагивает, но в сторону Хёнджина не поворачивается. Рука Хвана замирает на месте, пока девушка сама не ведёт ножкой, и он, словно получив негласное разрешение, наконец-то сжимает её сильнее, мягко поглаживая сквозь флисовый плед. Когда на экране бегут титры, а Netflix предлагает переключиться на следующий эпизод, Хёнджин отстраняется. — Джинни, — девушка подтягивает ноги к груди и обнимает колени, упираясь в них подбородком. — Прости за вчерашнее. Мне не стоило присылать те фотографии, — и смотрит виновато сквозь подрагивающие ресницы. — Ноа… — почему-то полушёпотом произносит в уютной темноте гостиной Хёнджин. Поднимается на ноги под заинтересованным взглядом девчонки и на мгновение уходит в прихожую, возвращаясь с бледным в полумраке ночной квартиры пакетом. Протягивает его всё ещё сидящей на диване девушке, с дотошной скрупулёзностью подбирая правильные слова, но таковых, кажется, больше нет в их ситуации. — Я пойду спать, Ноа. Доброй ночи. Всего на долю секунды задержав взгляд на удивлённом лице Ноэль, Хёнджин оставляет её одну — как испуганный ребёнок закрывается в комнате, пытаясь унять колотящее в глотке сердце, словно он только что признался однокласснице в любви и провалил самый страшный экзамен одновременно. Дождавшись, пока щёлкнет язычок двери Хвана, Ноэль выбирается из-под пледа, натягивая ткань хёнджиновой футболки ниже до кромки новых домашних шорт, и зажигает верхний свет. Умышленно не смотрит на стоящий на мягкой обивке дивана пакет с названием до боли знакомого бренда, и не спеша собирает оставленный импровизированным ужином мусор. Старается поменьше шуметь, но обёртка от бургеров шуршит слишком громко, а вода в кране режет булькающим журчанием хрупкую тишину. Ополаскивая тарелки от хлебных крошек и налипшего расплавленного чеддера, Ноэль босиком топчется на холодной плитке. Движения кажутся нервными и резкими, отчего ободок белоснежной керамической тарелки несколько раз звонко ударяется о металлическую раковину, эхом разносясь по апартаментам. — Твою мать, — девушка обнаруживает небольшой скол у золотистой каёмки, взглядом ищет осколок в раковине и не замечает, как палец нечаянно касается острого края тарелки. Капелька крови проступает на маленькой подушечке, и Ноэль, в последний раз промыв раковину ледяной водой с мылом, обхватывает кровоточащий палец губами и уходит в гостевую спальню, захватив с собой оставленный Хваном подарок. Ей не нужно открывать его, чтобы догадаться, что там — вычурная надпись «Agent Provocateur» говорит сама за себя. Сердце стучит чечёткой где-то в висках, пока Ноэль клеит на палец разноцветный пластырь с Hello Kitty и прижимает руку к груди, наконец-то решаясь открыть содержимое подарка. Из коробки достаются два тех самых наборов кружевного белья, вскруживших голову Ноэль вчера в торговом центре. Она ведёт ладонью по тончайшему кружеву, еле сдерживает радостный визг и густо краснеет пылающими щеками. Не то от осознания, чей это подарок, не то от непонимания, какой смысл он за собой несёт и что это значит для их непонятного общения. Сердце уже не стучит. Оно со всей дури колотит изнутри по грудной клетке, и Ноэль приходится обхватить себя руками, чтобы хотя бы немного утихомирить разрывающие душу чувства и перестать идиотски скакать вокруг кровати, на которой, приковывая взгляд, лежит нежнейший, откровенный элемент гардероба. Первая осознанная мысль, которая скользит в возбуждённой макушке, кричит о том, что нужно бежать в комнату Хвана и благодарить его за щедрый подарок. Вторая — уже более взвешенно и серьёзно твердит о том, что для Хёнджина этот жест ничего не значил и он просто… Просто что? Хотел сделать ей приятно? Разве этого недостаточно? Ноэль садится на краешек застеленной постели, ладошкой сминая одеяло, привычно погружаясь во внутренние споры со своим подсознанием. Разгадать поведение Хвана с каждым днём становится всё сложнее. В одно мгновение он непостоянен, непредсказуем, зациклен на себе, но стоит стрелке невидимых часов дрогнуть, как перед Ноэль расцветает совершенно другой человек — заботливый, внимательный и, девушка сама не верит в это слово по отношению к себе, заинтересованный ею. В задумчивости закусив нижнюю губу, Ноэль решает в последний раз проверить, игра ли это её воображения или Хёнджин действительно чувствует что-то, пусть и не такое простое, как её невинная привязанность и тянущаяся сквозь года детская влюблённость. Она быстро стягивает футболку, шорты и нижнее бельё, и надевает подаренный комплект. Чувствует жар в районе сердца и дрожь во всём теле, пока залазит обратно в домашнюю одежду, и на носочках выходит из комнаты. В просторной гостиной тихо и темно. Лишь узкая полоска света под дверью в другом конце апартаментов немым криком орёт о том, что Хёнджин не спит. Тихим, почти воздушным шагом Ноэль приближается к двери и костяшками пальцев три раза стучит по тёмному дереву. Прислушивается к шороху по ту сторону и почти уверена, что слышит, как тяжело вздыхает Хван и как скрипят половицы идеально гладкого паркета под его широким шагом. Мнёт свисающую вдоль тела футболку, нервно заправляя ту за пояс хлопчатых шортов, и тут же выпускает обратно, чувствуя себя максимально нелепо. Она буквально пришла в его комнату, чтобы раздеться, какая разница, как на ней будет сидеть одежда, которой уже через мгновение на теле вовсе не будет? И всё же в последнее мгновение наспех стягивает шорты, даже отказываясь представлять, как делала бы это перед Хваном. Отбрасывает их в сторону стоящего неподалёку кресла и вновь тянет низ футболки ниже, прикрывая оголённые ноги.

Two Feet — I Want It

Петли скрипят, и дверь медленно открывается, золотистым светом падая на хрупкую девушку, пока в проёме не появляется Хёнджин в одних пижамных штанах в тонкую синюю полоску, закрывая её от тёплого освещения комнатной лампы. Он смотрит на неё недоумевающе, пока под пытливый взгляд не попадает тонкая бретелька, выглядывающая из-под растянутого ворота его же футболки. Вопросительно вздёргивает бровь, скрещивая руки на груди и опираясь плечом о дверной косяк. Не прогоняет. Сознательно принимает правила игры. — Не спится? — тянет вверх уголок губ Хван, хитрым взглядом изучая стоящую на пороге Ноэль. — А тебе? — слегка склонив голову набок, та огибает Хёнджина и без спроса проходит внутрь комнаты, где провела предыдущую ночь. Прикрыв дверь, тот обходит девушку, цепляя её ароматом лосьона для кожи, а она в свою очередь цепляет его запястье тонкими пальчиками, вынуждая остановиться и опустить лукавый взгляд, кусая им в её острое плечо, едва прикрытое тканью смятой футболки. Их взаимодействие похоже на хитроумный танец на шахматной доске. Вот только победителей не будет — проиграют оба. — Ноа, — внезапно голос Хвана холодеет, отчего девушка теряет добрую половину смелости и решительности, — ты поранилась? — уже мягче спрашивает, поднимает её руку выше, разглядывая розоватый пластырь на указательном пальце. — Серьёзно? — улыбается, закатывая глаза, заметив мультяшного персонажа. — Ага, — делает шаг назад, упираясь ягодицами в комод позади, — поранилась о твою язвительность вчера, — пожимает плечами, продолжая тянуть Хёнджина на себя. И тот ведётся. Опять уступает ей. Останавливается только когда расстояние между ними доходит до предельно допустимого минимума. — Я пришла сказать спасибо, — тихо мурлычет, задыхаясь сладостью исходящего от тела Хвана аромата. Сглатывает слюну, сковывающую голосовые связки вязкостью, и дрожащими пальцами обхватывает края не_своей футболки на бёдрах. — Не нужно, — едва слышный шёпот Хёнджина на секунду сковывает движения, но Ноэль не ведётся — выныривает наружу, бросая одежду в сторону. — Ноа… — Спасибо, Джинни, — благодарит уже неведомо за что, поднимает искрящийся океаном чувств взгляд и замирает, когда стоящие позади неё на комоде безделушки летят на пол, а её саму подхватывают за талию и усаживают на расчищенную поверхность. — Ноа… Хёнджин приближается, раздвигая колени девушки и устраиваясь между бёдер, скрытых изумрудным кружевом. Упирается ладонями по бокам от девушки, но глаз не сводит с её лица. Не понимает, что чувствует, но противиться больше не может. — Зачем ты это делаешь, Ноа? — Делаю что? — левая рука девушки взмывает вверх и она пальчиками пробегается от маленькой родинки у солнечного сплетения к ключицам, столько дней не дающих ей покоя. — Это? — Ноэль ёрзает на комоде, пока наконец-то не удаётся с жадностью впиться поцелуем в аккуратную ложбинку над ключицей. Она проводит влажную линию языком по бархатной коже, пока Хван не останавливает её, жёстко хватая за подбородок и вынуждая поднять затуманенный взгляд. — Не играй со мной, Ноа, — сквозь сминающую органы боль почти шипит Хёнджин, непроизвольно наклоняясь ниже. — А то что? — Ноэль запускает пальцы в его волосы, притягивая его ещё ближе. — Я разобью тебе сердце, — шепчет Хёнджин в изгиб тонкой шеи, пока его пальцы скользят по обнажённой спине девушки. — Мне всё равно, — выдыхает та сквозь рвущийся наружу стон. — Только сделай это быстро.