Прошлое, что спасает будущее

У Дайнслейфа не было цели приходить в пустыню, но так вышло, что он случайно услышал голос местных жителей, что обсуждали странную активность в близлежащей зоне. Пусть он тут и не встречал ещё Орден Бездны, но подумал именно на него. Эта организация проникла в каждый угол мира, каким бы пыльным он не был. Наверное, это всё потому, что сами они олицетворение пыли — погрешность в этом мире, что портит райский сад Богов. Он проходит по барханам в которых его ступни утопают, пока сухой воздух забивает его ноздри. Бледная кожа за столько лет всё ещё не привыкла к яркому обжигающему солнцу, но по Дайну этого не было заметно. Он со своим стандартным выражением лица, отчуждённым, на первый взгляд, от всего мира, направлялся к единственному оазису во владениях некогда жившего здесь Алого Короля. Дайнслейф знал о нём многие вещи, если сравнивать с обычным человеком. Могучий Демонический Бог , что некогда вёл за собой людей, которых сам же и погубил. Типичная политика для Божества. Некогда он был настоящим завоевателем, а позже заключил союз с двумя Богинями. Так и был основан Сумеру, что некогда полностью был покрыт песками. Оазис — место, которое по легендам является успыпальницей, некогда погибшей, Богини Цветов, что была убита самим Алым Королём. Дайнслейфу была интересна эта история, потому что такое поведение для дружественных Богов не характерно. Рассмотрение подобного случая поможет ему больше понять психологию бессмертных, которую он изучает по сей день, потому что сам им является. Последнее время он не осмеливается называть себя человеком. Приближаясь к месту назначения, наконец преодолевая большую гору, которую, в своё время, не смогли осилить многие бесполезные искатели приключения из Монда, Дайнслейф чувствует как воздух становится менее плотным и ему становится легче дышать. С вершины виден прекрасный оазис в песках с кристально чистой водой, что отражает лучи солнца. Одинокая пустыня сильно отличается от этого места, что наполнено самыми разными цветами, которые Дайн видит впервые. Он съезжает по песку вниз, мастерски держа равновесие. Ему повезло, что здесь не было таких сильных песчаных бурь. Возможно это влияние останков Богини Цветов. Её энергия до сих пор может циркулировать здесь словно кровь и поддерживать этот остаток рая в пустыне. Когда его ноги ступают на ровную поверхность, он с интересом осматривает местность, проходя ближе к воде. Он слышит щебетание птиц и обращает свой взгляд к деревьям, где сидят кристальные птицы, что сотканы из слёз некогда обитавшей здесь Богини. Влажный воздух с приятным ароматом цветов вызывает у него дрожь, чему он немного удивлён. Это место напоминает ему что-то, но он уже даже и не вспомнит что именно. Он наклоняется, чтобы коснуться воды, которая выглядит словно ненастоящая. Слишком прозрачная. Слишком чистая. Никем нетронутая территория. Ни люди, ни Боги не имеют власти над ней. Такое живое место казалось таким одиноким. Дайнслейф был тут впервые, но он ощущал эту ауру отстраненности от мира, чем-то напоминая бездну. Даже прохлада и там, и там была одинаковой. Дайнслейф видит множество матриц, что лежат на берегу: они уже полностью выведенные из строя. Мужчина знал, что матрицы — это джинны, фамильяры, что созданы Богиней Цветов. Погибшая хозяйка позвала с собой и своих верных слуг, а может и друзей. Он с незаметной печалью в своих синих глазах посмотрел на них. Они напоминали ему о другом, но таком похожем. Механизмы некогда погибшей родины были такими же живыми. Они точно так же шли на верную гибель и ложились рядом со своим хозяином. Дайнслейф хотел стряхнуть песок с них, точнее его рука неосознанно потянулась к ним, но он внезапно остановился и аккуратно убрал руку. Этот песок был похож на одеяло, что создал Дешрет, будто он всё ещё был рядом с ними. Дайнслейф без понятия когда стал жалеть существ, что связаны с Богами. На самом деле сегодня был первый раз. Он поднялся с песка, решив, что здесь нет ничего странного кроме скорбной атмосферы. Но что же тут тогда так сильно пугало жителей? И в этот момент из пещеры, что находилась в самых глубинах этого места, около конца другой горы, выскочил яркий свет. Дайнслейф, не размышляя и секунды, подорвался туда. Часть песка проснулась от его резких движений. Встрепенувшись, несколько сотен песчинок упали в кристально чистый оазис, но даже это не испортит его невинной красоты. Он добежал до пещеры, начав спускаться. Света уже не было, Дайнслейф в очередной раз не сумел его словить. Пещера становилась всё темнее и захватывала его словно бездна. Но Дайн, пусть и поддавался чарам бездны, никогда не позволял утянуть себя в неё. Когда он начал думать, что ступает в пустоту, Дайнслейф увидел слабое свечение, сопровождаемое звуком капели. Его шаги эхом звучат в пещере, разрушая атмосферу спокойствия и умиротворения. Подходя к узкому проходу, его взгляд уже улавливает следующую картину. Когда он становится её частью, ему удаётся лучше разглядеть её. Это огромная светлая пещера, что украшена сотнями цветов, что, видимо, и создают аромат здесь. Поддерживаемые силой артерий земли, они до сих пор радуют любой взгляд: независимо от того, кто ты есть. Здесь будут не рады только нескольким существам. — Здравствуй, грешник, — звучит отдалённый голос древности, в котором заключается фальшивая мощность. Дайнслейф останавливается и видит, видимо, источник страха жителей и аномалий. Призрачная фигура стоит к нему спиной и он замечает только короткие светлые волосы, цвет которых сравним с золотым песком на солнце. — Грешник? — Не стоит обижаться, в этом мире стоит гордиться этого звания, — ухмыляется существо и оборачивается к нему. Здесь не рады Богам. Перед ним стоит высокий мужчина в кровавых одеждах, чей взгляд исполнен печалью и золотом угасшего солнца. Это был призрак созданный артериями. Один из множества абсолютно таких же. Потерянные души, что застыли в этом ложном цикле вечности фальшивого мира. Дайнслейф уже подозревал кто это. Его знания истории помогали ему. — Моё имя аль-Ахмар. Дешрет. Алый Король, — также властно продолжает он, — Демоническое имя — Амон. Он немного удивлён — всё, что может его сознание во время эрозии. Знание Демонического имени — одна из самых сокровенных вещей, которую ему так легко доверяет некогда одно из сильнейших Божеств. Дайнслейф никогда не видел призрак мёртвого Божества. Он знал, что они могут появляться, но полностью утерявшие сознание. Без способности мыслить, движимые лишь алчными желаниями, ведь самые яркие эмоции — это негативные. С помощью них они могли воплощать свою оболочку, чтобы разрушать такой им ненавистный мир, наполненный несправедливостью и болью. Но Бог перед ним был отличен от этого описания. — Значит это ты так бессовестно пугаешь своих почитателей? — спрашивает Дайнслейф без особого интереса, как он думает. Но это ложь. Он привык лгать себе за эти пятьсот лет. В его жизни осталось мало правды, ещё меньше чувств и искренности. Лишь одна вещь держала его на плаву и ту он окутал пеленой лжи. — Испуг не входил в мои планы, была бы моя воля, я принёс бы свои извинения, — с искренностью произнёс Дешрет, не сокращая дистанцию между ними. Действительно иной Бог. Кто бы ещё готов был просить прощения перед подданными? Быть может это и ложь, но Дайнслейф не видит в ней выгоды. Тогда зачем бросать такие слова на ветер? Бессмысленно. Хотя, возможно, это очередная божественная хитрость, — я хотел встретиться с тобой. И тут мужчина действительно удивился и скрывать этого не пытался. — Со мной? — Мне стоит повторить дважды? Я был лучшего мнения о тебе, — его золотой взгляд сужается, но это не производит никакого эффекта на Дайнслейфа. Таким его не впечатлить: он не божественный раб из Монда, что помешан на любви к кому-то вроде Барбатоса. — Я хотел тебе сказать несколько вещей перед тем, как я полностью растворюсь и стану лишь частью истории, что однажды могут стереть. Дайн за эти несколько секунд строит теории о том, что нужно от него Богу. Нет, ладно, был бы это живой, он бы ещё понял, а тут мёртвый, который, судя по всему, «жив» только потому, что ему надо что-то сказать Дайну. — Ты ведь любишь историю? Тогда, мне стоит начать со своей, — говорит Дешрет, закрыв глаза, — историю пишут победители, а я был проигравшим, поэтому тебе стоит услышать мою версию. Дайнслейф кратко кивает, мысленно делая вывод о том, что он, вообще-то, ничего не теряет. Выслушав рассказ Божества, он сможет изгнать его отсюда, что имеет свои плюсы. — Некогда жила Богиня Цветов, что ты, безусловно, знаешь. На самом деле она была изгнанным ангелом из Селестии, существо с оборванными крыльями, что лишено всякой надежды на светлое будущее. Но печалила её не собственная судьба: она вообще редко думала о себе. Все её мысли занимали смертные люди… Дайнслейф уже начал понимать и подозревать почему ему рассказывают эту историю. Главная героиня напоминала одну его знакомую. Знакомую? Подругу? Близкую подругу? Она была его любовью и смыслом жизни, благодаря которому он до сих пор чувствовал хоть что-то. Ангел с оторванными крыльями. — …В ней жила ненависть к Небу и ко лжи, которую оно выстроило. Ты же знаешь о чём я говорю? Вопрос был риторическим, я знаю о тебе всё. Иначе бы я не пытался привести тебя сюда, — Дешрет неожиданно движется в сторону усыпальницы, что изящно украшена одинокими цветами. Он проводит своей неосязаемой рукой по серебру, едва касаясь, словно боясь вспугнуть прошлое. — И её целью являлось — свержение Селестии. Она мечтала о таких людях как ты и твои соотечественники, — аль-Ахмар вновь переводит свой взгляд на него, цепляясь за каждую эмоцию на его бледном лице. Таком же бледном, как и у неё. У него даже такие же яркие голубые глаза, кристально чистые, несущие в себе страдание и боль, что отражается в невинности сильных глаз. — Что ты хочешь этим сказать? Он знает основную суть ответа, но не признаёт. — Я был согласен с ней. Некогда Алый Король, отрицающий человеческие чувства, встал на сторону людей. Я стал отрицать Богов, стал отрицать Небо, стал отрицать всё и стал верить в силу людей, — он резко взмахнул рукой и алый рукав его шервани встрепенулся. Рядом с ним мгновенно вспыхнули образы некогда живших здесь ночей, что отныне принадлежат артериям земли, хотя даже не в их власти сохранить эти образы в вечности. Их стереть так же легко, как и убить червя, что отчаянно бьётся за свою жизнь. Перед глазами Дайна меняются десятки картин в каждой из которых заключена частичка жизни Дешрета. Он смотрит на эту историю, словно в бездну. Перед ним наконец появляется новая более чёткая фигура, что лежит сверху этого саркофага. Россыпь лунного света спадает по округлой крышке, спадая на пол, глаза неизвестного ему цвета закрыты, а в выражении мёртвого лица нет никакого умиротворения. — Я любил её больше, чем этот мир. Я полюбил его ради неё, — его голос звучит так же болезненно, как и скрипка, что играет свои последние ноты, — всё что я хочу тебе сказать, как грешник грешнику, ты совершаешь ошибку о которой будешь жалеть, нет, ты уже жалеешь. Дайнслейф чувствовал, как когти скребут в его душе, все рамки были стёрты, он лишь безмолвно слушал и наблюдал за тем с какой горечью Демонический Бог смотрит на мёртвое тело, которое не оживить. Он чувствует себя так, будто это он на месте аль-Ахмара, стоит перед гробом со сжимающейся душой, словно губка. Его рот приоткрывается, чтобы что-то сказать, но он не находит слов. Прямо как тогда. Прямо как в ту осеннюю ночь. — Я вёл себя как идиот. Я бы глуп и слеп, делая вид, что это не так. Но ты, Дайн, ты умнее, потому что ты — человек. Голые знания, не пронизанные человеческими чувствами, не стоят и ломаного гроша. Поэтому, не совершай ошибку. Я не знаю кто она, я знаю какое она влияние оказывает на мир и знаю что ты думаешь о ней. Это всё, что может записать Ирминсуль. Он продолжает. Продолжает добивать фальшивую личность Дайна. — Ты будешь ходить в вечности без неё, когда она пожертвует собой ради мира. Ты будешь пытаться найти её в других, но никогда не сможешь сделать это. Ты будешь страдать, не смея умереть, ведь ты будешь знать, что она была бы против. Ты будешь жить ради неё в пустом мире. Ты хочешь этого, Дайнслейф? — Только одно делает исполнение мечты невозможным — это страх неудачи. Дайнслейфу кажется, что он говорит сам с собой. Ведь этот диалог он прокручивал в своём сознании множество раз. Дайнслейф ненавидит себя. За страх, за недостаточную силу его чувств, что при этом имеют достаточно большую мощность для того, чтобы разрушать его изнутри: медленно и противно. В этом и смысл эрозии. Только вот последнее время думает о том, что убивает его не она, а он сам. Он представляет холодный взгляд Люмин в его сторону перед смертью. Ту самую ненависть, что граничит с любовью. Крепкий чёрный чай, горячий до такой степени, что обжигает язык, с тремя ложками сахара. Холодный цветок интейвата, что так тёпл для грешных рук и так груб для него. — Сдаться и говорить о том, что надежды нет — легко. Но вот подняться и сражаться за каждый грамм удачи — это сила. Куда сложнее карабкаться вверх, срываться и пробовать снова, сантиметр за сантиметром. Не потеряй то, что нашел с таким трудом. У Дайнслейфа пусто в голове, пусто в горле, но его сердце так заполнено чувствами, которые он не может описать. Он ожидал услышать все эти слова о собственной беспомощности от самого себя, но не от другого человека. Он и не заметил, как опустил голову вниз. Дайн просто не мог смотреть вперёд, потому что в этой картине он видел своё возможное будущее. Дешрет подходит к нему, оставляя за собой песок. Он рассыпается на глазах. Остатки его воли исчезают, Дайнслейф видит и вот, он, кажется, находит слова, чтобы спросить или сказать что-то, но уже поздно. — «Люди сами творят свою судьбу». Так следуй же собственному правилу, Дайнслейф, — он закрывает глаза и кладёт руку на его плечо. Скорбь передаётся ему при этом контакте и Дайнслейф чувствует себя ещё хуже, будто он попал в ураган и не может выбраться, его сковывает страх, он теряет контроль, он теряет себя всё он не знает что кто где он

Кто я такой?

Он вдруг чувствует что-то похожее на удар, будто из него выбивают лёгкие. Дайн теряет равновесие не только в душе, но и в теле. Ему приходится расставить ноги в стороны, чтобы не упасть. Ему будто дают новый глоток воздуха, он чувствует обжигающее тепло песка в своём теле.

«Если ты продолжишь сопротивляться, ты потеряешь её точно как же, как и я».

Чужая воля вместе с инородными силами передалась в его тело. В нём заиграла новая жизнь, что начала пробуждать старую. Вокруг стало слишком тихо, он перестал даже слышать ранее оглушающую капель. Теперь он не обращает внимание на «мир».