Autumn leaves

Когда у одной лунгменской типографии, сливавшейся с красной листвой цветом своих стен, затормозил мотоцикл, никто не шелохнулся. Никто не шелохнулся даже тогда, когда впомещение вошел либери весьма развязного и лихого вида, и с ходу выкрикнул: — Приветствую вас, это Голос Лунгмена! Звонкий голос трелью разлетелся по большому помещению, бросив вызов царившей здесь осенней меланхолии. Все присутствующие повернули головы в его сторону, отвлеченные от своих отчетов, листовок и планов. Даже полушепот, слышный из темного угла вдали, затих. Вошедший в помещение мотоциклист будто только вернулся из очередной заварушки. Об этом свидетельствовала не только висевшая на нем уличная одежда, но еще и жирный блеск с перчаток, и слежавшиеся под шлемом перья. Правда, жакет со штанами выглядел целым, что для нескольких узнавших его людей вызывало множество вопросов. Вошедший быстро приковал внимание народа новостью об осеннем показе мод, но затем совершил роковую для души компании ошибку: сказал, что ему нужна их начальница. Из всех двух десятков человек поднялся парнишка с белыми кошачьими ушками, и затянул: — Товарищ генсек наверху. Вас проводить? — Нет, спасибо. — Ответил либери, и позвенел связкой ключей на пальце. Кот понуро опустил голову, и подошел к окну. Рама с щелчком открылась, впуская в зал тяжелый и холодный осенний воздух. После этого Машины заскрипели, зашипели, печатая бумаги и крася плакаты. А их обслуга сидела с такими кислыми минами, будто бы станки расплескивали на листы их эмоции а не краски. Приехавший поспешил оставить столь печальное воскресное зрелище. Он поднялся на этаж выше. Пройдя по тихому коридорчику и вдоволь насладившись здешним затхлым воздухом, парень дошел до деревянной двери с табличкой «Администрация». Ручка щелкнула, он цокнул языком и звякнул ключами. Дверь открылась, и он вошел внутрь. «Привет, Надь, я…», — громко начал он, но тут же умолк. Генсек Комунистической Партии Лунгмена, укрытая пледом, сладко посапывала на сером диване, распластавшись по всей его длине. Ее маленькие ушки чуть подергивались, а лицо застыло в умиротворенном выражении. Парень тихо разделся, оставшись в одной лишь футболке «Veni, Vidi, Vici» да штанах. Когда Надя проснулась, ее уже ждал стакан чая с медом и заботливый взгляд «Голоса Лунгмена». Она потянулась, зевнула, и ее взгляд случайно упал на часы на стене. — Середина дня?! Я же… — Шоку девушки не было предела. — Тише, тише, Надь, все в порядке. — Поспешил успокоить ее собеседник. — Сегодня воскресенье. Опять читала ночью? — Укоризненно спросил он. Поймав смущенный взгляд, он продолжил. — Ладно, забудь. Я приехал, чтобы обсудить нашу предвыборную компанию, как ты и хотела. — А… Точно. — Генсек протерла глаза, с трудом сбросила с себя сонную пелену. — Спасибо, Райан. Она приняла чай, и, поблагодарив парня, начала приводить себя в божеский вид. Причесав шерсть на ушках маленькой красной расческой, ей же она распрямила волосы. Все это время байкер копался в привезенном им рюкзаке, тихо матерясь и ругаясь на свою спешку. Даже такие целеустремленные и трудолюбивые люди, как Надежда Рыкова, порой хотели отдохнуть от своих обязанностей, и просто полежать под пледом, наслаждаясь осенней негой. Вот только негоже будущему вождю революции дрыхнуть под пледом, пока пролетарии и народы страдают. Но все же мы люди, правда? Вот и парень так подумал. — Я готова. — Сказала генсек, усевшись за стоявший в центре комнаты стол, и подобрав разбросанные там же бумаги. — С чего начнем? — С того, что твоя идея — полная фигня. — Какая из? — Спокойно уточнила Рыкова. — О митинге. Здешнему бы-кхем, пролетариату не за что митинговать. Тут все зарплаты заводских рабочих начинаются от двенадцати косарей. — Парень сказал это, закрывшись от нее скрещенными ладонями. — Пока им платят, народ особо не бунтует. А свободы — так Лунгмен итак один из самых свободных городов мира. Свободнее только какая-нибудь Колумбия, или, тьфу ты Господи, Сицилия. Урса сидела с каменным лицом, пока он обрушивался с критикой на ее предложение провести митинг рабочих. И, как бы ей не хотелось признавать это, он был прав. — И все же они чем-то недовольны, раз регулярно бастуют. — Возразила девушка. — Почему ты против того, чтобы мы возглавили такие стачки? Мы же коммунисты, защитники пролетариата и рабочих. — Сколько сладкоголосых политиков вставало в голове этих шествий, и сколько оказывалось на счету у корпораций. — Либери покачал головой. — Короче, очередной политикан с громкими лозунгами, к тому же иностранец и интеллигент, простого рабочего оттолкнет. — Эм… Но это же то, чем мы должны заниматься… — Обреченно произнесла Надя. — Да. Но местечко-то обосрано, причем нашими предшественниками. — Был непреклонен ее собеседник. — Так что мы либо восстанавливаем доверие рабочих к «Голосам народа», что долго, а ведь у нас на носу выборы, либо ищем другой способ. Комната затихла. Парень умолк, будто пытаясь вспомнить что-то. Его собеседница потягивала теплый, сладкий чай из стакана, и ожидала его дальнейших действий, а накрапывавший за окном дождь прекрасно усиливал его вкус. Все кончилось громким щелчком пальцев, и фразой: — Ах, вспомнил. Мне в целом не нравится, как ты ведешь компанию. — Я веду, как завещал товарищ Ленин. — Неожиданно жестко ответила Рыкова. — Если тебе что-то не нравится — все вопросы к Ильичу. — Тебе победа нужна, или что? — Едко хмыкнул парень. — Я — не политикан. Я — генеральный секретарь партии, честно ведущий ее дела. — В ее зеленых глазах блеснул яркий, острый огонек. Сквозь пар от чая он был похож на маленький маячок. — Жаль это говорить, — Едким голосом сказал Райан. — Но так ты далеко не уедешь. В политике не бывает честных людей. Просто кто-то врет меньше, а кто-то больше. — Тогда я буду врать меньше всех. — Осталась при своем девушка. Они оба чувствовали жизненность этой фразы. Рыкова лично одобрила секретный проект налога на роскошь, спускавший целую четверть лунгменитов на уровень профессионального рабочего, но давашего казне множество средств. Такие сделки с совестью были не редкостью, но даже так Надежда старалась выбрать меньшее зло. Чем изрядно раздражала многих товарищей. В особенности одного старого лиса. — Я что хотел сказать, — Начал журналист, чтобы привлечь ее внимание. — У нас есть два пути: либо мы опираемся на электорат, то есть по чесноку проводим компанию, выслушиваем рабочих, в общем, вот это вот все, либо… — Замолчи. Райан удивленно взглянул на собеседницу. О те малахиты, коими стали теперь ее глаза, можно было порезаться, настолько их линии заострились от раздражения и неприязни. — Я. Не. Собираюсь. Ни. На. Кого. Клеветать. — Процедила она сквозь зубы. — Пернатый, блин, мы же это обсуждали! Лунгмен — не такая помойка, чтобы жители выбирали лучших из худших! — Мне бы твой оптимизм… — Внезапно погрустнел парень. Кажется, они так и не придут к компромиссу. Все-таки они были слишком разными людьми. Надя крепко держалась за свои принципы, хоть с годами и научилась ловко маневрировать между ними и пользой делу. Райан таких принципов почти не имел, что позволяло ему делать все что в голову взбредет. И хотя он не был каким-то людоедом или маньяком, он часто становился предметом споров, причем ожесточенных и недобрых. Но все же они были друзьями. Что-то их тянуло друг к другу, как половинки магнита, и это же скрепляло их вместе несмотря на все разногласия. Именно их непохожесть заставляла Надю вновь и вновь смиряться с бредовыми идеями друга, а его, в свою очередь, терпеливо выслушивать ее проповеди. Изначально Рыкова пришла на «Голос Лунгмена» с интервью в сугубо меркантильных целях: выгодно показать себя перед своим новым домом. Эта радиостанция славилась своей левизной, а многие ее корреспонденты часто выступали на стороне оппозиции. Лучшего места для марксисткого дебюта не придумаешь. После интервью, прошедшего в дружественной атмосфере (местные почувствовали родственную душу), Рыкову подозвал один журналист. Он представился, и заявил, что пусть они знакомы только пару часов, им совершенно точно по пути. На вопрос почему он ответил: — Просто таков наш долг — вести за собой людей. Тогда девушка еще не знала, что в последующие полгода этот парнишка вынесет ей мозг теориями опального урсуского историка — Владимира Львовича Могилева. Причем идеями… Мягко говоря, не слишком гуманными. Зато невероятно интересными, и, в свете отсутствия внятных контраргументов, правдоподобными. Это потом уже они сдружились. Как с Дэрлеттом, так и с ведущими «Голоса Лунгмена». Райан нашел чаще всего благодарного, слушателя и полностью понимающего его человека, Надя — умного, исполнительного и харизматичного товарища, а Лунгмен — союз, способный перевернуть игру. — Кхем, — Парень кашлянул. Генсек отвлеклась от воспоминаний, и взглянула на него. — Хорошо, Надь, давай поговорим о чем-то более приятном. О мировой революции, например. — Скажу сразу — никаких чисток. — Девушка повеселела, и это прозвучало не как клятвенные обещания, а как ответ на словоблудие. — Ладно, вернемся к компании. — Шутливо сдался Райан. — Ты опять в ту стратегию переиграл? Ну, про нацизм, и холодную войну… — Чт… Нет! — Вскрикнул либери. — К твоему сведению, я всю неделю не был дома. Хотел было зайти в интернет кафе, благо флешка с «утюгами» всегда при мне, но… — Ладно-ладно. — Прервала словесный поток Надя. — Если серьезно, что ты хотел обсудить? — Да все то же самое. — Бросил он, и встал из-за стола. — Как будешь революцию устраивать? Она задумалась. Ее план был довольно сложен и долг: победить на выборах, принести свет социализма в отдельно взятый город, устроить коммунистическое движение в Йене, победить в масштабной политической борьбе, после нести свет красной звезды в соседние страны, и так далее, и далее… Они постоянно спорили насчет этого: как с Юрой, так и с простыми партийными. Сколько времени пройдет, пока они возьмут власть в стране? А как они будут бороться с противниками? Как на это отреагирует Император Урсуса? И наконец, все ли попросту доживут до торжества коммунизма? — Я лично за юрины идеи. — Сразу обозначил свою позицию Райан, стоя у окна и любуясь осенью. — А где мы возьмем ресурсы? Людей? — О! Вот насчет этого у меня есть великолепная идея! — Заговорщецки проговорил он, подошел к рюкзаку, и достал оттудакипу каких-то бумаг. Девушка придвинулась к нему. Бумаги были исписаны кучей букв и цифр. Несколько листов оказались чертежами некой установки, похожей на лазерную пушку из комиксов. Рядом с ней было выписано несколько цитат про влияние космического и ориджиниумного излучения на людей. — «Пассионаризатор». — Громко и размеренно прочитала она подпись к устройству, сосредоточенно прижав ушки ко лбу. — Чертил не я, я в механике ни ногой, но идея моя. — Гордо заявил парень, самодовольно крестив руки на груди. — Так, и что ты курил в этот раз? — Закатила она глаза от гениальной абсурдности сего шедевра. — Черт, да хватит уже! — Обиделся либери, и отобрал у нее чертеж. — Пассионарность зависит от космического, и иногда от ориджиниумного излучения, а машина нужна как раз для этого. Владимир Львович все объяснил! — Ах, это… — Нахмурилась девушка, вспомнив отрывок из «Этногенеза». — Ты же не воспринимаешь на веру ВСЕ, что он утверждал? Просто это звучит бредово. — Ах, так! Бред, значит! — Вскипел Райан, но тут же был остановлен мягкой надиной хваткой. Он убрал ее руки со своей футболки, и хмуро взглянул на нее. — Спокойно, не кипятись. Дай-ка взглянуть. — Он протянул ей остальные бумаги. Она приняла их, принявшись бегло просматривать написанное. — Так… Это устройство должно истончить озоновый слой для лучшего прохождения космического излучения, так? — Да. — Сказал он издалека. — Таким образом, можно будет искусственно облучить множество людей космическим излучением, так? — Ага. — И… — Протянула Надя. — Вызвать всплеск пассионарности. С предварительной идеологической обработкой все облученные пойдут за нами. — Подвел итоги парень. — А пассионарии — коммунисты поведут за собой массу гармоничных людей, таким образом бескровно совершив мировую революцию. Ответом ему стала изящная ладошка, со смачным ударом легшая на надино лицо. Девушка беззвучно засмеялась, отложив проект в сторону. Ее собеседник осмеяние выдержал, облокотившись на окно, и скрыв от нее понурый вид. Посмеявшись немного, она взяла кружку с остывшим чаем, и принялась пить. Ее взгляд упал на другой лист с описанием непосредственно работы механизма, и она тут же засмеялась вновь, выплюнув весь чай. Чертеж чудо-машины стал бордовой кляксой, хороня все мечты ее создателя. — Да ну тебя, Надя. Парень резко зашагал к вешалке, размашистыми движениями снял жакет, и начал его натягивать. Его вновь остановила мягкая девичья хватка, и пристыженный взгляд. Они постояли немного, и Райан наконец раскололся. — Это тебе не нравится, то тебе не нравится. — Зажестикулировал он руками, обличая подругу. — Я стараюсь, стараюсь, а ты говоришь: «Да нет, бред какой-то». — Ну хорошо, хорошо, ну прости. — Девушка с извинениями подняла мокрые чертежи. Ей показалось, линии все еще видно. — Сделай копию, и я посмотрю. Может каким-нибудь «Рейнским лабам» интересно бу… В общем, да, сделай копию. Несколько неловкие, но искренние извинения подействовали, и журналист успокоился. Но к компромиссу они все же не пришли, а значит все эти споры были бессмысленными. Вопрос о предвыборной компании повис в воздухе. Он тяжело вздохнул, и плюхнулся на диван. Столько всего предстояло обдумать… — Эй, Райан, а включи-ка телевизор. — Попросила из-за стола девушка. Он послушно щелкнул пультом. Телевизор, стоявший между толстым шкафом напротив дивана и голой зеленой стеной, засветился. Пара развлекательных каналов сменилась первым новостным. Он хихикнул, думая о коллегах, которым не повезло работать на выходных. Но внезапно и либери, и урса затихли. — Очередной погром в трущобах был совершен сегодня днем. Жертвами стали пятьдесят шесть человек, опознанных как члены преступной группировки «Триады». Предполагаемый виновник происшествия — неопознанный маньяк по прозвищу «Сиракузский убийца»… Парень с девушкой заговорщецки переглянулись. Кажется, компромисс был достигнут без их согласия…