Жестянка

Дорога, мягкими поворотами плывущая в ночном тумане, вела до фонаря, а потом обрезалась темнотой. Фонари были редкими, и за пятном света каждого чудился обрыв, конец пространства. По обе стороны тянулись вереницы брошенных сельских домов. Одни дома сохранились неплохо, у других провалилась крыша, от третьих остались только корявые обломки стен, на месте четвертых высились груды строительного мусора. Меж руин теснились старые деревья, заросшие вьюнами, будто закутанные в лохмотья. Кусты и бурьян торчали из проломов окон, переваливались через просевшие стены. Природа перемешивалась с останками улицы, стремясь скрыть человеческие следы полностью. Фрагменты асфальта под ногами скорее мешали идти, чем помогали. Ральф уже бывал здесь однажды — год назад или около того. Так же, как и теперь, попал сюда из коридора ночного Дома. Удаленные огни других, жилых улиц так же проглядывали сквозь развалины и заросли, подрагивая и растекаясь в тумане. Голоса и смех гуляющих компаний остро пронзали сырой воздух. Моторы единичных машин урчали так четко, что каждый раз тянуло обернуться и сойти на обочину. На умершей улице Ральф был один, но где-то за воображаемой завесой жизнь продолжалась, делясь звуками и свечением. Вечером Слепой оставил его барахтаться в дрянных мыслях в одиночестве. Уснуть не удалось, и, намучавшись бессонницей до чесотки, Ральф вышел на поиски того, кто обязан если не успокоить его, то хотя бы разделить с ним страдания. В привычной каморке Слепого не оказалось, и Ральф побрел дальше, скользя по полу лучом фонарика. В Доме полно мест, где можно схорониться, кроме банального перекресточного задиванья и населенного пауками-меломанами чердака. Поиски могли затянуться и они затянулись. Где-то между комнатушкой сторожа и кабинетом Акулы Ральф утратил вытертый паркет под ногами и приобрел разбитый асфальт. В прошлый раз, когда Ральф попал на эту дорогу, Слепой нагнал его у колодца. Поелозил ладонями по его груди, подергал за лацканы пиджака, зачем-то легонько шлепнул по щеке. Слепой тогда был необычным — дыхание сбивалось, губы дрожали, в глазах металась паника.  — Привет, — сказал ему Ральф беспечно и отпрянул, потому что ему показалось, будто Слепой его сейчас ударит. Конечно, удара не последовало, но взгляд, которым ему ответили, был очень похож на размашистую пощечину.  — Дальше нельзя, — выдохнул Слепой с вибрацией. — Пока ты в пограничье — удержишься, вернешься, а потом — все. Он махнул рукой-тростинкой вдаль — туда, где шумели машины и смеялись гуляки. Где существовала жизнь, покинувшая эту улицу.  — Ладно, — не стал сопротивляться Ральф. — Раз ты так говоришь, дальше не пойду. Пойдем обратно. Слепой сжал его ладонь и потянул за собой к обочине, к трупам зданий и завернутым в плющи деревьям. Ноги цеплялись за гривы полегших прошлогодних трав, перемешанных с сочными нынешними травами. Обломанные сучки хрустели под подошвами, мягкий грунт проминался, как отсыревшая перина. Слепой завел Ральфа в один из развалившихся домов, где сгнивший пол ушел под землю и принял на себя куски рухнувшего потолка.  — Надо укрыться от огней, — пояснил Слепой. — Они — как крючки. Ральф не спорил, хотя спотыкаться в обломках ему совсем не нравилось. Где-то за воображаемой завесой начался салют, сопровождаемый возгласами праздника. Цивилизация за пределами брошенной улицы совсем не казалась опасной, в отличие от старого погреба с проржавевшей насквозь лестницей, в который Слепой зачем-то заставил его спускаться. Спускались на ощупь, без крупиц освещения, неправдоподобно долго, как будто то было не бывшее хранилище картошки и банок с огурцами, а ход в постапокалиптичный подземный мир. Густой запах плесени и сырости выстлал нос изнутри плотной пленкой. Достигнув, наконец, дна, Ральф вновь обрел зрение. Он увидел вокруг себя подвал Дома с его ветхими трубами, осыпающейся штукатуркой, голыми рыжими лампочками. Слепой ощупал декорации и заметно расслабился. В этот раз Ральф оказался у колодца один. Остановившись у бревенчатой гнилушки, он вспомнил первобытную тревогу Слепого, но сам совершенно не чувствовал беспокойства. Огни обитаемых районов влекли его, как маяк. Идти на них казалось таким же естественным и правильным, как идти к холодильнику, когда проголодался. А вот рисковать целостностью костей в руинах и погребах не тянуло вовсе. Потоптавшись в размышлениях, Ральф принял компромиссное решение развернуться и двинуться в обратный путь. Ничего не поменялось. Плавные повороты ленты дороги так же смазывались туманом, влага воздуха так же мило висла на ресницах. Ральфу нравилось в этом месте и в прошлый раз, и теперь. Он прогуливался здесь с комфортом, с которым какой-нибудь книжный дворянин прогуливается по своему парку. Мысли неторопливо перетекали одна в другую, и все сплошь приятные. Как было круто, когда в прошлом году Лорд поехал на региональные спортивные соревнования для подростков-инвалидов, и уделал там всех, как котят. Само собой, он отбрыкивался от поездки, как мог, корчил такую рожу отвращения, что Ральф еле удерживался от того, чтобы надеть ему на голову мешок. Зато потом спесивый аристократ сиял подобно морозному полнолунию. Другое хорошее воспоминание: новогоднюю ночь Ральф провалялся с температурой под сорок, а через несколько дней, когда хворь отступила, народ массово вырядился в костюмы снеговиков и бабок-ежек, обмотался мишурой и явился к нему с бенгальскими огнями, дабы увлечь его в карнавальный хоровод. Причем, 31 декабря никаких костюмированных безумий не было, поскольку самим деткам эти снегурочки с хлопушками не сдались. Или еще момент. Лось получил какую-то очередную грамоту за заслуги в педагогике и дефектологии, и воспитатели, которым только дай повод, собрались обмыть. Скучковались в комнате Шерифа, накатили аккуратно, потом еще, и, как водится, незаметно надрались. Кого-то посетила блестящая идея пригласить специально обученных девочек, дабы расшевелить застоявшийся в стойле мужской коллектив. Никто не понял, как это организовалось, но в разгар ночи все до единой бабочки были найдены в пустующей спальне для персонала в компании Рыжего. Откровенная сцена, развернувшаяся перед взорами, так эпатировала Лося, что наутро он набрал отгулов и сбежал из Дома, а потом еще долго сокрушался, что допустил такой ужас, игнорируя насмешки гадких испорченных коллег. Ральф брел и брел, то попадая на освещенный остров под фонарем, то проглатываясь бархатной темнотой межфонарного пространства. В голове было свежо и легко, на губах мелькала улыбка. Шумы невидимой гулянки сначала удалялись от него, становясь похожими на эхо, а потом вновь начали приближаться. Ральф не обращал на это внимания, пока не наткнулся на колодец, возле которого уже сегодня был. Где-то вдалеке грянул салют. Ральф остановился, ощутив неприятный холодок в позвоночнике. От кудрявого силуэта куста отделилась фигура, шагнув ему навстречу.  — Мое почтение, — поприветствовали его тоном светским и дружелюбным. — Не помешает ли моя персона вашему променаду? Волк, серый и зыбкий в ночи, слегка поклонился ему. Встреча сбила с Ральфа всю благость, сохранившуюся после повторного обнаружения колодца.  — Не меня ждешь? — резко уточнил Ральф, почувствовав несвойственный ему порыв по-гопнически сплюнуть под ноги. Волк вздохнул, разведя руками в пышных манжетах.  — Наша встреча случайна, — заверил он печально. — Меня часто забрасывает в это место, порой по нескольку раз на дню. Приходится томиться, ожидая возвращения. Иногда мне кажется, что кто-то наложил на меня заклятие. Я бы не удивился, ведь у меня немало врагов. Ральф хрюкнул сдавленным смешком. Может быть, это намек? Дом как бы подталкивает вождя к чему-то?..  — И каждый раз ты ждешь здесь, пока выбросит? Не идешь туда? — Ральф указал подбородком в сторону огней, моторов и голосов. Волк качнул головой и изящным жестом смахнул челку, упавшую от этого движения на глаза.  — Человек моего положения воспитывает в себе привычку к осторожности, — сказал он серьезно. — Не следует без оглядки нырять в то, чего не понимаешь. Ишь, благоразумный щенок. Ральф поморщился и промолчал.  — Ожидание может затянуться, — продолжил Волк. — Если вы знаете, как ускорить возвращение и готовы помочь, я с благодарностью приму от вас эту любезность. Ральфа боднуло злом под дых.  — Видимо, ориентироваться здесь может только настоящий хозяин Дома, — не сдержался он. — А самозванцы тухнут под кустом. Волк сверкнул глазами, как лезвиями.  — Не опускайтесь, Р Первый, — сдержанно попросил он. — Вы ведь для нас пример и эталон. И правда же. Съездить по зубам этому рисованному интеллигенту — дело недостойное, хоть и горячо желанное. Ральф устоял.  — Пошли, — рыкнул он, и, выбрав здание поцелее, направился к нему через траву и корни. Но в присмотренном доме не оказалось погреба. Может, он был когда-то в сарае, который не сохранился, или просто хорошо замаскирован тьмой и хламом. Потоптавшись по постройке, Ральф растерялся и приуныл. Ему самому уже хотелось выбраться с Изнанки — это одно, и не хотелось осрамиться перед доверившимся ему вождем — это второе. Решение, внезапно пришедшее на ум, выглядело сомнительным и несерьезным, но Ральф отважился. Лестницу на чердак он приметил еще в прихожей, и теперь потянул Волка наверх. Они поднимались так же противоестественно долго, как в прошлый раз спускались со Слепым, и в такой же непроглядности, будто двигаясь внутри широкой трубы. Когда ступеньки все-таки сподобились кончиться, лицо обдало промозглым ветром первой половины весны. Над головой всплыла яркая луна, под пятками шаркнула черепица. Мысли пронеслись в мозгу, как кометы. Это крыша Дома — понял Ральф. Самый край, просто кромка. Носы ботинок зависли в пустоте. Пятки соскользнули с сантиметров твердой поверхности, и, взмахнув руками в нелепой попытке удержать равновесие, Ральф оказался в пустоте целиком.