Будь мы богами...

       ༄༄༄              «Как же странно Лоретто себя в последнее время ведёт», — думаю я, шагая к фонтану сквозь ночь. Или я параноик? Я, конечно, вёл себя смирно и покладисто в последнее время, но раньше Лоретто ни за что не хотелось позволять мне преследовать мои собственные цели и рисковать.       Может, теперь Тэйен считает, что я могу поступать разумно? Потому что я могу.       «Надеюсь».       Однако откуда вдруг столько желания меня трогать? Удержать не держа, словно завтра конец света?       Всё-таки, что-то между нами изменилось за прожитый вместе месяц. Лоретто не позволяет себе сесть рядом со мной на диване или за одним столом в кафетерии, но Лореттовы взгляды… В глазах наставника то и дело мелькает какая-то новая для меня, ускользающая тоска. Ещё не истинное доверие, быть может, но уже не презрение. Меланхоличный уют, нежность даже, с какой смотрят на тех, кто одним своим присутствием способен прогнать твои хмурые мысли прочь. «Ты не одинок, — точно шепчет это присутствие. — Не одинок, а значит, всё не так страшно. Выдохни. Улыбнись. Завтра нас ждёт новый день. Новый шанс быть счастливыми».       И возможно, поэтому-то Лоретто и всё пытается ко мне прикоснуться — просто чтобы поверить в то, что я настоящий, не сон. Ведь если есть я, то и завтрашний день не сказка. В конце-то концов, сколько всего Лоретто пришлось преодолеть, чтобы дожить до сегодняшней ночи, верно? Пожалуй, спустя два столетия борьбы за выживание лишь одна мысль о том, что часок можно не бояться смерти, дарует неподдельную радость.       Однако Лореттов интерес к слухам о Первокровной… не такой уж радостный. Неужели она и правда в городе? И тогда Тэйен хочет с ней встретиться или остерегается её?       «А если остерегается, то нам что, в будущем и с богиней сражаться придётся?»       Эта мысль внезапно кажется какой-то и впрямь предвещающей конец света. И… может, я и параноик, но императрица тоже по-прежнему вызывает у меня немало вопросов. То Марисела появляется из ниоткуда и улыбается мне на каждом углу, то от неё вообще ни слуху ни духу уже целый месяц. Что творится в её душе?       «Да и вообще, она даже мимолётно не похожа на ту кровожадную, беспощадную воительницу, о которой ходят легенды».       А что, если бояться нужно вовсе не Мариселу?       Что, если на самом деле вся власть в Кабракане принадлежит этой Первокровной, ведьме, возомнившей себя божеством? Может, та настолько стара, хитра и сильна, что каким-то образом держит в своей узде и Мариселу, и весь Совет — и правит из тени?       «Самые опасные враги всегда появляются, откуда не ждёшь. Скрываются в толпе, бьют в спину…»       Заплутав в раздумьях, я понимаю, что подошёл к фонтану, только когда тот уже буквально у меня перед носом.       Я не знал, что в Тик’але есть четвёртый аурный фонтан, но полагаю, всё потому, что этот и правда ветхий, маленький, разбитый. Состоит лишь из одной, треснувшей напополам каменной арки, похожей на сломанный дверной проём, хотя аура всё же клубится чернильными, чернее самой ночи, лентами вдоль неё.       Оглядев заросший травой дворик, окружённый высокими глухими стенами соседствующих зданий, я никого не вижу.       Втягиваю носом ночной воздух, прислушиваюсь.       Никого.       — Фарис?.. — зову тихонько, руки сжимаются в кулаки. «Не ловушка, — напоминаю себе. — Не ловушка. Лоретто бы ни за что…»       — Ты один? — раздаётся голос Фариса из темноты, и до того как я успею ответить, его долговязая фигура выныривает из-за перекошенной арки.       Его плечи напряжены, уголки губ опущены, и всё в его позе буквально кричит о нервозности. С Арьаной я всегда видел Фариса уверенным и улыбчивым, любящим поспорить, произнести старомодную напутственную речь, а сейчас он выглядит как совёнок, выпавший из гнезда и чудом улетевший от охотничьей пули. Не то что напирать — глянуть мне в глаза боится.       Нахмурившись, я ещё раз изучаю Фариса с ног до головы, пытаясь свыкнуться с этой новой стороной его характера и сообразить, что его так перепугало, и наконец замечаю, что его правая рука тайком тянется к арке фонтана. Аура вьётся у его пальцев, и — на коже его нет ожогов! У меня отвисает челюсть.       — Ты шаман.       — Ты шаман.       Наши голоса смешиваются воедино, сбивая нас обоих с толку, заставляя меня поёжиться в темноте.       «Нет, я не…» — я собираюсь было машинально начать отнекиваться, но понимаю, что и сам стою чересчур близко к фонтану. Чувствую приятное, освежающе-мятное прикосновение ауры на кончиках пальцев левой руки. «Блин. Сам себя выдал. Лоретто ошибается, я по-прежнему синоним катастрофе. Однако это не имеет значения, ведь…»       — Ты шаман, Фарис? — повторяю я, и все мои прежние тревоги сменяются рассерженным удивлением. «А почему на нём мантии нет? Хотя в мантиях в Тик’але никто почти, кроме важных шишек, не ходит, а Фарис явно не из числа первой сотни сильнейших колдунов Кабракана». — Но ты же с моей сестрой встречаешься!       «Нет, невозможно». — Теперь вдруг всё кажется совсем не правильным. Новые мысли тугой спиралью закручиваются в уме, давя на виски. Арьана же ненавидит шаманов! Они убили её отца, ни за что она не станет встречаться с одним!       Или… станет?       Воспоминания в голове разлетаются, из спирали превращаясь в страницы разорванной книги, а потом собираются вновь по порядку, вшивая в себя новый смысл.       С того самого дня как скончался папа Умар, Арьана как одержимая пыталась узнать о магии всё, что только могла. Расспрашивала, вычитывала, подслушивала. Даже собирала редкие аурки — из нефрита, по ночам выкладывая их на подоконнике в разной последовательности, потому что ей кто-то сказал, что, насытившись таинственным светом Луны, аура может подчиниться воле простокровки… «Глупо». Но Арьана не сдавалась.       Поначалу все думали, что она, как Кайл и Кофи, хотела отомстить за смерть отца и пыталась выяснить о врагах всё возможное, но когда пару лет назад объявила, что поступила в Тик’аль на курсы по алхимии, а потом и вовсе отказалась помогать мне с братьями с алхимической формулой зелья, способного лишить аурокровок их сил, стало ясно — нет у неё здесь врагов.       Кофи тогда психанул, обозвав её чокнутой. Кайл перестал с ней разговаривать почти на год, а я… я не знаю. Какое-то время я чувствовал себя преданным, а потом вроде смирился. Убедил себя в том, что даже ненависть к шаманам не способна остановить Арьанино любознательное нутро.       «Но может, я как всегда поспешил с однобокими выводами?» В отличие от Арьаны, я вечно хватаюсь за первую пришедшую мне в голову идею и мчусь на её основании строить свой мир. Не ищу повода усомниться — ищу причины доказать себе свою правоту. «Дышится тогда будто бы легче, живётся проще». Однако каждый раз, когда мне кажется, я докопался до истины, всем её доказал и можно выдохнуть с облегчением… тут же вскрываются новые факты. Приходится извиняться и начинать всё сначала.       Может, не все такие же упрямцы, как я?       «И даже среди своих близких Еля-шаман может кому-то доверять». — Нерешительная надежда загорается в душе.       Если подумать, Арьана и впрямь была единственной, кто ни разу на моей памяти не говорил, что все проблемы в нашей семье из-за аурокровок. Она кивала, когда это говорили другие, улыбалась, молчала, но… не поддакивала. Добродушно, неброско, но Арьана всегда сохраняла нейтралитет, словно из скромной вежливости. Быть может, то была не скромность, а дальновидность.       Быть может, Арьана с самого начала подозревала обо всём том, что я узнал от Лоретто? Что магия вовсе не является врождённым талантом?       — Мне казалось, то, что я шаман, тебе очевидно, — отвечает Фарис, наморщив свой крючковатый нос. — С тех пор как ты здесь. Разумеется, Арьана знает. У нас нет друг от друга секретов.       Пауза. Фарис с подозрением сужает глаза, и лунный свет блестит на линзах его очков ярче.       — Но что насчёт тебя, Елисей? Аря сказала, ты притворяешься.       — Ага, я тоже так думал.       «Она сказала ему, она действительно доверяет шаману! Кошмар…» Мысленно выругавшись, я отхожу подальше от фонтана, чтобы аура не клеилась к моим пальцам и чтобы снова случайно что-нибудь не лупануть током.       — Фарис, а тебе правда восемнадцать? Или как Лоретто…       — Лоретто исключение. Мне восемнадцать, расслабься.       — Но если ты не врёшь моей сестре, она в курсе и того, что ты за мной шпионишь?       Фарис замирает, открыв рот. На миг ветер, треплющий его короткие тёмные волосы, остаётся единственным, что отличает его от неподвижной картины. Глаза Фариса устремляются мне за спину, точно ожидая, что кто-то придёт следом за мной и покарает его, но, никого не находя, снова перемещаются на меня.       — Не шпионил я за тобой! — восклицает он то ли испуганно, то ли сердито. — Я пытался подгадать момент, чтобы с тобой поговорить! Только ты вечно среди народа или со своим куратором.       Последнее слово звучит на его языке как нечто оскорбительное и противозаконное. Как постыдный упрёк.       «Он боится Лоретто», — понимаю я, и от этого, наоборот, грудь щекочет веселье. Я чуть было не хмыкаю вслух. Вот почему мы у фонтана, а? Шаманы способны призвать ауру из ниоткуда, но для этого важна концентрация. Даже если уйдёт доля секунды, время может оказаться решающим в драке. Лоретто гораздо могущественнее и ловчее Фариса, так что для Фариса единственным способом получить шанс на победу будет подготовиться к драке заранее. А аурный фонтан — это как заряженное ружьё.       «Значит, если Фарис на меня всё-таки нападёт, главное врезать ему быстро так хорошенько, чтоб он отлетел от фонтана подальше», — мысленно ставлю галочку на этот пункт.       Однако какой же соблазнительно тёмный вид удовольствия, да? Знать, что Лоретто, моего друга, страшатся. «Все кроме меня». Это даже лучше, чем обзавестись личной ручной пантерой!       И всё равно я не доверяю Фарису, пусть даже если ему доверяет моя сестра.       — Я видел, как ты секретничал с одним из советников в библиотеке, Фарис, — говорю, скрестив на груди руки. — Откуда мне знать, что сейчас говоришь мне правду?       — А я видел, причём кучу раз, как ты сладко воркуешь со своим наставником, которому указы даёт не кто иной, как сама императрица, начальница всех советников, Елисей. — «Ну наконец-то, он опять начал спорить, типичный здоровый Фарис». — Так с чего бы мне доверять тебе? Мне казалось, ты поумнее будешь! — Его голос опасно повышается, теперь явно сердясь, разносясь эхом в стенах вокруг, и он вздрагивает, себя же пугаясь.       Сделав вдох, выдохнув и чуть-чуть успокоившись, Фарис начинает расхаживать туда-сюда передо мной, заламывать руки и демонстративно мять высокую траву ногами. Выходит у него всё равно без грации и шаманской плавности, рвано и неритмично.       «Интересно, я тоже так дёргаюсь, когда нервничаю? — мелькает мысль. — Это… бесит. И что Арьану в нём очаровало вообще?»       Когда Фарис наконец продолжает, его голос снова звучит более-менее уравновешенно:       — Да и что, по-твоему, я мог рассказать про тебя Совету? Они и так всё давно знают. Знают, что вы годами воруете ауру, чтобы создать оружие против шаманской магии. Знают, что твоя семья планирует революцию с твоим старшим братом в качестве лидера. И знают, что твой куратор, который, как предполагалось, тебя из ненависти инвалидом сделает, а потом в наказание будет лишён возможности участвовать в грядущих Испытаниях, сделал из тебя вместо этого шамана. Как вообще?       «Он тоже не знает, что магией может владеть каждый», — убеждаюсь я с толикой досады. И как Мариселе удалось скрыть такую информацию от народа? Или это что-то из разряда древних тайн, которые забываются с веками и хранятся лишь в памяти богов и их учеников?       Но всё остальное, что сказал Фарис…       — Совет не может знать секреты моей семьи, — качаю головой я. — Нас бы давно остановили.       Фарис усмехается:       — Остановили? Как? Убив половину города, что поддерживает Кайла? Над кем шаманы тогда будут править? Или убив одного Кайла, чтобы потом выискивать нового лидера повстанцев? Ведь новый же тут же появится. Лучший способ остановить оппозицию — взять её под свой контроль. Следить, втереться в ряды и манипулировать, заставив проиграть в собственной же игре. Сделать вашу политику ещё более гнилой и непривлекательной, чем политика императрицы. Дать вам ровно столько свободы, сколько хочется им.       Фарис замирает, останавливаясь аккурат напротив меня, быстро и всё так же нервно моргая.       — Или что, Елисей, думал, ты тут у Кайла как тайный агент? Тогда поздравляю, теперь ты — тайный агент императрицы. Ты тот подставной игрок, которому полагается подвести свою же команду к проигрышу.       От его слов мне становится неуютно, будто меня сунули головой в душную комнату. Я веду плечами, пытаясь это ощущение прогнать. Плохо выходит. «Лучший способ остановить оппозицию — взять её под свой контроль». А не так ли, правда, всегда и происходило на протяжении двухсот с лишним лет?       Я знаю, что первая попытка восстания, которую планировал мой прадед, провалилась из-за того, что его брат сошёл с ума от прикосновения к ауре, отчего страх перед магией и хаос воцарились среди простокровок с новой силой на долгий срок.       Сейчас же, когда у нас наконец есть новый план, есть способ использовать магию шаманов против них же, все в последнее время отказываются красть ауру после того, как несколько воров исчезли бесследно. Поэтому-то за это дело и взялись в итоге мы с Кофи лично.       «Совет мог подстроить и наше исчезновение, вероятно, но знал, что всё равно людей это в конечном счёте не остановит надолго. Зато если поймать Монтехо и сделать из него свою пешку… он сам всё испортит».       Поэтому-то Марисела и позволила мне узнать тайну о том, что она и есть императрица Иш-Чель, так? Думала, Тэйен не справится и, психанув, покалечит меня; я тогда побегу к Её Светлости жаловаться, а она покровительственно посочувствует и заодно сделает из простокровки Монтехо шамана (своего верного вассала) сама.       «Получается, она и убивать меня вовсе никогда не планировала? Лишь загнать в ловушку?»       — А откуда ты-то всё это знаешь, Фарис?       Фарис медлит с ответом. Опять косится мне за спину.       — Советника, с которым ты видел меня в библиотеке, зовут Бадар. Он коллега моего отца в алхимических лабораториях, — признаётся он неохотно. — Они порой вместе выпивают по вечерам, и если Бадар переберёт, то язык у него развязывается как старый шнурок. В основном он, конечно, несёт ахинею, хвастается выдуманными подвигами, своими женщинами, мужчинами и мнимой незаменимостью при дворе, но… в последнее время он ещё любит критиковать императрицу, когда пьянеет. Говорит, что благодаря своим алхимическим экспериментам раскрыл какую-то тайну магии и выяснил, как стать могущественнее, чем сама Иш-Чель, хотя каким образом — даже по пьяни не признаётся. Зато в последний раз он недвусмысленно заявил, что готов подвинуть её на троне и для этого заключил сделку с тупоголовыми простокровками.       — Кайл ни за что не станет заключать сделку с шаманом.       — Нет, не Кайл. Друг Кайла… Павло… Пабло? Любитель чёрного юмора, как обозвала его Арьана. Очевидно, Бадар пообещал тому место Кайла в качестве негласного предводителя простокровных и помощь с усовершенствованием рецепта эссенции, обращающей ауру против самих аурокровных, если Пабло в свою очередь устроит так, что эссенция эта, пусть и временно, но лишит сил только императрицу и остальных советников и всецело предоставит власть в Кабракане Бадару.       «Эссенция нашего прадеда». Если б она и правда у нас работала, Кайл бы точно давно сверг Мариселу. Логично, что шаманский рецепт может исправить шаман, но что этот шаман может ожидать в ответ? Что ему в награду позволят оставить свои магические способности, пока всех остальных тех лишат?       Сомневаюсь.       Либо Пабло дурак, надеющийся перехитрить и Кайла, и советника, либо этот Бадар все мозги пропил и теперь думает, что перехитрит императрицу и всех простокровных…       «Или это новый план Совета, рассчитанный на то, чтобы всех нас запутать и занять погоней за ложной целью, пока они на нас охотятся? Тогда как только нас поймают, обвинят в предательстве и Кайла с Пабло, и меня, и Лоретто. Как подельника семьи Монтехо». — Теории теперь вертятся в голове одна быстрее другой. Куратор был прав, похоже, у меня СДВГ и в башке все эмоции и мысли разом и вперемешку. А чем больше тревог в моей жизни, тем сложнее сохранить порядок в мозгах.       — Сам я разговаривал с Бадаром в библиотеке, — продолжает Фарис, — потому что был там, когда он меня нашёл, чтобы узнать, слышал ли я его пьяную болтовню вечером до этого и могу ли чем его выдать. Я сказал нет. А потом поделился с Арьаной.       — Вот так просто? Ты сказал нет, и он поверил? А вы с Арьаной вдруг все тайны знаете? Бадар, Пабло, сеть императорских лазутчиков в кругах Кайла? — Это в разы больше, чем выяснил я, пока пробыл тут. А я выяснить пытался! «Хотя, скорее, конечно, пытался выжить». Но всё равно в душе тлеют сомнения. В этой теории будто бы чего-то не хватает. — И ты веришь пьяному угару Бадара? Может, он хотел, чтобы ты сказал нет и всё рассказал Арьане?       Фарис пожимает плечами.       — Я не верю никому, кроме своих родных и Арьаны, Елисей. Даже тебе. Но считаю, что не помешает знать как можно больше и всё предусмотреть.       Деловито поправив очки и ещё раз оглядев пустые заросли вокруг, он добавляет:       — В любом случае Арьана не может сама отправить тебе послание, беспокоясь, что за ней следят. И прийти к тебе лично тоже не может, ведь это будет уж совсем очевидно. Поэтому попросила меня передать тебе, что ты должен поговорить с Кайлом. Её он не послушает, а кто-то должен убедить его пересмотреть свои героические планы, пока он и впрямь не затеял открытое восстание, в котором у него шансов на выживание нет.       «Если б всё было так легко», — думаю, жуя губы. Кайл, может, ко мне и прислушается, но только не после того, как узнает, что я стал колдуном.       Да и теперь ведь императрице даже голову мне рубить не нужно — достаточно растрезвонить всем, что лидер войны с магами сам скрывает брата-мага, а ещё сестру, которая встречается с Фарисом — потомственным магом. Ну и кто тогда пойдёт за таким лидером? Да и откуда мне тогда теперь знать, что, поговорив с Кайлом, я не сделаю ровно то, чего хочет от меня манипулятивный Совет, и не привлеку ещё больше внимания?       Разве что, единственный выход — как-то переговорить с братьями тайно…       У Кайла есть причины ненавидеть магию, так что надо просто дать ему причину её полюбить — как мой куратор дал мне. «Только как заставить брата вообще меня выслушать, а не сразу вышвырнуть с такими темами вон?» Да и поговорить всё равно придётся лично, в письме я буду лишь выглядеть ополоумевшей марионеткой… а вот как мне пойти к ним лично, если за мной вечно следят теперь, а? «Тупик».       Возможно, пора наконец рассказать всё это Лоретто. Мой наставник точно что-то придумает.       «Однако разве я не подвергну Лоретто ещё большей опасности, рассказав всё? Тогда Тэйен уж точно автоматически становится нашим сообщником, а этого Марисела и ждёт — предлога избавиться от конкурента». Да я и не хочу отвлекать Лоретто от собственных медитаций и тренировок. Особенно если есть вероятность того, что на Испытания заявится сама Первокровная, и Лоретто придётся сражаться и с ней…       «Первокровная».       Чуть не забыл.       — Раз вы с Арьаной столько знаете, что насчёт слухов о богине? — спрашиваю, будто бы невзначай.       Собираясь уже уходить, Фарис останавливается. Смотрит на меня в замешательстве.       — А что насчёт них? Слухи… есть слухи. Если шаманская богиня и впрямь существует, ей не меньше пары тысяч лет, Елисей. Не думаешь, что в таком возрасте вряд ли ей будет интересно играть в политику и кому-то из нас помогать, если ты на это намекаешь? Я могу понять пару-тройку веков, возраст императрицы, советников… или, ха, моей бабули, которой бойкие и весёлые сто сорок семь, но тысяча? — Фарис кривит рот. — Ты вообще представляешь такое? Мы же в её глазах глупые дети.       — Ну…       — Ну вот если б я был так стар и по-прежнему не потерял вкус к жизни, то занялся бы чем-то более важным, чем дворцовые интриги. Например, звёзды бы изучал? Нашёл бы способ путешествовать в другие миры? Есть и не толстеть? За власть борются те, кому есть, что терять. Кто боится рабства, смерти и забвения и нуждается в доказательствах своего превосходства. А у Первокровной вряд ли есть проблемы со всем этим, так?       — Так она в городе?       Фарис долго молчит.       — Какой подозрительно конкретный вопрос, Елисей.       — Да Лоретто просто…       — Я же сказал тебе не доверять Лоретто! — Выражение лица Фариса резко приобретает странную смесь страха и отвращения.       Он каменеет на миг, точно сдерживаясь, а потом снова начинает топать траву вокруг меня и фонтана, пыхтя и опять не только нервничая, но и откровенно, с новой силой, негодуя. Выглядит это забавно, потому что Фарис по-прежнему похож на ощипанную сову, когда говорит:       — Двух месяцев, что ты тут провёл, недостаточно, чтобы узнать кого-то по-настоящему! Тэйен, может, как раз-таки и играет твоими чувствами и мыслями и кормит чужими идеями по приказу, скажем, Верховного советника?       Возмущение вспыхивает в моей душе от этих слов. Моя гордость бунтует.       «Да мне пришлось Лоретто уговаривать, чтобы сюда к Фарису прийти, о какой кормёжке идеями речь?»       Мне потребовалось столько усилий, столько пережитых с потом и кровью — в прямом смысле — дней, чтобы добиться Лореттова доверия, а теперь Фарис намекает, что я этого доверия не заслуживаю, что всё ложь?       Я уже был близок к тому, чтобы поверить в подобное, когда очутился со связанными руками в башне. И оказался неправ. Ну нельзя же делать о человеке выводы, не зная, что у него на душе!       «А я знаю, что у Лоретто на душе. Только я один во всём мире, может, и знаю».       — А кому мне доверять, Фарис? — спрашиваю, подходя и вставая у него на пути, мешая нарезать круги вокруг фонтана. Внутри всё дерёт от рассерженности. Было б ох как приятно сейчас подарить Фарису фингал, но сестра точно меня потом не похвалит. — Тебе? Да я тебя видел раз пять за всю жизнь, в общей сложности и дня не сложить! Или мне доверять пьяным сплетням Бадара? Или решениям Арьаны? Где ж она сама, а? А братья мои? А родители? Очевидно, все решили, что куда легче оставить меня разгребать дерьмо в одиночку. Лоретто — единственный человек, который был со мной рядом эти два месяца. Единственный, кто рисковал жизнью, чтобы обезопасить мою! Мне начинает казаться, что я вообще уже никого, кроме Лоретто, не знаю.       Фарис глядит на меня исподлобья, недовольно и мрачно.       — А ты не думаешь, что всё это слишком уж удобно, нет? Что легко доверять кому-то, как Тэйен? Лореттова рожа слишком приторна, как по мне, но скажу честно, даже я нахожу её интересной. Внешность у твоего куратора такая… — он делает жест руками, рисуя в воздухе жопастую человеческую фигуру, — загадочно притягательная. Независимо от того, предпочитаешь ли ты парней или девушек, или и тех и других, Лоретто может прийтись по вкусу, нет ли? А ещё прибавь сюда харизму, острый ум, изысканные манеры… Тебе восемнадцать, Лоретто выглядит на восемнадцать. Да вы идеальная пара.       — Лоретто тут не при чём. Магия не позволяет стареть.       — Не позволяет? — Фарис смеётся, несвойственно для себя низко, цинично. — Так, думаешь, это работает? Нет, Елисей. Магия может позволить тебе оставаться молодым, но не заставит тебя перестать стареть против воли. Иначе бы могущественные шаманы не умирали, даже когда устают жить. Обратно молодым тебя аура, конечно, не сделает, но стремления твоего подсознания материализует. Чувствуешь себя сорокалетним, внушающим уважение, в расцвете сил? Или уставшим восьмидесятилетним с мудрыми, почтительными морщинками? Или соблазнительным, хитрым и молодым? Магия позволяет перестать стареть тогда, когда хочешь ты — нужно лишь вовремя стать достаточно умелым магом.       — Нет, не может такого быть. — Однако есть что-то в тоне и логичных словах Фариса, что заставляет засомневаться.       Горло сдавливает. «Но ведь логичный способ не обязательно является единственным верным, так?» И Фарис понятия не имеет, сколько всего Лоретто пришлось ради меня сделать за это время… «Мы команда».       Да и может, Фарис сам сейчас действует по приказу советников, навязывает замудрённые идеи, уводит меня за ложной целью? Или завидует силе Лоретто. Сам Фарис-то в шаманском рейтинге из тысячи где? Третий с конца?       Вижу, что Фарис хочет продолжить спор. Однако потом, взглянув на мой гневный взор перед тем, как я категорично разворачиваюсь, чтобы уйти, он только вздыхает мне вслед.       — Я лишь надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Елисей, — говорит. — Потому что Арьана в тебя верит, а я верю в неё. И рассчитываю, что ты не находишь выглядящего на восемнадцать лет невесть насколько опасного, древнего мага, вроде Лоретто, очаровательным, невинным и заслуживающим твоей слепой преданности просто потому, что у тебя внезапно разыгрались гормоны.       Ничего не отвечаю.       Ухожу.        ༄༄༄