И грянет гром

      Дамблдор не успел слишком многое. Не оставил достойных подсказок о крестражах, не помог с оружием. Только запутал посильнее своими всегда непонятными, невероятно мудрыми речами с кучей подтекста и минимумом конкретики. Но это всё будет несколько позже.       Прошло меньше часа после битвы в Министерстве Магии, и сейчас Гарри пытался разглядеть в этом ополоумевшем старике, так старательно ищущем что-то в тайнике директорского кабинета, самого великого и мудрого волшебника этого столетия. Наконец, на свет появилась крошечная шкатулка из тёмного камня. Старческие руки, едва подрагивающие от волнения, с невероятной осторожностью подняли крышку и с ещё большим трепетом достали флакон. Совершенно бесшумно поблизости возник омут памяти.       — Гарри, прости меня. Я должен был рассказать тебе обо всём раньше, — взгляд голубых глаз стал осмысленным и почему-то обречённым. Так смотрит человек, который уверен в своей скорой кончине. — Признаться, я до последнего отказывался в это верить. Но сегодня в Министерстве… — его голос сделался почти неслышным, отчего Поттер наклонился ближе, наблюдая, как тонкая струйка воспоминаний плавно скользит в омут памяти, растворяясь, раскрывая первые нечёткие образы. — Гарри, именно я создал Лорда Волдеморта, забрав у него самое ценное.       От такого неожиданного заявления парень нервно дёрнулся и свёл брови:       — Что? Что вы забрали, сэр?       — Его любовь.       Поттер словно оглох разом на оба уха — настолько плотная повисла тишина. Уставился неверящими глазами цвета молодой листвы в омут, где вовсю кружили тени, и попытался выцепить в их своеобразном танце первый чёткий образ. А Дамблдор прошептал, почти не размыкая губ:       — Я заплатил чудовищную цену за эти воспоминания. Надеюсь, ты никогда не узнаешь какую, Гарри…       Профессор говорил что-то ещё, но Поттер уже не слышал. Его уносило всё дальше и дальше в водоворот чужих воспоминаний, эмоций, мыслей…       Маленький мальчик одиннадцати лет, одетый в поношенную, но безукоризненно выглаженную и вычищенную форму Слизерина, старательно нарезает корни валерианы, чтобы добавить их в уже кипящий стандартный котел. Его действия осторожны, чётко выверены. Складывается впечатление, что Том давно усердно познает тайны зельеварения. И пусть с начала семестра прошло совсем немного времени, Гораций Слизнорт уже заприметил талантливого ученика:       — Мистер Реддл, должен вам признаться, я давно не видел, чтобы первокурсники имели такие серьёзные задатки в сложном искусстве создания зелий! Полагаю, это у вас в крови! — профессор широко улыбнулся, отчего его моржовые усы качнулись из стороны в сторону. Он отошёл от Тома, неспеша прогуливаясь вдоль столов. — Мисс Яксли, если вы добавите сок мандрагоры, то безвозвратно испортите ваше зелье! Хотя не думаю, что его можно сделать ещё хуже… Мисс Джейбез, очень неплохо! Будьте осторожны в заключительном этапе, он самый важный! — дойдя до невысокой девочки со светлыми, немного рыжеватыми волосами, аккуратно заплетёнными в две тугие косички, Мастер Зелий громко воскликнул, отчего пуговицы, которые едва держались на его коричневом пиджаке, опасно затрещали, угрожая разлететься во все стороны от напора внушительных размеров живота. — Мерлинова Борода! Мисс Громова, вы добавили в ваше зелье порошок из алтайской ромашки?       Девочка смущённо подняла ярко-голубые глаза на профессора, выдохнула и негромко ответила:       — Да, сэр. В рецепт Зелья Забывчивости входит валериана. Но если добавить ещё и порошок из алтайской ромашки, то эффект зелья продлится значительно дольше, разве нет?       Раздались шуточные хлопки, а затем басовитый смех:       — Пять очков Слизерину, Мисс Громова, за превосходное дополнение! Безусловно, алтайскую ромашку довольно часто добавляют к базовому рецепту, чтобы удлинить действие зелий.       От внезапной похвалы девочка зарделась и вжала голову в плечи, словно пыталась стать как можно более незаметной. А на перемене, когда Громова шла в большой зал на обед, её догнал Том:       — Привет! Мира, да? — Мирослава молча кивнула, настороженно вглядываясь в тёмные глаза напротив. — Я прочитал весь учебник по зельеварению ещё летом, когда готовился к школе, но ни разу не встречал упоминаний об алтайской ромашке. Где ты о ней узнала?       Громова потупила взгляд, инстинктивно чуть крепче сжав школьную сумку. Ответила с задержкой, когда Том уже было хотел сказать что-то ещё:       — Мне рассказывала о ней мама. Ромашка — символ моей Родины.       Водоворот утягивал Гарри дальше, замедляясь в до боли знакомом месте. Хогвартс. Класс Трансфигурации.       — Не волнуйтесь, если не получится с первого раза, — вещал звучный голос, эхом отражаясь от стен аудитории, несмотря на отсутствие идеальной тишины. — Мы обязательно посвятим этому заклинанию ещё одно занятие, чтобы все успели разобраться.       Звучавшее отовсюду «Христрифорс» множилось, превращаясь в невнятный гул. Изредка откуда-нибудь доносились тихие смешки, когда игольница, в которую второкурсники так старательно превращали дикобраза, испуганно шевелила усами или пыталась сбежать со стола очередного незадачливого волшебника. Лишь несколько учеников, с усердием взмахивавших палочками, смогли добиться положительного результата.       — Мистер Реддл, — изучив лишённый каких-либо изъянов предмет, кивнул профессор Дамблдор и внимательно посмотрел на сидевшую позади студентку. — Мисс Громова, у вас проблемы?       — Нет, сэр, я просто…       Недоигольница, возбуждённо фыркая, выскользнула из рук слизеринки и уверенной рысью двинулась к краю стола. Повернувшийся было к однокурснице Том на мгновение встретился с несчастным зверьком взглядом и тут же зашипел, когда жертва неудачного заклинания решительно прыгнула ему на голову.       — Простите! — воскликнула девочка и испуганно зажала рот руками. Альбус едва сдержал смешок.       — Всё в порядке, мисс Громова, — улыбнулся мужчина, избавив Тома от игольницы с помощью чар левитации. — На моих занятиях и не такое случается.       Улыбка Дамблдора медленно размывалась, выцветая, пока обстановка вновь менялась, напоминая теперь площадку перед входом в Большой зал.       — «Твои волосы цвета осень, а в глазах океан. Я хочу, чтобы ты пошла со мной на Святочный бал»… Кто написал этот бред?       На лице Реддла отражалось явное презрение. В тёмных глазах едва заметно мелькнула краснота — признак его нарастающего гнева.       — Какая разница? Видно же, что человек старался! — нахмурилась девушка, пытаясь вырвать из рук Тома принадлежавшую ей записку. Собранные в пучок волосы грозились вырваться на свободу, сотрясаемые неловкими прыжками. Реддл лишь надменно усмехнулся.       — Хочешь сказать, что ты пойдёшь? С ним?       — Я подумаю.       Украшенная витиеватыми буквами бумажка самовоспламенилась в длинных тонких пальцах и разлетелась пеплом по коридору. Громова вздохнула.       — Обязательно было всё портить?       — Я всего лишь помогаю тебе с правильным выбором.       На последних словах реальность рассыпалась, складываясь в следующую картину. Тоже весьма знакомую.       Хогсмид. Полный воодушевлённых третьекурсников паб «Три метлы». Красивое, но невероятно скучающее лицо шестнадцатилетнего Тома Реддла, вынужденного сидеть за столиком в компании нервно переглядывающихся последователей. И его поблёскивающие в полумраке тёмные глаза, неотрывно следящие за то и дело открывающейся дверью. Когда же в помещение медленно вплыла знакомая фигура в мантии, в наигранно-задумчивом взгляде что-то неуловимо изменилось.       — Я скоро вернусь, — предупредил облегчённо вздохнувших однокурсников и почти по-кошачьи скользнул между посетителями, пытаясь достигнуть заветной цели.       — Не ожидала увидеть тебя здесь, — спокойно заметила девушка, с лёгкой полуулыбкой бросая короткий взгляд в сторону заметно оживившихся ребят. — Вижу, ты с друзьями.       — Ты говорила, что уедешь.       — Решила остаться. Нашлась парочка незаконченных дел, — в небесно-голубых глазах сверкнул игривый огонёк.       Следующее перемещение далось Гарри нелегко: его буквально протащило через замочную скважину и выплюнуло в очередном знакомом месте.       Блики сказочно украшенного зала слились в единое цветное пятно, изредка разрываемое внезапными ослепляющими вспышками фотокамер. Том кружил Миру в классическом вальсе всё быстрее и быстрее, крепко сжимая тонкую девичью талию. Какой-то излишне пронырливый журналист подобрался к паре ещё на пару метров. Послышался щелчок затвора.       — Должен признаться, я удивлен, — Реддл лишь едва приподнял уголки губ в подобии улыбки, наклонившись ближе настолько, насколько позволял этикет.       — И чем же?       Мира засмотрелась на то, как Дамблдор эмоционально рассказывал что-то профессору Диппету, а потому не заметила, как близко от её лица находился Том. Не ожидая подвоха, она быстро повернулась и… врезалась взглядом в два чёрных омута напротив. А староста будто только этого и ждал: обворожительно улыбнулся, демонстрируя идеальный ряд белоснежных зубов, и поудобнее перехватил громовскую талию.       — Ты умеешь танцевать вальс. — Атмосфера стремительно накалялась — это было заметно невооруженным взглядом. Реддл скользнул ладонью выше и будто бы случайно задел участок голой кожи лопаток Громовой. — После всех твоих рассказов я ждал чего-то вроде «Калинки».       — О, Том, должна сказать, что удивлена не меньше твоего! — Мира расплылась в фальшивой улыбке, и только вспыхнувший румянец на бледных щеках говорил о накатившей волне злости и смущения. Мирослава даже оступилась в танце, будто в последний момент поборола намерение наступить на ногу своему напыщенному партнеру. — Я серьёзно думала, что ты вообще не умеешь танцевать, ведь змеи, особенно ядовитые, не танцуют в принципе…       Громова едва не застыла статуей — настолько увиденная картина застала её врасплох: Том отклонился назад, даже немного запрокинул голову — и рассмеялся. Громко, беззаботно и искренне. Они прошли ещё пару кругов, прежде чем Реддл вдруг снова заговорил:       — Знаешь, это раздражает. — Он перестал осматриваться и сосредоточился на самом дальнем углу, где сидела разношёрстная компания студентов. Там был и Слизерин, и Когтевран, и даже пара пуффендуйцев.       — Что именно вас раздражает, Господин Староста? — надменный тон Реддла заставил Миру скривиться и явно отточенной привычкой отправить порцию яда в ответ.       Усмехнувшись её колкости, Том выдал:       — Поведение некоторых животных. Ещё немного — и они просверлят в тебе дыру.              Чужие воспоминания сменялись всё быстрее. Теперь представшая перед Гарри обстановка была совершенно неузнаваемой.       — Ты спишь? — Мира осторожно коснулась укрытого дорожным плащом соседского плеча.       — Если это очередная чушь, то да, я сплю, — со слабым раздражением ответил Том, недовольно поёжившись. Его стройная фигура аккуратно ютилась рядом с ней на жёсткой вагонной полке, стараясь не биться головой об окно в попытках уснуть. В отличие от всех остальных пассажиров волшебники ехали сидя даже ночью.       Громова устало прикрыла глаза и, выдохнув, откинулась на тонкую перегородку между купе. Некоторое время казалось, будто девушка уснула, но Мира вдруг обеспокоенно сжала кулаки и, подняв веки, вновь взглянула на Тома.       — Что ты делаешь? — глухо поинтересовался парень, оглядываясь через плечо. Повернись он ещё немного — и Миры бы коснулось тёплое дыхание. — Жить надоело?       — Замолчи и потерпи, — проворчала Громова, продолжая кутать своего попутчика в любезно предоставленное при посадке одеяло. — Не надо было отказываться, когда предлагала.       — Может, хватит? — лёгким движением руки скинув с себя не только заботливо одолженную укрывашку, но и собственный плащ, он раздражённо схватил девушку за запястье и прошипел: — Кем ты себя возомнила? Моей матерью?       — Я не тебе помогаю, а себе, — фыркнула Мира, нахмурившись. — Или потом ещё и время на твоё лечение тратить? Не моя вина, что у неженок из Европы нет устойчивости к холодам.       Не найдя слов для ответа, Реддл с пренебрежением хмыкнул и отвернулся, вновь оставшись лишь в своей лёгкой накидке.       Вереница образов и теней вдруг просветлела. Теперь Гарри был где-то в затерянных горах.       На аристократичном лице явственно виднелась какая-то непонятная гордость, когда Том смотрел, как Мира беспощадно сносит мощными вспышками заклинаний одного противника за другим. Гибкая, горячая, яростная. Изящная кисть грациозно порхала, старательно вычерчивая руны сложных проклятий, больше половины из которых — откровенно тёмные. Щиты, сотканные её волшебной палочкой, стояли уверенно, совсем едва подрагивая, будто от летнего ветерка. Громова загоняла очередного врага серией быстрых атак, будто раненого вепря, а потом сделала резкий росчерк, отчего кожа в районе правого плеча оппонента лопнула длинной узкой полосой. Тёплая кровь стекала быстро-быстро, пачкая ещё мокрую от утренней росы траву. Горный воздух всё больше наполнялся магией и металлическим привкусом.       Очевидно, что всё это Том отмечал скорее по привычке, выработанной с годами, пока сам лениво, даже играючи, отправлял целую россыпь разнокалиберных вспышек в людей вокруг: при беглом осмотре незнакомцы создавали впечатление хорошо обученных боевых магов. Их было всего семеро, но их слаженные и отлично скоординированные атаки выдавали значительный опыт боевых сражений. Правда, этого оказалось откровенно мало.       Реддл наступал неотвратимо, с ледяным безразличием посылая одно тёмно-магическое проклятие за другим. Ровно до тех пор, пока где-то за его спиной не раздался сдавленный полувскрик-полустон. Что-то промелькнуло совсем близко от виска, кажется, обычное разоружающее, но Том не попытался выставить щит, только слегка отклонился, небрежно посылая в ответ Бомбарду. Затем стремительно развернулся и увидел Миру: её бок залило красным, но она упрямо шла вперёд, прикрывая рану ладонью.       Ему потребовалось не больше трёх секунд, чтобы убить четверых людей. Четыре зелёные вспышки почти синхронно достигли целей, подсвечивая изумрудами поломанные тела.       А Громова так и замерла с занесённой палочкой, будто кожей ощущая как стремительно поменялась атмосфера вокруг: мощная магия Тома прошила пространство, заискрилась и разгневанно затрещала. Но за первоначальной злостью, казалось, можно было увидеть нечто другое, более сложное и совершенно несвойственное Реддлу.       — Подставилась, Громова? — тихо-тихо, почти ласково проговорил Том, поймав её в капкан своего взгляда. Мирослава явно была знакома с этой обманчивой манерой речи: недаром сосредоточила всё своё внимание на мужчине напротив. А тем временем наследник Слизерина вальяжно направился к ней. Мира переступила с ноги на ногу, пытаясь скрыть предательскую дрожь в коленях. И всё было бы предельно ясно, если бы не плохо скрываемая тревога в бездонных чёрных глазах и едва заметная резкость в движениях. — Чем тебя зацепило?       Том остановился почти вплотную. Его взгляд — пожирающий, засасывающий, гипнотизирующий. Он властно, совершенно не стесняясь, осматривал каждый сантиметр тела Миры. Громова молчала, будто разом проглотила все имеющиеся на свете слова. Лишь её тяжелое дыхание да незатейливая трель какой-то настойчивой птицы нарушали тишину. Реддл вопросительно изогнул бровь:       — В тебя угодило Силенцио?       Наваждение разбилось вдребезги, сменившись раздражением. Громова фыркнула и отступила назад:       — Обычное режущее, — бросила равнодушно, словно речь шла не о тёмно-магических чарах.       — И чему я тебя учил? — Том демонстративно закатил глаза, достал волшебную палочку и отдал очередной приказ. — Показывай.       — Нет. Это просто царапина. Настойка бадьяна справится за пару секунд, — на этих словах Мирослава отвернулась, осторожно зашагав к палатке. Только вот далеко уйти ей не дали: со спины послышалось гневное цыканье, а затем крупная мужская ладонь сильно вцепилась в предплечье, собственнически притягивая обратно.       — Знаешь, от твоего упрямства было бы намного больше пользы, если бы ты демонстрировала его на тренировках, — прорычал он прямо ей в лицо. — Но если ты так горишь желанием истечь кровью в лучах восходящего солнца, я ни в коем случае не посмею тебе помешать. Это романтично, да? Смерть в таком живописном месте… Чёрт, Мира!       Последнее Реддл уже прокричал, осторожно подхватывая оседавшую на землю девушку. Не церемонясь, заклинанием разрезал шерстяную кофту, пропитанную кровью, и мгновенно оценил повреждения, не забыв что-то грозно прошипеть на змеином. Тисовая палочка заскользила над тремя резанными ранами, а уверенный низкий голос зашептал:       — Вулнера Санентур…       Поттер понял, что его протаскивает сквозь пространство к самому последнему воспоминанию. Это перемещение отозвалось болью и выраженным дискомфортом: его буквально продрало сквозь толщу материи и вышвырнуло в неизвестную черноту.       Глубокая ночь, благоухающая и очень душная. Балконные двери настежь открыты, и невесомый тюль призрачной завесой развевается на ветру.       В не очень просторном, но обставленном с изысканным вкусом кабинете царил хаос. Повсюду были разбросаны свитки с переломанными сургучными печатями и какие-то смятые бумаги, на полу слабо поблёскивало стекло. На тёмном, идеально гладком паркете растеклась вязкая жидкость: казалось, что это подсохшая кровь, но если присмотреться, то можно заметить неподалёку разбитую чернильницу.       А вот трещины на стенах и выбитое массивное окно вместе с подпалённым, но явно очень дорогим кожаным диваном ярко свидетельствовали, что роскошный кабинет перенёс стихийный выброс магии. Очень-очень могущественной магии.       Том Реддл стоял согнувшись и опершись руками на собственный письменный стол. Он уже далеко не вчерашний школьник, а взрослый мужчина на самом пике своего расцвета. На его высокой, хорошо сложенной фигуре виднелись следы гнева: голова низко опущена, а всегда идеально уложенные волосы растрёпаны, будто кто-то многократно зарывался в тёмные пряди пальцами. Рукава белоснежной рубашки закатаны выше локтей, обнажая крепкие, красивые предплечья, одно из которых полностью залито кровью.       Мира, одетая в лёгкое шифоновое платье светло-зелёного оттенка, замерла в центре кабинета. Её пальцы сжимали небольшой пергамент, пока невероятно сосредоточенный взгляд стремительно скользил по тексту. Закончив чтение, Громова яростно скомкала бумагу и швырнула её в сторону открытого балкона.       — Пошёл он к черту! — зло выкрикнула Мира. Длинные рыжие волосы взметнулись от слишком резких движений хозяйки. Пара прядок упала ей на лицо, спрятав сверкающие праведным гневом голубые глаза. — Кем он себя возомнил?       — Я убью его, — тихий, но буквально пропитанный смертоносной решимостью голос Тома прошелестел в ночи, немного охладив пыл Громовой. — Поверь мне, Мира, я заставлю его сожалеть о каждом прожитом дне.       — Сначала нужно найти «крысу», — теперь её голос звучал отстранённо. Мирослава сделала пару шагов и остановилась, совершенно бездумно вглядываясь в ночной пейзаж за окном. Очевидно, её мысли были далеко за пределами рабочего кабинета Тома. — Я всё ещё уверена в своем плане и считаю, что это лучший вариант. Только так мы сможем убить двух зайцев одним выстрелом, имея при этом незначительные потери.       Реддл, наконец, выпрямился и очень сурово воззрился на Громову. Сжав кулак, он уже было хотел вмешаться в монолог, но его нескромно перебили:       — Крыса и медальон, Том! Всего за один вечер мы всё исправим!..       — Нет! — его оглушающий крик заставил девушку вздрогнуть и замолчать. Ярость волнами кружила по комнате, вновь опасно потрескивала могущественная магия. Глаза, налившиеся алым цветом, впились в упрямую фигуру Мирославы. — Я говорил это раньше и скажу ещё раз: ты не будешь участвовать во всём этом! Слышишь меня, Мира? Я запрещаю тебе!       — С чего ты решил, что я послушаюсь? — со стороны казалось, что Громова сошла с ума, ведь только психически больные люди могли позволить себе разговаривать с Томом Реддлом в подобном тоне. И то недолго. Но она держалась так уверенно и непоколебимо, будто проделывала этот трюк миллионы раз. Наверное, поэтому даже не пошевелилась, когда Том в одно мгновение сократил между ними расстояние. Его аристократичные пальцы довольно крепко обхватили подбородок Миры, заставляя её запрокинуть голову.       — Лучше ответь, с чего ты решила, что я позволю тебе ослушаться? Это неоправданный риск.       — Неоправданный? Серьёзно? — она грубо вырвалась из цепких рук, вновь загоревшись гневом вперемешку с возмущением. — Твоя душа не заслуживает риска?       Том не ответил. По красивому лицу во всю ходили желваки. Алая кровь продолжала капать с глубокого пореза на предплечье. Казалось, что он хотел многое сказать этой странной рыжей девушке напротив, но старательно сдерживался.       Так и не дождавшись ответа, Мира устало опустила плечи и медленно подошла вплотную к Реддлу. Каких-то пару секунд что-то старательно искала на глубине полыхавших багрянцем радужек, но вскоре окончательно сдалась и с невероятной серьёзностью проговорила:       — Я люблю тебя, Том Реддл.       Секунды утекали в никуда, унося за собой последние сомнения. Алый пожар потух, возвращая привычную черноту глазам Лорда Волдеморта. Он, будто принимая поражение, обреченно вздохнул и осторожно обнял Громову.