Будь мы богами...

       ༄༄༄       За следующие несколько дней я, как одержимый, перечитываю семьсот страниц трижды.       Снова заглядываю в библиотеку, изучаю раздел по истории, но удручаюсь только сильнее. Да, все книги сходятся в очевидных фактах — датах, именах, местах, — но в выводах? Все труды, написанные людьми, изображают шаманов вероломными чернокнижниками, повинными в каждой беде на свете, а трактаты, созданные шаманами, винят во всех невзгодах простокровок — кровожадных дикарей. И кто тогда прав?       «Мои предки не могли быть убийцами. Я же не убийца».       Но как мне это доказать? Если б я только мог поговорить с кем-то, кто живёт достаточно долго, кто всё видел своими глазами, а не бездумно записал на бумаге словами, повторёнными за другими… Однако только шаманы способны жить веками. И старейшим из всех известных мне шаманов является наша императрица. «А словам, сорвавшимся с губ отравительницы королей, я верить не стану».       Лоретто не входит в число любимчиков советника Её Величества, так что, может, знает кого-то ещё, кто не разделяет императорских взглядов, а тогда и способен поведать мне отличную версию. «Только вот я слишком плохо знаю Лоретто, чтобы понимать, безопасно ли просить своего куратора о подобном одолжении».       Плетясь из кафетерия после завтрака новым жарким утром, доедая на ходу чуррос и снова угрюмо размышляя обо всём этом, я вдруг осознаю, что у меня вообще-то есть один друг в шаманском городе. Ну… не совсем друг. Но моя сестра Арьана вместе со своим парнем, Фарисом, изучает алхимическую биологию, — это единственный законный способ для нас, не-шаманов, учить магию хотя бы в теории, по книжкам, доступ к которым для обычных людей ограничен. А Фарис так ещё и выбил себе подработку в местных лабораториях.       Не так много простокровных интересуется алхимией, ведь разрешение на учёбу получить почти нереально, так что найти тут Фариса не должно составить труда. Ему я, может, тоже всецело не доверяю, ведь видел лишь пару раз, у нас в гостях, но по крайней мере он не шаман. И врать не умеет, учитывая, что он либо бегает хвостиком за моей сестрой всюду и со всеми упрямо с улыбкой спорит, когда ему это делать мешают, либо — когда не знает, как выиграть спор, — смотрит на всех испуганными и круглыми, как у филина, глазами.       Воодушевившись возможностью сдвинуть дела с мёртвой точки, я сворачиваю в сторону лабораторий на другом конце Тик’аля.       Спешу по аллеям и знойным улочкам, миную благоухающие оранжереи, вычурные храмы и многоуровневые белокаменные лесенки между ними. Сложно не потеряться, даже когда уже знаешь что где, потому что все повороты тут выглядят одинаково, и когда я заворачиваю за очередной угол, то оказываюсь перед… фонтаном?       Во всяком случае, я называю их фонтанами. Хотя воды в них и нет.       Насколько мне известно, в Тик’але есть три аурных фонтана, один из которых я неудачно обокрал, оказавшись арестован Гвен с Йеном. До сих пор я пытался этих мест избегать, но очевидно, и тут облажался.       Штуковина выглядит прекрасно и ужасно одновременно: непостижимая субстанция, слишком лёгкая для жидкости, слишком тяжёлая для дыма, чернильно-чёрная, будто лишённая звёзд ночь, течёт и клубится вдоль нескольких каменных арок и мостиков посреди небольшой площади. Может, как тягучая туча? «Или осязаемая смерть».       Сегодня солнечно, душно, но у аурного фонтана соблазнительно свежо и прохладно. И в тени этой аурной прохлады, у одной из арок, кто-то сидит.       «Ялин», — узнаю её я, вглядываясь с лестницы, на которой замер. Она задумчиво прикусывает губу, читая книгу, которую держит в одной руке, пока вторая пальцами перебирает чернильные клубы магии. Кожа Ялин касается тьмы, однако Ялин даже не придаёт этому значения. Та ей не причиняет никакой боли, а может, даже наоборот, ласкает кожу как шёлковый пар.       А вот мне при виде этого зрелища хочется заскулить. Я тут же вспоминаю об ожоге у меня между пальцами, едва начавшем заживать после того, как ворованный пузырёк с аурой разбился и поджарил меня, думаю, что может случиться со мной, будь я на месте Ялин… «Вспыхнул бы как спичка», — трусливый озноб бежит по всему телу от одного лишь воображения.       Даже если бы я хотел стать своим среди шаманов, даже если бы жаждал понять их… никогда не смогу. А они никогда не поймут, каково это — быть уязвимым.       «Мы так схожи внешне, но какие же на деле разные. Что за злая шутка, этот мир, сделавший нас такими?»       Опять помрачнев и потеряв весь свой недавний энтузиазм, я ухожу от фонтана не оборачиваясь.              ༄༄༄       Лаборатории, как и всё остальное, расположены в старом каменном здании с колоннами, странными треугольными окнами и высокими потолками, под которыми некогда был настоящий храм, выстроенным в честь Кичи — шаманского бога смерти и перерождения.       Если это метафора, то от неё веет чем-то жутким. Как Кичи, по легенде, переправлял души верующих в него на изнанку мира, перерождая живых в мёртвых, так и магия нынче позволяет трансформировать одни стихии в другие.       «Надеюсь только, здесь меня не придушат, трансформировав в труп».       По другой известной мне версии, правда, никого Кичи не перерождал, а просто сжигал тех, кто ему попадался, коллекционируя прах.       Наверное, именно поэтому многие боги нынче забылись, а легенды о них зачерствели — поди разбери, на какого идола молиться, а от какого уносить ноги прочь?       Я не знаю, где в лабораториях искать Фариса, — он вообще здесь сегодня? — так что отправляюсь вдоль перестроенных под кабинеты залов, глядя по сторонам. К счастью, меня никто не останавливает.       Повсюду шаманы-учёные проводят эксперименты, меняют свойства природных элементов. Всё сверкает и искрится, как новогодние фейерверки, пока аурокровки превращают воду в лёд силой взгляда, запирают огонь и лёд в одном сосуде, записывают что-то в своих левитирующих тетрадках… ничего необычного.       В конце концов, я таки замечаю знакомое лицо — однако не Фариса, а Арьану сначала. «Не думал, что найду её здесь». Удивившись, захожу в небольшую комнатку, где за стеклянным столиком в окружении пробирок и книг сестра устроилась наедине со своим возлюбленным. Но нечего ворковать, мне нужна помощь.       Арьана сидит спиной ко мне и хихикает над чем-то, что сказал Фарис; на ней пёстрое платье, а её длинные волосы, заплетённые в мелкие косички, собраны в одну большую косу. Выглядит она, как минимум, запоминающейся, а вот Фарис рядом с ней весь какой-то нескладный, долговязый, в неприметном бежевом халате, с коротко стриженными, курчавыми, вороными волосами и в огромных очках, в которых похож на зануду — другого слова не подобрать. Никогда эти двое не походили на пару.       Однако смотрятся они так славно вместе, точно дополняя друг друга… всегда меня поражали.       И высокий ворот платья Арьаны расстёгнут, что для неё нетипично, потому что на её тёмной коже на шее есть светлое пятно, которое она обычно скрывает везде кроме дома, иначе люди таращатся. Но перед Фарисом сейчас она явно совсем не стесняется. Держит себя естественно, как лучшая версия себя.       «Я вот не уверен даже, что знаю, какая моя версия лучшая. Никогда не чувствовал себя так легко, даже будучи один и без чужих взглядов», — обидно.       — Елисей? — Фарис замечает меня первым, и удивление на его лице отражает моё. — Ты что тут делаешь? Как ты… кто тебя пустил?       — И тебе привет, — входя, лишь пожимаю плечами. — Никто меня просто не остановил.       Реакция Арьаны, тем не менее, оказывается непредсказуемой. Услышав мой голос, она оборачивается и смотрит на меня долгий миг, раскрыв рот, словно увидела привидение, а затем с озарившей её черты улыбкой соскакивает со стула и пылко зажимает меня в объятиях. Как бы я ни был рад её видеть, на долю секунды обо всём забываю, потому что не могу вдохнуть.       — Я думала ты из Кабракана сбежал, — шепчет Арьана, наконец меня отпуская. И больно шлёпает по плечу. — Придурок! Знала б, сама тебя тут нашла! Что вы с Кофи и Кайлом опять учудили? Мамы дома с ума сходят.       В ответ я молча поднимаю руку, демонстрируя ей свой студенческий браслет.       С тех пор, как отец Арьаны умер и она почти месяц сутками ходила с распухшими от слез глазами после этого, она всегда улыбается. Будто отныне запретила себе горевать. Или, может, пережив горе, стала сильнее? И теперь её ничем не сломить? Как бы то ни было, лишить Арьану улыбки невозможно. Сквозь страх и печаль, и сомнения, она, как проблеск солнца в пасмурный день, везде найдёт лазейку тебя подбодрить. Жизнелюбивая, деятельная, заботливая, — моя любимая названная сестрёнка.       Однако сейчас, при виде моего браслета, она лишь в недоумении хмурится, не ободряет, и с ноткой испуга в голосе медленно говорит:       — А? Кофи сказал, тебя арестовали за драку на улице и отправили на исправительные работы на месяц, не на… Ты же не шаман, Еля!       — Поди всем расскажи! — цыкнув, я встревоженно оборачиваюсь на коридор, но благо, там никого, кто мог бы подслушать. — Давай сделаем вид, что шаман. Может, у меня скрытый талант, а?       — Погоди. Ты… — она вопросительно умолкает.       «Ты воровал ауру ради вашего безумного плана по созданию оружия против шаманов в надежде устроить восстание и свергнуть монарха? — киваю, будучи неуверенным, можно ли говорить в присутствии Фариса настолько откровенно. — Ты попался, был арестован и притворился студентом, чтобы избежать наказания?» — киваю. Вслух только спрашиваю:       — Я понимаю, почему Кофи с Кайлом наврали мамам, но тебе-то почему не рассказали?       Скрестив на груди руки, Арьана плюхается обратно на свой стул.       — Наши братья ничего мне не рассказывают, Еля. С тех пор как я начала изучать алхимию, они думают, я симпатизирую колдунам.       — А на самом деле? Не симпатизируешь?       Арьана с Фарисом переглядываются и… усмехаются. Не понимаю только, означает ли их смех что-то вроде «Ну, разумеется» или «Ну, ещё чего». Должно быть, это какая-то их личная шутка, на которую я невольно наткнулся. Но шутка их ничем мне не помогает, потому что сам я уже не знаю, кому симпатизировать после стопки книг, утверждающих, что мои предки были завоевателями, а не миротворцами.       — Короче, мне нужен совет, — вздыхаю и перехожу к делу я, подтащив свободную табуретку и усаживаясь за стол между Арьаной и Фарисом. Всё равно не смогу теперь даже насладиться обществом сестры и ощутить что-то помимо всепоглощающей озабоченности из-за своих ошалелых мыслей, полных тайн о распрях между шаманами и моими давно сгинувшими праотцами. И на помощь от братьев, очевидно, в ближайшее время рассчитывать не придётся, а значит, надо учиться выживать с тем, что есть. — Знаете что-нибудь о жизни Лоретто Тэйен? Друзья, родственники? Хобби? Любовники или любовницы? Что-нибудь, что может рассказать, что Лоретто за личность? Таким доверять можно?       Крючковатый нос Фариса морщится в замешательстве.       — Хочешь сказать, что твой куратор Лоретто Тэйен? — уточняет он, недоверчиво косясь на мой браслет.       Насторожившись, я снова киваю. Голос у Фариса становится таким же скисшим, как у Валто с Джаей, когда я сказал им это.       — И студент у Тэйен, о котором все говорят… ты?       — Не то чтобы я об этом просил, Фарис. Только не понимаю, что не так? Что такого особенного в Лоретто, что заставляет всех мне кости перемывать?       Цокнув языком, Арьана откладывает свою записную книжку.       — Ещё бы тебе не перемывали кости, Еля, — говорит она, вновь чуть успокаивая меня своей привычной ласковой полуулыбкой. — Для местных шаманов ты никто, аурокровка по случайному стечению обстоятельств, без каких бы там ни было достижений, которая внезапно получает одного из самых способных магов в наставники. Все учителя здесь сварливы и требовательны, а твой — ясно же — не заставляет тебя трудиться от слова совсем, раз ты по-прежнему такой румяный и энергичный.       Помедлив, она улыбается лукавее:       — А в качестве бонуса у Лоретто хорошая задница.       — Эй! — восклицает Фарис, втянув щёки. — Ты ж по-прежнему встречаешься только со мной?       — Да просто наблюдение.       Фарис всё равно мотает головой.       — Да не приукрашайте, не такой уж Тэйен и идеал, — не сдаётся он, насупив густые брови и начав нервно поправлять очки. — Вы замечали, что брови у Лоретто не симметричные? Одна чуть острее другой, и Лоретто вечно выгибает её, когда находит что-то себе не по вкусу? А один из зубов, третий справа, слегка выпирает, прям как клык у вампира? И этот шаман вечно одержимо таскает что-то в руках, чаще всего книги. Будто верит, что они могут от чего-то защитить.       — Ты и сам, смотрю, наблюдал немало, — усмехаюсь я. Но сказать честно, ничего из этого я не замечал. Ни клык, ни задницу, разве что несносный, запальчивый характер. — А что насчёт семьи и хобби?       — Нет у твоего куратора никого. И никаких хобби кроме таскания книжек из библиотеки в свои апартаменты и обратно.       — Совсем никого? Подозрительно как-то, не думаешь?       — Может быть. Но многие дети осиротели в дни Красного восхода, Елисей. Пожалуй, я б тоже не хотел заводить друзей и любовников, которые в теории способны разбить мне сердце, умерев, если б знал, каково это. Если б чувствовал себя так, словно весь мир меня бросил и предал, отняв всех, кого я однажды любил, разом.       — Погоди. — Внезапно почувствовав себя дискомфортно, я начинаю ёрзать на табуретке. «Погоди…» Угнетающая идея зарождается где-то на задворках сознания, но я пока не могу как следует её уловить. — Красного восхода? Имеешь в виду гражданскую войну? Переворот нашей императрицы, Фарис? Но это ж было больше двухсот лет назад, а Лоретто…       — Выглядит на наш возраст? — Фарис пожимает плечами, халат нелепо топорщится на его груди. — Некоторые шаманы живут дольше, забыл?       Не забыл. Когда шаман становится достаточно силён, аура в его жилах замедляет старение, и некоторые, говорят, перестают стареть вовсе, но… Магия — искусство сложное. Невозможно же стать настолько могущественным, чтобы перестать стареть уже в восемнадцать лет, на которые выглядит Лоретто, так? «Разве что только если у тебя самого есть могущественный учитель, рано научивший тебя всему…»       — Хочешь сказать, что из моего куратора давно песок должен сыпаться? — Догадка внезапно пугает. «Даже больше песка, чем сыпалось бы сейчас из моего давным-давно почившего прадедушки, часы которого я с собой таскаю?!»       Оставив в покое очки и крутя между пальцами теперь ручку, Фарис задумчиво тянет:       — Не-е-ет, я бы не стал сравнивать Лоретто со стариками. Тэйен в общем-то очень современно смотрит на мир, как и мы. Хотя я, конечно, всё равно не советую тебе доверять кому-то, кто сам не доверяет никому. А что до возраста, говорят, когда выглядишь молодо, то и чувствуешь себя молодо, и неважно, какая там цифра на самом деле, гм? Ворчливая старая карга — последнее, что приходит на ум при мысли о… — Он перестаёт вертеть ручку и многозначительно глядит на Арьану. — О заднице.       Арьана корчит гримасу, шутливо высовывая язык в ответ.       — А я ещё слышала, что до прибытия год назад в Кабракан, Лоретто приходилось жить в Сент-Дактальон, — добавляет она, — и обучаться у шаманской богини, которая тоже ныне там обитает.       — Богини?       Слухи о забытых шаманских богах, которые якобы вновь пробудились и вот-вот вернутся, частенько появляются в Кабракане, однако ни к чему они никогда не приводят. Аурокровные используют слухи, чтобы сделать вид, что боги придут благословить императрицу, тем самым запугивая тех, кто подвергает сомнениям законность её правления, а простокровные распускают те же слухи в надежде, что, наоборот, боги пресекут власть этой тиранки и даруют всем равноправие и свободу.       В любом случае, это лишь оправдание возможности обвинять друг друга и ничего по факту не делать. Потому что где тогда были боги во время гражданской войны, когда лилась кровь их подопечных, верно?       Верно, никакие боги не управляют нашей судьбой. Никто не карает, не спасает и не убивает людей и шаманов лучше, чем они сами.       А мой куратор вдруг… оказывается подмастерьем богини? Даже для моих впечатлительных ушей подобное звучит смехотворно.       — Ты не можешь и впрямь в это верить, сестрёнка.       — Просто пересказываю, что слышала, Еля. Но с другой стороны, как ещё объяснить выдающиеся навыки твоего куратора? Тэйен, согласно шаманскому рейтингу, входит в тройку самых сильных магов Кабракана. Сильнее Лоретто лишь императрица и её главный советник.       Арьана мечтательно вздыхает, подпирая рукой подбородок, и добавляет:       — Вот клянусь, я бы день жизни своей продала, если б он мог купить мне возможность пообщаться со столь опытной душой, как Лоретто Тэйен. Может, ты мог бы нас познакомить? Твой куратор вечно в стороне от шумных компаний. Подловить для беседы невозможно, а жаль.       «Входит в тройку самых сильных магов?» — Я перестаю ёрзать, в горле пересыхает. Слышал, императрица во время войны могла противостоять дюжине врагов одновременно, вскипятив кровь в их жилах и сварив заживо за секунды одним щелчком пальцев. Что тогда может Лоретто?       Моему куратору вообще нужен нож, чтобы мне глотку вскрыть?       «Но даже не это самое худшее».       Императорский Совет, должно быть, тоже видит в Лореттовой невесть откуда взявшейся силе угрозу, иначе почему Верховный советник пытался унизить куратора в моём присутствии, попросив помочь мне мыть полы в мастерской?       Шаманам полагается обожать подмастерья своей богини, однако всё, что скажет Тэйен, может быть интерпретировано суеверным народом как божественная воля. И если эта своенравная воля пожелает, скажем, отдать трон Лоретто… «Бум». Я сглатываю, но мой оторопелый язык всё равно липнет к сухому нёбу. Глупые слухи вдруг принимают куда больше значения, смертоносного значения. Можно не верить в невидимых, гипотетических богов, которых ты никогда не встречал, но Лоретто — фигура реальная, заметная, яркая как звезда на небе. Сила такой личности уже неоспорима, а сплетни лишь придают ей авторитет.       Вероятно, я мог бы как-то воспользоваться подобной информацией ради собственной выгоды, ведь этого-то мои люди и хотят — свергнуть императрицу Иш-Чель… Однако менять одного шаманского правителя на другого — на стажёра богини — так себе альтернатива. Да и если корона окажется у Лоретто, что мешает моему наставнику закончить то, что начала императрица вместо того, чтобы обратить вспять?       Что мешает Лоретто убить всех до последнего простокровных в Кабракане?              ༄༄༄       С тяжёлым сердцем я волоку ноги обратно в Студенческий дом.       Возможно, рядом с Лоретто я в куда большей опасности, чем думал, но до сих пор понятия не имею, чего ожидать от того, у кого ни друзей, ни родственников, ни уязвимостей. Потому что богиня в роли пусть и сказочной, но покровительницы, точно за уязвимость не сойдёт!       Поворачивая ручку двери, я вдруг понимаю, что моя комната не заперта, хотя прекрасно помню, что воспользовался ключом при выходе. И, прислушавшись, замечаю, что какие-то диковинные звуки доносятся с другой стороны — будто бы игральные кости кидают снова и снова.       Внутри кто-то есть.       «У Лоретто на столе были гадальные руны», — вспоминаю, замерев. Кости, руны… звук был бы схожий. Неужели куратор наконец явился меня обучать? Или там советник, который пришёл объявить мне моё настоящее, жестокое наказание за устроенную с Валто драку? Оба варианта плохи.       Тревога разрастается шипами в груди, но я всё же медленно толкаю дверь, заходя.       Не Лоретто.       Не советник.       — Что за… — Слов подобрать не могу! Развалившись на кровати, закинув на моё одеяло свои грязные ботинки, Валто подпёр свою спину моей подушкой и развлекает себя какой-то игрой на смартфоне.       Где он вообще телефон взял? Никто ими в Кабракане не пользуется; куда удобнее общаться с помощью магии, порталов и аурных колец, а чтобы поймать сеть и выйти в интернет, понадобится нехило заморочиться с талисманами-антеннами.       «Ну, и играть на таком маленьком экране попросту скучно». — У нас есть алмазные очки для подобного: надел их, и будто наблюдаешь сон наяву, где можешь контролировать сюжет, чувствовать запахи, ощущать ветер в волосах… Однако аурные кольца и алмазные очки на время обучения забирают. А вот смартфон, видимо, не додумались у него поискать.       — Чего ты тут развалился? — мигом вскипаю я. Мало того, что дома родного меня лишили, так теперь ещё и в моей новой комнате, в последнем убежище, будет этот шаманский образец ошиваться? — Кто тебя впустил? Проваливай, Валто!       Валто не торопится подниматься на свои свинские ноги. Только зыркает на меня исподлобья и опять лениво переводит глаза на игру.       — Если хотел, чтоб комната была только твоя, надо было дверь заколдовывать, Елисей. Замки от шаманов не помогают. — Зевая, признаётся нехотя: — Я всегда отдыхал в этой комнате до того, как ты объявился. Иначе не могу не слушать, когда к Джае девушка в гости наведывается. Её комната рядом с моей, и до меня доносится буквально каждый их вздох. В такие моменты начинаю думать, что Ялин счастливица, раз не слышит всю дребедень окружающего мира, знаешь?       — А я какое отношение имею к девушке Джаи, м? Или ты припёрся, чтоб пригласить меня в качестве своего партнёра в парных соревнованиях по громкости? Другую шлюху себе ищи.       Валто молчит. Но после напыщенной паузы наконец откладывает телефон и поворачивается, чтобы медленно, с наигранной вальяжностью и колким высокомерием сесть вертикально.       — В чём твоя проблема, дворняжка? — интересуется он у меня. Чёлка у него засаленная, как и прежде, и он продолжает её поправлять снова и снова, выводя меня из себя — как и прежде. — Ты где-то шлялся весь день, так иди и потеряйся ещё на часок.       — Это моя комната!       Валто опять не отвечает, лишь смотрит в упор. Поначалу мне хочется сострить на тему того, что он исчерпал на меня весь свой словарный запас, но потом я ощущаю странное прикосновение горячего воздуха к шее. В углу комнаты на стене висит зеркало, и, скосив глаза на своё отражение, я замечаю искру на вороте своей рубахи. Валто всё продолжает пялиться, не моргая, и искра тлеет ярче и ярче, образуя язычок пламени.       Угрожая меня поджечь.       Вскрикнув, я в панике сдёргиваю рубаху. Оставшись в одной футболке, швыряю рубаху на кровать — на Валто, и потеряв концентрацию, тот моргает, отчего огонь затухает.       До того как Валто успеет начать всё сначала, однако, я хватаю со стола лампу. Злость разгорается во мне как тот огонёк.       — Я сказал съёбывай!!!       — Эй! Хорош! Всё-всё! — Валто подскакивает, когда я, психанув, вскидываю увесистую лампу из кованной меди над головой, обещая воспользоваться ей, если понадобится. — Ухожу я, ухожу.       Шаркая ногами, он направляется к двери и, разумеется, не упускает шанса отпихнуть меня, проходя мимо:       — Псих.       — Ты! — Я пинаю дверь. Та с глухой ненавистью захлопывается за спиной Валто.       В отвоёванной комнате резко воцаряется тишина. Лишь взбеленившееся сердце стучит у меня в висках. Лоретто считает, что нет лучшей тактики, чем равнодушие, но как я могу оставаться равнодушным, когда Валто только что пытался меня взглядом поджарить?!       Вот они, истинные шаманы: гнусные, надменные, опьянённые силой. Если в их глазах я дикарь и псих, так тому и быть. «Значит, я точная противоположность им; значит, у меня есть душа, которой их природа лишила». Не могли мои предки быть завоевателями; это ещё одна ложь, созданная контролировать наши умы.       Поставив лампу обратно на стол, я падаю на кровать. Открываю одну из книг, взятых в библиотеке — чтобы забыть о злости, всё рокочущей в мышцах.       Однако не могу теперь сконцентрироваться. Грязь, что оставили ботинки Валто на одеяле, сердит; мысль, что любой шаман может попасть в мою комнату, когда заблагорассудится, даже если я запру дверь, пугает; а когда глаза опускаются на стол, на чёрную ленточку, которую Лоретто вздумалось прислать мне вместо конфискованных пряников, в голове опять всё начинает вертеться.       «Подмастерье богини, да ну? Сирота из-за войны?..» Тогда шутка о том, что мои пряники — единственная еда, приготовленная с домашней любовью, какую Лоретто увидит, приобретает жестокий смысл.       Но извиняться я не пойду, нет. Да и с чего бы? Лоретто тоже шаман, как и Валто. «И тоже считает меня недостойным».       И всё же… если я захочу извиниться, то как просят прощения у создания возрастом в двести лет? Не могу даже представить, что происходит в голове у такого. Я всегда общался с Лоретто как равный — человек с шаманом, да, — но равный. Думал, Тэйен видит во мне соперника… ха! «В Лореттовых глазах я, должно быть, похож на детсадовца, который едва научился в собственные штаны не ссать».       Расстроившись, отталкиваю книгу.       Мне следовало догадаться, что я не ровня Лоретто, раньше. Проницательный тон, уверенность в каждом движении, и ничего кроме филигранного сарказма в ответ на все мои попытки задеть за живое… Ни один восемнадцатилетний не может быть столь непоколебимым. «По крайней мере, не могу я».       «И поэтому-то Тэйен и носит мантию полностью зашнурованной, — понимаю теперь, в размышлениях кусая ногти, — с теми до абсурда старомодными штанами». Традиционно так шаманы и одевались ведь много лет назад, так что для Лоретто, наверное, это привычно. Тогда и не абсурдно вовсе.       А если мой куратор и впрямь почти что так же опытен, как императрица — как колдунья, которую я страшился встретить лицом к лицу всю свою жизнь, повидавшая не меньше, чем леса за Тик’алем, с разумом острым как лезвие бритвы, — то можно ли вообразить более опасного врага?       «Нет, не могу я позволить себе нажить в лице Лоретто врага. В этой битве я проиграю».       Бросив попытки читать, я натягиваю рубаху обратно. Смахиваю с воротника пепел и вновь выхожу из безымянного студенческого домика, на узкую тропинку, подсвеченную оранжевым заревом заходящего солнца.       Не знаю, что буду делать. Найду Лоретто, чтобы поговорить? Сбегу? Но всё лучше, чем думать…        ༄༄༄