Теплая Франция

Привязанность довольно страшная вещь для Тэхена, звучит словно смертный приговор. Необходима большая смелость, чтобы принять свою привязанность, не сбежав от нее. Но Тэхен в этом вопросе совершенно не смелый, он привязанности к людям всю жизнь избегал, да и особых претендентов никогда не было. Француз пассивный в общении, иногда в выражении своих эмоций, когда сказать хочется так много, а выходят сухие фразы, обижающие собеседника, который расценивает это как полную незаинтересованность к теме обсуждения. Людям нужна поддержка, утешающие слова в трубку телефона, чтобы их поток слез слышали и понимали, а Тэхену это все не особо и нужно, ведь он привык молчать в периоды, когда сдаться хочется и улыбаться, когда другие чувствуют неладное. Когда Тэхен начал сближаться с Чимином, чувствуя некое спокойствие рядом с этим человеком, ему пришлось прыгнуть со скалы, отращивая крылья по пути вниз, чтобы по-настоящему довериться, хотя бы немного, чтобы можно было себя лучшим другом назвать. Это фортуна удачи: возможно ты доверишься, и тебя тут же бросят, а может повезет, и тебя примут со своими странностями, полюбят всего, и даже если общение прекратится, то останутся только положительные эмоции, с воспоминаниями исключительно прекрасными, а все плохое забудется, обязательно. Пока французу несказанно повезло: у него есть лучший друг, не похожий на него, вытягивающий его на улицу порой, приходящий без разрешения к нему домой с бутылкой красного, громко смеясь, вновь называя Тэхена занудой, ведь тот порой весьма сдержан. И прямо сейчас шумный звонок разносится по всей квартире, вынуждая Тэхена подойти к двери. — Делоне, я тебя ненавижу, — с наигранной злостью проговаривает Чимин, таращась на Тэхена, что еще в одной пижаме шелковой стоит, так и не успев проснуться. — В самом деле, Тэхен, у меня столько новостей! А ты все занят и занят, даже на звонки и сообщения не отвечаешь, — он разувается, дуя пухлые губы, вроде смешно, а на самом деле обидно очень, но Чимин не умеет долго негативных чувств хранить, тем более в отношении друга, что сейчас глаза потирает сонно, не понимая, что происходит. Так всегда: Тэхен захлебывается в своей рутине, забывая про Чимина, что потом сам приходит внезапно, снова строя из себя спасителя, а Тэхен совсем не возражает, но в этот раз его захлестнула совсем не скучная рутина, а кое-что поинтереснее, не дающее покоя. — Время почти полдень, а ты все спишь, — Чимин проходит в спальную комнату, видя скомканное одеяло, и плюхается прямо в чистую постель в одежде, в которой ходил на улице, — бездельник. У Тэхена хватает сил лишь на то, чтобы тяжело вздохнуть. В любой другой день он бы прогнал Чимина со своей неприкосновенной кровати, но сейчас он правда чувствует себя виноватым за свою глупую отстраненность к другу и за свое безделье сегодня. Он долго не мог уснуть непонятно из-за чего, но в голову лезли самые разные мысли, которые сопровождались и стыдом, и тревожностью, а новые чувства внутри души не давали покоя. Конечно же, он ни с кем этим не делился. — Я в ужасе, Тэхен, — он привстает с кровати на локтях, — почему эта прекрасная кровать до сих пор пустует? — Не пустует. На ней сплю я, — без капли смеха отвечает Тэхен. — Такой ты... — задумывается тот, вставая с кровати, — скучный! — выдает ответ, показывая красный язык, словно ребенок. — Ну-ка пойди сделай мне кофе, сонный француз, — и укладывает ладони на тэхеновы плечи, толкая того на кухню. И пока Тэхен пытается проснуться за готовкой кофе, Чимин открывает холодильник, видя картину, которая его совсем не радует. У Тэхена с момента переезда здесь ни разу не был заполнен холодильник, даже наполовину, но это не связано с похудением и всем остальным, просто он не понимал зачем ему это нужно. Поэтому сейчас на пустых полках Чимин видит лишь одинокий сыр рокфор, который он не любит, а две баночки с клубничным джемом завершали это обилие вкусной еды. — Тебе вроде нормально платят, — тихо проговаривает тот, не понимая Тэхена, что ставит чашку с ароматным кофе на стол, тоже присаживаясь, кажется, окончательно просыпаясь. Спустя парочку маленьких глотков, Чимин восторженно начинает: — В общем, за мной ухаживает один парень, ходит, как хвостик, — Тэхен внимательно слушает, — он симпатичный, даже очень, но он младше меня на два года! — он ждет таких же ярких эмоций от друга, а тот лишь усмехается, потому что это правда смешно. — Я чувствую себя каким-то папочкой? — саркастично, — даже не знаю, что мне делать с ним. — Он тебе нравится? — Возможно. Просто... это странно. Странно, учитывая, что Чимина всегда тянуло на мужчин старше, которые, как правило, умнее и рассудительнее. — Ничего странного, Чимин. Просто попробуй. Чимин на это делает большой завершающий глоток с чашки, улыбаясь солнечно, благодарствуя Тэхена за вкусный кофе и оказанную поддержку. Тэхен рад, что смог минимально помочь, дать толчок Чимину, ведь тот вечно волнуется из-за таких мелочей, как возраст и так далее, хотя он такой же. Настолько рад, что когда он видит, как Чимин направляется в его гардеробную, то улыбка трескается на лице. Чимину очень нравятся вещи Тэхена, у которого вкус был отменным, изящным в каждой мелочи, подходящий его натуре. И ему было безумно обидно, что Делоне никогда не делится своими новыми покупками, даже простых аксессуаров, ведь ему правда искренне интересно, но Тэхен считает это бредом. — Это гардеробная аристократа восемнадцатого века? — не упускает пошутить он, Тэхен же сейчас взорвется, но позволяет рыться в своем шкафу, пока не вздрагивает от: — Вау! — Чимин победно показывает свою уникальную находку. И это оказался подарок господина Чона, который Тэхен так и оставил в глубине шкафа небрежно. — Какой прелестный шарф, — Чимин поднимается, прикладывая шелковую ткань к своему голубому пуловеру, примеряясь и улыбаясь во все тридцать два, — я у тебя такой не видел. Тэхен смотрит на друга, наверное, с минуту, и, не выдерживая, отнимает у Чимина ткань из ладоней. — Это подарок. Два слова, сказанные в странном выражении лица и эмоциях... До Чимина доходит не сразу, но все же он понимает. — У тебя появился бойфренд? — восторженно, а у француза лицо, будто он угадал. — Что? Чимин игнорирует, продолжая: — Это явно не мальчишка, так? У наших ровесников нет такого отменного вкуса, кроме тебя, а главное столько денег. Эта ткань безумно дорогая, — показывает указательным пальцем на шарф, который сжимает в руках Тэхен. — Чимин. — Значит это состоятельный мужчина! — Мы не встречаемся, — говорит быстрее, чем успевает подумать. — То есть... — Понял, значит, у вас пока конфетно-букетный период, — ухмыляется Чимин, а в душе становится так радостно. Тэхен без понятия нужно ли спорить, оправдываться или отрицать все происходящее, ведь кто поверит в чушь, что это подарок от человека, который ему равнодушен? Но все остальное сказанное из уст Чимина — неправда. По крайней мере, он так думает. — Брось, Тэхен, не стесняйся, — улыбается и кидается обнимать друга, что так и стоит, часто моргая, чувствуя ярко прикосновение ткани к его коже, вспоминая вкрадчивый поцелуй, что был интимнее всех его предыдущих поцелуев. Он точно не стесняется... он просто не знает. Чимин уходит быстро, рассказывая перед этим еще несколько интересных историй с учебы, подкрепляя это все дело фотографиями, которые должны были вызвать у Тэхена улыбку, и вызвало, обязательно, если бы не нынешние обстоятельства и его рассеянность с задумчивостью, которые поглотили его. Тэхен мысленно говорит Чимину огромное спасибо, понимая, что есть люди плохие, есть в сотни раз хуже, а есть хорошие. Люди — опора, которые должны быть рядом, чтобы в те дни, когда опускаешь руки, они заставляли двигаться вперед. А Тэхен, в свою очередь, знает, что поступает порой некрасиво, неправильно. Но по его так, жизнь вообще неправильная штука, полная разочарований, боли и тайн. Жизнь ломает, а не люди ломаются. Только обстоятельства сносят крышу. Нас создают наши поступки. Все это лишает Тэхена способности отвечать за свои действия, а еще оправдывает, ведь как можно отвечать за то, что ты сделал, если причины кроются не в твоем истинном желании, а в безысходности, в обиде, в невозможности принять правду? Возможно, понимание этого всего делает Тэхена не таким плохим человеком, каким он себя иногда считает, когда во тьме тяжесть на плечах появляется от груза жизни. Француз встает под прохладные струи воды, что звучат сейчас так приятно для его покрасневших ушей. Он до сих пор рассуждает над словами госпожи Фреэль, пусть и мало дней прошло с того момента, но по ощущениям, словно вечность пролетела перед глазами. Необходимо побыстрее сделать выбор, который, кажется, очевиден. Тэхен хочет подумать о своем будущем, ведь ему необходимо остепениться, плечи расправить окончательно, устроившись на хорошо оплачиваемую работу, попробовав получать одновременно с этим соответствующее образование. Он не может дальше работать в кофейне, быть обслуживающим персоналом, а в свободное время плясать в студии и, приходя домой, понимать, что он глубоко несчастен. В его жизни никогда не было большого количества чувств, огромное удовольствие ему доставлял исключительно балет. Тэхен думал уж, что он бездушный человек, но как оказалось — нет. Он тоже может что-то чувствовать к людям, а конкретно в сердце пробили куранты, когда мужчина, на четырнадцать лет старше, горячо дышал, лаская пальцами влажные губы от пьянящего алкоголя. А он медленно сходил с ума. Есть одна любимая вещь Тэхена в человеческой физиологии — это то, как меняются наши глаза, когда мы смотрим на того, кого любим. Зрачки автоматически расширяются, как это бывает, когда на улице темно, и они пытаются впустить больше света. Уголки наших глаз часто смягчаются, иногда даже становятся влажными, что мы также не можем контролировать. Мы все склонны поднимать брови, чтобы сделать и без того большие глаза еще больше. Пытаемся лучше увидеть все мелкие детали. Мы предрасположены моргать меньше, чем обычно, просто для того, чтобы этот момент длился чуть дольше. Даже если это всего на секунду. Ему всегда нравилось наблюдать за влюбленными парами, ведь в их глазах был свет, новые жизни, бесконечность, даже если это и не навсегда. В некоторых свет погасал - это нормально, значит, что пришла некая стабильность, окончательное спокойствие, такое бывает, и это всегда поправимо. Самое страшное, когда в глазах — ничего. Никаких эмоций, ни обиды, ни злости, ни любви. Абсолютная пустота, что медленно убивает. Тэхен впадает в печаль, когда видит девушку, у которой в глазах вселенская любовь, она готова разделить ее на двоих, зная, что хватит, но мужчина рядом с ней угасший, думающий, как сказать... Шампунь попадает в глаза, начиная нещадно раздражать веки, устраивая красное зрелище, что не особо сочетается с океаном глаз, он вспоминает слова на этикетке: «При попадании шампуня в глаза промыть большим количеством воды». И он промывает, а толку? Все так же больно, неприятно, раздражительно. Это наталкивает Тэхена на одну мысль... чтобы он не делал, все равно будет если не больно, то неприятно, ведь чертова фраза на этикетке обманчива. Но благо это все отойдет на задний план, и когда он выйдет из душа, почистит зубы ментоловой пастой, использует уходовые средства для лица и, наконец, выйдет из душного помещения, то боль спадет, через пять минут даже не вспомнится. Возможно, так и работает механизм жизни. Кто знает. Сегодня день, когда ничего не хочется, а никуда, собственно, идти и не нужно, выходной на работе, люди не смыслящие в балете в студии его не жаждут. Полная свобода, выходной, который можно посвятить самому себе сполна, но сейчас почему-то понурое лицо, опущенные уголки губ. Тэхену, по правде говоря, хочется расплакаться, он может позвонить Чимину, поделиться своими думами в трубку телефона, но он не привык так делать, у всех свои проблемы, а он думает, что сможет быть и дальше сильным, хотя в последнее время ничего не выходит. Он словно вышедший ангел из Библии, восседающий на пуфе нагим, в чем мать родила, оглаживая место на ребрах, вспоминая, что когда-то в свои шестнадцать он грезил тем, чтобы сделать на ребрах красивую татуировку, связанную с балетом, но как-то не задалось, а сейчас он не видит в этом большого смысла. Его мысли о прошлом себе перебивает телефон, что посылает лучи звука от двух приходящих уведомлений. «Хочу увидеть тебя» Ему безумно плохо. Тэхену плохо. «Пожалуйста, можно мы встретимся?» И он почти отказывает, когда печатает лаконичное: «Я занят, господин Чон». Но следом приходит еще одно сообщение. «Верховая езда. Ты когда-нибудь пробовал?» Мысли ползут самые разные. Но Тэхен отвечает с дрожью в пальцах: «Вы приглашаете?» Он уже жалеет о написанном, но успокаивается, когда вскоре получает в ответ: «Мой водитель тебя заберет через час. Будь готовым, mon ange». Последнее обращение заставляет Тэхена покраснеть во всем лице, загореться от трепетного представления о том, как Чонгук открывал переводчик, вводя сначала по-корейски «мой ангел», а после копируя французскую версию и вставляя ее в конец предложения, зная, что это тронет Тэхена. Очень тронуло. Очень хорошо, что Чон не позвонил, иначе Тэхен бы вряд ли выдержал. Господин Чон не назвал это свиданием, он ничего не уточнил, но Тэхен собирается с мыслью, что это именно свидание, второе для них, ведь забыть не может слов чужих, о том, что Чон продолжит ухаживать за ним, делая шаги навстречу... А Тэхен молчаливо дал согласие на это, не делая два шага назад. Тэхен замечает легкий мандраж в руках, который даже не пытается списать на что-то, ведь это самое настоящее волнение перед встречей с человеком, который начинает вызывать приятные чувства. Еще страшно, по началу всегда страшно, ведь это впервые. Тэхен одно время увлекался лошадьми, конным спортом, это было его небольшое хобби и глоток воздуха, но самостоятельно он ездил на лошади лишь однажды, когда случайно выпала такая возможность, но с тех пор прошло лет пять, а он так и не возвращался к своей давнейшей любви, к которой остыл. Но он отмечает, что господин Чон весьма оригинален... то рояль на пустой сцене в театре, а сейчас конная прогулка. Для него это необычно, ведь все мужчины весьма банальны, зовут в кино, в парк и недорогое кафе на молочный коктейль. Тэхен был бы рад и этому, несомненно, но когда ты видишь, как человек старается тебя удивить, дать тебе незабываемые эмоции... это подкупает так сильно. Не старается одеться удобно для езды на лошади, Тэхен об этом напрочь забывает, когда облачается в светлое, добавляя много рокового красного, надеясь на белогривого коня, чтобы контрастировать. Тэхен вспоминает слова госпожи Фреэль о том, что Чонгук точно богат, и на это сейчас указывает тот факт, что его забирает личный водитель Чона, приветствуя на корейском. Полиглот? Он присаживается на заднее сиденье машины, которое уже кажется ему непривычным, и видит букет цветов подле себя, робко улыбаясь, опуская глаза. На этот раз это нежная и чрезвычайно привлекательная Rosaprima Christa, обладающая всей нетронутой чувственностью, связанной со светло-розовыми розами. Ее экстра-большие бутоны наполнены обилием лепестков, градирующих от розовых оттенков к более мягким кремовым на внешних лепестках. — Тэхен Делоне, пожалуйста, примите эти цветы от господина Чона, — подает голос водитель, а Тэхен кивает несколько раз, любуясь бутонами цветов, замечая небольшую открытку вложенную в них. «Quand je vois tes beaux yeux, on dirait que plus rien n’est important» Еще и на любимом французском... Он утопает в розах, их чистом аромате, краснея. Легкий, терпкий, под языком собирается слюна. Его настроение значительно улучшилось, это явно хороший знак. Сомнений внутри целый ворох, в груди разгорается первобытное пламя, потому что нельзя. Тэхен промаргивается, как будто приходит в себя, видит перед собой Чонгука, когда из автомобиля выходит, а мужчина вновь ковыряет его душу лишь одним только взглядом. Он делает шаг, не зная брать или оставить цветы, неловко до безумия, но Чон тянет Тэхена за локоть в сторону, принимая решение за него, словно так и нужно, словно это правильно. Он кладет невесомо ладонь на хрупкое плечо скрытое приятной тканью, Тэхен выжидает, не знает, что собирается сделать господин Чон, который пристально его рассматривает, будто обдумывая все на свете. — Я скучал, — мягкое касание пальцев на теплой шее, это единственное, что себе позволяет Чонгук в качестве приветствия. — Спасибо за цветы, господин Чон, — задумывается Тэхен о том, что скучал ли он, и было ли время на это, — и за слова в открытке. Мужчина улыбается, ему без разницы скучали ли по нему в ответ, это абсолютно неважно, главное, что он скучал, что сейчас видит голубые глаза перед собой, такие чистые, но сегодня они необычайно поникшие. Тэхен пошел вперед, будто убегая от возможных вопросов, а хотелось, чтобы время остановилось. И когда Чон окликнул его, он успел сделать двенадцать шагов — и никогда не признается, что считал каждый шаг. Господин Чон подходит близко, пока француз по-прежнему стоит к нему спиной и прижимается сзади, замечая, что Тэхен в его руках до дрожи хрупкий, готовый разбиться, как стекло в любую секунду. Он без понятия, что произошло, но хочет разделить боль и все негативные чувства Тэхена на двоих, и если позволит вовсе вобрать все в себя. — Если ты не хочешь, то только скажи и мы... Тэхен проворачивается в кольце рук, становясь лицом к лицу, так близко. — Нет. Я хочу белого жеребца, — сообщает с улыбкой. — Здесь есть такой? — Разумеется. — Тогда чего мы ждем? Чон освобождает Тэхена из слабого кольца рук, отпуская того. Но Тэхен неожиданно тянет мужчину за запястье, прямо за собой, не понимая, что он творит. Увидев рядом с господином Чоном липпицианского жеребца, Тэхен немного растерялся. — Нет, мне жаль, но вы все перепутали, — сказал он конюху, седлавшему его коня. — Я поеду один. Конюх опешил, но Чон предупредил его протесты. — Это безрассудство — ехать одному, — возразил он. — Что ты будешь делать, если твой конь наступит на кроличью нору и сломает ногу. — Пойду пешком. — А если сломаешь ногу? — Тогда я поползу, господин. Я хочу поехать один. Мужчина опустил глаза, чтобы Тэхен не заметил, что его слова задели его. Он уважает чужой выбор, всегда будет, но это же так опасно! — Почему? Тебе неприятна моя компания? — с сарказмом. С помощью конюха француз забрался в седло и повернулся к Чонгуку, стараясь не смеяться, видя, как отказ злит мужчину. — Вы обижаете меня, господин Чон, — он развернул коня и поскакал на восток. Чонгук выругался про себя. Ему пришлось на пальцах объяснять конюху, чтобы тот оседлал уже гнедого коня Широна, понимая, что наверное ему пора бы учить французский. Чон пришпорил Широна и пустил его галопом туда, где за освещенным солнцем холмом скрылся Тэхен. Конь мчался во весь опор, кровь стучала в ушах мужчины, его дыхание было глубоким и частым. Ему не хватало лишь шпаги, чтобы испытать восторг от кавалерийской атаки. Во весь опор он перемахнул через вершину холма, пригнулся к шее своего коня, заставляя его скакать еще быстрее. Все чувства мужчины обострились, ввергая его в восторженное состояние полузабытья, когда ветер развевает темные волосы, когда движения рук в перчатках, сжимающих поводья, молниеносны и точны, когда мускулы всего тела то растягиваются, то сжимаются, а внутри нарастает ни с чем не сравнимое ощущение могущества, готовое вот-вот вырваться наружу. Запахи лошадиного пота и свежей земли пьянили сильнее самого крепкого вина. Он следовал за французом, мчась через плоскую равнину и снова взбираясь на высокий холм. Слева дорога огибала опушку темно-зеленого леса. Коричневые стволы деревьев проносились мимо, словно он смотрел на них через забрызганное потоками дождя стекло. Дорога начала петлять. Снова и снова Тэхен исчезал, чтобы через мгновение появиться опять. Знал ли он, что он отчаянно преследует его? Или ему было все равно? Чонгук достиг вершины холма и начал спуск, когда вдруг заметил, что потерял Тэхена из виду. Он резко натянул поводья. У него было острое зрение, но ничто не двигалось по крутой дороге, ведущей к реке, что протекала через долину. Край долины обрамлял крутой откос. На юге раскинулось открытое пространство с редко разбросанными деревьями. К северу деревья становились толще, а откос поднимался все выше, заканчиваясь мысом, выдававшимся над речной долиной. Какое-то движение привлекло его взгляд. Там французский мальчик въехал в лес, направляясь к мысу. Тяжело дыша, он наблюдал за ним, невольно сжав правую руку в кулак. Конь протестующе поднял голову, почувствовав, как неожиданно натянулись поводья. Чон опустил взгляд, его тело инстинктивно подготовилось к атаке. Пришпорив коня, он вновь поскакал через лес к мысу. Тэхен раскинул руки, подставив их к лучам солнца, и улыбнулся. Мыс был покрыт мягкой травой, кое-где из земли торчали плоские гладкие валуны. Его улыбка стала шире, когда он подумал о том, что обскакал господина Чона. Он почувствовал легкое удовлетворение, которое тут же покинуло его, понимая, что внутри он желал, чтобы Чонгук догнал, поймал и не отпускал. Он повернулся к коню и неожиданно в тени деревьев увидел наблюдающего за ним господина Чона. — Господин Чон, — начал он, упершись руками в бока, — а вдруг я хотел побыть один... — Тогда нужно было не останавливаться. Тэхен склонил голову набок, изучая элегантную фигуру мужчины, держащего под узды своего коня, и улыбнулся. — Вы бы все равно догнали, — весело сказал Тэхен. — Уверен? И француз рассмеялся. — Испугались за меня? — У тебя был замечательный скакун, — проговорил мужчина и вышел на свет. Тэхен наблюдал, как Чон снимает перчатки, в этом было что-то притягивающее. И на чувственных губах Чонгука играла легкая улыбка. Темные глаза на резко очерченном лице говорили о наслаждениях, еще не испытанных. Восторг Тэхена от поездки улетучивался, как аромат цветка в слишком жаркий день. Его телом овладело незнакомое ощущение, и ему это не понравилось. — Замечательный скакун? — эхом отозвался он и обнял себя, чтобы согреть внезапно похолодевшее тело. — Мне сказали, что он призовой скакун, — он отвернулся, смотрев на расстилавшуюся за рекой долину. Господин Чон приблизился к нему сзади. — Самое лучшее для тебя. Тэхен стоял, скрестив руки на груди и положив ладони себе на плечи. Мужчина погладил его пальцы легким трепетным движением. Он отступил в сторону и опустил руки. — Какая прекрасная долина, — восхищаясь, сказал Тэхен, поведя рукой в сторону реки. — Правда? Вновь он вздрогнул и взглянул на Чона, не спускавшего с него глаз. — Конечно. Господин Чон сел перед ним на валун в нескольких шагах от обрыва. — Что делает ее красивой? — спросил, так же пристально глядя на него. — Деревья, река... — Подойди сюда. — Я достаточно хорошо вижу отсюда. — Не обманывай самого себя, — его тон был дразнящим, вызывающим. Тэхен подошел к краю обрыва и вытянул шею, вглядываясь вдаль. Она была привычна к высоте — но не к нему. — Я вижу дорогу, ведущую к реке, — с надеждой посмотрел он на мужчину. Чонгук встал грациозно, подвел француза к валуну и сел лицом к нему. — Тэхен, — сказал он тихим чарующим голосом и закрыл чужие глаза ладонями, и француз почувствовал тепло его кожи, все инстинкты покинули его. — Скажи, что ты видишь, — он медленно гладил хрупкие пальцы, прижимая их к своему лицу. Незнакомая искра вспыхнула и пробежала по Тэхену, как капля смолы, выступившая на горящем дереве и падающая в пламя. — Мы играем в детскую игру, господин? — спросил он, неприятно пораженный ощущением, струящимся под самой кожей. И Тэхен почувствовал, как дрогнули в улыбке мышцы лица Чона. — Нет, не в детскую, — Тэхен попытался убрать руки, но чужие мягкие пальцы неожиданно крепко сжались. — Что ты видишь? — Я вижу мыс, а на нем глупого мужчину, сидящего на валуне перед еще более глупым мужчиной. По-настоящему красива здесь лишь долина с текущей по ней рекой. — Красивый... — он отнял его руки от своих глаз, но не выпустил их, — кто-то назвал бы красивым экзотического, французского молодого человека, — прошептал он. — С его нежными, чуть более раскосыми, чем у остальных, скулами, с его слегка прищуренными таинственными кошачьими глазами, с его волосами цвета редчайшей восточной пряности. — Чон потер пальцами чужие запястья. — И с этим запахом, исходящим от его нежной кожи. — Прекрасный урок французского искусства от корейского мужчины, — шаг назад, затем снова назад, он сорвал большой лист платана и размял его, чтобы заглушить запах сандалового дерева. — Хотите я тоже опишу вас? Что-то в духе «раскосых скул» и «таинственных кошачьих глаз»... — Нет терпения, Делоне. Он встал и приблизился к Тэхену. Тот в свою очередь выставил руки, пытаясь остановить мужчину. Но Чон схватил его за запястье и сделал еще шаг, заставляя его отступить. Тэхен попятился и, наконец уперся спиной в растущее поблизости дерево. — Я верю в твое воображение, что скорее видит больше, чем твои голубые глаза, — мужчина прижал его распростертые руки к толстым ветвям. — Ты ведь француз, самый настоящий, мальчик из балета, такой возвышенный и окрыленный. Тэхен попытался вырваться, но он держал его крепко. — Звучит, словно вы хотите меня пристыдить за это, — его дыхание было тяжелым. Его вздымающаяся грудь упиралась в него. — По вашему я обычный мальчик из балета? Тепло и влажное дыхание на тэхеновом лице. — В тебе нет покоя, Тэхен, — сказал Чон, коснувшись губами чужого подбородка. Он хотел повернуть голову, но мужчина наклонился ниже и прошептал в самое ухо: — Ты говорил, о том, что ты бриллиант, считаешь, что это плохо. Не так ли? — его язык скользнул ему в ухо, и Тэхен затаил дыхание, вздрогнув от незнакомого ощущения. Чонгук прошелся по краю уха и поцеловал мочку. — Я нахожу это довольно банальным. Ты лучше. Тэхен больше ничего не видел, кроме пятна черных волос на фоне белых облаков. Непроизвольно он закрыл глаза, словно мог увидеть захлестнувшую ее искристую, теплую, мощную волну. Остались лишь поцелуи, быстрые, частые поцелуи, осыпающие нежную кожу его щеки. Стон, слабый стон сорвался с его губ и унесся, подхваченный ветром. Мужчина провел губами по его лицу, слегка потер его веки. Его рот приблизился к тэхенову, и его губы раскрылись ему навстречу. Тэхен вновь издал слабый стон, но Чонгук лишь коснулся его губ, вдохнул его дыхание, выдохнул и... ничего. Словно он держал свое слово, сказанное в прошлый раз. Все исчезло. Француз весь горел от недавних прикосновений, понимая, что его тело жаждет большего, настоящего поцелуя, он, наконец, открыл глаза. Господин Чон отступил, отпустив француза. А дыхание Тэхена, как ему показалось, было слишком частым, но глаза смотрели с блеском. Тут же вернулись привычные звуки: чавканье коней, жующих траву, шепот ветра, играющего верхушками деревьев, щебет птиц. — Спасибо, господин Чон... за прогулку, — сказал он и осторожно выпрямился, словно натягивая тетиву. Тэхен быстро направился к своему коню, плотно сжав губы в полоску, чтобы унять дрожь, и быстро взобрался в седло. Чужие губы пробудили в нем запретное, пьянящее чувство, которое, казалось, никогда больше не вернется к нему. Он сжимал и разжимал пальцы, державшие поводья. — Урок, развивающий умение видеть и чувствовать вкус, — сказал он с улыбкой. Тэхен же бросил взгляд на его лицо, рот. Его дьявольски чувственный рот. — Париж. Здесь даже мысли рождаются не привычно лаконичные, а приправленные легким флером поэзии, — Тэхен наблюдал, как дразнящие слова слетают с губ Чона. — Возможно. Но знаете что? Думаю, я могу показать вам кое-что лучше, чем слова поэзии, — проговорил он и, прежде чем здравый смысл успел остановить его, наклонился, и поцеловал мужчину. Тэхен положил руку на затылок господина Чона, прижавшись к его губам, касаясь языком его жаркого языка. Самое ужасное — Тэхена никто не заставлял и не заставляет. Именно он первый целует, не удержавшись, не смело и мокро, но Чону хватает и этого, чтобы сойти с ума, сжав блузу в кулаках до скрипа ткани. Это Тэхен трещит по швам, разрушается, чтобы возродиться вновь, а внутри все горит от чужого языка во рту, сухие губы разрушают его всего. Затем так же быстро он отстранился, тяжело дыша и, пришпорив коня, поскакал через лес к дороге. Кровь стучала у него в висках, господин Чон забрал весь воздух из его легких. Пучки травы и комья грязи летели из-под копыт. Они направлялись на запад, обратно. Через несколько секунд они уже мчались через плоскую равнину.