Жестянка

Плоская стограммовка коньяка приятно оттягивала внутренний карман пиджака. Очень хотелось сделать глоток, но Ральф пока не позволял себе, понимая неуместность алкогольных ароматов. Он приехал в место, где посетителям желательно казаться приличными людьми. Ради этого визита он даже побрился и надел перчатку, которой пренебрегал последний год. Интернат выглядел неплохо. Небольшой, ухоженный, приветливый, как и подобает частному учреждению, принимающему инвалидов в обмен на их квартиры. Печальная, но душевная сотрудница проводила его в одну из комнат и там опечалилась еще больше.  — Опять спрятался, — вздохнула она. — Постоянно он так. Не обнаружив Слепого, Ральф поймал в себе мимолетную инфантильную радость. Как школьник, до которого дошел слух, что математичка заболела, и алгебры сегодня не будет. Зачем им встречаться-то? Зачем он приехал? Просто потому, что его попросили, и он не смог отказать. Курильщик вон тоже поначалу его звал — какая глупость. Как будто они могут чем-то помочь друг другу. Как будто их теперь что-то связывает. Сотрудница деликатно коснулась его рукава.  — Я знаю, где он может быть, — сказала она. — Пойдемте. Она повела его сквозь здание, полное сглаженных мягких углов и рельефных указателей на стенах.  — Ни в чем не участвует, ни с кем не общается, не гуляет, — Ральф рассеянно слушал ее, думая о своей маленькой стеклянной фляжке. — Накормить его — просто мученье. Они миновали небольшой спортивный зал и попали в подсобку, набитую матами, обручами и скакалками.  — Тимур, — позвала сотрудница негромко. — Ты здесь? Ответа не последовало, но она почему-то удовлетворенно кивнула. Какой-то опытной чуйкой уловила его присутствие.  — Я пойду, — сказала она еще тише. — Надеюсь, ваш визит будет ему на пользу. Ральф поблагодарил ее, как приличный человек, и она ушла. А он закрыл дверь на шпингалет, порывисто извлек стограммовку и вылакал половину. В теле и на душе слегка похорошело. За стойкой для гантелей и каким-то шкафом Слепой сидел по-турецки на гимнастическом коврике. Коврик был ярко-розовый, а Слепой — бледно-голубой в джинсах и рубашке. Одежда была по фигуре, а не на четыре размера больше — не его стиль. Длинные волосы вымыты и расчесаны. Ногти пострижены и чисты. Дистрофичность слегка скорректирована сбалансированным меню и ответственным надзором. Каким же благополучным выглядит этот сукин сын!  — Хочешь пятьдесят грамм? — спросил его Ральф. Слепой дернул уголком рта. Рот нормальный, без трещин, болячек и белого налета.  — Мне сказали, что отправляли письмо восемь месяцев назад, — пробубнил Ральф, присаживаясь на пол напротив. — Мне немного неловко… Слепой протянул к нему до отвращения аккуратную ручонку с застегнутой на беленькую пуговку манжетой. Какая-то фазанья ручонка! Ральф сунул в нее свою ценную склянку, и Слепой угостился.  — Вечером встреть меня за воротами, — сказал он буднично. Ральф напрягся, заподозрив неладное. Выгуливание бывшего воспитанника не входило в его планы. Впрочем, планов у него не было никаких. Он просто проснулся не в притоне или под кустом в парке, а в поезде. Так уж вышло. Слепой вдруг сделал по-кошачьи точное движение вперед и улегся клубком, положив голову Ральфу на бедро. И хотя он делал что-то подобное уже много раз — до того, как жизнь кончилась — теперь Ральфа перетряхнуло. Воздух выбило, как будто его боднули под дых. Он напрочь забыл все нежности, которые были до. Его чувствовалка сломалась от непомерной нагрузки, перегорела где-то на этапе участия в опознании, поэтому он забыл все чувства. Легкие бесперспективные отношения, похожие на игру, скрашивающие их существование в выпускной год, не могли переступить порога Дома даже при нормальном исходе. Они должны были остаться в прошлом, приравнявшись к плановым медосмотрам, меняльным вторникам, расписыванию стен и прочим деталям уклада Дома. Ральф осторожно положил ладонь на выгнутую дугой спину, и та дрогнула. Так вздрагивают от удовольствия кошки, напросившиеся на ласку. С отрывистым мурком, который Слепой сдержал. Ладонь медленно поплыла с лопаток к пояснице, и нервное колебание бежало по торчащим позвонкам впереди нее, как трещина в зрелом арбузе бежит перед ножом. Ральф ощущал это колебание, как свое — отражал его собственной спиной. Он неловко убрал волосы с бледного лица, чтобы видеть ресницы опущенных век, и чуть разомкнутые губы, настроенные на поцелуй. Такие блестящие красивые волосы — кто бы мог подумать, что они так умеют. Этот интернат, видимо, недурное место. Обустроенная среда, надлежащий уход. Именно здесь Слепому и стоит жить, в этих благоприятных условиях. Хорошо, что он сюда попал.  — Я не собираюсь тебя обременять, — прошептал Слепой в какой-то полудреме, не открывая глаз. — Я все понимаю, не напрягайся. И Ральф расслабился. Ведь Слепой — именно тот человек в Доме, которому стоит верить.