Теплая Франция

Франция родная, где жить хочется по-настоящему, глотать воздух ванильный, прикрывая глаза в удовольствии, уподобляясь стране удивительной. Тоненькие чулочки с кружевом, «Chanel №5», Шампань, крем-брюле, страсть необъяснимая, но нежная, жемчуг всюду, непреодолимое желание, ревность к любовницам, Маргерит Дюрас, лицемерие обученное, беспечность молодая. Разве это можно не любить? «Никак нет», — думается Тэхену, ведь он всем цветочным нутром обожает место, что именуется Парижем, где он родился в ночи с громогласным криком, что расшифровывался, как: «Тэхен Делоне прибыл, встречайте». Шутка, не более, но разве не забавно одно представление о том, что в действительности младенцы говорят криками? Посмейтесь, ну же. Только в одних новорожденных глазах сколько понимания, дух захватывает… Куда девается этот острый взор в будущем? Возможно, люди его утрачивают за завтраком с ароматным кофе, сделанным в лучших традициях парижских бариста, что, между прочим, очень вреден для кожи! Или же люди не могут выдержать своих стальных глаз, предпочитая им простенькие такие, знаете? Как у собак, к примеру. Ни в коем случае не в обиду братьям меньшим, но на правду не обижаются, извольте. Сейчас не об этом речь, а о месте одном: Кладбище Пер-Лашез. Это самое большое кладбище в Париже с территорией, что составляет около сорока восьми гектаров, и все пространство пронизано каменными аллеями, также парижане часто приходят сюда на прогулку, иногда даже устраивают вкусные пикники. Возможно, это покажется многим людям полным зверством, но в реальности это не совсем то кладбище в привычном нам понимании. Скорее, это место пересечения различных эпох. И, поверьте, если вы считаете это странным, то вспомните про людей, которые приезжают в Париж только из-за этого нашумевшего кладбища, до которого, извините, добраться стоит определенных немалых усилий, но это не самое удивительное: есть индивидуумы, приезжающие в Париж специально для того, чтобы умереть в столице любви и быть похороненным на Пер-Лашез — этом, разбитом на секторы, пантеоне душ; здесь, и вправду, каждая могила, как статья в энциклопедии. Тэхен из тех самых «ненормальных», но только из другой категории, приезжающей сюда с определенной периодичностью, чтобы прогуляться по тихому месту, подумать о вечном и забыть о времени. Удивительно, изначально на территории кладбища находился район бедняков и преступников, а сейчас здесь множество знаменитостей покоятся под землей. Но все же атмосферу этого места не передать словами, Тэхен до сих пор не смог изучить всю местность, поэтому сейчас вновь норовит заблудиться, а что уж говорить о туристах. Тэхен ресницами пушистыми хлопает, осматривая могилу Оноре де Бальзака, чьи романы он читал, мысленно благодарит за старания, трудно сказать в какой уже раз француз это совершает. На дисплей телефона мельком смотрит, уже одиннадцать утра, он вроде успевает, но, понимая, что ему еще идти пешком до метро, а потом после высадки снова шагать на своих двоих, угнетает вмиг, заставляя поспешить навстречу своей живой жизни, что по-прежнему бьет ключом, а покойникам здешним он желает… всего самого наилучшего? Тэхен шутить не особо умеет, да и надо ли это ему, умоляю. Французы названы одной из самых недовольных наций, а Париж является городом раздражения, и Тэхен с радостью готов это подтвердить, поскольку за свою жизнь он слышал огромнейшее количество жалоб на погоду, действующую власть, многочисленных туристов, что вечно мешаются под ногами. Если хотите сблизиться с французом, то необходимо пройти через все круги ада и выслушать массу жалоб на жизнь, прежде чем быть допущенным к трепетному французскому сердцу. Все так. Но Тэхен вновь выделяется, поскольку он отнюдь не такой, полная противоположность основной массе. Никогда не жаловался на свою жизнь, которая, вообще-то, даже несчастной не была, пусть и бывали крупные разочарования, когда хотелось покончить со всем. Только мать ему с детства твердила, что он мужчина и не имеет права слезы лить по пустякам. Только эта удивительная женщина разрешала плакаться ей в плечо, когда Тэхен уставал особенно сильно или, например, когда со своей первой любовью расстался в свои лихие шестнадцать. Строгая, довольно властная, но все равно нежная женщина азиатской внешности с раскосыми глазами, которые и покорили отца тэхенова в свое время. Но вернемся к родословной Тэхена позже. Тэхен выходит на станции метро «Сент-Огюстен», что на девятой линии, и попадает на широкий, стремительный Бульвар Осман, расположенный на правом берегу Сены в центре города, который имеет самую большую протяженность, пересекающий еще два парижских округа. Только француз приехал не для того, чтобы посетить Оперу Гарнье, музей духов «Фрагонар» или вокзал Сен-Лазер, а в студию танцев «George's et Rosy», специализирующаяся сразу на нескольких направлениях: контемп, балет, беллиданс, растяжка и многое другое. Нравится ли ему? Его все вполне устраивает, поскольку он танцами сейчас занимается лишь для своей нескромной души, которая всегда жаждала только одного — действий в воздухе. Для его двадцати трех это замечательная возможность танцевать за небольшую символическую сумму в свое удовольствие и подрабатывать в уютном кафе, чтобы оплачивать свои танцы и квартирку с видом совсем не на Эйфелеву башню. Спокойная жизнь, без проблем, сейчас Тэхен и вправду, можно сказать, живет в свое удовольствие, поскольку он не учится нигде, не найдя своего места в этой удручающей жизни. Когда-то он горел мечтой в свои тринадцать попасть в Парижскую Консерваторию на отделение классического балета, но родители отказали, причем в жесткой форме, сказав дальше заниматься в непонятной студии танцев, где преподаватели ничего не смыслили в настоящем искусстве души. Чертовы бестолочи. В шестнадцатилетнем возрасте Тэхен смог уговорить родителей сменить хотя бы студию, где преподаватели были более возвышенного уровня, а не просто люди с улицы, прочитавшие пару книжек про балет, решившие, что все знают. И там его, наконец, заметили: одна женщина зрелого возраста и строгим лицом, что впервые улыбнулась слабо, глядя на еще совсем юного Тэхена, которого рассматривала комиссия с особым взором, и, кажется, они не потеряли той самой остроты новорожденных. Элизабет Морель — так звали первую надежду Тэхена. Она жестко взялась за француза, начав тренировать Тэхена на износ, как собаку, что была все равно неимоверно счастлива. Шли дни, недели, месяцы, и в какой-то момент ему предложили не просто скакать на заднем плане каких-то постановок, а по-настоящему учиться танцевать, поскольку у Тэхена обнаружились способности, и он был вне себя от счастья. Академия Цюрих — была новой целью. Он мечтал при лунном свете на крыльях Шопена, как увядшая весна, быть воздушным в вихре пируэта и скользить на сцене по лунному вторжению. Самые лучшие партии танцуют душой. Бесспорно. Элизабет Морель была с тяжелым характером в преподавании, и говорила она тоже излишне много, ничего хорошего из ее уст не шло: одни оскорбления, что подначивали быть лучше. Балет — разумеется не техника, а душа. Только почему тогда столько боли здесь… Вопрос без ответа, а таким остроумным здесь не место. И когда наступила дата, которая должна была решить почти судьбу Тэхена, из-за чего он с родителями вдребезги разругался, то его просто… не взяли, аргументировав это тем, что им не понравились голубые глаза француза и внешность азиатская. Что за бред! Тэхен почти сломился пополам в истерике с приоткрытым ртом, не осознавая всей комедии, а Морель лишь взъерошила чужие волосы на макушке, сказав: «Не судьба, Делоне». Так просто не судьба оказывается? И все старания Тэхена стерли в порошок, он ведь верил, что является одним из лучших, но его быстро опустили с небес на землю, словно давая два варианта на выбор: плясать у стойки в скромной студии или уходить вон из балета. Он не сдался в этот же миг, нет. Тэхен пытался до девятнадцати, но он везде один за другим получал отказы, не понимая, в чем дело, плача в подушку по ночам, когда желудок сводило от голода из-за дичайших диет. Он отчаянно не понимал, когда видел экземпляров гораздо хуже него, но они плясали в Опере Гарнье на главной сцене, получая тонну комплиментов, в то время, когда Тэхен увядал лебедем. Мать с отцом в то время уже перестали лезть к сыну с претензиями по поводу его тщетных попыток, не акцентируя на этом, а Тэхену было и в радость. Печальная картина. Элизабет Морель совершенно не поддерживала его, эта женщина, возможно, заранее знала весь исход и ей несвойственно было слов хороших подбирать, в ее взгляде только оценка. — Парень, не пытайся здесь добиться чего-то честным путем. Ты, я смотрю, симпатичный, начни спать, сам понимаешь с кем, и будешь плясать на главной сцене. Гарантирую. И Тэхена как холодной водой облили, вынуждая сердце убежать прочь. Именно в ту минуту он осознал все до самого конца, весь мир искусства повернулся для него с совершенно новой стороны, и он разучился дышать. Вот так и бывает: делаешь реверансы, а жизнь — батман между ног. Оказывается, лучшие партии танцуют не душой, а сексуальными связями… Тэхен разочарован, так сильно, что завязал с этим, наплевав на свои мечты, которым сбыться не суждено. Он был готов идти по головам, быть жестоким, но боги, только не по членам скакать, это для него слишком, несмотря на то, что ему нравятся мужчины и все же… он не мальчик-шлюха, а артист! Его судит целая толпа общества буржуазного и считает слегка странноватым, а он так и живет в ожидании счастья. У него между ребер, наверное, прослойка из ваты, а иначе бы сердце давно разлетелось на части. Официально: Тэхен Делоне похоронил для себя балет в двадцать. Без слез, истерик, криков и воплей, окончательно понимая, что он не справится с акулами, они там все бы съели его, не иначе. Съели бы и кости обглодали, ведь в этих людях нет абсолютно ничего святого: балет и секс? Нет! Разорвал все связи с прошлыми преподавателями, в том числе и с Морель, которая научила его многому, но прошлое должно оставаться только в прошлом. В своей студии он обходит балет стороной, пусть иногда иногородние просят показать пару движений окрыленных, а Тэхен не тушуется и показывает, зная, что он лучше, грациознее всех тех девиц, что пляшут в пачках, совершенно не чувствуя собственного тела. Это полный крах, кажется, балет медленно, но уверенно идет ко дну. — У тебя даже кабриоль нормально не получается! — Тэхен вновь случайно попал на урок, на котором даже не имеет права присутствовать, но всем слишком интересно посмотреть на этого взвинченного француза. — И ты хочешь стать «первой», ведущей солисткой балета в театре, балериной? Возможно будешь плясать на фоне, если прыгнешь в койку влиятельного мужчины, — скулы сводит. Иногда он чувствует себя балетмейстером, что слов не подбирает приличных. — Тэхен Делоне, ну что вы, в самом деле! — женщина восклицает, которая, собственно, и руководит всем здесь, но, по правде говоря, она ни черта не справляется со своими обязанностями. — Она бездарность, — почти обреченно произносит француз, показывая ладонью на девушку, к которой он обращался до этого, что голову вниз опустила, пачка тоже поникла. — Она старается, и это главное. — Нужно делать, а не стараться, мисс Вьен. При всем моем уважении, вы абсолютно ничего не понимаете в балете. Эта девушка, — вновь чужой взгляд в пол, — даже до старости не научится нормально выполнять кабриоль, что уж говорить об отличном кабриоле! — Такой умный и среди нас. Что ж ты еще не служишь в Большом? А теперь это задело не на шутку. — Я слишком хорош, — единственное, что произносит Тэхен и, подхватывая свою сумку из кожи, выбегает сначала из помещения в другое, а потом и вовсе на улицу теплую, когда злость, раздражение и обида кипят в крови. Да как они смеют! Это те самые люди, которые считают, что если бы не женские ножки, то в балете и смотреть было бы нечего. Глупые, до скрежета зубов, глупые, что трясти начинает от нарастающего раздражения внутри, прямо под ребрами гибкими. Они не ведают, как и с чем едят: фуэте, па-де-де, глиссад. В подчинении не берут музыку, декорации, сюжет истории в конце концов. «Сволочи», — думает Тэхен и не стесняется откровенно выражаться в своих мыслях, ведь это немыслимо просто. Тэхен брезгует общаться с необразованными людьми, тем более, если эти люди не согласны с мнением француза, который, простите, абсолютно всегда прав. Француз старается дышать глубоко, чтобы не вернуться обратно и не высказать все в лицо этой несмышленной парижанке, что с растрепанными волосами на занятия приходит. Дурной тон, между прочим. Он подумает об этом позже, возможно через десять недолгих минут или перед сном, когда злость вихрем поднимется. Никому пока неизвестно, будем ждать. Начало дня было безупречным, на кладбище успел побывать, подзарядиться душами усопших, да простит его… Но, тем не менее, все было хорошо: планировал до самого вечера проторчать в студии, танцуя для своей души, а позже измотанным зайти в магазин, прийти домой, сделать для себя лучший ужин во всем Париже и уснуть самым счастливым человеком на всем белом свете. Увы, все пошло не так, и у него еще много свободного времени, как назло сегодня Тэхен не работает, а жаль. Сейчас француз стоит на бульваре, любуясь прекрасными зданиями, прячась от солнца в тени высоких деревьев. Еще слишком рано, в голове перекати поле и остатки злости былой, поэтому Тэхен решает заглянуть в Cafe de la Paix, которое находится возле парижской Оперы, будь она проклята. Вообще, сейчас совершенно не кстати тратить деньги, но сегодня такой день… можно! Вы знали, что главное — это не уметь хорошо готовить, а в совершенстве освоить два рецепта? Один простейший, на случай, если вы ничего не успеваете. Другой, наоборот, очень сложный, чтобы поразить гостей, конечно. Тэхен готовить не умеет от слова совсем, поскольку он, сколько себя помнит, только и сидел на диетах, не позволяя себе лишнего жирного куска, который потом дал бы знать о себе во время очередной репетиции. Но сейчас все поменялось, и Тэхен позволяет себе на завтрак апельсиновый сок и несколько тартинок, а иногда на ужин может сготовить шатобриан — филейный говяжий стейк, но это большая редкость, что уж говорить о ресторанах, боже. И перед самым входом сумка выскальзывает из пальцев Тэхена, так неуклюже. — Я прошу прощения, — Тэхен оборачивается на звук, услышав корейскую речь, что несказанно удивило его, — с вами все в порядке? — француз уже наплевал на свою сумку, которую все же с горем пополам поднял. Корейский язык слишком взбудоражил его мозг, это немного чересчур. Настало время вернуться к семье Тэхена. Все немного банально, возможно слишком: мать простая кореянка из Сеула, а отец чистокровный француз, решивший отдохнуть в Корее, где и встретил девушку, что оставила след в его сердце навсегда. Дальше, как и бывает в лучших фильмах: ухаживания, секс, любовь, цветы, отец сделал ей предложение в Париже, обзавидоваться можно! Тэхен был зачат в Париже, здесь, собственно, и родился, но с самого младенчества с ним разговаривали на двух языках: французском и корейском. Заботливая мама, порой слишком строгая, заставляла сына учить грамматику корейского. Тэхен выучил, деваться было некуда, но с годами все и вовсе забыли про корейский в его семье, начав говорить только на французском. Странно, но Тэхену без разницы, он в любом случае рад, что знает еще один язык, поэтому сейчас прекрасно понимает речь незнакомца, что сверлит его взглядом… таким орлиным, а глаза-то какие большие. — Да, все нормально, — с дичайшим акцентом произносит, чувствуя себя максимально неуверенно, зачем он вообще решил перекусить. Тэхен разглядывает мужчину, что точно является корейцем, замечая мелкие детали в виде дорогих часов на грубом запястье, а волосы уложены по-деловитому, благородно блестят. Рукава белоснежной рубашки закатаны до локтей, а сама ткань заправлена в зауженные брюки графитного цвета. Острые высокие скулы, большой нос, расслабленные губы в полоске, а Тэхен опешил. — Француз? — Француз с корейскими корнями, — звучит как гордость, и он все еще вспоминает корейский в голове. — Пообедаем? — мужчина обходит Тэхена, дверь открывая, пропуская француза вперед, который, почему-то, соглашается на странную трапезу с неизвестным ему человеком. И Тэхен немного напрягается, когда ему мужчина помогает за стол сесть, это немного смутило, щеки покраснели, как ни странно. Тэхен красивый, безусловно, это он знал всегда, ведь едва ему исполнилось семнадцать, все девушки и мужчины пели французу хвалу. У него волосы русого цвета, изумительный цвет лица, чувственное выражение глаз голубых, с длинными ресницами, тонко очерченный алый рот, стройная шея, роскошный гибкий стан. Удивительный цветок, что расцвел во Франции. И, в самом деле, Тэхен был не только красивым, но и безумно образованным, интересовавшимся многими вещами из разных миров. И это большая загадка, почему он одинок до сих пор, желающих поиметь француза много, но им нужно лишь тело, ум никого особо не интересует. Жалкие. — Как вас зовут? — мужчина интересуется со спокойным лицом, присаживаясь за стол, засучивая рукава еще больше, приковывая взгляд на перевитые синеватыми венами руки. — Тэхен. Тэхен Делоне, — в ладони меню, красиво оформленное, берет, рассматривая вскользь страницы лощеные. — Корейское имя, французская фамилия. Интересно, — кажется, следует улыбка раболепная. — Я рад с вами познакомиться, Тэхен Делоне. Я Чон Чонгук. — Чон Чонгук, — повторяет за ним Тэхен, словно запоминает, на языке имя пробует, довольно вкусно и непривычно. — Можете заказать бутылку вина и еду на ваш французский вкус, пожалуйста, — меню закрывает свое, не оставляя никакого выбора противоположной стороне. Тэхен не знает почему должен выбирать вино чужому человеку вместе с едой, но он все же приличный человек, поэтому официанту улыбчивому говорит: — Château Léoville-Las Cases, — показывает пальцем длинным на первое попавшееся вино, он совсем в них не разбирается, — boeuf bourguignon, — все же мясу сегодня быть, а ведь сейчас только день! Молодой юноша кивает на заказ и уходит, оставляя гостей в ожидании предстоящей вкусной трапезы. — Красивый язык. — Что? — Французский очень красивый. Где научился? — внезапный переход на неформальное общение, и вообще, что это за вопросы? — Вы шутите? — он почти смеется. — Мне за тридцать, зачем же мне шутить? — мужчина хмыкает, и эмоции его трудно распознать, но Тэхен улыбается, обнажая белый ряд зубов, осознавая, что Чонгук старше его минимум на семь лет. — Вы старше меня, должен ли я вас называть «хен»? — сам посмеивается, ведь для него это слишком ново и непривычно. Умоляю, Тэхен даже ни разу в Корее не был. Чонгук слабо улыбается, и звук разливаемого официантом вина по пузатым бокалам на тонких ножках раздается, лаская слух, заставляя даже мурашки пробежаться по оголенной коже длинной шеи француза. — Все же кореец, — как подтверждение преподносит. — Француз! — парирует Тэхен, слишком громко кажется. И они пробуют вино мелкими глотками, смакуя сладостный вкус жидкости чернильно-фиолетового цвета, довольно непривычно. — Ежевика, бойзенова ягода. Хороший выбор, Тэхен Делоне, — Чонгук бокалом отсалютовал, и тут же главное блюдо подают, а француз хочет сгореть со стыда, ведь это дорогущее вино абсолютно не сочетается с этим мясом! — Извините, я заказал блюдо, которое абсолютно не подходит к этому дорогому вину, — немного стыдно, ведь человек ему доверился, а он… — Мне нравится, — спешно отвечает мужчина, пробуя на вкус блюдо, запивая щедро вином. — S’il vous plait, — отвечает Тэхен, губы в улыбке растягивая, бокал отставляя в сторону, думая, что этот кореец странный. Даже очень. Француз вечно так: составляет планы утром, а днем делает глупости. Совершенно немыслимые: согласился с незнакомым мужчиной пообедать, заказал вино дорогое, на которое у него и денег нет, но таинственный кореец заплатит, так? — Надеюсь, что это было не оскорбление, — посмеивается Чонгук, видя довольное лицо напротив, понимая. — Эти замечательные глаза цвета ясного неба… — улыбки с лиц исчезают слишком быстро. — Простите что? — Тэхен, ты веришь в любовь с первого взгляда? — вкрадчивый голос, вынуждающий сглотнуть тяжело. — Le coup de foudre est toujours plein de doux désespoir, — вновь кружащий голову французский, губы двигаются неспеша, взгляд приковывают чужой на себе. — Пожалуйста, переведи. — Любовь с первого взгляда всегда полна сладкой безысходности. Как правило, в любовь с первого взгляда верят молоденькие девушки, подростки, воспитанные фильмами, снятыми именно в расчете на этот контингент. Тэхен не особо верит в эти истории про одинокие, беспокойные сердца, что случайно повстречались, в руках судьбы оказались. Звучит как сказка обыкновенная, а настоящий мир жесток, здесь полно манипуляций, халявщиков, любителей связей на одну ночь. Как можно влюбиться с первого взгляда в незнакомца, когда ты даже не успел понять здоров ли он? «Какие глупости», — думает француз, ведь человек напротив смотрит на него с некой усмешкой доброй, выжидая чего-то. Тэхена тишина с молчанием заставляют чувствовать себя неловко, а больше и есть не хочется, вино в горло не льется, да и не в его это кондициях — алкоголь распивать с первым встречным, поэтому он спешно говорит: — Мне нужно идти, — встает из-за стола, подхватывая сумку, — спасибо за компанию, господин Чон, — откланивается вежливо, как и принято в его аристократичных реалиях, и уже уходить собирается прочь. — Ты танцуешь? — вопрос, заставляющий остановиться и сверху вниз в глаза темные взглянуть, наконец, с неким удивлением. — Танцевать можно только влюбленным, переполненным чувств, — неспешная трактовка после молчания в ответ. Оказывается, у этого статного мужчины имеется острый взор, раз он такую тонкость заметил. Восхищает. — Я никогда не влюблялся. В моем танце всегда не хватало глубоких чувств, которые могут прийти только после получения романтического опыта. Как я могу изобразить настоящую любовь, если я ее сам никогда не испытывал? Сейчас я просто пляшу в такт музыке и только, — настоящие откровения. Да, Тэхен в шестнадцать думал, что любит до боли одного чистокровного француза, для которого в последствии Тэхен стал менее привлекательным, когда тот показал самого себя настоящего. Разбил сердце? Совсем нет. Оно просто росло, а расти всегда больно. Тэхен не был страдальцем по жизни, поэтому парочка рыданий по ночам в подушку и все прошло. Он уничтожил всю боль, влюбленность, которая, впоследствии, оказалась лишь подростковой симпатией. Со всеми бывает и это нормально, главное — это встать и с гордо поднятой головой продолжать идти. Француз танцевать продолжал, грезить о будущем в балете. Становился хозяином и рабом, любящим и любимым, знающим и знанием. Он продолжает танцевать… и танцевать… и танцевать, ведь существует только танец. Легкие ноги на расчищенном льду, искусство счастья и боли, жестокости, там место и грязи есть, а Тэхен глаза самому себе шелковой лентой укрывает лишь бы не видеть реальности той самой. — Любовь — это не решение. Это чувство. Если бы мы могли решать, кого любить, все было бы гораздо проще. Но куда менее волшебно, — Чонгук голову вскидывает наверх, пересекаясь глазами с французом, что не понимает смысл этого разговора и его главную суть полюбовную. — Еще увидимся, — на прощание, губы на ладони, в самые костяшки бледные, покрытые изящностью эстетики. Тэхен опешил, ему не впервой руки целуют, но никто еще не делал это с таким теплом и отдачей, кажется, он немного свихнулся. «Еще увидимся» Тэхен голову с острым подбородком вскидывает гордо, он умеет. Хмыкает едва губами яркими, вызывая острое желание, и прочь уходит, цокая небольшими каблуками лаковых туфель, классика всегда выигрышна. Оставляет мужчину наедине с едой и недопитым вином, с ворохом эмоций, крадущихся в сердце, что удар другой пропускает в наслаждении от сладкого запаха, витающего в воздухе. Француз уходит, не оставляя своих личных данных, кроме приятных воспоминаний, и не слышит, как мужчина шепчет: — Тэхен Делоне, кажется, я очарован и влюблен.