Сломленные

Виктория.

К вечеру мы добираемся до съёмной квартиры Мими, которую она по-дружески согласилась разделить со мной сразу после того, как узнала, что возвращение домой не входит в мои планы. Останавливаюсь возле высокой ели, не доходя несколько десятков метров до дома, и позволяю брюнетке уйти вперёд. Это моя мера предосторожности на случай, если Пол заявиться сюда и решит выяснить отношения. Поднимаю руку вверх и наклоняю еловую ветвь к себе, перебирая иголки между пальцев. Слушаю, как шуршит дерево под порывами сентябрьского ветра, пока Мими шагает к подъезду. Снова накатывает понимание, что абсурдно скрываться от собственного отца, точно не заслуживающего такого дерьма. Но на этом все. Поняла, осознала и засунула свою осознанность куда подальше. Подруга подзывает меня жестом, давая понять, что всё в порядке. Растираю иголочки между пальцев, глубоко вдыхаю их цитрусовой запах и иду к ней. — Чёрт, я так устала! — Мими хлопает дверью, бросает пакеты с продуктами на пол и скидывает чёрные грубые ботинки с ног. Я скидываю одежду у входа и голая сразу же иду в ванную, чтобы с помощью мыла выскоблить с себя запах мужского пота и спермы, возможно, даже содрать с себя кожу, если потребуется. У меня нет рамок на этот счёт. Эдакий мазохистский душ для безрамочной мазохистки. — Никак не могу привыкнуть, что ты так делаешь, — пищит она, когда я скрываюсь в ванной комнате. — Хочешь поговорить об этом? — закрываю душевую кабинку и кручу кран. Не дожидаясь, пока в тело ударят струйки воды, беру мочалку, натираю её мылом, а потом остервенело тру кожу. — Нет, — сквозь шум воды слышу, как она падает на диван. — Просто это странно. — Не хочу пахнуть ни одним из них, — раздвигаю ноги пошире и, жмурясь, ввожу два намыленных пальца внутрь. — Вот и всё. Чувствую, как между ног ужасно щиплет, и прикусываю губы, продолжая водить пальцами из стороны в сторону, вымывая всё, что оставили после себя эти ублюдки. Мой личный ритуал. Собственная экзекуция за неправильно расставленные приоритеты. Мими не отвечает. Слышу, как гремит посуда и трещит газовая плита. Стараюсь как можно тише закончить начатое. Жмурюсь сильнее и высовываю из себя введённые пальцы. Сглатываю и стряхиваю пену с руки на кафельный поддон, и она, растворяясь в воде, вскоре оказывается проглоченной водостоком. Терпеливо жду, когда резь отступит, но меня резко прошибает пот, и я проваливаю миссию по бесшумному выдраиванию внутренностей. Бросаю душевую лейку, и она с лязганьем падает вниз. — Эй, — орёт Мими. — У тебя там все в порядке? Соскальзываю по стенке, усаживаясь на поддон. — Не ори. Скоро выйду. Потираю лицо ладонями, жалея, что не вытащила пачку сигарет из джинс, оставленных у входа. Мой разум впадает в смятение. Не могу думать ни о чем другом, кроме как о сигаретах и об обезболивающем, несущем скорее дестабилизирующий эффект. Не могу расслабиться и нервно колочу пальцем по кафелю. Надо завязывать с курением. Надо кончать с обезболивающими. Надо перестать жалеть себя. Надо повзрослеть. Поливаю голову водой и поднимаюсь на ноги. Из другой комнаты слышится хлопок входной двери и смех Мими. Почти сразу же всё затихает. Оборачиваюсь полотенцем и выхожу из ванной. — Привет, — опираюсь о стену и осматриваю Дино, сидящего на диване в гостиной в гордом одиночестве. — Не видел мои сигареты? Смотря, как он растерянно вытягивается по струнке при виде меня и впивается взглядом в моё лицо, минуя голое тело, обёрнутое одним полотенцем, я задумываюсь, почему он выбрал именно Мими. Наверно, потому, что хорошие мужчины подсознательно выбирают стерв, ну, или, как в данном случае, шлюх. А Дино, насколько я успела узнать за время нашего знакомства, хороший. Он снимает ботинки перед входом, моет руки после улицы, чистит зубы три раза в день, убирает за собой тарелки после еды, а ещё стоически игнорирует мои посягательства на его добродетель. Такие, как он, обычно остаются во френдзоне, потому что хорошие женщины зачастую западают на законченных бабников или плохих парней с хрипотцой в голосе, и взглядом, будто он вырезал целую деревню, но тебя, единственная и особенная, будет носить на руках. Моргаю и прихожу к выводу, что божий посланник и преемница всех земных грехов по всем канонам идеальная пара. — Привет, — он улыбается, но улыбка выходит скорее любезной, чем дружелюбной. — Не представляю, где они могут быть. Он даже выглядит, как ангел, думаю я, когда его небесно-голубые глаза прищуриваются, а в уголках появляются едва заметные заломы. Дино заводит руку за голову и треплет светлые волосы, собранные в пучок на затылке. А я представляю, как он подцепляет пальцами резинку волос и тянет вниз. Поднимается с дивана, распахивает руки, как на распятии, и в этот момент из его спины вырываются два белоснежных крыла, которые возносят его к Богу. — А у тебя есть? — Не курю. — Правильно, — тихо произношу я. — Это мерзкая привычка. Он странно смотрит на меня, не отводя взгляда от лица. Становится интересно, о чём он думает. Сражается с собой, чтобы случайно не опустить взгляд ниже и не проследить за капелькой воды, бегущей по шее и стремящейся скрыться в ложбинке груди или чувствует неловкость при виде чужой обнаженной женщины? Не переносит меня или испытывает снисхождение? Накрываю ладонью шею и растираю влагу по телу. Дино переводит взгляд куда-то в сторону газовой конфорки и бесстрастно спрашивает: — Зачем тогда куришь? — Мерзкая, но приятная, — откровенничаю я, попутно распутывая пальцами мокрые волосы. — Где Мими? — Спустилась вниз, чтобы купить чипсы к фильму. — Понятно. Некоторое время мы молчим, слушая звуки проезжающих на улице автомобилей, шипение кофемашины и бульканье воды в кастрюле, стоящей на плите. Затянувшаяся пауза оставляет пространство для размышлений, а задумываться над чем-то — последнее, чего я хочу. С недавних пор я вообще боюсь собственных мыслей. Знаю, что как только начну думать об охрененно крутом вираже, который совершила моя жизнь, разрыдаюсь и сдохну в собственной луже слёз. А рыдать, как умирающая белуга — предпоследнее, чего я хочу. Поэтому и ещё потому, что не собираюсь упускать момент отсутствия Мими, перевожу наш диалог в overtime. — Кстати, сегодня у меня день рождения. — Поздравляю тебя,— он искренне улыбается, но взгляд продолжает блуждать по гостиной, цепляясь поочерёдно то за газовую плиту, то за деревянный пол, то за дверной проем, в котором я стою. — Расти большой. Потираю ноги друг о друга. — Знаешь, когда поздравляют кого-то с днём рождения, его принято целовать в щеку. Дино бесстрастно переводит взгляд на меня. А я думаю, как же это странно видеть его, неприступным, охрененно верным, сидящем сейчас на диване, а не падающим передо мной на колени. — Первый раз слышу. — Правда. Двигаюсь с места и иду к нему. По выражению лица вижу, что в этот момент он, застигнутой врасплох моей бесцеремонностью, не прочь телепортироваться куда-нибудь в другую галактику. Его пальцы, до этого расслаблено покоящиеся на спинке дивана, терроризируют обивку, подёргивая ворс. Без стеснения склоняюсь над Дино, впечатывая руки по обе стороны от него. Мокрые волосы падают на его белоснежную рубашку, тут же оставляя следы. Смотрю на пятна, расползающиеся на белом хлопке. Поднимаю глаза и теперь смотрю, как он смотрит на меня. Его ресницы дёргаются, когда я поворачиваю голову в сторону, подставляя щеку. Не без удовольствия слышу, как его пульс начинает отбивать чечетку, пританцовывать, да подпевать «Эге-гей!» — Думаю, это лишнее. Он откидывается назад, так что мебель под ним жалобно скрипит. А мне плевать на то, что он думает. Как и во все прошлые разы, когда мне в голову приходила идея испытать его выдержку, я не отступаю. — Ну же,— сильнее подаюсь вперёд. — Один поцелуй для именинницы. При этих словах он замирает. Шарит глазами по моему лицу. Смотрю, как он пытается подобрать синоним к словосочетанию «думаю, это лишнее». — Да, что с тобой не так! — Дружеский поцелуй, это всё, о чем я прошу. — Всё, о чем ты просишь? — он злится. Дино подскакивает и, крепко обвив пальцами мои запястья, выбирается из-под захвата рук. Поджимаю губы и опрокидываясь на сиденье рядом с ним. — То, что ты делаешь… — блондин поднимается на ноги. — Просто перестань, ладно? — Что перестать? Подбираю под себя ногу в совершенно провокационной позе и с интересом наблюдаю за игрой эмоций на его лице. — Ты знаешь, о чём я. — Нет, не знаю. — Все эти взгляды, твой вид и то, что ты делаешь, — он предостерегающе выставляет указательный палец вперёд, точно сейчас журит ребёнка. — Заканчивай с этим, потому что у тебя ничего не выйдет. — Не выйдет что? — хлопаю ресницами и, как героиня дерьмового любовного романа, невинно смотрю на него. — Соблазнить меня. — Я ни о чем таком даже не думала, — тоже поднимаюсь на ноги, оказываясь с ним лицом к лицу. — Мне хватит и секунды, чтобы доказать обратное. Мне же требуется чуть больше времени, чтобы вспомнить последнее испытание, заготовленное для Божьего посланника. Оно было на прошлой неделе, когда Мими устроила вечер тако. Мне нравилось делать вид, что я слушаю брюнетку и есть поджаренную лепёшку, пока моя нога поглаживала ноги её парня. В этом было какое-то извращённое удовольствие и скрытая насмешка. Я чувствовала себя превосходно. У меня даже перехватывало дыхание при мысли, что она может стать свидетельницей этого подстольного зрелища. Он же, наверное, не сразу понял, что это была я. Потому что продолжил просто сидеть, прибитый к стулу и ковырять еду в тарелке с видом патологоанатома, производящего вскрытие мексиканской лепёшки. Брюнетка без конца что-то говорила, а я не задумываясь отвечала, продолжая настойчиво пробираться ногой к его паху. Но стоило мне коснуться знаменитого члена Дино, он вскочил с места и, бросив на меня быстрый, предостерегающий взгляд, метнулся в ванную, сказав, что ему нужно вымыть руки. Мими проследила за его реакцией и спросила, что это было. Я сказала, что, возможно, ему не понравился тако. Не знаю, поверила она или нет. Во всяком случае, брюнетка больше не приставала ко мне с тупыми вопросами до конца вечера. — Почему ты решил, что это была моя нога, а не Мими? — с глупой улыбкой спрашиваю, наконец. — Кончай ломать комедию. — Не понимаю, о чем ты говоришь. — Это пора прекратить вот и все,— сурово рявкает Дино и поджимает губы. — Не вынуждай меня рассказывать всё Мими. — Если бы ты хотел, давно рассказал, — бросаю с вызовом, глядя на него. — На что ты намекаешь? — Только на то, что сказала. Сурово сдвинув брови, блондин наблюдает за моим лицом, пока я ловлю маленькую пуговку на его рубашке и тру её между указательным и большим пальцем. — Я люблю Мими, можешь в этом не сомневаться, — он предостерегающе вглядывается в меня, стряхивая руки. — Понятно. А что насчёт меня? — А ты ведёшь себя как избалованный ребёнок. Мне хочется закатить глаза, но вместо этого сжимаю губы. — Я давно уже не ребёнок, — поднимаюсь на носочки и касаюсь этими словами его шеи. Резко подаюсь вперёд, вжимаясь вздымающейся грудью в его грудь, чтобы он ощутил совсем не детские изгибы тела, досказывающие ему, как сильно он ошибается. И он наверняка ощущает. И он наверняка понимает свою неправоту. Дино впивается пальцами в мои плечи и сжимает. Едва отодвигает меня от себя, но не настолько, чтобы я перестала слышать его ускоренный пульс. Медлит, но не отталкивает. Долго медлит и долго не отталкивает. Мысленно начинаю ликовать. Он не хочет меня отпускать. Хочет меня, вычленяет больное сознание. Когда его губы болезненно дергаются, ручка входной двери тоже дергается, издавая характерный щелчок. Блондин отпрыгивает от меня в сторону. А я стою и бессильно смотрю, как безобразно счастливая Мими появляется и всё портит. — Вот ты где, — равнодушно хмыкаю, глядя на подругу. — Мы тебя заждались.