Fragile

Любить меня? Тебе? Это смешно, нелепо, глупо. Скорее всего, ты просто запуталась. У людей бывает помутнения разума здесь. Взять хотя бы игрушки Даниэлы — иногда они и правда начинают верить, что любят её. Мне бы забыть про это, но я не могу. К чёрту загадки! Я стараюсь держаться от тебя подальше, стараюсь не думать ни о чём таком. А что, если ты любила ту, кем я являлась когда-то? Не может быть. Кассандра права: мы живём в замке достаточно давно. Я старше тебя, хоть по виду и не скажешь. А может, и ты не так проста как кажешься? Но вряд ли тебе удалось бы обойти маму. Или..? В конечном итоге я чувствую, что рассуждения такого толка сломают в первую очередь меня. Я перестаю избегать встреч, но не иду на контакт. Иногда наблюдаю. Даже когда ты не видишь. И плевать мне, жутко это или нет. Но вскоре ты не выдерживаешь. Я лежу на любимой тахте в своей комнате, пытаясь забыться в чтении. Только потуги мои бессмысленны. Робкий стук в дверь разрушает мои попытки сосредоточиться, и я хмурюсь. Кто там ещё? Конечно же это ты. Где-то внутри, я сразу поняла это. — Добрый вечер, — твой голос чуть дрожит. — Я могу войти? Мне хочется отказать тебе. Захлопнуть дверь и больше никогда не видеть — ни в мыслях, ни наяву. Но я лишь пожимаю плечами и возвращаюсь на прежнее место. — Вы читаете в темноте? — ты щуришься на книгу, пытаясь разглядеть обложку. — Ага. Свет мне не особо нужен. Но ты можешь зажечь свечи, — небрежно показываю на подсвечник. — Спасибо, госпожа. — Да всё равно. Стараюсь не смотреть на тебя, но твой запах… вкусный, мягкий запах человека — его не чувствовать я никак не могу. Я вдыхаю его, пытаясь понять, насколько он мне знаком. Но на ум приходят более яркие воспоминания. Более свежие. По тому, как ты бросаешь быстрый взгляд на дверь в ванную комнату, я подозреваю, что и ты думаешь о том же. Это не должно меня волновать. Не волнует. — Вы избегаете меня, — теперь ты стоишь передо мной, и голос твой печален. — Смешно, — я фыркаю. — Можно подумать, у меня нет других дел. — Тогда почему вы отводите взгляд? — Ты наскучила мне, только и всего. — Я не верю вам. Яркая вспышка гнева обжигает меня изнутри. Буквально мгновение, и я уже прижимаю тебя к стенке, держа за горло. И снова твоё сердце так и бьётся, а глаза смотрят с ужасом, порождая во мне желание. Мне хочется, чтобы ты кричала. Чтобы молила меня. Мне хочется подчинить тебя себе. — Ты заигралась, девочка, — шепчу я тебе. — Не забывайся. Мы не на равных. С трудом заставляю себя разжать пальцы, и ты падаешь к моим ногам, жадно ловя воздух ртом. Я опускаюсь перед тобой на корточки. Аккуратно убираю прядь волос за ухо: — Видишь, что заставляет делать меня твоя грубость? Больше не сомневайся во мне. — Да, госпожа, — выдыхаешь ты, — простите. Я не сдерживаюсь — невольно глажу твою щёку тыльной стороной ладони, и нахожу, что эти прикосновения более чем приятны. Провожу большим пальцем по твоим губам: — Уходи, пока я не совершила ошибку. Ты поднимаешь на меня взгляд: — Хорошо, госпожа, как прикажете. Вопреки произнесённым словам, ты всё ещё не двигаешься. А я всё ещё очерчиваю твоё лицо. Словно хочу изучить тебя: — Я могу причинить тебе боль. — Я знаю. — Могу покалечить. — Да. Мы смотрим глаза в глаза, и тут я с опозданием подмечаю, как сильно мы приблизились друг к другу. Я буквально выдыхаю в твои губы: — Тогда почему ты не бежишь? Вместо ответа поцелуй, который сжигает во мне остатки разума. Рывком поднимаю тебя, и вновь прижимаю к стенке, но уже не с целью придушить. Я позволяю себе целовать тебя жадно. Но не даю себе сжимать твои запястья до хруста. Вы люди такие хрупкие… Одежду на тебе я чуть ли не разрываю от нетерпения, но ты, кажется и не против. Твоё тело. Тёплое, юное, упругое тело… Я целую, глажу, кусаю, царапаю… Ты задыхаешься. И мне кажется, что сердце твоё бьётся так сильно, как если бы билось за нас обеих. Мои пальцы уже знают как довести тебя до грани. Там внизу… После целой череды безумств, мы лежим на полу. Я рассеянно провожу пальцем по свежим ссадинам на твоём теле. Мне нравится чувствовать их рельеф. Тени танцуют при свете свечей. — Знаешь, — негромко говорю я, — а ты сегодня очень рисковала. Ты лишь прижимаешься ко мне ближе: — Это того стоило. Я морщусь, но не отстраняюсь. В конечном итоге, на полу прохладно, а тело твоё горячо. Мне не хочется вставать или сопротивляться. Я чувствую леность. — Странная ты. — Какая есть, госпожа. — Ты получила, что хотела? Ты слегка хмуришься: — Не совсем. — Даже так? — Да, госпожа. Если позволите, я бы хотела попросить у вас об одолжении… — Каком же? — Я хочу пригласить вас на свидание. С секунду я думаю, что ослышалась: — Что? Моё замешательство тебя нисколько не смущает: — Я хотела бы провести с вами время, если можно. Ну и ну. За всё время, что я живу в замке подобного со мной ещё не было. Безусловно, были те, кто набивался в мои личные служанки, кто надеялся коротать свои смены неподалеку от меня. Но желания эти были продиктованы попыткой выжить — выбрать наиудобнейшее положение — не более. Недоверчиво разглядываю тебя, пытаясь понять, что именно кроется за твоей дружелюбностью. Может ты хочешь приблизиться ко мне, чтобы понять как навредить маме и сёстрам? Вполне возможно… с другой стороны, в эту игру могут играть двое. Я ведь всё ещё хочу узнать почему ты кажешься мне такой знакомой… — Ладно, — небрежно бросаю я. — Если тебе так хочется… — Отлично! — ты сияешь. Я совру, если скажу, что меня не тянет улыбнуться в ответ.

***

В башню я поднимаюсь с опаской. Наверху прохладно, и неважно, что весна подходит к концу — колючие ветра дуют со всех сторон. Благо, ты решила расположиться внутри. Всё вокруг освещено свечами. Посередине комнаты расстелен плед, и ты сидишь на нём, беспокойно теребя кончик. Рядом с тобой бутылка вина, жареное мясо, фрукты. Мой рой обретает мой привычный облик. Ты вздрагиваешь и поспешно вскакиваешь на ноги: — Госпожа. — Вино для слуг? — изгибаю бровь я, рассматривая бутылку. — К иному притронуться я бы не посмела. — Эту бурду я пить не буду. — Я могу принести другое… — Мне будет куда быстрее. Только в следующий раз позаботься о том, чтобы у нас было нормальное питьё. Помедлив секунду, чтобы насладиться выражением твоего лица, я стаей мух спешу вниз. Благо, по пути мне никто не встретился, и уже через пару минут я вернулась с необходимым. — Так действительно быстрее, — отмечаешь ты. — Не понимаю, как вы люди живёте, — я сажусь на плед, откупоривая бутылку. — Вы же такие медлительные! — Поэтому нас и ловят, госпожа. Прищуриваюсь, пытаясь понять, был ли в твоих словах упрёк. Вроде нет. Ты кажешься такой же, как обычно. Наливаю вино в заранее принесённые тобой бокалы. Пьём. Молчание затягивается. Я не знаю о чём говорить. Ты, похоже, тоже. Обычно мне нравится, когда служанки не тараторят под ухом. Но сейчас тишина гнетёт. И я решаю разрушить её единственным доступным мне способом. Откладываю бокал и приближаюсь к тебе. Касаюсь пальцами твоей щеки… — Госпожа, я… Целую тебя. Терзаю твои губы, но не получаю поцелуя в ответ. Чуть отодвигаюсь, заглядывая в твои глаза: — Что не так? Ты робко улыбаешься мне: — Не злитесь, но я хотела бы просто пообщаться с вами… — И о чём нам разговаривать? Ты перехватываешь мою руку и переплетаешь наши пальцы. Моё первое стремление — вцепиться в твоё горло — я спешно глушу. — Например, госпожа, расскажите, чем вам нравится заниматься? — Охотой, — тут же отвечаю я. — Это потрясающее чувство, когда кровь твоя кипит, когда ты позволяешь почти выскользнуть добыче, а потом… о, они так кричат, когда ты изнутри ломаешь их кости!.. Твоя рука дрогнула, и я запоздало понимаю, что подобные россказни тебе не по нутру. Образ Гейзенберга перед моим внутренним взором критично качает головой. Да уж, это точно можно назвать жутким. Отчего-то мне хочется сгладить сказанное, и я поспешно добавляю: — А ещё шахматы. Я люблю играть в шахматы. Верный шаг. Лицо твоё проясняется: — А я вот играть не умею… — Серьёзно? — В деревне это не то, чтобы популярное занятие, госпожа. — Если хочешь, могу показать основы. — Правда? — Ага. Если уж мне удалось научить Даниэлу, не думаю, что с тобой будет слишком сложно. — Ей не нравится учиться? — Ты могла заметить, что она… — я пытаюсь подобрать правильное слово, — неусидчивая. — Мы почти не общались, кроме того случая… — твоя рука невольно тянется к когда-то прокушенному плечу. Интересно. Я-то думала, сестра после моего поведения особо заинтересуется тобой. Однако, видно, Кассандра сдерживает её порывы. — Ладно, — я отпиваю немного вина. — А тебе чем нравится заниматься? — Ну, — ты смущённо улыбаешься, — здесь не так много занятий для хобби. Наверное, мне больше всего нравится изучать что-то новое. Моя мама была швеёй: к нам часто приходили разные люди, и для них она делала разные костюмы. Мне нравилось смотреть за процессом… Невольно я отмечаю, что время в твоём обществе проходит достаточно быстро. Забавно, что и от беседы с человеком я могу получать удовольствие. Раньше я как-то об этом не думала. Наш разговор плавно заходит на более пикантные темы. И вот уже я наконец трахаю тебя под закатным солнцем, кусая ключицы и слизывая твою кровь. Оно ничуть не хуже вина. Спустя несколько недель, ты окончательно остаёшься в моём крыле. Помогая маме с работой по дому, я немного подправила график дежурств, и теперь ты всегда где-то неподалеку. И всё чаще по ночам я не отпускаю тебя в людскую. Мы занимаемся любовью. Мы трахаемся. Мы сходим с ума. Мне нравится изучать твоё тело. Нравится чувствовать твой жар. Мы также находим время для разговоров. Иногда и для шахмат. — А что ты чувствуешь, — спрашиваешь меня ты, — когда убиваешь? Мы лежим на ковре в моей комнате. Шахматная доска совсем рядом, и партия на ней не доиграна. Я захотела тебя раньше, чем мы закончили играть. Ты обнимаешь меня — к этому я уже даже привыкла. Только морщусь периодически для порядка. Сдерживать свои рефлексы рядом с тобой отчасти забавно. Ты в принципе забавная. — Что я чувствую? — пожимаю плечами. — Да много всего. Больше, наслаждение, конечно. Трудно описать. Да и не хочу вдаваться в подробности — уверена, тебя это только испугает. Как когда я рассказывала про охоту. — А жалость? Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться: — Жалость? Нет, mon amour, я просто не умею. Жалость — это то, что испытывают слабые к слабым, а я и мои сёстры сильнее многих. И тем более сильнее смертных. Мне кажется, что я опечалила тебя, но это правда. Правда, которую тебе необходимо принять. Ты можешь заставить меня быть терпимее к объятиям, но не можешь изменить мою суть. Что бы ты себе там не придумывала. Весна сменяется летом, и теперь мы можем гулять сколько угодно по окрестностям замка. Ты не стремишься в деревню, и мне не особо хочется туда, поэтому прогулки наши проходят в основном в лесу. — Там есть озеро, — однажды говоришь мне ты, кивая в нужное направление. — Зимой, когда оно застынет, мы можем покататься на коньках! Я лишь пожимаю плечами. Моя симпатия к тебе, тем не менее оставляет меня разумной: никто из смертных не знает наши слабости, и пусть это так и продолжается. Ведь от этого зависит не только моя жизнь, но и сестёр. Я бы никогда не рискнула ими. Ты, тем временем, продолжаешь щебетать о зиме и планах, которые мы могли бы настроить. — Я больше люблю лето, — наконец произношу я. — Ого, — твоё искреннее изумление тут же сменяется интересом. — Это удивительно… — Потому что зима более подходит для таких как я? — ухмыляясь, я подкрадываюсь к тебе ближе. — Нет, я вовсе не это имела ввиду, я просто… — Лгунья! — я легко опрокидываю тебя на влажную землю, устраиваясь сверху. Ты смеёшься, а я целую тебя, тихо радуясь, что вокруг ни души. — А почему ты любишь лето? — За ночи. Они тёплые и светлые. Очень легко заметить добычу… — Только из-за охоты? — ты фыркаешь. — Я не верю. — А из-за чего же ещё? — Я думаю, — ты смотришь мне в глаза и улыбаешься, — что ты просто очень романтическая личность, но тщательно это скрываешь! Бред. Но я не возражаю. Ты и так скоро поймёшь как сильно обманывалась во мне. Скорее, чем нам обеим хотелось бы.