Из пепла возродившаяся

— Саске? — человек в белом плаще и шапке Каге подозрительно сощурился. У него появилось нехорошее предчувствие. — Зачем пришёл? — Только что мне Сакура призналась. В который раз, — Учиха ответил на подозрительный взгляд холодным сверком чёрных глаз. — И? Что ты ей ответил? — Я уважаю в ней шиноби и ирьёнина, но как женщину полюбить не могу. Я отправляюсь в новое путешествие и в спутнице не нуждаюсь. Хатаке замер, а потом, сам не зная к кому больше обращаясь — к себе или к Саске, выдохнул с сердитой горечью: «Вот идиот». — Где она?.. — У себя дома. Он встал, скинул с себя плащ и головной убор, попрощался с бывшим учеником и, с каждым новым шагом всё ускоряясь, поспешил к ней. К Сакуре. Глупо было полагать, надеяться, что она забыла свою первую любовь... Но даже так. Саске и не представлял, должно быть, что сегодня своим очередным отказом разрушил и без того хрупкий послевоенный мирок девушки. Её психика была нестабильна, и это был факт. Четвёртая Мировая оставила след в душе куноичи слишком глубокий, слишком сильный, слишком уродливый. Но тем не менее правду об этом состоянии Харуно знали наверняка лишь немногие — Цунаде, Какаши и Шикамару; немногие догадывались, но основной массе либо не было до того дела, либо не хватило IQ, чтобы проследить причинно-следственную связь резкой перемены характера Сакуры, как это случилось на примере Наруто. Хатаке свернул в квартал, где жила девушка. Только бы успеть, только бы успеть, только бы не опоздать, бога ради, только бы не опоздать!.. Сакура Харуно, молодая и сильная ирьёнин, Вторая Цунаде, знаток своего дела, ученица, превзошедшая своих учителей в исскуствах медицины и тайдзюцу, сломалась на этой войне. Люди умирали на её руках. Сколько их было?.. Десятки? Сотни? Тысячи?! Слишком много крови, слишком много ужасов пережила маленькая и хрупкая куноичи в том адовом месиве. Она устала. Она опустела. Она выдохлась. И только одно поддерживало в ней жизнь всё это время... — Сакура? — Какаши постучал в дверь. Никто не ответил. — Сакура?! Сакура, ты слышишь?! Ответом ему послужило лишь молчание, да шелест листьев на ветру. — Сакура! Чёрт возьми... Сакура, я вхожу! — он взглянул вверх и заприметил небольшое круглое оконце, ведущее на второй этаж дома Харуно. — И не через дверь! Тихо бормоча «пожалуйста, пусть всё будет хорошо», он с помощью чакры взобрался вверх и выбил окно вместе со стеклом. В комнате никого не оказалось. Очевидно было, что здесь давно никто не прибирал. Пыль, сверкающая в единственном источнике света — луче, проникающем через выбитое окно, хаотично закружилась в воздухе, заставила Какаши закашляться. Он спустился по ступенькам вниз и, прислушавшись, вдруг обнаружил журчание воды. Ринувшись в сторону кухни он на середине пути остановился: мокро! По полу растекалась вода и вела она не к кухне. «Чёрт!..» Дверь в уборную была заперта изнутри, поэтому он, не оставляя себе и секунды на размышления, разбежался с дальнего конца коридора и выломал дверь. Сакура. Она лежала в ванной, переполненной алой водой, обнажённая, с изрезанными вдоль по венам запястьями. Её голова была откинута назад, на холодное железо, а глаза закрыты. Страх липкими когтями вцепился в сердце мужчины. Парализующий, настолько сильный, что Хатаке затрясло мелкой дрожью. На секунду ему показалось, что он не успел. Не успел её спасти. Только грудь девушки еле заметно вздымалась и опускалась, а значит, что сдаваться было рано. «Не время». Он кинулся к ученице, нащупал на её сонной артерии слабый пульс; обеими руками осторожно вытащил её из воды. Она чуть слышно застонала. Хорошо: издаёт звуки – значит, живёт. Он положил её на диван в гостиной, оторвал от своей водолазки два тонких куска ткани и перемотал руки Сакуры жгутом выше порезов. Хатаке прыжками поднялся вверх, голыми руками подобрал кусок стекла, оставшийся от окна наверху, и, споткнувшись о разбросанные книги, почти что слетел с лестницы вниз. Мужчина поднёс стекло к губам куноичи – оно запотело. Она дышала. Какаши вышел в ванную комнату, перекрыл воду, взял в тумбочке на стене марлю, повязки и перекись водорода. Познания в медицине у Хатаке были скудными, но все же были. Он вернулся в гостиную, чтобы обработать повреждённые места. И только сейчас Хокаге осознал, что она лежит без одежды, снял свою уже пострадавшую водолазку, разорвал её по шву, создавая импровизированное одеяльце и прикрыл им девушку. Её руки, такие худые, побледневшие казались тонкими веточками, способными сломаться от неосторожного прикосновения. Он смочил кусок ваты в перекиси и, держа её пинцетом, начал дезинфицировать раны и обматывать их бинтом. Никогда он ещё не думал, что готов убить саму Смерть, если бы ему пришлось это сделать. И никогда не корил себя так сильно за то, что не обучился в своё время медицинским техникам. Сегодня самый дорогой во всём мире для Какаши человек мог умереть. И он бы не простил себя, если бы допустил это. Потому что жизнь, сама по себе, – бесценна, а жизнь любимого человека – дороже существования вселенной. Когда с первой помощью было покончено, Хатаке ещё раз поднёс стекло ко рту Харуно – оно запотело сильней. Отыскав среди чистого белья свежее покрывало, он замотал в него Сакуру, подхватил её на руки и понёс в направлении больницы.

***

Холодный свет проникал сквозь занавес больницы. Несмотря на тягуче-звенящее ощущение тишины в палате, свист октябрьского ветра всё же был хорошо слышен через закрытое окно. Запах лекарств и медицинского спирта витал в воздухе. Сакуру разбудил разговор на пониженных тонах где-то в шагах семи-восьми справа от неё. Чакру она не могла определить в силу слабости, поэтому с трудом взяла себя в руки и приоткрыла глаза. — ...и если она сама того не захочет, об этом инциденте не должна узнать за пределами больницы ни одна живая душа, понимаете? — Госпожа Харуно? — молодая девушка-ирьёнин обратилась к пациентке. Вторая фигура, что стояла около белой двери, пусть и была размытой перед глазами, но показалась Сакуре знакомой. — Вы идёте на поправку: порезы на ваших руках почти затянулись. Однако вам всё ещё нельзя вставать: мы сделали вам переливание крови и целебной чакры. Вашим восстановлением занимается Цунаде-сама. Сил на то, чтобы ответить, не было, поэтому Сакура лишь дважды моргнула в знак согласия. Сфокусировав зрение на другом человеке и решив, что два слога она всё же выговорит, девушка прошептала: — Сен... сей?.. Молодая медсестра засуетилась и, попрощавшись, вышла. — Сакура, ты... — Спасибо. Куноичи знала, чувствовала, что это именно он спас её тогда от последствий импульсивного решения. Он всегда её спасал. Всегда появлялся рядом, когда было невыносимо больно и страшно. Всегда был её путеводной звездой. Какаши, некоторое время простоявший в молчании, присел на край койки, на пустое место, а туловищем наклонился вперёд так, чтобы лицом касаться девичьей руки. — Ты и не представляешь... — его голос странно хрипел, — как сильно я боялся, что могу... т-тебя потерять, — он поднял голову, и Сакура увидела полные слёз серые глаза. — Все эти четыре дня ты находилась без сознания, и я места себе не находил; не думал, что могу так долго молиться, ха-а-а... — Я... — Ты для меня – всё: смысл жизни, вселенная, самый дорогой человек, — он бережно взял ладонь девушки в свои, большие и израненные, руки и, придвинувшись ближе, положил их себе на сердце: стучание было быстрым и гулким. — Это может прозвучать эгоистично. Я не прошу полюбить меня в ответ, но... хотя бы не лишай... меня... этого смысла. Капли, оставляющие на щеках мужчины мокрые дорожки, беззвучно капали на постель и руки людей. Какаши смотрел Сакуре прямо в глаза, стараясь вложить в этот взгляд всё то чувство нежности и любви, которое копил в себе годами, мысль о том, что её существование важно для него, что для него она – целый мир. Сакура... Она не знала, как реагировать. Она любила Какаши. Но не так, как он её. Точнее... она не позволяла себе любить его как человека, с которым хочешь разделить жизнь. Потому что она поклялась, что не предаст Саске, даже если тот отвергнет её. Однако... было ли это столь важно? Особенно сейчас, когда из-за этой клятвы она чуть не рассталась с жизнью? Окупились ли этим бессмысленным обещанием её страдания на протяжении многих лет? Нет. Окупились ли все те слёзы, которые она пролила, силясь наставить Учиху на истинный путь? Нет. Окупились ли бессонные ночи, проведённые в ожидании малейшей веточки от него? Нет, нет и нет! Всё это привело её в никуда. Сакура молча села в кровати, не без помощи Хатаке, который подложил ей под спину подушку и поправил одеяло. — Думаю, — девушка говорила медленно и очень тихо, — мне потребуется время... — Саку... — Погоди... дай договорить. Но я уверена, — она наклонилась так, чтобы уткнуться лбом в грудь Хатаке: от него пахло сандалом и немного – жасмином, — что твоё любящее сердце сможет помочь мне почувствовать то же самое к тебе. Сакура отстранилась и улыбнулась, глядя на взволнованного Какаши. Уже много лет она не чувствовала себя такой живой. И теперь её переполняло осознание: она возродилась из пепла, чтобы стать по-настоящему счастливой.