Будь тем, чем другие не были

И вот, наконец, зимой 1947 года, Ленинград вызвали в Москву. Очевидно, это было не собрание. Будь это собрание, Ленинграду, как «заму Москвы» прислали бы документы о том, кто будет присутствовать на собраниях. И все же тяжело было доехать на поезде до Москвы. Да, чуть менее, чем за три года после окончания блокады он уже восстановился, но не настолько, чтобы заснуть при громыханиях рельс. Уж не знает Александр, как Сталинград умудряется на этих поездах ездить каждые два месяца на проверку Калининграда. Вообще, да, ужасная худоба – это, конечно, проблема, но большей проблемой являются скорее триггеры. Как бы Ленинграду не хотелось признавать, но к его травмам, среди которых уже есть запах хлора, добавилась боязнь громких звуков или тиканья. Можно сказать, что уже саму поездку можно считать за пытку – даже стараться не понадобилось Московскому. Хотя, очевидно, большей пыткой было видеть это чертово здание КПСС. Нельзя что ли хотя бы его расстрел проводить не в здании коммунистической партии? Идти по этим коридорам действительно неприятно, и остается лишь думать о том, единственный ли он, кому досталась такая прекрасная судьба быть расстрелянным, или он не единственный? Ответ на его вопрос нашелся, когда он увидел Казань, Калининград и Сталинград. Хотя пока не понятно, что делает здесь последний. За Вильгельмом следит? Глаза Камалии расширились, когда она увидела его. Удивлена? Что ж, он тоже. Он мог ожидать Вильгельма, может где-то в глубине сознания и Сталинград, но уж точно не бывшую жену Михаила. —Саш? А ты почему здесь… – Необычайно тихо для Казани проговорила девушка. —Очевидно за тем же, за чем и вы с Вильгельмом. На расстрел. – Александр уже давно смирился с этим. Еще тогда, в январе 1944. —Не понимаю действий Миши, – Камалия покачала головой, – Безумие города – безумием города, но расстреливать каждый город, который не рад коммунизму тоже не дело. – Александр, конечно, был с ней согласен. Так на города и бинтов не упасешься, и мнение они не поменяют. Может быть, заставит лишь еще ярче возненавидеть коммунизм. Или советскую власть. — Offenbar findet er es nur deshalb in Ordnung, auf Städte zu schießen, weil es die Stadt nicht umbringt. – И тут нежданно голос подал бывший немецкий город. Ленинград краем глаза увидел, как Сталинград дернулся, но не обратил на это внимания. —Что? – Судя по непонимающим глазам, Казань не знает немецкий язык. Что ж, тогда ему стоит перевести для нее. —Вильгельм говорит, что мы города не умрем от простого расстрела, потому и можно устраивать нам именно такие попытки менять мнение. – Хотя Вильгельм сказал немного по-другому, смысл тот же. —А… Да, дело говорит немец. Вы с ним знакомы? – Казань сменила тему на более житейскую. Умно, иначе три города, которые умеют быть жестокими, и один город с травмой, могут устроить здесь ссору, по итогам которой расстреляют не их, а они расстреляют Московского. Неплохой, кстати, вариант. —Мм, да. Познакомились еще в 1758 году. Довольно хорошо общались, тогда немецкий и выучил. – Хотя было сложно. Сложно было менять язык в голове. Сначала учить французский, а потом немецкий. —У тебя из-за меня einen preussischer Akzent. – Легкие слова на русском – более сложные на немецком. Мило, может, так Вильгельм как-нибудь и без акцента заговорит. А пока ломано. —Хах. Да. – Продолжить разговор им помешали пятеро человек в военной форме, вышедшие из кабинета и несущие с собой черный мешок. Чей-то труп. Звука выстрелов он не слышал. Пришел уже позже? Тогда понятно, почему трое городов были такими нервными. —Следующий! Ленинград. – Из кабинета послышался голос Москвы. Что же, настало время приговора? Интересно, выдумают ли они еще что-то интересное про его «Предательство родины» или оставят как есть? Кто расстреливать его будет? Военные, или сам Москва замарает свои руки в крови столицы Российской Империи? Зашел в кабинет Александр спокойно. Так, будто идет не на расстрел, а на чай. Даже дверь за собой закрыл, перед этим обменявшись взглядами с Казанью и Калининградом. Осматривая кабинет, из необычного Ленинград заметил разве что пять военных, стоящих у стены, кровь на той же стене, и свободный стул за столом напротив Михаила. —Здравствуй, Москва, – Московский перевел свой взгляд с бумаг на Александра, — Я могу присесть? – Взглядом город указал на стол. Михаил тяжело кивнул. Уже сев за стол, бывшая столица начала рассматривать некоторые документы, но уловила, что речь в них ведется не о расстрелах городов, а о выполнении планов на пять лет за три года и тяжело вздохнула. В напряженной тишине, прерываемой разве что шумом листов бумаги и стуком пальцев о стол, оба города просидели около пяти минут. —Хватит стучать. – Московский, очевидно, не выдержал первым. —А то что? – Москва уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но видимо вспомнил, по какой причине Ленинград в целом сейчас здесь. —Ждешь, не дождешься расстрела что ли, Ленинград? – Михаил смотрел на Александра грозно, но на последнего это не действовало. Москва с красными глазами вызывал у Ленинграда разве что чувство жалости, но не страха. —А что мне здесь просто сидеть, пока ты работаешь? Я, знаешь ли, просто от того, что посмотрю на эти бумажки не стану фанатом Советского Союза и уж тем более коммунизма, – Бывшая столица уже просто облокотилась на стол и смотрела прямо в глаза нынешней, —Просто зачитай уже мне документ, где написан мой приговор о расстреле, и пусть эти пять парней вынесут мой недо-труп куда-нибудь. Все лучше, чем сидеть в твоем кабинете, Московский. —Да как ты, – Александр почти сразу прервал столицу. —Зачитывай уже свой документик на меня. Надеюсь, ты, Московский, придумал что-то более оригинальное, чем «Предатель родины». Москва резко встал со своего места, схватил какой-то документ со стола и начал зачитывать. —По делу №3963, по обвинению Невского Александра Петровича, 1925 года рождения, –Тут голос Михаила прервал смешок Ленинграда, —Кхм. Урожденный в Ленинграде, Невского района, учитель литературы и библиотекарь, в двадцать один год осужден полномочным представительством Объединенного государственного политического управления Москвы, по статье 58/1А, 58/6, 58/10. Обвинен в передаче внутренней информации страны иностранным агентам и хранении запрещенной литературы. Постановление: Невского Александра Петровича, расстрелять. —Мило, Московский. Надо будет почитать те статьи, которые ты упомянул. Хочется же знать, за что меня сейчас расстреляют. – Александр встал со своего места, и подошел к стене с кровавыми пятнами, —Здесь вставать? —Да. Спиной к стене. – Этот момент необычен. Разве не в затылок должны расстреливать? —Что, будем смотреть друг другу в глаза, как в старые добрые? –На лице бывшей столицы появилась язвительная улыбка. Ответа город не получил. Зато глазами проследил за тем, как пять военных встают вокруг него, оставляя место для наблюдающего за всем Московского. Смотря прямо в красные глаза Москвы, Ленинград совсем не чувствовал страха. Не умрет. —Расстреливать по моей инструкции. – Инструкция? Московский решил как-то по особенному его убить? —Расстрелять! Все также продолжая смотреть в глаза Москвы, Александр получил первую пулю в лоб. Далее, он лишь совсем немного чувствовал множество последующих пуль, попавших в его тело. Сознание уже уплывало.

________________________

—Черт, Миша совсем не пожалел на меня пуль. – Сказал рассматривающий свои семнадцать пулевых отверстий по всему телу Ленинград.