Жестянка

Ральф проснулся в куче каких-то тряпок и попытался сообразить, где находится. В полутьме рассмотрел бревенчатые стены и короткие плотные шторки на окнах. Перевернулся на бок, качнувшись на старой панцирной кровати. Узрел силуэт раритетного буфета и тяжелого деревянного стола с лавками. Нутро обдало жаром. Ни единого воспоминания о пути в это местечко не откопалось в мозгу. Скачком оказавшись на ногах, Ральф метнулся по комнате, сбил складками легкий тканый коврик на полу. Разыскал выключатель с тянущимся от него проводом, пришпиленным к стене, зажег тусклую желтую лампочку. Напольные часы с облезшим лаком имели только одну стрелку, замершую между восьмеркой и девяткой. Стремительно обежав домик, Ральф обнаружил потрепанную ретро-кухоньку с рукомойником «детство в деревне», мансарду, заваленную затхлым хламом, и тенистую еловую гущу за мутным стеклом окна. Людей он не обнаружил, поэтому вопрос «что, мать вашу, за поебень?» смог задать только самому себе. Зато задать пылко, сердечно и четыре раза кряду. Входная дверь не поддалась ни на себя, ни от себя. Ральф огляделся в поисках ключа, зачем-то даже пошарил у себя карманах. Ключа не было. Задав свой вопрос в пятый раз, Ральф забарабанил в дверь. Отклик оказался мгновенным.  — Все в порядке, Р Первый, — послышался знакомый полудохлый голос. — Я здесь. Ральф набрал полную грудь воздуха, едва не затрещав по швам, медленно выдохнул. Спокойствие. Все обязательно разъяснится.  — Слепой, — позвал он, как ему показалось, невозмутимо. — Если можешь отпереть, отопри. По ту сторону двери Слепой был приклеен к створке, как березовый лист к распаренным баней телесам. Жался пульсирующим ухом к стыку досок, прислушиваясь к внутренностям дома. Дождавшись просьбы, сунул большой ключ в скважину и повернул. Вошел, коротко взглянул на встрепанного Ральфа мирными серебряными глазами, проплыл к лавке и сел на нее, выпрямив спину.  — Все в порядке, — повторил он. Из дыры на его джинсах торчала острая коленка с темно-лиловым синяком, в нечесаных волосах путались сухие еловые иглы. Он выглядел обычным, но одна деталь ввинтилась Ральфу меж ребер тонким сверлышком жути. Слепой был зрячим, то есть противоестественным, как маленькая девочка, говорящая басом. Почему-то это пугало сильнее, чем отсутствие воспоминаний о дороге сюда.  — Глупый вопрос, наверное, но как мы сюда попали? — пробормотал Ральф, конфузясь. Не по чину воспитателю подобные затруднения.  — Я привел, — просто ответил Слепой, посматривая со своей лавки. У него чуть дрожали губы, и это тоже не понравилось Ральфу. Правая рука сурово выкручивала пальцы левой.  — И… зачем? — спросил Ральф очень осторожно. У него вдруг возникло странное чувство, будто он не в своем теле. Будто сидит сейчас где-то далеко отсюда, в кабинете Дома или в своей квартирке, и управляет персонажем, помещенным в игровую локацию. Непонятно, утешительна эта версия или наоборот. Слепой свесил голову; пара хвоинок, расцепившись с прядками, упала на пол. В пальцах громко хрустнуло, Слепой зашипел и перестал их выламывать.  — Я вас больше не отпущу, — сказал он необычно твердо и как-то даже властно (вот потеха). — Будете ждать меня здесь. Хм. Что бы это значило? Ральф высунулся на веранду, обхватывающую дом с двух сторон уютным бревенчатым углом. Дальше, за верандой, высились монументальные ели, слегка припудренные снежком, в сторонке торчал аккуратный уличный сортир. Несмотря на снег, было тепло и комфортно. Вообще, Ральф чувствовал себя на редкость замечательно. Заряженным и прытким, как после небольшой пробежки на лыжах по хрустящему морозцу, и словно бы даже помолодевшим. Вернувшись в дом, Ральф не обнаружил Слепого на лавке. На кухоньке и мансарде его тоже не было. Как не было под кроватью и в сундуке (Ральф заглянул и в эти места). Большой ключ лежал на столе, намекая на то, что Слепой все-таки заходил сюда, причем во плоти. Запасных дверей в избушке не предусмотрено, окна закрыты на ржавенькие шпингалетики изнутри. Ладно. Ральф попинал смятый коврик, похлопал себя по щекам. Отставить истеричное хихиканье! Все обязательно разъяснится. Ральф запер избушку на два оборота и побрел в резной хвойный массив. Начинало смеркаться, воздух густел, перекрашиваясь в сизый. Над острыми лохматыми верхушками в разрывах тучек проступил молочный месяц. Ральф старался идти по прямой, не сворачивая и не петляя, чтобы суметь без сложностей вернуться к домику для ночевки, если не найдет вариант получше. Под вариантом получше подразумевалась дорога, где его тут же подберет хороший автомобиль с молчаливым водителем, возящим с собой фляжку коньяка для случайных фраппированных пассажиров. Это были мечты, и чтобы не слишком разнеживать себя ими, Ральф параллельно вспоминал. Слепой сидел на его диване и городил какой-то бред про меньшее и большее зло, и про то, что лучше обслуживать извращенцев и жить в помойке, именуемой Домом, чем никого не обслуживать и жить в любом другом месте. После этого он городил что-то еще, но Ральф перестал слушать, переключившись на более адекватную тему. Он размышлял о том, что если просто заявить в полицию, заявление, вероятно, сгинет посредством тамошних прикормышей, и что надо как-то в обход, как-то хитрее. Не ломиться очертя голову, а подготовиться. Подумать, кто из знакомых стал бы полезным, и кого из детей подключить (есть же среди них нормальные?), и как добыть доказательства, при этом не проблевавшись. От дум он очнулся, когда Слепой вдруг обнял его. Подкрался привидением с тылов и ткнулся лицом в лопатку, обвил заусенчатыми своими лозами, суматошным цыпльячьим сердечком заколотился в спину. Это было неловко, а в контексте беседы просто до крайности неуместно. Ральф сильно напрягся и собрался строго велеть прекратить немедля, но… очнулся снова. В тряпках, на панцирной кровати, в неведомой глуши. В зимнем лесу темнело стремительно. Каждая встречная елка была немного серее и мутнее предыдущей. Редкий снежок падал на следы ботинок, робко пробуя их скрыть. Когда лес заволочет ночью, следы уже точно будет не рассмотреть. Ральф сбавил шаг. На самом деле он знал, что придется возвращаться в избушку, но упрямо, самому себе назло, шел вперед. Кое-где раздвигая припорошенные хвойные ласты, кое-где подныривая под них. Когда небо стало цвета синяка на коленке Слепого, Ральф остановился. Тишина, более не повреждаемая шагами, стала мертвой. Будь в относительной близости дорога, ее звуки отлично разносились бы в безлюдье. Нет здесь никаких дорог — это ясно. Это ведь мощный наркоманский приход, и даже если путь найдется, он никуда не выведет. А, значит, логичнее было бы ждать, а не искать. И хорошо бы сообразить, кто и когда подсунул ему некую гадость для приема внутрь. А он ведь посмеивался над сказками о диковинных своевольных снадобьях, входящих в рацион отдельных домовцев. Из чего они их бадяжат, думал он, из компота, аспирина и сока алоэ? А вот же тебе раз… С другой стороны, не блекло ли для прихода? Где громадные разноцветно-неоновые грибы, где вальсирующие зефирные единороги, где хрустальные терема с поющими водопадами из окон? Почему у Ральфа две ноги и две руки, а не плавники, крылья и копыта? Почему елки не разговаривают с ним? Лес и лес, снег и снег. Разве такими должны быть наркоманские глюки? Музыка была похожа на пытку старой пригоревшей сковородки тупоконечным ножом. Ральф услышал ее, когда слизывал снег с колючего веера, чтобы промочить горло, и сделал охотничью стойку. Здесь кто-то есть! Кто-то мусолит губную гармошку в залихватском блюзе! Сообразив, с какой стороны летят звуки, Ральф энергично пошел сквозь ночь. Вскоре ему показалось, что звуки летят с совсем другой стороны, и он сменил курс. Потом он поменял направление еще несколько раз, немного попсиховал, потерявшись, покружился на месте. Загадочный музыкант как будто перепрыгивал с места на место, как гигантский кузнечик, или же музыкантов было множество.  — Эй! — оранул Ральф, не выдержав. Ему не ответили. Духовые импровизации прекратились, пространство вокруг стало почти невидимым и душисто-колким. Захотелось в избушку, но разве ж ее теперь разыщешь? Странно, но паники или чего-то похожего Ральф не испытывал. Скорее он чувствовал себя дурачком, ввязавшимся в какую-то бестолковую игру скучающих домовских детишек, и теперь бегающим за собственным хвостом. Однако положение было печальным. Что делать? Бессмысленно бродить ему надоело, а идти осмысленно он не мог. Ждать утра здесь? Сидя на мерзлой заснеженной земле? Вздохнув, он сел и подивился тому, что заду не холодно и не сыро. Вспомнил, что он в глюках, и перестал удивляться. Огонек, колыхнувшийся вдалеке у земли, был маленьким, как язычок свечки, но обладал переворачивающим эффектом. Вмиг взбодрившись, Ральф вскочил и понесся на него. Дед сидел у костра, вертя в узловатых пальцах губную гармошку. Он был мелким и сморщенным, похожим на изюминку или сосок, но укутанным в огромную шубу, из воротника которой его головешка торчала, как из дыры в крыше вигвама. На шапку, отороченную мехом, был наброшен пуховый платок, из-за которого Ральф с первого взгляда принял его за бабку. Рядом стоял мешок габаритов комода, весь обшитый карманами, карманчиками и карманищами, оттопыренными своим незримым содержимым. Завидев Ральфа, старикан скривился и тяжко вздохнул.  — Ну? — бросил он сварливо и уставился с ожиданием. — Надо чего? Жесткое раздражение на мартышечьей мордочке, подсвеченной тихим пламенем, выглядело уморительно, и Ральф развеселился.  — Здравия, старче, — ухмыльнулся он. — Ты не Дед Мороз, часом? — Ральф указал подбородком на безразмерный мешок. В круглых глазах Изюминки взметнулись искры прохиндейского задора, и в этот миг Ральфу показалось, что он с Изюминкой знаком.  — Гляньте-ка, почти сообразил, — злобно прошамкал старик беззубым ртом, развеяв иллюзию узнавания. — Но предупреждаю: начнешь читать стишок — пожалеешь.  — Тогда гони подарок без стишка! — обрадовался Ральф. — Только не свитер на вырост и не новый линолеум в детскую. Я хотел конструктор, на крайняк коньки. Старик сложил губы трубочкой, с присвистом выдохнул. Прищурился нетерпеливо, как будто их полуминутное общение было как минимум часовым.  — А сейчас-то чего хочешь, бестолочь? Ральф скосил глаза к левому полушарию, призадумавшись. Погрыз большой палец, попинал кочку носком ботинка.  — Прям, что угодно, могу попросить? — уточнил осторожно. — Хоть яхту, хоть Феррари?  — Хоть космический корабль, — огрызнулся старикан. — Хоть полный рот земли, если продолжишь хамить. Веселость слетела с Ральфа, как будто ее смахнули веником. Абсурд происходящего резко перестал быть игровым — Ральф устал. Помаялись дурью, и хватит. С завтрашнего дня — никакого аспирина и никакого алоэ в спальнях, и компот дозирован, не больше одного стакана на рыло.  — Хочу понять, что за ебатория происходит и как ее прекратить, — отчеканил он свое желание. — Будет польза от твоего мешка? Старик кивнул, оживившись, потер ладошки и нырнул в мешок. Возился немыслимо, безбожно долго. Вынимал коробочки, котомки, торбы, заглядывал в каждую. Шмонал поочередно бесчисленные карманы, раскладывал вокруг себя мелкий мусор. Погремушки, пузырьки из-под таблеток, перышки, шахматные фигуры, колпачки от фломастеров, бутылочные пробки, персиковые косточки, сломанные заколки, детали того самого конструктора, о котором мечтал маленький Ральф. Это был крутой авианосец с самолетами, ракетами, человечками, волнующим радарами. Эх, поздно… В процессе раскопок дедуля делался все более озадаченным и драматичным, и, наконец, озарился успехом. Извлек из пожеванного пластикового футлярчика гнутую булавку и протянул Ральфу.  — Приколи на рубашонку, — проинструктировал он. — Поближе к сердешке. Ральф прыснул, мысленно матюкнувшись. Ну, а чего он ждал? Ключи от Феррари? Булавку он все-таки взял, повертел, рассматривая, расстегнул и застегнул. Утвердился в понимании, что толку от этой встречи не будет.  — Не мерзни, дед, — буркнул он тоскливо, бросил подарок в снег и ушел из пятна света костерка обратно в еловую темноту.