Жестянка

В комнате Лося пахло пыльными книгами, сладким чаем, лекарствами и горячим утюгом. Тетеньки из прачечной с удовольствием избавили бы его от глажки, но он считал, что рубашка мужчины — интимная вещь наравне с бельем, и заботой о ней не должны заниматься посторонние. Иногда он пил какие-то вонючие капли, следы которых долго не выветривались даже с открытым окном. На Слепого накатывала печаль, когда он натыкался на эти следы. Он понимал, что Лось еще совсем не так стар и вовсе не собирается помирать на следующей неделе, но страх за него оставался таким же неотъемлемым, как темнота. В ожидании Выпуска старших семь лет назад, Слепой завел нервную привычку выдергивать себе волосы. Он вырывал их по одному и клоками, постепенно покрываясь светящимися белыми плешами. Лось и Ральф переживали по этому поводу, а маленький Слепой переживал из-за их переживаний, но ничего поделать с руками не мог. Ральф тогда психанул и обрил его наголо.  — Да не убьют его! — рявкнул он с ножницами наперевес, грубо усадив Слепого на табурет. — Войны нет, в этот раз никто никого не убьет! Если хочешь, я буду пасти его весь день и всю ночь. Ходить хвостом, как придурок, и охранять.  — Хочу, — шепнул маленький Слепой и поймал длинную прядку, летящую на пол. В комнате Лося никогда ничего не менялось. Мебель, коврики и предметы всегда оставались на одних и тех же местах. Слепой ориентировался здесь лучше, чем в Отстойнике. Он безошибочно, будто видя, находил кувшин с водой и стакан, когда хотел пить, и всегда с первого раза попадал ступнями в чуни, когда в холода Лось просил его обуться. Мягкие жаркие тапочки постоянно стояли под этажеркой с цветами специально для него. Когда Лось хотел его расчесать, Слепой быстро приносил ему щетку. Сейчас он взял с полки книгу — седьмую слева, и положил перед воспитателем, сидящим за столом. Они уже читали «Колыбель для кошки» раньше, а теперь перечитывали. Что-то зацепило Слепого в этой истории. То ли реалистичность бреда, то ли то, что все умерли.  — Еще минуту, — попросил Лось. Он чуть поскрипывал стержнем ручки, с нажимом водя по бумаге. Может быть, делал заметки в подаренном ежедневнике. Не так давно Лось пожаловался, что его стала подводить память, что начал забывать о некоторых делах. Тогда Слепой заказал летуну ежедневник и тщательно изобразил, каким он должен быть. С очень хорошей бумагой, атласной ленточкой-закладкой и непременно в кожаной обложке с тиснением. Когда летун доставил заказ, Слепой придирчиво ощупал и обнюхал его, и даже попробовал обложку на зуб. Все еще сомневаясь, он отнес вещицу Ральфу, чтобы тот проверил, достаточно ли она хороша. Ральф тогда возревновал и язвительно заметил, что стоило бы презентовать Лосю жирную аппетитную мышь, ведь подарок должен отражать дарителя. Но отметил, что винного цвета ленточка почти в тон любимому лосиному галстуку. Слепой положил «Колыбель» на стол и хотел уйти в кресло, но Лось зачем-то удержал его за предплечье. Удержал не грубо, но и не ласково. Напряженно. Чиркнул ножками стула по полу, привстав, свободной рукой отвел Слепому волосы, молча подышал недалеко от шеи. Снова сел, отпустил его, резко выдохнул и удрученно спросил:  — Кто эта девочка? Слепой понял, что он знает. Упрямо пыжится, чтобы не знать, но все равно знает. Причем, может быть, уже давно. А Ральф, когда его уносит страстью, совсем дуреет, и просить его не оставлять засосов не имеет смысла.  — Не надо, Лось, — аккуратно и твердо сказал Слепой. — Меня могут бить против моей воли, но никто не будет меня против моей воли целовать. Лось в ритме сердца постукивал костяшками кулака по столешнице и молчал. Накалялся, как электроплитка, приводя в движение воздух вокруг себя.  — Не отрицаешь, значит? — бросил он как-то обреченно. Как будто надеялся, что ему соврут и можно будет с облегчением поверить, но не тут-то было.  — Как же это отвратительно, преступно! Слепой не умел плести узоры из слов. Ему хотелось сказать нечто проникновенное и успокаивающее, убедить Лося, что все хорошо. Что поцелуи Ральфа делают его значительным и превознесенным, а вовсе не грязным и обиженным. Что осязаемое восхищение Ральфа для него, как сок, поддерживающий жизнь в дереве. Что, бродя по снам Ральфа, он видит там себя прекрасным и обласканным, и в реальности потом прячется от него, чтобы не показывать себя жалким и потерянным, не разочаровывать его.  — Я уже не маленький и могу разобрать, когда мне делают плохо, а когда хорошо. Поверь, Лось. Он ушел в свое кресло в углу — огромное и глубокое, в котором так хорошо бывало засыпать под чтение или рассказ и просыпаться укрытым мягким воздушным одеялом. Забрался в него с ногами, свернулся улиткой, уложив щеку на упругий подлокотник.  — Почитай мне, пожалуйста, — попросил он. Но Лось грохнул стулом, вставая, решительно протопал до двери и оставил его одного.