Омут

— Ведьма! Ведьма! — кричат магглы, поджигая сухую листву и сено прямо под живым человеком.       Искра порождает пламя.       Шёпот порождает крик.       Женщина бессвязно кричит: то умоляет несуществующего для волшебников Бога спасти её, то проклинает глупых людишек, то обещает отомстить тем, кто сделал это с ней, то просто вопит так, что закладывает уши.       Том смотрит на её гибель почти равнодушно, лишь брезгливость искажает черты его мраморно-красивого лица.       А потом Том замечает: среди магглов, держащих вилы и факелы, стоит Гормлайт Мракс.       Она тоже глядит на сжигаемую заживо женщину.       Реддл подходит ближе к Мракс.       Странно, но это воспоминание отличается — здесь пространство чувствуется не так реально, как во всех прочих. Цвета слишком блёклые — всё похоже на маггловские фотографии времён Второй мировой войны.       И затем Реддл замирает: в глазах у жестокой и беспощадной Гормлайт Мракс слёзы.       Гормлайт стоит в толпе, а с этими слезами кажется одинокой. До вопля, закладывающего уши, одинокой.       Вся бледная, высокая. Чёрные тени яростного пламени пляшут на её лице. Касаются, словно язычники, её тонких тёмных губ и тут же пропадают.       Том смотрит на неё и слышит, как громко бьётся его сердце. Ощущает, как тело всё деревенеет от странного чувства, посмевшего пустить в его агатовое сердце корни и расцвести водянистыми пионами. И руки. Как же у него дрожат руки.       Он прикасается к Гормлайт. Порывисто. Искренне. Этой свой чёртовой потной ладонью. Этим своим агатовым сердцем, оплетённым ядовитой надеждой.       Тень. Дрожь. Выдох. И взгляд.       Вместо ожидаемого человеческого тепла Том чувствует лишь беспощадный, вгрызающийся в душу холод дыхания прошлого.

* * *

      Темно, сыро, холодно. И тихо. Очень тихо.       Игнатиус Пруэтт не тот человек, которого можно сломить одиночеством.       В детстве он не был обделён любовью, однако понимал, что так будет не всегда.       Большинство людей ведь не способны на понимание, нежность, любовь и прочие прекрасные чувства. И лучше смириться с этим, чем бороться, неизбежно проиграть и сгинуть где-нибудь над пропастью во ржи.       Но вот Том Реддл…       Пруэтт усмехается, и его смешок эхом отражается от холодных стен темницы поместья Малфоев.       Тома Реддла одиночество выворачивает наизнанку, заставляет задыхаться золой своих надежд и хрипло смеётся над ним — над великим юным Тёмным Лордом. Танцует свои языческие танцы языками невидимого пламени, появляется, будто восставая из пепла, и исчезает, будто сгорая в яростном огне правосудия.       Игнатиус сгибается пополам от душащего кашля, а после ложится на каменный пол чёрной темницы. Закрывает глаза и ясно видит: ставшее кровью и плотью Одиночество жестокого мальчишки боится лишь одного — тягуче-чернильных воспоминаний, выливаемых в мерцающий Омут памяти.

* * *

      Том находит родовое поместье Мраксов до основания разрушенным.       Он ходит по руинам, прикасается к старым холодным камням и пытается представить, как на самом деле выглядел дом его предков.       Был ли это замок с острыми чёрными шпилями? Или здесь, окруженная скалами и бушующим морем, стояла крепость?       Или это был дом? Просто дом.       Реддл понятия не имеет. Но ему кажется, что это место было красивым, поистине завораживающим своим величием и могуществом.       Тёмные тучи заслоняют небосвод. Порывы ветра немилосердно клонят ветки тоненьких деревьев к земле.       Начинается сильный дождь.