Saints

— Говоришь, выкупил… — Да. — Интересно, очень интересно, — задумчиво протягивает Сону. Всё так, он думал? Как предугадывал? За струны человеческих душ дёргать не так сложно, если приноровиться и действовать осторожно? Нишимура не чувствовал ни капли стыда, потому что позавчера они потеряли донельзя много людей. Когда твои противники на колесницах с копьями, луками и при полной защите, то ты — скот. А он, рождённый свободным человеком, покрывшись кровью врагов и соратников, твёрдо решил: хватит. Чем он был хуже Ян Чонвона? Чем заслужил остаться на Арене, покуда бывший вояка немногим старше него развлекал Пак Чонсона в поместье иль где получше, чем в казарме для будущего корма царского зверья? Попади Ники в поместье, сумел бы сбежать или стать личным стражником, чтобы с течением времени также попытаться ускользнуть. Заработал бы свободу по-честному. Ян Чонвону крупно повезло. И горькой завистью кипело не озвученное на губах: «Повезло за умение владеть оружием, за знания или привлекательное тельце?». Нишимура вывели страж в маске и расторопный хмурый слуга через какие-то потайные ходы в сердце дворца, узкими лестницами подняли на этаж, где обосновался десница. Покои его разительно отличались от домашнего убранства — ничего общего с северным укладом, где преобладало натуральное тёмное дерево, шкуры животных и прочие охотничьи трофеи. Десница складывает ладони в молитвенном жесте и прижимает те к губам, медленно начиная ходить туда-сюда. В ночных шёлковых штанах цвета снега и такой же рубахе, поверх коей накинуто подобие мантии с рукавами, он похож на снежного призрака. Про таких в родных краях говорят: «Демон». Согласно преданиям, горные снежные демоны — духи или погибшие среди белого полотна да острых камней, которые не отыскали покой, — своей красотой заманивали одиноких путников, чтобы сожрать души или просто умертвить. Встретить такого и уйти живым считалось неслыханной удачей. Интересно, удастся ли?.. Слуга лет тридцати с ликом отнюдь не служьим, как ты ни погляди, не по правам дерзко высказывается: — О чём думает десница? — Необходимо вернуть Яна на Арену во что бы то ни стало. Но не сразу — чуть-чуть надо выждать, присмотреться. Зачем? — За него уплачено. Как? Человек в белом резко опускает руки, лукаво улыбаясь и склонив голову чересчур кокетливо для мужчины. Нет, в нём не имеется женственности. Спутать с девой получится лишь в том случае, если плечи его скроют длинные локоны, если наденут на него платье, подчёркивающее тонкую талию, а кадык скроют длинным воротом. Но это чересчур муторно и… Не к месту. Рики облизывает губы, вылавливая себя на берегу с мыслью о том, что прежде мужское тело не порождало в разуме его бесстыдные фантазии. Впрочем, своенравия и манерности в чужестранном господине, кто едва ли не прибрал государство, заручившись поддержкой Его Величества, хватало с лихвой. — Ты забыл кое-что важное, Лин-Лин. Все земли Хешбона и проживающие на них — собственность царя, — прищуривается по-лисьи, не переставая улыбаться. — Я — царевы руки и шея. Куда шея повернёт, туда глядят глаза. — Тем не менее, десница, вы даже не ведали о покупке. О, смелое заявление тому, кто легко прикажет лишить языка или вовсе забрать твою жалкую душонку. Лину надо отдать должное за поразительную смелость, что граничит с безумием и зазнайством. — Не спорю, но суть дела не меняется. Для Ники непривычно ощущать себя лишним, не скрываясь никоим образом, а слушая важное перед говорящими — не притворяясь спящим, не притворяясь занятым или великим глухим. Ясно, что десница затевает дурное против главы Арены, и что между ними давнишняя вражда или ненависть. Слабый хруст за спиной, такой же выдох. Ники косит на знакомого воина в маске и принимает к сведению его реакцию. «Сжимает кулаки, сбивает дыхание после прямого упоминания правителя и косвенного — главы Арены», — как подобное трактовать? Верно, что последнего — Пак Чонсона — человек, прячущийся за маской, мягко говоря, недолюбливает. Ники подозревал: причина могла заключиться в том, что страж давным-давно сам являлся участником кровавого представления, был выкуплен Сону, а потому организатора так называемых танцев на костях люто ненавидел. И было за что — «номера» придумывал, если верить слухам, именно он. — Нужен повод, — сухо заключает Лин-Лин. Ники поражён. Ники отчасти… в предвкушении. Дворцовые интриги для него были далеки, незнакомы. Нишимура не стремился к безотлагательной власти, однако в самых низах не находился никогда, будучи выходцем из ладной семьи. На севере слабаки долго не живут — то дикий зверь на охоте убьёт, то капризы погоды сгубят, то ещё что. — Ты упомянул мальчишку-однофамильца, — Сону переводит внимание на пленника, и тот согласно кивает. — Что по способностям? — теперь уж косится на слугу. — Мальчишка остался в живых, правильно? Лин (видимо, десница употреблял его имя в качестве двойного намеренно) подтверждает, что юноша с больной ногой в предыдущем поединке не участвовал, занимаясь собирательством винограда. И неудивительно — на Арене собрали в роковой день сильнейших. Но чья чаша терпения тоже была переполнена, так это слуги Речного господина. Сакуса постоянно молчал, но не осталось незамеченным его напряжение, относящееся отнюдь не к грядущим сражениям. Выведать ничего окольными путями у него не вышло, зато одно было ясно как белый день: без Танака Хани ему возвращаться домой было запрещено. Сакуса глотки грыз бы зубами, чтобы добраться до своего хозяина. — Посредственные способности, а если в сравнении — почти никаких. Но Ян Ин сообразительный и, полагаю, однажды может показать себя, как тёмная лошадка. Если бы не рана, он бы быстрее обучился нужным вещам и, вероятно, благодаря этому далече бы продвинулся. Пленник не юлит сердцем. Предчувствие велит Нишимура не спускать глаз с юнца, схлопотавшего чуть ли не смертельную рану в ногу. Вдруг внутренний голос или чутьё подсказали тогда Чонвону оказать мальчишке помощь; может, они схитрили и намеренно сделали вид, что не знали друг друга? А это означало, что Чонвон обязан был забрать его. Какими-нибудь способами, прощупав почву в общении с Главой, он добился бы желаемого. Где хвалёная, выстраданная рабская «справедливость»? — Хм, — по-прежнему задумчиво протягивает Сону и вновь… ходит кругами. Танец ли это змеиный? В любой другой ситуации Нишимура бы счёл его безумцем или показушником, да только нынче мнение складывалось противоположное. С каждой новой встречей, с каждым рассказом о деснице росло уважение, интерес и настороженность к мужчине, чьему изяществу и хитрости позавидовали бы многие. Особенно женщины — разве не им подобные черты присущи? Впрочем, в пекло их — чужаков. На севере живётся проще, там законы и обычаи иные, там поведение иное. — Пак очень мешает Вам. Почему? Слева Лин-Лин буравит взглядом, въедается ядом до кости. Узкие губы, что цветом на фоне кожи не выделялись, будто постоянно нахмуренные темные брови, тёмно-русые волосы и прямой нос с островатым кончиком — слуга добродушным видом не отличается. Скорее всего, он безукоризненно опирался на протекцию десницы, оттого не пытался играть чью-то роль — испытывал уверенность и многого не боялся. Нишимура может предугадать: стоящий позади также осуждает его. Но то ли Госпожа Фортуна, как молвят местные, на стороне пленника, то ли десница в славном расположении духа: — «Не доверяй тому, кто поднялся с самых низов до вершин. Эти люди знают цену власти. Они её добивались потом и кровью, идя по узкой дорожке из гниющих трупов», — молвил мой учитель и учитель моего драгоценного брата. И он был прав. — О чём вы, господин? — вежливое обращение с уст Ники слетает обыденно, а не мягко или того хуже — заискивающе. Лин-Лин фыркает. Очевидно, пленник в немилости верных слуг десницы, но Ники то не трогает ни капли. В пекло чужие мысли на его счёт, когда на кону стоит свобода и жизнь. Нинимура не желает сдаваться ни при каких обстоятельствах, тем более проигрывать слабакам и всего-навсего везунчикам. — Восемнадцать лет назад Пак Чонсон стал абсолютным победителем Арены, — охотно делится Сону. — Когда последний противник был повержен, он во всеуслышание, будучи раненым, бросил вызов предыдущему Главе. Тот опрометчиво согласился — и проиграл. — Пак занял эту должность. Вот почему его боялись. Абсолютный победитель, ставший таковым почти два десятка лет назад, — насколько же он опытный и умелый? Пак выглядел отлично для своих лет, не растерял форму и представлял угрозу не только благодаря полученной власти. Этот человек был опасен. Вдвойне любопытно: зачем ему забирать одного из сильнейших — Ян Чонвона? Что он замышлял? Ладони привычно чешутся, и Ники душит мимолётное желание после победы состязаться с главой. Мысль, без всяких сомнений, опрометчивая и преждевременная, но от неё одной в душе разгорается пожар. Похоже, для Есевона естественно, когда кукла вызывал на поединок кукловода и в случае одержанной победы становился им. Сону видит этот огонь: — Да, но важно ещё кое-что. Традиционно, когда пленные выходили на Арену и ворота за ними закрывались, совсем юных мальчиков, коих готовили в стражники, оставляли «внутри». Чтобы наблюдали вблизи за происходящим, а не за решёткой или с высоты ненасытных зрителей. Чтобы изучали техники боя, убеждались в том, что не совершались акты обмана — а вдруг кто-либо пронёс на Арену оружие или что-то, чего быть у него не могло? — Сону демонстративно глядит через плечо Ники, указывая на мужчину в маске. — Хисыну не повезло попасться ему под руку. Нишимура жалеет, что теряет бдительность и оборачивается. Тёмная маска не расскажет ничего, однако глаза прячущегося за ней — да. А десница прекрасно осведомлён, когда следует подкинуть в пламя дров, сгущать тьму и удобрять неприязнь: — Виновный без вины… Изуродованный в юношестве и покалеченный навек… Чем Хисын заслужил это, не чинив ему зла? Ничем. Не было желания зацикливаться на этом, потому что, как выразился недавно десница, важнейшей оставалась суть. Против Пак Чонсона собирается тайное соглашение, не сулящее ему положительного. Если мотив мести прозрачен, если преданность своему хозяину в духе «враг моего друга — и мой враг», то в мотивах десницы было ещё что-то. Арена и политические дела — где взаимосвязь? Или Сону боялся, что однажды своим влиянием и возможностями Глава убрал бы его? Из раздумий вырывает стук в дверь, а после тихий хлопок. — Его Величество!.. — восклицает молоденькая служанка, ворвавшаяся в обитель огненным вихрем. — Его Величество желает видеть десницу и прибудет с минуты на минуту. Сону стреляет глазами в сторону ширмы, без страха приказывая собравшимся: — Все туда, — хлёстко, властно. — Если ты, Нишимура, издашь хоть звук — обезглавлю всех в казарме. Мира, ступай на кухню и скажи, чтобы приготовили молоко с мёдом. «Но не меня, не меня ты казнишь», — почему-то довольно выуживает из сказанного десницей Рики, скаля зубы и послушно заходя за плотную ширму, напоминающую цельную стену. Мира послушно кланяется и уходит за минуту до того, как повелитель Хешбонского государства собственной персоной заявляется к Ли. Время позднее — вторая ночная стража. — Хён, — канючит высокий бледнолицый владыка и, согнувшись, сгребает десницу в крепкие объятия, — мне не спится… Можешь что-нибудь почитать? Повелитель огромной по численности и территории страны отличается от представлений. Нишимура полагал, что узрел бы кого-то тощего и женоподобного или разожравшегося, какими были многие зрители и азартные до ставок господа. Но у этого человека сильные ноги, руки и выточенное словно в горной породе лицо, покрытое чёрной опаловой крошкой-родинками. Как искусен некогда заложник, а теперь высокопоставленное лицо в умении скрывать настоящие чувства, обманывать без зазрения совести? Ники допускает, что, вероятно, подоплёкой его змеиных действ является и горсть любви к правителю Сонхуну. Потому что контролировать эмоции можно, но движения и блеск очей… Сомнительно, пусть и не невозможно. Они уходят в сторону спальни — неизвестно что там происходит. Слышно, как немного скрипит кровать под тяжестью тел, невнятный шёпот и затем переливающийся смех десницы. Мира подносит ароматный напиток и удаляется.

***

— Немного любви никому не помешает, — сыто произносит Сону, когда вальяжной походкой возвращается в «переговорную». Повелитель отбыл спустя четверть часа после того, как вежливо пожелал спокойной ночи своему «самому близкому человеку». С чего бы здешнему Богу — венцу земель этих — звать десницу ближайшим во всех трактовках? Беснующееся в груди раздражение из-за раздумий о глубине их отношений Ники пытается задушить на корню. Ему бы не помешало не попасться в одну из змеиных ловушек, не оказаться в плотном кольце. — Его Величество действительно тает под вашими руками, — не скупается на похвалу Лин. Десница кивает. Усаживается в кресло, слегка покачивает кубок с неизвестной жидкостью на дне (вряд ли он пил вино, ибо таковым в покоях не пахло) и делает глоток. Мысленно он пребывает где-то ещё, долго-долго устремляется в стену напротив, однако взгляд пустой: — Скоро состоится праздник Середины лета. Полагаю, фаворита Пак будет вынужден притащить с собой — не то мало ли… — Почему вы вообще за него зацепились? — сперва Ники предполагает, что речь заходит о Главе, но быстро находит подтверждение своей неправоте. — Что особенного в каком-то рабе, кто выкуплен? Пак не женат и ни разу не был, занимается подготовкой мальчиков-военных… Может, ему нужны охранники или наставники для молодняка? Сону мрачнеет: — Не смеши меня, Лин-Лин. Настолько нужен какой-то наставник, который и не факт что станет обучать как следует юные надежды страны? Настолько нужен, что за него платят столько золота? Ты не забыл, что поведал нам Шим? Как паук плетёт свою паутину, так Ли Сону создаёт маленькие нити, образующие крепкое полотно, что служит ему кормушкой и безопасностью. Терпение — добродетель, проверка на умение держаться в узде, когда требуют обстоятельства. А сильные духом и закалённые выдержкой не менее опасны. Он говорит, мол, как минимум пару-тройку недель продлится затишье — не организуют ни одного сражения, потому как подготовка к Священному празднику занимает людские умы. Само празднование длится практически трое суток — вечер первого дня, полностью второй день и третий до момента, когда первые закатные солнечные лучи касаются земли. — Мне выпадает шанс уничтожить Пака, и я его не упущу. Уничтожу либо его любовника, либо его — любовником. — Вы делаете ставку на… чувства? Что же, впервые за долгие часы разговоров Нишимура согласен со строптивцем. Даже Лин-Лин ставит под сомнения затею хозяина, его опору в виде якобы плотского влечения Главы. Чонвон умел убеждать своим острым умом, слыл, исходя из слов обожателя песен и финиковых плодов, весьма приятным собеседником. Но чтобы так скоро — в похоть? Нишимура, от злобы предполагавший подобное, попал в яблочко, когда без прицела отпускал тетиву? — Именно. Я потратил уйму времени, чтобы выведать откуда прибыл к нам Пак, где брали начало его корни. Выяснилось, что Ян недалеко от него ушёл — общая страна, но разные города с разными укладами… Поверь мне, родина и прочие схожие мелочи уже выступают причиной для зарождения связи. — А что, если… — запал Лин-Лина теряется, но голос не дрожит. — Если Ян воспротивится? — Воспротивится — значит, Пак его прибьёт сам, а нам придётся искать новую брешь. Но нельзя игнорировать простые истины: наш враг добивается своего любыми путями, да и многие отмечают его силу, заставляющую людей ему вторить. Вояка и вояка — разве среди таковых не распространены постельные отношения? Нишимура отворачивается. Вопрос не требует ответа, но ему всё равно нечего сказать. Это — тёмное пятно везде, и вряд ли бы нашлась хоть одна армия мира, где пара мужчин не предалась плотским утехам, дабы снять напряжение. Рики понимает, что его угрозы «расскажу о вашем плане», если осмелится заикнуться об этом, не возымеют никакого эффекта. Понимает, что выгоднее держаться возле пропитанного ядом такого же чужака здесь; что внимать приказам Сону в разы полезнее, чем надеяться исключительно на себя. — А если — больше? — не унимается Лин. — Если Пак поможет ему вернуться домой? — Превосходно! Всё равно отыщем, сумеем надавить. Однако твоё предположение не что иное, как несуразный бред. Пак Чонсон никого и никуда не отпустит. Такие, как он, не изменяют своим принципам. Молчание затягивается. Наконец, Лин осторожнее обычного вопрошает: — Что нам сейчас делать, господин? — Мальчишку утром вытащить из казармы, привезти во дворец и подселить к Танака — пусть дети горюют вместе. Следить в оба за каждым — так и передай Ае, чтобы не расслаблялась. Слуга смиренно отзывается: — Исполню. — Тебе, Нишимура, ждать и наслаждаться жизнью. Я помню про наш договор, — небрежный взмах изящной ладонью. — Все свободны.