Похорони меня в полночь

Когда он только пришел, кажется, настроение уже был ни к черту, но с приходом не званного гостя на душе стало еще паршивее. Хотя казалось бы, куда больше то? Парень наполнялся изнутри неким раздражением и скукой с каждой прожитой секундой все больше, мысленно шагая куда-то в темные дебри своего сознания и проводя ассоциацию меж собою и легким шариком, кой наполняли воздухом из ротовой полости, пытаясь вдуть все что только представлялось возможным, в арсенале имелось довольно много интересного, с пят по макушку хватит. Живот снова начинал бурлить, а карие глаза закатывались почти что при каждом ново-вышедшем слове изо рта некого своего коллеги, по ощущениям передавалось импульсами и то, что вот еще чуть-чуть и глазница западет за верхнее веко, оставляя некогда зрящего ровно и четко Дазая Осаму, слепым калекой. Но по всей видимости, тот и того не опасался, продолжая дразнить рядом сидящего, показывая тому незаинтересованность с толикой враждебности. Ну а зачем, спрашивается, ему знать, при этом углубляясь в подробности, о смерти некого, скорее было бы предположить "важного лица", нежели какого-то пьяницы бездомного. Убили и убили, чего он так трясется то? Вон ежеминутно, а то и ежесекундно в разных уголках мира людей убивают, расстреливают, зарезают, насилуют до смерти, некоторые саморучно потока жизни тело свое лишают, прыгая с моста или же затягивая на продолговатой, костлявой шее петлю, в тот час шагая вниз с неустойчивого и так табурета. Кто-то, кто менее изобретательнее и разумнее, перерезают вены, не поперек, попросили бы те заметить, а вдоль! Якобы зашить так не получится, да и посыл действий будет смахивать на надежный, содержащий в себе некую показушную решительность действий. Но что же на самом деле кроется в такого рода совершенных действиях? Да, толком то и ничего, лишь абсурдность с подростковым максимализмом. А кто еще то себя жизни лишать будет изрезая запястья? Не поперек, а вдоль! Самостоятельные вершители судеб зачастую раздражали его, до некоторой дрожи в теле, до ненормального холодка по спинным позвонкам и до скрежета белых, казалось бы прочных костей. Каждый раз смотря в зеркало, замечая в изображении, кое выдает похожие на его черты лица, почему-то такую же одежду, в коей парень ложился спать или только планировал, заходя в ванную лишь для того чтобы почистить зубы. Он рассматривал белые шрамы по минуте на каждый, проводя по удлиненным полосам большим с указательным пальцами. Глаза, сейчас уже никак не карего оттенка, тот более походил на черный, наполнялись не иссякаемым страхом, кой был отвратителен ему еще больше, нежели все остальное в себе. Дазай Осаму ненавидел других, так сильно походящих на него, но при том и не понимал причину столь жгучей, возникшей с ниоткуда враждебности. Он не понимал себя, не понимал зачем делает все это, в какой момент жизни все пошло не так, свернуло на истязающую дорогу, так сильно изматывающую и душащую, в коей уже наверняка не оставалось поддержки с некой помощью. Да и кто вообще способен дать что бы то ни было в наше время? Люди слишком зациклены на себе самих, думают, в первую очередь тоже о самих себе; но почему тогда те так часто доверяют кому попало? Привязанность всегда играла некую роль в сюжете и истории каждого, но в какую все же пользу та разворачивала ход событий? Ты выбросишь или избавятся все таки от тебя? Ты, как второстепенный герой чьего-то рассказа, какую роль сыграешь? Кого будешь отыгрывать, не показывая настоящую начинку? Все мы по сути, отрицательный герой чьей-то драмы, но что собираешься делать, когда выпала исполняющая, судьбоносная участь некого злодея в собственной, казалось бы до сего момента хорошей жизни тебе? Дазай не знал, но все так же мирно и спокойно продолжал свое существование, иногда концентрируясь на слуховой деятельности, пытаясь вникнуть в сказанные слова напротив. Выходило из рук вон плохо, но парень старался, правда старался, до одного момента. - Смотри, говорил ведь кого-то все же засняли камеры в ту ночь! - какие камеры? Какое те отношение имеют до наволокших шатена мыслей? Казалось никакого, что, с какой-то стороны даже обрадовало, ведь не всегда же ему ходить с осунувшимся ликом и мутными, мало имеющими нормальные со здоровыми потоки мыслями. Всегда. Это ведь он, главный отрицательный герой свое-личной повести. У него, кажись не могло быть иначе. От жизни ли оно все так, или же от людей, присутствующих в ней, но все, уже как двадцать два года оставалось стоять на месте, ожидая своего волшебного часу. Но и тот, всегда парень думал не настигнет его. Ни его, ни кого либо еще, а все что имеется лишь жалкие фантазии с плодом воображений грязных, не бывает в мире том и этом хорошего, местами радостного, угрюмого, тоскливого существования, когда не иначе но всего в меру. Ни одна чаша не пустует, ни одна не заполнена через ободки края, то все казалось не возможным, Осаму Дазаю так точно. Что видит он не есть реальность, но ведь у каждого она своя? Ну вот и вдруг настиг порок отчаяния, в какую сторону повернет судьба? - Ты слушаешь? - Кажется, мне надоело слушать твои россказни. - Голова с каштановыми волосами, кои так или иначе всегда мотаются в след, развиваясь на малые но пару мгновений. Череп раскалывался не то от наводящих, стопорящих мыслей, не то от резвого бубнежа около самого правого, кое сейчас не иначе как отвалится, падая на холодный линолеум кухни и украшая тот маленькой, быстро натекающей лужицей алой крови, которая будет добавляться, при этом капая на пол с большей страстью из теперь уже боковой части головы ниже виска, на коем месте до недавнего красовалась ушная раковина да и само как принято то называть "ухо" в целом. Он не уверен, но с вероятностью в девяносто девять и девять десятых процентов он вступит в то некое месиво ногой, с большой очевидностью правой, так как на ту парень и будет упираться, вставая из за стола, елозя большим пальцем конечности туда-сюда, высматривая карими - слава какому либо господу за то, что те не закатились под верхние веки, все же сотворяя из Осаму незрячего, или же в малой видимости - порою успевшими устать глазами, в коих от близкого сидения около монитора ноутбука полопались сосуды, придавая парню более болезненный и затасканный вид, знакомый ему пол, кой сейчас был залит червонными разводами. - Слушай, гляди дабы тебе чего-нить еще не перехотелось. - Угрюмый взгляд был установлен прямо на него, давая понять что взболтнул лишнего, извинись да будь свободен. Было бы все так просто, будь на месте этого парня порядком другой человек, этот же все соки из тебя выжмет, чуть что ты не то сделаешь либо косо скажешь, в миг расправу потерпишь. Зачем он вообще пришел? Кажись, они так ничего толкового и не выяснили, лишь час назад тому перепалка возникла, то и было всей кульминацией данного сборища. До того и от того, лишь некий обмен фразами с выводами, гласящими очередной тупик или же заключение. Но ничего запомнившегося бы кроме возникшего спора припомнить было сложно, как вообще все пошло именно в сейчаснее русло? Сказать он затрудняется. Но кажется знал он одно, надобно как можно скорее спровадить этого, кой так или иначе мельтешил пред глазами и мешал мозговому процессу думать резво, без запинок с эдакой скоростью, коя обычно всегда преследовала его; и впустить второго, самого себя, истязающего до сладкой пытки; вот тогда уже можно и поразвлечься будет, включая весь свой потенциал на полную, ведь с тем иначе и никак, там либо ты, либо тебя, хочешь не хочешь а приходится, но по быстрому вердикту парень может выдать что он и вовсе не против данной приближающейся идиллии, поток напряжения сгрызает начисто, оставляя после тебя лишь жалкие ошметки.

- Достоевский убийца. - в глазах Доппо горело неподдельное пламя, от коего казалось тот тянет всю энергию, и оттого его речь приобрела некую проворность, а говор стал не иначе как скорым и быстрым. Потому это пламя, этот пожар в его взгляде хотелось потушить мгновенно. Вызывая одной рукой бригаду пожарных, а второй самостоятельно пытаясь вытащить глазницы. Но кажется, столь скоро не стоит раскрывать нежелание лицезреть данную персону у себя дома, в частности и в жизни, но то если забегая глубоко вперед. Или все таки назад? Затруднительно размышлять когда на тебя уставились почти что два глаза фонаря и ты пред ними не иначе как на исповеди, чувствуешь себя нагим. - Хорошее умозаключение, долго думал? - Сарказм всегда преобладал в его речи, но здесь, каждый бы поступил так, ведь сколько жертв несет в себе Федор Достоевский? Пальцев обеих конечностей казалось ему не хватит. - Достаточно. Но я про то, что вчера он убил еще одного. - и когда успел только? Вчера ведь вечер был в тот час как он домой ушел, или не домой он шел? Покуда Осаму вообще знать то; но желание читать того словно раскрытую книгу, столь изящную с непредсказуемыми поворотами, съедало не иначе как каннибал свою некую добычу. - И что? - действительно что с того. Убил и убил ни для кого не станет новостью то, что Достоевский новый сверхразумный план придумал по истреблению грешников. Конечно, те были просто на просто бездомными, но у великих всегда свое мышление, зачастую кардинально отличающееся от дум простых смертных. Казалось бы, что такое убийство? Что, то обозначает для человека и его души? Существует ли убийство во благо? - в кое так активно верит Федор Достоевский - или все то, чем представляется возможным нанести кому-либо вред вне правил и законов? Несомненно, у каждого разное мнение на этот счет, но большинство сводится лишь к одному беспрекословному "нет". Что же дело до остальных? Например, Федор Достоевский никогда не славился одобрением. - Как "и что"? - взгляды, пустой с ледяным и яростный с негодующим встретились, чья битва окажется выигранной, а кто так и продолжит пылиться на некой воображаемой "полке" мира сего? Ответ, кажется, для обоих оппонентов был очевиден, но у каждого тот от чего-то разнился. Что ж, встретились как-то два сударя в баре. Только вместо бара темная, маленькая квартирка, с содержанием в спальню, ванную с уборной и кухню; а заместо некогда сударей обычный, помешанный трудяга и раздраженный, лишившийся покоя бездарь. Отличное дуо, только если не учитывать определенный аспект, гласящий собою то, что одному из них явно придется попотеть, дабы огородить третью фигуру данного негласного собрания. - Ты должен был первым делом рвануть и рваться поймать его, ибо из-за тебя и твоих идиотских действий мы упускали этого демона бесчисленное количество раз. Люди часто любят обвинять других в своих неудачах, разочарованиях, провалах, все мы однотипны и предсказуемы, никогда не решающиеся брать ответственность на себя в полной мере, все так или иначе пытаемся спихнуть, отдавая свои косяки другим. И некоторые ведь принимают все, проглатывая, продолжая существовать дальше, никак не вспоминая о случившемся, о предательстве, казалось бы на тот момент близкого человека. Потому что любил? А что такое "любовь"? Какое скрытое понятие та несет в себе, чем заманивает, а после ранит до кровоизлияния в мозг, заставляя окочуриться, умирая на месте. Осаму Дазай всегда отрицал чувства; холодный, бдительный расчет, в быстром темпе работающий мозг и указательный палец правой руки, натренированный спускать курок. Как бы то все не было, какое бы не было мерзкое общество для него, а тут то Куникида был безоговорочно прав. Но можно ли винить самого Дазая? - Знаешь, если пришел обвинять и раскидываться упреками, дверь там. - он уже хотел было указать на входную дверь вроде как повинную находиться за спиной Доппо, как к его вниманию припало то, что идеалистичный коллега все еще стоит в проходе, оббивая порог. Карие глаза явно, без толики скрытности указывают на это, давая недавно прибывшему собеседнику пройти и в некотором роде объясниться. - Не имею привычки врываться в чужие жилища, - подходя ближе к Дазаю отозвался парень, кажется и не обращая внимания на изумленный, а после и глуповатый взгляд того, - куда мне лучше пройти? - Того стоило ожидать, никакого морального кодекса у него нет и не было, лишь напускное самохвальство. - тише води ниже травы изъявил Осаму, и на что на деялся то? - Что говоришь? Раздражение с жаждой быстрого окончания сей ситуации, кое начало обволакивать изнутри, цепляясь цепкой хваткой за внутренние органы, в частности за недавно наполнившийся желудок, кой первым делом скрутило не то от вида незваного коллеги, не то от разочарования. - Ничего. На кухню, будь добр. - волна желчи и грязи окатили костлявое тельце, завладевая еще в больше мере нежели то было ранее. - Тебе вот прямо обязательно сидеть и просиживать табурет с таким лицом будто кто-то умер? - казалось, вопрос горохом о стену, так как ближайшие секунд двадцать реакции и не последовало, а собеседник все так же продолжая изредка моргать, хлопая черными, не очень длинными, ресницами и бить левой ногой - закинутой на правую в свою очередь ровно стоящей босой стопой на уже кажись не таком холодном полу - о придвинутый к стенке под столом еще один табурет, их всего на кухне три имелось. - Я ведь просто задумался, с чего бубнишь то сразу? - У нас дело важное, а ты думаешь не пойми о чем. Завязывай. - Ты так говоришь при каждом ново-совершенном убийстве Достоевского, -да и не только при них, каждый раз как эти двое пересекаются, начиная что либо обсуждать, всегда, без единого исключения звучит данное предложение, - Когда там пред последнее было? - и только не говори что ты.. - Три месяца тому назад, 13 июля в 21:57. - Ты ведь это придумал только что? - не говори. - Человека убили, Дазай. Я обязан помнить точную дату, приблизительное время и самого пострадавшего. - в сем рассказе было прекрасно и раздражающе все, от яростного взгляда самого Куникиды, до того что тот встал на ноги, продолжая говорить уже стоя, при этом ладонями обеих рук упираясь в стол, якобы напорствуя, вымещая все на нем. - Умер бы ты, если бы завидел меня в моих пижамных, розовых шортиках. - при сказанном, лицо приняло издевающуюся, но в тот же час и не показывающую этого улыбку. Глаза заискрились, а тело накалилось из-за гневной реакции собеседника. - Не смешно, человек умер. - не то что бы шутки от коллеги были новостью или же чем-то в новинку, да и в такого рода ситуациях тех становилось не меньше, они все так же продолжали течь из его рта, оскверняя чужие уши. - Он был убийцей, в точности как и Достоевский. Но почему-то того, кто совершил порядком меньше преступлений ты жалеешь больше, нежели того, кто несет в себе хоть какую-то логику. - В поступках этого демона нет логики! - жилистая, левая рука сжалась в кулак, и казалось бы, их отделяют некие жалкие двадцать или тридцать сантиметров, что мешает одному вдарить второму? Преследуя цель заткнуть и угомонить, ибо достал, куда не сунься, что не скажи, везде несерьезное отношение с пренебрежительным подтекстом. Как к такому вообще подход найти можно? Лишь вдарить по осунувшемуся лицу, давая понять что финиш, шутки кончились. Да и если дело бы простым оказалось, ехал бы он по всему городу в эту глушь, в коей живет Осаму, дабы попросту нервы обоим помотать, чего уж там, делать нечего. - Почему же? Федор имеет свою идеологию, поступки совершает обдуманные, вон гляди сколько бесчинствует а не поймал никто. Разумный и бдительный. Говоря что в действиях его логика отсутствует, лишь себя глупцом выставляешь. Всем давно ясно что есть у него и логика и цели, только боятся все, а те кто нет, чхать на то хотели. Или хочешь сказать не прав я? - Можно было заметить как карие глаза становятся черными, смольными, и в тех огонь пылает, такого же рода ужасный и мерзкий, отдающий гнильцой с дрянью эдакой. Можно заметить, но вот Доппо никак не хочет замечать, все еще продолжая на своем стоять. Боялся ли он, был толику напуган, или же решительно настроен был, и таким вот образом извергал свою высочайшую мощь, не понятно было; но то что далеко не чхать ему, и его ой как волнует Федор Достоевский с его темными планами, что тот почти что вгрызается в него мертвой хваткой, понятно сразу стало. - Согласен, тут погорячился, - неужели до него доходит и он не стоит на своем словно не пойми кто и что, упрямее осла и находчивее ворона, - но понимаешь, у него секта какая-то точно, что-то на подобии Чарльза Мэнсона. - приехали. Грудную клетку прорывает смех, из горловины доносятся почти что задыхающиеся звуки, а тело содрогается в конвульсиях. Голова положена на тот самый кухонный стол, на коем до сих пор стояла тарелка с недоеденным пюре, ложка в котором мирно покоилась теперь уже на полу, из-за интенсивной реакции Осаму на доводы, теперь уже, по все так же мнению Дазая, сумасшедшего коллеги. - И почему ты..- не успевая окончить вопрос о том, с чего это он ведет себя подобным образом и с какого перепугу вызвана такая реакция, казалось всю квартиру снова оскверняют прерывистые вскрики смеха из глотки, кою так хотелось заткнуть но никак не получалось. Казалось прошла вечность пока Осаму все же соизволил успокоиться и хоть каким-то ясным с разумным взглядом посмотреть на уже успевшего сесть обратно Куникиду. Легкая улыбка все еще виднелась на его лице, заставляя уголки губ подрагивать, пытаясь лишь бы на толику мгновения скрыть насмехающиеся усмешки. Стыд, не смотря на всю примитивность реакции расползался по телу стаей коричневых, длинноусых тараканов, завладевая разумом и напоминая о его собственной никчемности.

Казалось бы, с какого эдакого момента Осаму Дазай начал размышлять о действиях и некой идеологии Достоевского? С какого именно мгновения тот пленил не разумный разум, начиная проводить на нем свои опыты? Как его вообще привело к тому, что сейчас парень сидит, думая о том, почему Федор делает это? Из каких побуждений он сейчас не слушает своего казалось бы напарника, вновь начавшего говорить всякие глупости без умолку. Почему глупости, почему по всеобщему мнению кровожадный упырь интересует Осаму куда больше, нежели Доппо, с хорошими, правильными намереньями. С какой минуты парень задумывается не о поимке человека, а о его мотивах и руках; голосе, лице, одежде, говоре; в Федоре Достоевском было прекрасно все. Не ужасно, не извращенно, не мерзко и гадко, а именно прекрасно. Великий завладевал им с каждой прожитой минутой, все крепче цепляясь за корку мозга, укрепляя свое положение в ноющем черепе еще сильнее. Но что если то все сплошной обман? - Ей, Дазай. Что если тот просто решил завербовать его, или что-либо в подобном роде? - Ну ты слышишь? "А что если..", "а вдруг..", Дазай Осаму мог приставить данные подставные под многие мгновения в своей жизни, - Дазай. Но чтобы подобное относить к Федору? Извольте, он саморучно пустил его по жилам, по почти разжиженным сосудам, так что даже думать о подобном.. - Кто-то стучит в дверь, Дазай. .. казалось излишним. - Что? - Голова, с немного растрепанными волосами задергалась туда-сюда, но по окончанию - кое настало через пару-тройку секунд - была повернута по направлению к говорящему, якобы показывая что он во всем внимании, что он слушает. - Дверь. - Указательный палец левой руки тот час показал по направлению к входной, железной двери, а уши, еще через мгновение пробило мелкой дрожью оттого, что в те самые двери входные стучали, не раз, не два, а прямо таки набатом, непрерывно, будто бы пожаловавший намеревается стереть костяшки до крови и мерзкого, слизкого мяса. Кто-то стучит, в голове вновь возникает образ.