Теплая Франция

Тэхен, как уже ранее говорилось, живет не с видом на Эйфелеву башню, которую так обожают приезжие туристы, желая сфотографироваться возле. Француз обитает уже год в уютных светлых апартаментах возле Бастилии, в центре небольшого престижного кондоминиума, с беспрепятственным видом на зелень бульвара Ричарда Ленуара. Здесь есть прихожая, гостиная, кухня, светлая спальня с большими окнами, выходящими на запад, и душевая комната. Наверное, Тэ выбрал именно это жилье из-за дома, что представляет собой реконструкцию существующего здания начала прошлого века. В общем-то, его все устраивает, главное: светло, просторно, красивый вид из окон, дом расположен менее, чем в пятистах метрах от площади Вогезов, между площадью Бастилии и площадью Республики, в ста метрах от станции метро Richard Lenoir, которая идеально расположена в самом сердце популярного района и предлагает все удобства. Тэхен работает в кофейне под названием: Ob-La-Di, названное в честь знаменитой мелодии (что на нигерийском диалекте означает «жизнь продолжается»). Это легендарное кафе в квартале Марэ, недалеко от площади Республики. Здесь варят великолепный кофе, сервируют щедрые порции бранча и угощают свежеиспеченными пирожными и шоколадным печеньем. Миниатюрные мраморные столики, необработанные потрепанные стены, яркая голубая плитка, пестрый винтаж и внимание к каждой детали интерьера и, конечно, большие порции прекрасного кофе — Тэхен не мог не влюбиться. Вопрос в другом: нравится ли ему по-настоящему? Все же похороны балета забыть не может. Каждый, кто посвящает себя искусству, должен во многом себя ограничивать. Успешные артисты обязаны следить за своими внешними данными, не допускать набора веса. Танец требует того, чтобы вкладывать в него всю душу, не жалея себя, тренироваться до изнеможения. Положить свою жизнь на алтарь искусства — значит многим пожертвовать. И Тэхен был готов. Он задирал ноги выше многих девушек, о его пластике отзывались с восхищением, но лишь те коллеги, которые были наивными и их финал давно уготовлен. В действительности, в балете мало кто тебе доброго слова скажет, ведь конкуренция колом стоит, а преподаватель, балетмейстер нахваливать сильно не будут — это опасно для артиста. Все и так понятно по глазам. Нравится ли… Совершенно нет, но он держится стойко. Сейчас танцы — это, скорее, простое хобби, ведь он делает это самостоятельно, без помощи наставников, сам себе хозяин, когда носок тянет, а никто за спиной не говорит: «Лучше тяни, Делоне!». Все это превратилось в несерьезное дело, которое, в конечном итоге, не приведет к выступлениям на большой сцене в главной роли, в обтягивающем трико по лунному встревоженному морю. И он все осознает в полной мере, но принять до конца трудно. Театр, как любовь, как секс с самой желанной женщиной, однажды испытав на себе это таинство, этот акт бытия — ты уже не сможешь остаться прежним. Наверное, француза обманули и заперли в четырех стенах, заставив думать, что балет — это весь мир; что человечество делится на тех, кто на сцене, и на тех, кто в зале. Он силен, как бывают сильны лишь ангелы. Боль, сжигающая тело? Не имеет значения. Снова и снова он шел в этот огонь, улыбаясь открыто. Вновь репетировал до изнеможения, до обмороков, до кровавых мозолей. Проживать насквозь, невыразимо и невыносимо многие жизни; расписывать изнанку собственного сердца чужими страстями, трагедиями; взлетать и падать, любить и умирать, и вновь вставать, унимать дрожь в руках и снова начинать новую жизнь; снова плакать, сжимая в бессилии кулаки, и смеяться над собой. Дым воспоминаний окутывает туманной пеленой и заставляет сладко содрогнуться. Тэхен задумывался сотни раз о том, что было бы, если бы он все же прыгнул в койку мужчины, который мог устроить ему жизнь на сцене в роли главного артиста… Со временем тошнота от этих мыслей пропала, но установка — что это неправильно — осталась крепко вместе с ним. За французом ухаживали достаточное количество мужчин, дарившие цветы на постоянной основе, писавшие письма с признаниями, которые должны были растопить сердце ледяное Тэхена, но все было тщетно. Цветы увядали, а письма бумажные пропадали в мусоре, свидания отклонялись, и каждый получил отказ от молодого француза, что не был готов к такой жизни — проститутской. Не верил он ни в какую любовь от этих мужчин, в искренность — все это ложь. Он не из тех, кто будет спать с богатыми, чтобы добиться чего-то большего. Если нет, то значит нет, он один справится со своей жизнью, пусть там и не будет сцены Большого Театра, аплодисментов, восхищения, бурных оваций. Стерпит. Его учили всегда, во что бы то ни стало — не показывать вид, что ему плохо. Не открывать своих слабых мест. Тэхен отнюдь не железный и отнюдь не герой, он ноет и жалуется, когда душа требует, но, когда болит сердце, жалуется на пятку. Любит ли Тэхен жизнь? Она та еще чертовка, но он тоже не промах. Тэхен не промах в навыках растяжки хорошей и приготовления кофе ароматного с щепоткой соли на кончике ножа, чтобы подчеркнуть глубину вкуса натурального кофе, придать ему особую пикантность и немного французского бренди. Он всегда знал особенности приготовления кофе: что кофейные зерна часто перемалывают прямо в кофейнях для достижения качественного и сильного аромата; что сливки взбиваются вручную, чтобы получилась воздушная смесь без пузырьков; и все это благодаря матери, которая души не чает в кофейных зернах и пьет этот напиток, несмотря на его крепкость в любое время суток, оставаясь такой же стройной. Тэхен не любитель кофе, всегда нос морщил в родительском доме, когда мать с утра пораньше делала напиток бодрости, и ему хотелось сбежать лишь бы не чувствовать этот запах, а мама лишь смеялась, приговаривая: «Француз — и кофе не любит!». А Тэхен со своими причудами, как не без этого? Правильно — никак. — В богатого влюбиться также просто, как и в бедного, — Тэхен говорит со стальной уверенностью и вальяжностью в движении рук. — Да, но… если попадается симпатичный мужчина — я теряю голову! Делоне, я схожу с ума, и с этим ничего не поделаешь, — Чимин глаза широко открывает, кажется, унывая от своих же слов. «Этот парень, на самом деле, дурной», — думает Тэхен, натирая граненный стакан хлопковым полотенцем, слушая очередную историю, в которой фигурирует вновь симпатичный мужчина, по словам Чимина, и потеря его головы от нового объекта вожделения. Боже, француз готов сквозь землю провалиться, разве это нормально?.. — Поэтому я твой лучший друг, дурак, — улыбается, — чтобы учить тебя уму разуму. — Чертов француз, — прищуривается Чимин, заливаясь новой порцией смеха. Чимин сам чистокровный кореец, разговаривающий исключительно на французском, нужно сказать спасибо его родителям, что обеспечили такую судьбу… или наоборот… Но Тэхен рад, что в его жизнь, в возрасте семнадцати лет, пришел такой же семнадцатилетний мальчишка. Они разные, даже слишком. Тэхен — воздушная натура, душа, требующая танцев, шпагаты бесконечные, а любви все нет и нет. Чимин же проще, он в эстетике не плавает, как рыба в воде, а только вокруг да около ходит, наслаждаясь жизнью, занимаясь между тем изучением архитектуры, дизайна и всего прочего, а на любовном фронте постоянно новые претенденты наблюдаются. Один дотошный порой, а другой открытый всем сердцем — это судьба, несомненно. — Делоне, — глазами стреляет, — влюбился в кого? — С чего ты взял? — Тэхен недоумевает. — Не знаю, просто спросил. А жаль, нашел бы ты себе кого, например… девушку, — пауза улыбчивая, — или парня, — смеется вновь, а Тэхен сглатывает комок тяжелый. — Хорошо, француз, не буду тебе мешать — работай на отличное вино, — похлопывает по плечу Тэхена, улыбаясь на прощание открыто, и прочь уходит на свежую улицу. Любовь — всегда любовь, невзирая на пол. Когда влюбляешься, то все на свете перестает существовать, и у тебя остается единственное желание — принадлежать любимому человеку. Так всегда думал Тэхен и продолжает, это простая установка — самая правильная. Он давно понял, что девушки его не интересуют, еще в моменте пубертата, когда все парни активно смотрели похабное порно, где женщины были с большими грудями, но Тэхена это вводило в ступор… совсем не возбуждало. Принял он свою ориентацию совершенно спокойно, ведь мы не в каменном веке: существует интернет, более толерантное общество, поддержка близких. Принял и принял, от этого ничего особо в его жизни не поменялось. Мужчины влюблялись в него, он определенно был привлекательным во всей красе, и это иногда льстило. И, несмотря на десяток предложений разделить постель на одну ночь или несколько, Тэхен смог переспать лишь с двумя мужчинами в своей жизни. Жалеет? Нет, он хотел, интерес двигал им на полную катушку. Француз не из робкого числа людей, и секс — есть секс. Рабочий день близится к его завершению, и Тэхен со спокойной душой делает небольшую уборку на своем рабочем месте, когда стрелки часов приближаются к пяти. День вышел легким и непринужденным, как и бывает обычно всегда, за исключением некоторых дней, когда настроения нет и посетителей неприветливых полно, что жалуются на тосты с авокадо, наговаривая на его несвежесть. Ну полная ложь! Приятная усталость ломит тело и голову, конечно, но это не сравнится с той самой растекающейся по мышцам боли после хорошей тренировки на исход, когда ноги превращаются в настоящее мясо из крови и синяков сверху. Он устойчив к такому, ведь, чтобы чего-то добиться — необходима боль. По крайней мере, Тэхен отчаянно верит, нужно же оправдывать свое прошлое, где почти лошадью был, работавшей на износ. К черту мысли, сейчас главное, что француз с полуулыбкой прощается с оставшимся персоналом из двух человек и покидает, наконец, кафе, даже через главный вход, решая, что сегодня он выглядит довольно-таки неплохо. Теплый воздух ласкает оголенные участки тела, вынуждая табун неспокойных мурашек пробежаться по коже, сияющей при солнце, что уже стремится зайти за горизонт. Тэхен спокойно дышит, стоя посреди улицы, как ненормальный, наслаждаясь окончанием дня, до тех пор, пока не видит мужчину у тротуара, облокотившегося на машину, что кажется смотрит прямо на него. «Еще увидимся» «Да быть того не может», — рассуждает Тэхен почти вслух. Разве это не был бред сумасшедшего? — Мистер Делоне, — произнес он вкрадчиво, заслонив перед Тэхеном весь прекраснейший вид, и отвесил элегантный поклон, держа в руках золотистый шелковый шарф, — позвольте нарушить ваш покой. — Вы правы, господин Чон. Я наслаждался одиночеством, — с небольшим раздражением в голосе сказал он, делая вид, что он не удивлен этой безумно странной ситуации. — Ваш шарф, — сказал он, не делая ни малейшей попытки передать его в руки. Он потер приятную ткань кончиками пальцев. — Как увидел его — сразу же подумал про тебя, — опять эти скачки в формальности обращений. — Он подходит к твоим голубым глазам, Тэхен Делоне. — Осмотрительно, — не придумав что ответить, сказал Тэхен, чувствуя странное покалывание по всему телу. В глазах господина Чона сверкнул огонек, какой бывает у игрока, собирающегося открыть очередную карту. — И что говорят мои глаза? В них кричит поэзия любви? — Тэхен принял театральную позу, прижав руки к груди и широко раскрыв полные наивного удивления глаза. В конце концов, ему достаточно комплиментов делали про глубокие глаза, его не удивить. — Ты совсем не очарован, и в твоих глазах нет любви. Француз опустил руки и отвернулся, но Чонгук коснулся пальцами его подбородка и повернул его лицо к себе, это первое прикосновение. — И поэзия не нуждается в криках, — его большой палец обрисовал мягкие губы. — На ваших губах остался сок? Девушка или мужчина, поцеловавшие тебя, назвали бы сладким. Это и есть поэзия. — Это ваши выдумки! Где же размер и рифма? — Что размер? Всего лишь ритм природы, вынужденный в словах, — ответил он. — А ритм природы — он вокруг нас, — Чонгук наклонился ближе, и Тэхен ощутил на себе взгляд, ласкающий его шею и плечи, вместе с тем чужие взгляды прохожих, что смотрели не с радостью. Сердце француза отчего-то учащенно билось, мешая сосредоточиться, но усилием воли ему все же удалось собрать разбегающиеся мысли. И он протянул руку ладонью вверх. — Мой шарф, господин Чон, — все же принимая подарок, — благодарю вас за столь щедрый презент. Его темные глаза встретились с небесными. — Я сделал то, что сделал бы любой влюбленный мужчина, — проговорил он, а Тэхен опешил. Быстрым движением руки он обмотал шарфом тонкое запястье француза и натянул шарф, не давая ему отпустить руку. — Господин Чон! — он попытался осторожно высвободиться, но тот держал его слишком крепко. Потянув его руку вверх, Чонгук поцеловал ее через шелк. — Какой нежный материал. Я чувствую тепло твоей кожи, согревающее его, — он снова припал к тонкому запястью долгим поцелуем. — Мои губы чувствуют даже твой пульс, — затем он отпустил руку. — И это тоже ритм природы, — господин Чон улыбнулся обольстительно. — Наслаждайся одиночеством, французский мальчик, — сказал он и зашагал обратно к автомобилю, оставляя такого разгоряченного Тэхена. Тэхен поспешил вдоль высокой зеленой изгороди, и то, что казалось обычной улицей, неожиданно превратилось в лабиринт. Он прибавил шагу, а ноги не слушались хозяина. Злость к себе за то, что позволил своей коже ощутить его тепло, нарастала в геометрической прогрессии. Мысленно он стал петь гимн, выученный много лет назад, чтобы увести свои мысли от опасного русла. Сейчас Делоне мечтал лишь об одном — поскорее оказаться в убежище своей спальни.

***

Тэхен открыл дверь в свои апартаменты и громко вздохнул от всепоглощающего облегчения. — Gloire au ballet, — выдохнул он, прислонившись к двери и закрыв глаза. Вновь глубокий вдох и такой же выдох, чтобы все ненужное ушло. На него тут же нахлынули недавние воспоминания, заставляющие под сердцем все плавиться в ярких языках пламени, освещающего сквозь тонкую ткань одежды, а он шелковый шарф, наконец, развязывает и к носу подносит… опьяняющий запах мужского парфюма, что забирается в самые легкие, оседая прямо там, стойко и навсегда. Тэхен сейчас понимает, что ему двадцать три и он нюхает в прямом смысле шарф, подаренный мужчиной, почти неизвестным, которому уже за тридцать перевалило. Это странно, неправильно, и с этими думами он падает на кровать в спальне, роняя шарф на чистых полах, так неосторожно относясь к подарку, но влюбленные должны прощать, так? В голове множество вопросов, следующих быстрым потоком, не понимает, как Чонгук все же нашел его, ведь эта встреча, наверняка, не была простой случайностью — он уверен. А как же его слова про влюбленного мужчину? Боже, Тэхен всегда думал, что его сложно смутить, но почему-то он в ворохе одеяла путается, ощущая, как пылают огнем его щеки, да и все тело тоже. Этот мужчина отнюдь не отталкивающий… наоборот, очень даже располагающий к себе, этакий джентельмен, целующий сквозь шелковый шарф, оставляя девственный поцелуй, словно на дворе сейчас восемнадцатый век и он граф в пятом поколении. Подкупает… да, определенно. Больше всего его смущает собственная реакция, поглощенная в смущении и стыде, а кажется, что это ненормально… его эмоции точно нормальные? Тэхен, как и любой адекватный человек без тяжелых травм, желает любить и быть любимым. Хочет, чтобы его пригласили на этот странный урок любви и доверия, повинуясь музыке, провели пальцами по щеке, даря опыт тепла и чувственности, уравновешивающий иной горький опыт тоски и одиночества. Да, он с радостью протянет ладонь, смешает пульсирующую в венах кровь и пульсирующий в воздухе звук, позволит оставить на своей длинной шее отпечаток новорожденной тайны. В глубине души хочет засыпать в горячих объятиях большой кошки — мужчины, поскольку у них самые пламенные объятия, он сам иногда, как раскаленный камень в ночи. В его мечтаниях он закидывает ногу на своего человека, обвивая шею руками и подставляя лицо для легких поцелуев. Ох, эти думы порой сводят его французскую душу, изголодавшуюся в моментах, с ума. Простые желания, которые, черт возьми, не осуществляются! Полюбить человека, отвечающего тебе взаимностью — это само по себе чудо. Но ещё лучше, ещё важнее найти в нём родственную душу. По-настоящему родственная душа — это тот, кто понимает тебя, как никто другой, любит, как никто другой, кто всегда рядом, что бы ни случилось. Здорово поправлять волосы, зная, что за каждым твоим движением, взмахом ресниц и шикарными голубыми глазами искренне любуются, но, если бы это делал любимый человек… другое дело! А так просто — нормально, он привык знаете. Но пока он каждую ночь засыпает один. И, лежа в кровати, обняв холодной рукой подушку, он смотрит в окно, за которым листья подают сигналы жизни, шелестят вовсю и шумят на ветру. Они падают порой бесшумно, но он слышит каждый удар листа о землю. Может быть, это удары его собственного потерявшегося сердца… Тьма за окном все плотнее, а он, в свою очередь, становится крошечным, а сердце огромным, разрывающим сознание, достигая мечт, трогая их подушечками нежных пальцев, что розовеют на глазах. Он ищет, ищет и ищет, а вокруг быстрее жизнь проходит, стены разрушаются, уходя вниз, падают звезды, падает небо… Тэхен в одном нижнем белье щеголяет после принятого им горячего душа, такого освежающего. Он не любитель смотреться подолгу в зеркало, ища изъяны своего тела и лица, хотя их нет, но его душа искусства требует постоянной поддержки тела, которое и без того стройное, с красивыми изгибами тела, что с правильным распределением жира, который ушел также в правильные места. У него все из головы не выходит этот уже надоедливый мужчина, что оставил за собой массу претензий, которые влекут лишь смущение. Боже, он не должен ломаться под одним взглядом — это поведение простодушных. Ведь Тэхен совсем другой, у него внутренний стержень есть, а так позорно щеки горели… Решено! Тэхен забудет этого загадочного господина Чона, поскольку тот все равно, скорее всего, ничего серьезного не имел в виду. У каждого свои причуды, француз должен отпустить эту нелепую ситуацию, произошедшую сегодня вечером, спрятать шарф далеко-далеко в шкаф, что оставил за собой приятный шлейф аромата легкого, и забыть, а завтра у него выходной, он отлично его проведет в студии, танцуя до смерти. Отличный настрой, Делоне! Тэхен улыбается, гордясь своей решительностью непоколебимой, звук уведомления на телефоне прерывает, но это, наверняка, Чимин снова в истеричном состоянии пишет. «Прошу меня простить за немыслимую дерзость, не удержался. Могу ли я принести извинения лично? Завтра я подъеду к твоему дому в районе одиннадцати утра, тебе ведь не на работу, верно? Я не принуждаю, но я буду благодарен, если ты спустишься. С нетерпением жду завтрашнего дня, Тэхен Делоне. Господин Чон.» Сердце укатилось куда-то в пятки, Господи. Вопросов прибавилось вдвое.