Fragile

Не было никакого «до». Всегда была мама, Кассандра, Даниэла, Матерь Миранда и Лорды. Были эксперименты, мутанты, жертвы. Кровь, убийства и пытки. Я родилась в этом замке рядом со своими сёстрами. И нет смысла копаться в прошлом. Но всегда ли моё лицо было моим? Весна в этом году на радость тёплая, что позволяет спокойно гулять. Я сижу на крыше сарая у заброшенного завода. Болтаю в воздухе ногами и думаю о своём. Поганое место, как раз для дурацких мыслей. — О, никак выводок феминистической стервы пожаловал? На противный металлический скрежет позади себя я не обращаю никакого внимания. — Ещё раз отзовёшься так о моей матери, и я вырву твой мерзкий язык, — произношу я сквозь зубы. — Не вырежешь, девочка, — Гейзенберг садиться со мной рядом. — Как-никак я гораздо сильнее тебя. — Найду способ, — я злобно смотрю на него, но тот лишь ухмыляется: — Поживём — увидим. Так чем обязан твоему кровавому визиту? — Ничем, — хмурюсь я и отворачиваюсь. — Ну да. Ты просто так сунулась на мою территорию. Заигрываешь со мной? — Фу! Он смеётся. Хрипло и громко. От него веет металлом, табаком и грубостью. Неудивительно, что мама на дух его не переносит. Но всё же… иногда я прихожу к нему. — Мы играли с одной девчонкой, — наконец сообщаю я. — И я поняла, что уже видела её. — И всё? Ну, может… — Я не видела её мельком в деревне, — раздражённо перебиваю я, вспоминая слова Даниэлы. — С ней связано что-то… но я не помню что. Я думала использовать пытки, но что-то мне подсказывает, что она сломается быстрее, чем начнёт говорить… Некоторое время мы молчим, а затем Гейзенберг задаёт очень мужланский и, на мой взгляд, совершенно неуместный вопрос: — А она симпатичная? — Что?.. это-то тут причём?! — Ну, если пытки не помогут, — он пожимает плечами, — есть и другие способы кого-то разговорить. — Какие? — О, матерь, — мужчина возводит глаза к небу. — Ну используй воображение, малышка! И там руки, губы… язык. — Ты опять со своими пошлостями?! — Если серьёзно, расслабленные люди, тоже вполне сговорчивы. А ты вполне способна расслабить. Если конечно, не будешь такой жуткой. — По-твоему я — жуткая? — У тебя на подбородке засохла кровь. Для людей это жутко. — Ну надо же, какие неженки… — Да, люди такие. В общем, жуткая малышка, подумай о моих словах. Я киваю. Иногда он и правда говорит толковые вещи. Может, это как раз такой случай?

***

К ужину я успеваю. Пропускать его было бы крайне невежливо. Даниэле интересно, где я была, но, благо, в присутствии мамы, она не заговаривает об этом. Наверняка, это Кассандра с ней договорилась заранее. И я ей благодарна. Мы занимаем свои места, как обычно болтая обо всем. Мама в основном слушает, удовлетворительно кивая там, где это необходимо. И тут я замечаю тебя. Твоя рука перевязана, как и ухо. На скуле лейкопластырь. Ты слегка морщишься, передвигаясь, но стоически держишься, когда подливаешь нам вина. Я обмениваюсь быстрым взглядом с сёстрами, и больше мы никак не реагируем. Ты тоже молчишь. Словно ничего и не было. Наконец, время ужина подходит к концу. Я делаю вид, будто ищу что-то, и мама уходит первой. Даниэла хочет остаться, но проницательная Кассандра уводит её раньше, чем та успевает открыть рот. Мы с тобой остаёмся одни. Ты старательно избегаешь моего взгляда, складывая посуду в стопку. Так, нужно попытаться быть менее «жуткой». В любом случае, как минимум, это будет забавно. — Тебе больно? — я медленно подхожу к тебе, очень стараясь, чтобы это не выглядело как привычное подкрадывание к жертве. Ты не жертва. Пока что. Твоя здоровая рука невольно тянется к укусу на плече, но ты одёргиваешь себя и улыбаешься: — Всё хорошо, госпожа. Да как ты исхитряешься быть такой дружелюбной?! Почему не забиваешься в угол, не просишь оставить тебя в покое?! Это злит и интригует одновременно. Мне так хочется сломать тебя. Разобрать по кусочкам и изучить. Но вместо этого я киваю: — Мне кажется, мы не с того начали. Твои глаза загораются. Похоже, ты действительно рада этой простой фразе: — Вы правда так думаете, госпожа? — Ага, — теперь я совсем близко и, как бы невзначай, разглаживаю складки на рукаве твоей блузки. Я чувствую твой запах. Такой аппетитный… такой желанный… я чувствую, как кровь твоя бурлит, как бьётся сердце под рёбрами. Знаешь, а я ведь так люблю их ломать… Моя рука медленно ползёт выше, и ты смотришь на меня словно загипнотизированная. Глажу пальцами воротничок твоей блузки. Шея так близко… Всё внутри меня напрягается, желая вцепиться в тебя как змея. Как же сложно держать себя в узде! Даниэла бы не сдерживалась. Но Даниэле никогда ничего и не нужно было от людей: — Я хочу, чтобы ты кое что сделала для меня… — Что угодно, хозяйка. — В моих покоях грязно. Я бы хотела, чтобы ты убралась в них. Сейчас. — Конечно, госпожа, — произносишь ты шёпотом. Ты хочешь меня. Даже несмотря на происшедшее несколькими часами ранее. А, возможно как раз благодаря этому. Я вижу это в твоих глазах. Я чую это по твоему запаху. Что же касается меня… Ты и правда симпатичная. Возможно, я могу получить удовольствие не только убивая тебя. В моих покоях темно. Прислонившись к косяку, я молча наблюдаю, как ты зажигаешь свечи в канделябре. Это даёт мне время оценить тебя как следует. От меня не укрываются быстрые взгляды, которые ты бросаешь на меня. Не укрывается, что и пульс твой участился. Готово. Теперь темноту комнаты развеивает желтоватый свет. Делая всё более… интимным? Ты выпрямляешься: — Я должна сделать что-то конкретное, госпожа? — Ммм? Ты о чём? — Уборка, — улыбка не покидает твоих губ. — Мне убрать что-то определённое? Мне нужно мгновение на раздумывание: — Кажется ванная недостаточно чистая. Можешь посмотреть? — Конечно! Ты берёшь канделябр и уносишь свет в ванную комнату. Я стаскиваю перчатки зубами и просто бросаю их на пол. Затем скольжу за тобой словно призрак, чтобы вновь остановиться в дверях: — Там в самой ванной пятно. Посмотри. Ты послушно наклоняешься, натягивая ткань юбки, и я невольно ухмыляюсь, чувствуя как желание ядом растекается по моим жилам. Одно стремительное движение, и я уже позади тебя. Ты вздрагиваешь, когда моя рука ложится на твою ягодицу. Ты хочешь выпрямится, но я не даю тебе этого сделать: — Госпожа, что вы делаете? — твой голос звонким эхом отдаётся от стен. — Узнаю тебя ближе, — шепчу в ответ. Моя рука опускается ниже, ногти неряшливо царапают бедро. Ты такая тёплая. Должно быть, мои ласки колят тебя холодом. — Госпожа, я не уверена, что… — Молчи и расслабься. Я задираю твою юбку, и ты издаёшь невнятный звук. Твоё бельё насквозь промокло. И ты пытаешься играть недотрогу? К чему это пустое кокетство? Я стараюсь обуздать себя, стараюсь действовать нежно, но всё равно на внутренней стороне твоих бёдер остаются царапины. Ты реагируешь на каждую из них. Стоны, всхлипы. Удовольствия — не боли. Странно слышать их от человека. Другой рукой я исследую твоё податливое тело. Ты уже почти что лежишь на бортике ванной, придавленная мною. Я чувствую тебя. Я чувствую твоё желание. Я освобождаю твою грудь из тесноты блузки. Сжимаю возбуждённый сосок… Ты чуть расставляешь ноги, когда я наконец сдвигаю ткань белья прочь. Там ты не тёплая — горячая. Не могу сдержаться, чтобы не подразнить тебя, а затем, наконец вхожу. Ты стонешь. Заставляю тебя двигаться в такт. Сначала медленно. Потом всё быстрее. Жёстче. Наматываю другой рукой волосы себе на кулак. Буквально насаживаю тебя на свои пальцы. Часть свечей на подсвечнике в твоей руке погасла. Воск залил стенки ванной. Но мы не замечаем этого. Ты на грани. На самой грани, а я… Что ж, я не дам тебе кончить так просто. Останавливаюсь, не доводя до самого главного. На твой разочарованный всхлип я лишь ухмыляюсь: — Повернись. Чтобы дать тебе это сделать я отступаю на шаг. Ты дрожишь всем телом, разворачиваясь ко мне лицом. Что ж, это зрелище того стоит. На твоей голове форменный беспорядок. Блузка бесцеремонно распахнута, представляя взору возбуждённые соски. Юбка задрана до пояса. Но твои глаза… в них пляшет огонь. И дело вовсе не в дурацком канделябре. — Так вот какая ты на самом деле, — я хрипло ухмыляюсь. — А играла в такую святую невинность… — Госпожа… Полупросьба — полуобращение. — Говори это чаще, — я вновь подхожу к тебе. Указательным пальцем поднимаю твой подбородок. Провожу языком по шее. Ты тут же отвечаешь мне стоном. — Дурацкие свечи, — я беру одну из канделябра. — От них так много… грязи… Расплавленный воск капает на твою грудную клетку. По твоему всхлипу понимаю, что ты никогда не играла так раньше. Это хорошо. Мне нравится быть первой. Под моим натиском ты сжимаешься в бортик ванной. Моя рука вновь между твоих ног. Я наслаждаюсь выражением твоего лица. А то, как ты кусаешь губы… — Пожалуйста, — ты стонешь. — Прошу… вас… — Что? — я улыбаюсь, мучая тебя внизу. — Что же мне сделать?.. — Возьмите меня… — Не понимаю о чём ты, — губами прохожусь по твоим ключицам. — Ты хочешь, чтобы я тебя трахнула? Мне нравится, как ты скулишь. Нравится держать тебя на грани. — Да… — Что да? — Трахните меня… — Какой грязный рот, — я хватаю тебя за щёки одной рукой, а другой наконец вхожу. Твои глаза. Твой взгляд… Я буквально впиваюсь в твои губы, и ты пытаешься ответить мне поцелуем, тогда когда я кусаю. Я вновь действую жёстко внутри тебя. Забавно, что такой милашке это нравится. Ускоряюсь, и… Всё происходит одновременно. В одно мгновение. Мои пальцы замирают. Ты выбиваешься стрункой. Я кусаю тебя в раненое плечо. Крик смеси боли и наслаждения. Ты кончила. Я тут же перестаю терзать тебя. На моих губах нежным вином алеет твоя кровь. Мне приходится поддерживать тебя, чтобы ты не упала. Твои глаза всё ещё затуманены, и ты явно не понимаешь, что происходит. Какой же чувствительный мне попался человек! Сможешь ли ты в таком состоянии вообще отвечать на мои вопросы? Я беру тебя на руки и несу в спальню. Хорошо хоть сёстры не видят — Даниэла бы взорвалась от смеха. Укладываю тебя в свою кровать, и ложусь рядом. Невольно убираю локоны с твоего лица. Ты сонно улыбаешься: — Это было невероятно… — Наверное… Признаться, обычно никто не выживал, чтобы дать оценку. Но тебе, наверное, это знать не обязательно. Ты лезешь ко мне обниматься, но я чуть отодвигаюсь: — Не стоит. Незачем всё портить сопливыми сантиментами. — Простите… — Всё нормально. Некоторое время мы молчим, наконец ты не выдерживаешь: — Забавно, что неловко стало лишь сейчас… — …а не тогда, когда я имела тебя в ванной? Твой невольный смешок: — Не ожидала от вас подобной грубости. — Все, кто знают меня хорошо, как раз этого и ждут. — Надеюсь, что когда-нибудь буду в их числе. Слегка морщусь: — Зачем тебе это? Где мы виделись раньше? — Я думаю, вы поймёте, когда узнаете поближе меня. Чувствую раздражение: — Делать мне больше нечего, как тратить своё время!.. — Не злитесь, пожалуйста. Я не хотела быть с вами грубой, — ты спешно накрываешь мою руку своей. Я перевожу на неё взгляд. Обычно подобные тебе не имеют права прикасаться ко мне. Но день у нас необычный. Как и всё, связанное с тобой. — Тебе повезло, что ты имеешь дело со мной. Мои сёстры не столь терпеливы. — Я знаю, госпожа. — Но не боишься и их. — Как я могу? Они ваша семья. — И что же? — Вы правда хотите знать? — Если задаю подобные вопросы, то это очевидно. — Хорошо… Я чувствую твоё волнение. Ты глубоко вздыхаешь и облизываешь пересохшие губы: — Дело-то в общем-то в том, что… — ты нервно улыбаешься. — Я люблю вас. Полюбила с первого взгляда. Вот тебе и расслабилась. Чёртов Гейзенберг.