Чёрный кот и бутылка виски

По велению судьбы Скарамучча проснулся рано утром с ужасным желанием попить воды и выблевать свои внутренности. Возможности своего организма он явно вчера переоценил, ориентируясь на прошлый опыт. Похожий инцидент уже недавно случался, но последствия ограничились только разбитой бутылкой и порезанными пальцами, поэтому казалось, что в этот раз также ничего необычного не произойдёт. К сожалению, произошло. Осмотревшись после пробуждения, он обнаружил себя на полу, плотно закутанным в тёплое зимнее одеяло. Он не знал, откуда оно взялось, но был безмерно благодарен его наличию, потому что от долгого пребывания на холодном паркете ноги уже успели закоченеть. Странно, но ещё недавно ничего не предвещало того, что ему придётся остаться здесь с ночёвкой. Обстоятельства в этот раз решили за него. «И почему я вообще спал на полу?» Ожидаемо, что в комнате общежития не имелось дополнительного спального места, но Скарамучча думал, что на пол постелют хотя бы матрас, чтобы гость совсем ущербно себя не чувствовал. Оставалось подозревать, что либо жители этой комнаты оказались крайне бедны на постельное бельё, либо его не очень жаловали как гостя. Оба варианта звучали правдоподобно. Выкарабкавшись из-под шерстяного укрытия, Скарамучча сморщил нос от прохлады, наполнившей помещение. Срочная потребность в детоксикации никуда не делась, поэтому он пересилил себя и выполз полностью в холод, торопливо проковыляв в сторону ванной комнаты. К счастью, дверь, ведущая к ней, находилась всего в паре метров от кроватей. По завершении омерзительного процесса опустошения желудка, он умылся и ненадолго замер, стоя у зеркала. В голове трещало, словно туда воткнули сотни спиц, а всё остальное тело ощущалось так, будто каким-то чудом выжило после автомобильной аварии. Суставы ломило, отлёженные на полу конечности кололо, а противная тошнота не исчезла даже после пяти минут, проведённых перед унитазом. — Нахер это всё. Он ведь уже давал себе обещание завязать с употреблением алкоголя и всё равно снова наступил на те же грабли. Вздохнув, Скарамучча опустил взгляд на руки. Вчера он впервые снял бинты, чтобы вызывать меньше вопросов у постояльцев общежития. Одного замотанного марлей калеки им бы хватило. Возможно, это было верным решением, ведь порезы довольно быстро затянулись, но прикосновения к внутренней стороне ладоней всё ещё причиняли слабую боль. Однако болячки на руках не шли ни в какое сравнение со стыдом, покрывающем всё тело невидимым пузырём. Скарамучча стиснул зубы. Память о вчерашнем вечере, конечно, слегка затуманилась, но общая картинка оставалась ясной. По крайней мере, спектакль и своё амплуа божества-искусителя он запомнил чётко. «Пиздец, и что только у меня в голове творилось...» Теперь к физической головной боли прибавилась метафорическая, а также новая цель на сегодня: извиниться перед Кадзухой, пока тот не истолковал себе события как-нибудь превратно. Одна мысль о произошедшем заставляла тело потеть и обостряла желание куда-нибудь пропасть, да на подольше. Несмотря на общее сомнительное самочувствие, внутри разгорелось желание выйти покурить, поэтому после умывания Скарамучча стремительно вынырнул обратно в комнату. В ней также было довольно прохладно, тихо и темно. Уличная мрачнота заползала в помещение сквозь незашторенные окна. В ней с трудом различались три фигуры, расположенные на своих спальных местах, две из которых были туго завёрнуты в шерстяные одеяла, как рыбные роллы. Кавех сильно ворочался, закутавшись в него с головой, а его интеллектуальный недруг лежал в позе мертвеца на похоронной процессии. Его чуть всклокоченные пряди до сих пор скрывали под собой большие проводные наушники. «Он их вообще когда-нибудь снимает, интересно?» Подойдя ближе и посмотрев на Кадзуху, Скарамучча сжал ткань кофты на груди от распирающего изнутри паршивого ощущения: его тело было свёрнуто калачиком и лежало в углу кровати, пока из тёплого на нём оставалась только вчерашняя одежда. «Ты...» Пропали слова, которыми можно было описать то, что происходило у него сейчас в голове, но возникшая благодарность вперемешку с ещё большим стыдом дали понять, что одного извинения теперь явно будет недостаточно. «Что же я натворил?» Скарамучча отвёл виноватый взгляд от Кадзухи, накрыл его одеялом, поднятым со своего места на полу, и пошёл к столу, из-под которого вскоре достал свой потрёпанный жизнью рюкзак. Внутри всё ещё оставалось много хлама: библиотечные книги, конспекты, ручки и карандаши, валявшиеся прямо на дне, какие-то смятые бумажки и... он был готов ударить себя по лбу, увидев последний предмет. Белая картонная коробка, скрытая под рваными кусками голубоватой ткани. — Чёрт! — вслух выругался Скарамучча, после чего испуганно огляделся, чтобы убедиться, что никто не был случайно разбужен. «Надо деть куда-то эту штуку, пока Кадзуха не проснулся». Схватив упаковку с подарком, он начал бегло перебирать различные варианты в голове и в итоге остановился на выдвижном ящике стола. Быстро закинув туда гаджет, он закрыл дверцу и немного успокоился. Это место было бы несложно пропустить при беглом осмотре, да и Кадзуха с его постсессионной рассеянностью наверняка поверит, что мог туда что-нибудь закинуть и забыть. В душе заиграл небольшой стыдливый укор, но Скарамучча стряхнул его с себя, понимая, что других вариантов нет. Завершив миссию по очищению своей кармы, он достал из кармана пачку сигарет, накинул на плечи куртку и вышел через коридор на общий балкон. Бетонированная клетка выглядывала прямо на двор, где, кроме кучи машин, пустых клумб и огромной свалки, не было ничего примечательного. Дул несильный ветер. Желтоватые металлические ограждения покрывал снег. Скарамучча простоял на прохладе несколько минут, задумчиво глядя в пыльную тьму, а после вернулся к своей главной вредной привычке. Не сказать, что процесс выпускания горячего дыма из лёгких сильно его согрел, но тело немного расслабилось. Спустя пару минут умиротворяющий процесс выкуривания табака прервался звуком открывшейся позади двери. Последующие за ним беззвучные шаги не оставляли никаких сомнений в личности человека, потревожившего его. — Почему не спишь? — спросил Кадзуха, становясь рядом. Его плечи покрывало песочного цвета пальто, а шею защищал от холода серый клетчатый шарф. — А ты? — ответил вопросом на вопрос Скарамучча, борясь с неуютностью. — Захотелось воздухом подышать. — Мне тоже. Они простояли некоторое время молча. Облако светлого дыма, высвободившееся изо рта, слилось с дыханием Кадзухи. Скарамучча отрешённо следил на тем, как оно уносилось морозным ветром и растворялось в черноте. — Я... — Вчера было весело, — перебил Кадзуха. Вмиг захотелось уменьшиться до размеров бусины и пулей броситься с балкона, но его эмоции, по-видимому, не разделялись. На персиковом лице нежно розовел румянец и сияла широкая улыбка. Как всегда. «Это прикол такой?» — Думаешь? — не веря своим ушам, Скарамучча решил удостовериться. — Да. Мы давно уже так не развлекались вместе, особенно в компании. Это всё навевает ностальгию. Шутки, игры, разговоры ни о чём... «Ага, а ещё пьяные домогательства!» Повернувшись спиной к улице, он сделал последнюю тяжку и кинул сигарету через плечо прямо за ограждение. Кадзуха раньше всегда отчитывал его за такое, но сейчас по неизвестной причине промолчал. Может, ему просто было стыдно признаться в том, что вчерашний инцидент его задел? Так или иначе, Скарамучча всё же решил извиниться, раз представилась возможность: — Я хотел бы поговорить о том, как себя вёл вчера... — Тебе не нужно извиняться за это. Он был больше не в силах продолжать. Мысль о том, что Кадзуха понял его без уточнений, усиливала желание сгинуть где-нибудь внизу под зимней резиной незнакомого автомобиля. — Не беспокойся. Многие люди немного сходят с ума, когда пьянеют, в этом нет ничего стыдного. Тем более, мы ведь друзья. Успокаивающие речи парадоксально лишь вынудили почувствовать себя хуже. Скарамучча тяжело выдохнул. «Верно, мы друзья...» — Да... Ещё немного постояв, Кадзуха очистил снег с с бортиков и опёрся на них локтями, задумчиво глядя вперёд. — Я не очень хорош в играх на угадывание, на самом деле, — начал он с чего-то и достал из широкого кармана худи смятый листочек. На развёрнутой бумажке показались два слова, в которых заключалось одно значение: «День рождения». Только почему-то само словосочетание было неаккуратно зачёркнуто. — Это же твоя бумажка, — обратил внимание Скарамучча. — Да, — вздохнул Кадзуха, — я так и не смог узнать своё слово до конца игры. Сейчас даже радуюсь этому. Скарамучча повернул голову в его сторону. Ему показалось, или в глазах Кадзухи промелькнула нотка чего-то печального? — Почему? — Я вроде бы уже говорил, что не очень люблю праздники, — до ушей донёсся ещё один натужный вздох, а затем возникла недолгая пауза. — ...Этот праздник мне особенно не нравится отмечать. Даже от его названия становится некомфортно. Если задуматься, Кадзуха вправду всегда игнорировал дни рождения и другие памятные даты, даже когда они касались его самого. В первый год их знакомства Скарамучча даже пропустил его юбилей и очень расстроился из-за этого. По прошествии своего двадцатилетия друг даже не поделился с ним никакой информацией, просто продолжил вести себя как обычно. Скарамучча тогда так сильно разозлился, что решил самостоятельно вычислить день. Для этого пришлось подключить капельку дедукции и одну заносчивую любительницу гороскопов. Она предложила Кадзухе выяснить астрологическое значение своего знака зодиака и узнать что-то про судьбу, после чего путём нехитрых манипуляций определила точную дату его рождения — двадцать девятое октября. Затем в нужный день Скарамучча молча впихнул другу в руки какую-то штуковину для смешивания напитков и удалился на пары. Кадзуха был слегка ошарашен, но «спасибо» сказал, хотя ситуацию это не улучшило, ведь подарок развалился на следующий день после первого использования. Пышные вечеринки и обилие гостей ему тоже никогда не нравились, но важность определённых дней им не отменялась. Пускай в одиночку, пускай без подарков, но он всё равно предпочитал создавать вокруг себя приятную атмосферу на время праздников. Кадзуха в этом совсем был на него не похож. Теперь Скарамучча осознал, что у друга всё же имелись причины так себя вести. Казалось бы, этот факт почти ничего не менял, но внутренности, однако, неприятно сдавило. Всегда перед ним представал только улыбчивый образ паренька, который посвящал жизнь учёбе и наслаждался общением со сверстниками. Его мягкий голос распускал в животе букеты душистых цветов и заставлял порхать бабочек. Так приторно и слащаво, что это чувство можно было сравнить только с тирамису, утопленном в сахарной пудре. Но со временем Скарамучча принял это нелепое состояние, и даже начал наслаждаться им (до тех пор, пока оно не делало его поведение глупым). Сейчас же его представления о реальности в некоторой степени изменились. Он понял, что на самом деле не знал Кадзуху как человека. Они часто обсуждали повседневные вещи, проводили вместе время, гуляли, но за весь период их общения знаний в голове о личности своего предмета любви у него не сильно прибавилось. Раньше думалось, что ежедневной рутины достаточно. Теперь же хотелось узнать о нём больше, в частности о тех потаённых переживаниях, что скрыты от глаз и ушей большинства. Помочь, подсказать, поддержать, но имел ли он право? Они ведь просто друзья... — Понятно. Сам Кадзуха в это время, наверное, тоже о чём-то размышлял, стряхивая снег. Его нос и щёки ещё сильнее заалели из-за обжигающего зимнего ветерка, как и кончики пальцев, непосредственно убирающие снежные кучи. Скарамучча собирался достать и предложить ему свои перчатки, которые валялись где-то в куртке, но остановился, поскольку одна деталь зацепила его внимание. — А это... — он указал взглядом на торчащий из-под задравшегося рукава пальто красный ремешок. Кадзуха сначала немного замялся, но всё же показал своё запястье, после чего Скарамучча застыл в недоумении. На его кисти висел гаджет аналогичный тому, что он видел недавно в подарочной коробке. — Это... это просто браслет, — почему-то в ответе чувствовалась нотка неискренности. — Он измеряет пульс. Скарамучча насторожился. «Я точно не видел на нём никаких цифр. Может, не нашёл?» — Выглядит любопытно. Покажешь, как работает? Кадзуха опустил взгляд и на секунду замер. Скарамучча был готов усомниться в его словах, но немного погодя гаджет включился. На экране загорелась подозрительно знакомая белая горизонтальная линия. Зажав двумя пальцами невидимую кнопку сбоку и сенсор на экране, Кадзуха заставил её сначала завернуться в кружок, а после обрести форму не анатомического сердца. Через пару мгновений картинка начала изображать ритм пульса, с каждой секундой увеличивая скорость ударов. Цифровых значений всё ещё не появлялось. «Странная штука». Кадзуха вновь зажал боковую кнопку, после чего сердце застыло, перестав биться, а экран потух. Потом он опустил руку. — Думал спортом заняться, но пока никак не могу себя заставить, — он неловко рассмеялся, а Скарамучча погрузился в мысли. Что-то в его голове не складывалось. «Разве для спорта не проще взять нормальные смарт-часы с цифрами? Кому такой подарок вообще может быть полезен? Глупость какая-то». — Понятно, — но в действительности понимание к нему так и не пришло. Ещё немного подышав холодным воздухом, оба вернулись в комнату. — Ты какой-то чересчур бледный. Всё нормально? — вдруг спросил Кадзуха, пока Скарамучча сохранял на флешку сделанную вчера научную работу. — Вообще прекрас... Чёрт! Он закрыл рот ладонью, резко вскочил и побежал со всех ног в ванную. Дверь захлопнулась с грохотом. — Похмелье — вещь суровая и беспощадная. Кадзуха тотчас развернулся, увидев за собой Кавеха, который уже успел проснуться. — Да... — выдохнул он и согласился с соседом. Кавех поднялся с кровати и подошёл ближе к стоявшей у стола фигуре. — Ты ему рассказал? — прошептал он. Кадзуха мотнул головой. — Нет. — Ясно, — Кавех устало потёр переносицу. — Ты точно думаешь, что твоё бездействие что-то решит? — Не знаю, — честно признался Кадзуха с ноткой печали в голосе, — Но мне также кажется, что сейчас мои действия сделают только хуже. — Ладно, поступай как хочешь, но я всё же считаю, что ты неправ. В воздухе повисло немое напряжение. Совсем скоро дверь ванной комнаты распахнулась, позволив бренному телу вывалиться из неё. — Вот интересно мне, зачем столько пить, если не умеешь, — обратился Кавех к тому, кто не только повадками, но и цветом кожи уже сильно напоминал киношного зомби. — Дурак, извиняюсь. Раньше такой хуйни не было, Кадзуха подтвердит. Названный кивнул и молча продолжил смотреть на то, как взъерошенный труп старательно заползал на его кровать, чтобы найти там своё посмертное пристанище. Кадзуха хоть обычно и не сопровождал его на пьянках, но иногда встречал уже после них, чтобы довести неуклюжую тушу до дома, которая зачастую выглядела даже бодрее и трезвее, чем он сам, — человек, который предпочитал не пить вовсе. Только совсем недавно Скарамучча заметил, что от спиртного его стало уносить значительно быстрее и доводить до состояния, в котором он не мог себя полноценно контролировать. — Вы закончили, получается? — Нет, работы много ещё, но Скар сказал, что допишет сам. — Допишу или спишу. Как получится, — Скарамучча ответил, лёжа на животе и даже не оборачиваясь в их сторону. Ему было необходимо немного выровнять течение жидкостей в своём организме. — Ну удачи тогда. Ни пуха, ни пера и всё такое, — после сказанного Кавех сам удалился в ванную, чтобы почистить зубы. В комнате остался один человек, стоявший на ногах, и два тела — одно спящее, другое полумёртвое. — Какие планы на день? — спросил Кадзуха. — Ебланить в ожидании защиты. Думал ещё за справкой в больницу сходить, чтобы оправдание о прогулах было. — Ого, за похмелье сейчас можно получать справки? Кадзуха открыто иронизировал, произнося фразу с лёгкой ухмылкой. Эта манера явно была перенята у Скарамуччи в процессе их длительного общения. — Если убедительно болтать, то и за похмелье дадут. Последний раз Скарамучча проходил больничный осмотр пять лет назад. Тем не менее, он был убеждён в том, что обладал достаточным даром красноречия, чтобы уверить врача в любом своём недуге. Да и сейчас он чувствовал себя просто отвратно, поэтому мог выдавать правдоподобные эмоции. Попробовать всё же стоило. — Я тогда за компанию схожу, если ты не против, — Кадзуха поднялся со стула и начал собирать сумку. — Перелом будет заживать ещё пару недель, но я уже сейчас чувствую себя неплохо. Хочу спросить, как скоро смогу в университет вернуться. — Посидел бы ещё здесь, что тебе в универе делать? — Не хочется уже сидеть. Стоило признать, что не всем людям комфортно долго находиться в одиночестве. Скарамучча понимающе кивнул. Заключив, что обоим нужно в больницу, они решили отправиться туда вдвоём. Напоследок при выходе из комнаты Скарамучча кинул беглый взгляд на пол, неподалёку от места, где он спал. На нём лежали овальные крышечки от жестяных банок, сложенные в виде небольшого сердца. Пропустив через себя ещё один поток стыда, он незаметно сметнул их ногой под плед и подтолкнул Кадзуху к выходу.

✦ ● ✦

Атмосфера поликлиники отдавала чем-то депрессивным. Трудно сказать, на это влияла длинная очередь из пенсионеров или всё-таки тусклое освещение, на котором точно сэкономили. Может, даже причина была в специфическом запахе антисептических средств, который с раннего детства Скарамучча привык ассоциировать с трагедией и чем-то тревожным. Они с Кадзухой взяли в регистратуре по талончику и сели в коридоре, ожидая своей очереди, находясь по соседству с жухлым фикусом, которой, судя по облезлым сухим стеблям, нуждался с медицинской помощи не меньше пациентов. Прошло несколько минут. Они прошли в полнейшей тишине, которая иногда прерывалась голосами стариков, обсуждающих свои болячки. Неизвестно почему оба молчали, но неловкости это не вызывало. Только небольшое волнение скреблось где-то в глубине тела. Скарамучча уже привык пребывать в этом состоянии даже при отсутствии причин, но сейчас причина у него всё же была, поэтому немного позже он решил попробовать её развеять: — Может, хоть теперь расскажешь, что произошло? Кадзуха быстро обернулся. Пожелтевший синяк на его носу выглядел немного устрашающе, но сильно лучше, чем в самом начале. — Я не думаю, что это стоит твоего внимания. Просто подрался с одним парнем. Скарамучча постарался быть сдержанным, но внутри у него всё кипело. — Ещё как стоит. Он нос тебе сломал! — возмутился он и добавил. — Ты знаешь его? Кадзуха помотал головой. — Вот ублюдок! — прошипел Скарамучча, стиснув зубы. — На меня никто не нападал, если ты об этом. Я сам влез в драку, — слова произносились с трудом, но звучали искренне. — Просто не думай об этом, хорошо? — Ты больной?! Как я могу об этом не думать?! И как я вообще могу поверить в то, что ты сам решил с кем-то подраться? Ты на муравья-то на дороге вряд ли наступишь. Он был шокирован. Всё это время у него в сознании рисовалась картинка жестокого избиения, а теперь Кадзуха сам ему признавался, что, оказывается, и начал заварушку, да ещё с каким-то незнакомцем. Это выглядело натуральным безумием и абсолютно не укладывалось в голове. — Успокойся, я ни на кого не злюсь и не хочу чтобы ты злился и искал его, чтобы ударить тоже. Это в прошлом, тем более мой нос уже почти зажил, — Кадзуха лучезарно улыбнулся в подтверждение своих слов, но улыбка в этот раз сквозила какой-то фальшью. Скарамучча нахмурился, но не ответил. Пришлось признать, что оба они уже не дети и не подростки, поэтому лезть в чужую жизнь он не имел морального права. Статус их отношений был не на том уровне, чтобы это смотрелось уместно. Он — просто друг, который может иногда выслушать и дать напутствие, а не партнёр, который будет мстить за нападки на свою вторую половинку. Белая дверь кабинета травматолога скрипнула, и Кадзуху вызвали на приём. Скарамучча остался сидеть один. Пока друг находился рядом, он чувствовал себя, в целом, спокойно, хоть и переживал за него, но сейчас одиночество прибавило окружающей его депрессии силы, заставляя вспоминать то, что совсем не хотелось. Мигание кварцевой лампы и шуршание бахил отождествлялись исключительно со смертью и запахом красных гвоздик. Некогда они долгое время стояли в керамической вазе, пока окончательно не иссохлись от тоски и горя. Наверное, ему стоило тогда всё же подкопить денег и взять другие цветы. Хризантемы, например. Спустя ещё немного времени его самого пригласили в соседний кабинет. Скарамучча медленно зашёл и закрыл за собой дверь. Врачом оказался молодой с виду мужчина, коренастый, со строгим взглядом и угловатыми чертами лица. После формального приветствия, он взял в руки протянутую медкарту и открыл её для дальнейших рукописных пометок. — Что вас беспокоит? — Голова болит, хотел бы взять справку для университета о болезни. Это даже не было ложью, поскольку ядерная боеголовка в виде комбинации пива и энергетиков расквасила ему мозг так, что сейчас оставалось только молиться, что боль к вечеру подутихнет. — Пьёте? — Редко, в последнее время нет. Терапевт, не поднимая глаз, что-то писал на листочке. Скарамучча не был уверен, насколько его слова звучали убедительно, но надеялся, что достаточно, чтобы получить злосчастную бумажку с печатью. — Ещё есть какие-нибудь жалобы? — Нет. — Хорошо, садитесь на этот стул, нужно будет измерить давление. Сердце упало в пятки. Скарамучча неосознанно принялся потирать руки, на лбу проступил пот. — А... это обязательно? — Для первичной диагностики это необходимо, иначе я не смогу вам помочь и выписать справку. Неохотно он всё же пересел на другой стул и положил правую руку на край стола. — Засучите рукав, пожалуйста, — терпеливо проговорил врач. Мысли из головы исчезли окончательно, сменившись животным страхом. Впервые испуг заставлял коленки так сильно дрожать, а кожу покрываться мелкими бугорками. За столько лет шрамы перестали казаться чем-то важным, они просто слились в процессе восприятия с телом, став его неотъемлемой частью. И даже не казались чем-то ненормальным, максимум слегка постыдным. Теперь же суровая реальность окатила его ледяной водой. Через несколько секунд Скарамучча всё же выполнил просьбу доктора, отведя взгляд в сторону, словно пристыженный малолетка. Врач временно остановился, немного изумившись, но ничего не сказал. Он быстро переключился на тонометр и надел на руку пациента манжет. После этого страх и стыд внутри уже были готовы разорвать туловище изнутри. Когда процедура закончилась, аппарат ожидаемо отобразил сильно завышенные показатели. Тонометр очень мерзотно пищал, подыгрывая ритму частого пульса. — Подскажите, вам нужна помощь? — наконец поинтересовался врач. Скарамучча помотал головой, не в силах говорить. Сейчас он чувствовал себя тем самым младшеклассником, которого из-за плохого поведения отправили на беседу к школьному психологу. — Я бы порекомендовал вам посетить психиатра. У нас в поликлинике есть хороший специалист. Если вам нужно направление, могу вам его выписать. — Не нужно. Скарамучча никогда не считал себя сумасшедшим, несмотря на некоторые импульсивные поступки и скверные привычки, поэтому такая рекомендация казалась ему оскорбительной. К счастью, терапевт настаивать не стал, поставил на бумажку необходимую печать и отпустил пациента из кабинета с долгожданной справкой и убитыми нервными клетками. На выходе Скарамучча чуть не врезался в Кадзуху, который его уже там ожидал. — Ну как? Всё нормально? — Да, пойдём отсюда, — прозвучало хмуро. Клубок из картинок и образов стремительно закручивался в голове, как снежный ком. Сомнения и переживания плодились и наслаивались друг на друга. Всё правда настолько плохо? Значит, он больной на голову? Пока Кадзуха всю дорогу молча плёлся следом, Скарамучча шёл впереди, утопая в хандре. Уже на подходе к дому он всё-таки решился высказать свои опасения: — Скажи, по-твоему, я похож на психа? Кадзуха сначала замешкался, но потом спокойно ответил: — Нет, конечно, почему ты так решил? Что-то случилось? — Ничего, забей. «Ты определённо мне врёшь». С недавнего времени в их общении многое поменялось. Ранее Кадзуха никогда не стремился стоять рядом, пока Скарамучча курил, а сейчас стал словно специально его поджидать, чтобы составить компанию. При этом сам он был далёк от вредных привычек. То же самое с алкоголем. Почему Кадзуха так странно на него смотрел, когда Скарамучча выпивал? Он что, правда настолько ущербно стал выглядеть? Всё дело в понизившейся толерантности к выпивке или в чём-то другом? Даже сейчас Кадзуха сверлил его таким беспримерным взглядом, что становилось мерзко. Ужас! Но сегодня потрясения и не думали заканчиваться. Когда подошло время разойтись, Кадзуха вдруг свёл брови на переносице и ошарашил Скарамуччу новой неожиданной информацией. — Скар, я хотел сказать, что уеду на пару дней. Дедушка плохо себя чувствует, я должен за ним присмотреть. — Понял. Хорошо. В середине декабря он уже отлучался на неделю, чтобы помочь родителям с уходом за дедом, поэтому Скарамучча относительно нормально воспринял эту новость. Он знал, что дом родителей Кадзухи находился в трёх часах езды на электричке, поэтому осознавал, что он в любом случае не сможет сократить длительность своего отъезда. Вот только... После ответа Кадзуха стал выглядеть ещё более встревоженным. — Если что-то случится — звони, я постараюсь быть на связи. Скарамучча хмыкнул и кивнул. — Ладно. Неизвестно почему Кадзуха говорил так, будто без него должно было обязательно произойти что-то плохое. Последнее время его мотивы с трудом поддавались логическому объяснению. — Когда именно тебе нужно уехать? — Сегодня вечером, в пятницу уже вернусь. «Ох... Значит, сегодня?» К столь стремительному развитию событий Скарамучча оказался не готов. Он бы с радостью сопроводил друга прямо до перрона, но учебные «хвосты» слишком надоедливо путались в ногах. Вечером ему ещё предстоит разговор с куратором и планирование встречи с научным руководителем, чтобы доделать работу и согласовать правки. Наверняка эта женщина уже проклинает всё его существование. Дальнейший побег от общения с ней точно выйдет ему боком. К сожалению, прощаться нужно было уже сейчас. Неохотно смирившись с обстоятельствами, Скарамучча медленно подошёл к Кадзухе, слегка приобнял его и похлопал по спине. Он очень редко так делал, чтобы не спровоцировать собственный пульс на учащение, но сегодня посчитал подобное уместным. В разлуке даже вздорные несколько дней ощущаются до ужаса долгими. Поэтому надо сделать прощальный миг особенным и отложить в памяти до её окончания. — Хорошо, тогда свидимся. — До встречи, — улыбнулся Кадзуха. «Я буду скучать».

✦ ● ✦

Дома барьер в виде любовного томления рухнул и позволил скверным мыслям вновь ворваться в голову, как голодная стая тараканов, которая разрушала всё на своём пути. Они разбегались по мозгу и усердно наводили там беспорядки. Контролировать это было нереально. И почему ему посоветовали обратиться именно к психиатру? Это шутка такая? Ну не может его внешний вид быть настолько удручающим, чтобы возникла весомая причина выписывать самому себе путёвку в дурдом. Да что ж это такое! По столу ударили кулаком, отчего чёрный кот на диване махнул хвостом. «Я ведь не сумасшедший!» Это напомнило о событиях, которые должны были исчезнуть в памяти, но так не вовремя всплыли на поверхность из глубокого омута. Возвращаться мыслями в раннее детство, когда тебе уже двадцать, намного ужаснее в действительности, чем может выглядеть в теории. На самом деле беспокойство преследовало его всю осознанную жизнь после той ссоры, но сейчас это чувство пробуждало в нём состояние, где он был беспомощным, жалким и ужасно одиноким. Скарамучча собрался с мыслями и решил всё же взглянуть правде в глаза. Он встал из-за стола и ушёл в коридор, где в углу стояло высокое ростовое зеркало. Гладкое стекло крайне редко ловило в себе пасмурное отражение. Одно время даже были мысли его снять, но сейчас наличие настенного элемента интерьера с блестящей поверхностью пришлось очень кстати. Скарамучча встал напротив него и, сглотнув, принялся стягивать с себя чёрную водолазку, которая уже чуть ли не срослась с его туловищем за эти годы. Настолько невзрачная вещь была просто создана для того, чтобы скрывать за собой многолетний опыт самовредительства, а также ещё одно воспоминание, заложившее фундамент для этой ужасающей привычки. Он вытянул вперёд руки и впервые посмотрел на себя нового. На ладонях остались следы от порезов битым стеклом, а на предплечьях чуть ли не до локтей тянулись шрамы от самонанесённых ожогов с многолетней историей. Вид пострашнее синяков на венах закоренелых наркоманов. Последней деталью стала полоска шрама, пересекающая грудь справа в районе рёбер. Не самая уродливая, но самая болезненная часть из того, что это тело выдерживало. К горлу подступил приступ тошноты, то ли от остаточного похмелья, то ли от мерзости картины, которую приходилось лицезреть. Он наклонился вперёд, прислонившись лбом к холодному стеклу. Зеркало стало казаться просто огромным и пугало своими масштабами. По привычке захотелось сесть на пол калачиком и спрятаться. От страхов, мыслей, самого себя. Когда-то этот способ действительно спасал, но теперь внутренние демоны нарастили свою силу. От них было не убежать. Вместо позитивных мыслей мозг раз за разом прокручивал одни и те же фразы, которые засели уже на подкорке: «Позорище», — говорила она. «Не хочу тебя больше видеть», — говорила она.