Фея смеется

      Драко Малфой не любил своего капитана. Отдавал ему должное, старался соблюдать субординацию, но истовой симпатии не испытывал. И дело было вовсе не во взаимно-неприятном прошлом и обидах, нет, то быльём поросло.       За тот год перед решающей схваткой тёмных и светлых сил Драко повзрослел разом. Слишком быстро, резко и ошеломительно отрезвляюще. Достаточно больно, чтобы помнить только хорошее, и совершенно безвозвратно, чтобы не смотреть и не оглядываться в прошлое. За какие-то жалкие дни ему пришлось переосмыслить всю свою жизнь, и выводы были неутешительные, но он не был бы серебрянокровым Малфоем, если б не умел приспосабливаться, выносить из всего урок и пользу для себя. Так и вышло.       Драко всегда знал, что он не типичный для своего рода юноша, что сердце его горит огнём приключений, а деятельная натура рвётся в бурлящий омут жизни. Не быть скрытным, не просиживать бархатных штанов в гостиных жеманных девиц, о нет! Свободы, ярости, огня! Его имя довлело над его жизнью — он был Дракон и душой, и сердцем. После смерти отца, отъезда матери, оставшись в Лондоне перекатной голью, он вслушался в горн судьбы и смело рванул с себя нежный батист, меняя его на колкую шерсть униформы кадета, а после и мундир аврора. Ему нравилась новая жизнь, да, суровая, да, некомфортная и до грубости простая, но интересная, азартная, она будоражила кровь и ум. Никогда ещё Драко не чувствовал себя настолько на своём месте. Ему нравилось драться, нравилась сила, нравилась его новообретенная форма и физическая мощь. Ему по душе были простецкие разговоры парней и чёткость приказов. Когда Поттера, ну разумеется, в обход всех правил назначили сразу капитаном спецотряда, Драко даже не удивился, но быстро понял, что отряд этот будет элитой аврората.       Он долго наблюдал, как новоиспеченный командир набирает под свое крыло не просто лучших, а буквально исключительных. Порадовало ещё и то, что, судя по всему, Поттер был совсем не предвзят, в отличие от некоторых на верхушке пирамиды власти аврората, а значит, он, Драко, может надеяться на справедливое обоснованное мнение и решение. В том, что он хорош, Драко не сомневался. Он знал свои сильные стороны — магия и пытливый ум, ко всему этому добавилась безрассудная смелость — он не боялся крови и боли, весомо полагая, что после всего ТОГО, его уже вряд ли что-то может напугать. Он полюбил холодное оружие, мерцание стали завораживало его, не брезговал рукопашной, хотя и берег лицо — зачем портить произведение искусства? Но если надо было, в морду мог дать знатно.       Пробившись в спецотряд, выдержав все испытания Поттера или, вернее сказать, испытания Поттером, он с удивлением и радостью очень быстро обнаружил себя своим среди этих избранных головорезов, он влился в их ряды идеально — сильный, холодный, почти беспринципный, немного не от мира сего, как и все, кто собрался под крылом их могучего феникса. Разве что, в отличие от других своих сослуживцев, Драко не заглядывал в рот командиру, не трепетал перед ним, как дева на первом балу. Возможно, оттого, что знал его с малых лет, или из-за того, что он вообще не любил ни на кого смотреть с подобострастием? Но был ещё и такой момент, повод — Драко не любил Гарри потому, что считал того двуличным. Попросту говоря, лжецом и лицемером. И это относилось ко всему, и к работе, и к простой штатской жизни. Драко просто не мог поверить, признать, что человек может быть настолько положительным. Ну не бывает так! У всех есть свои скелеты в шкафу, грязное бельишко, страшные тайны и гаденькие мыслишки. И его раздражало, что этого будто не понимают и не учитывают. Не думают о Поттере как о живом человеке, мясном вполне, как и все, принимающем пищу, потеющем, устающем, матерящемся как егерь. О, нет! Для всех он был разве что не богом, а то и выше того. Святой Поттер! Ну их! Да, никто о нем ничего не знал, да, он ни разу себя не выдал, но это ведь не значит, что ничего нет за пазухой?! Вот это-то и раздражало Драко. Он хотел увидеть настоящее лицо Поттера, не весёлую сердечность с мягкой улыбкой понимания, не строгость правильную, не эти разумные вечно доводы и прописно-идеальные рассуждения. Драко мечтал увидеть то, что спрятано за фасадом золотого мальчика, за всем этим нестерпимым спокойствием и благодушием. Не может человек быть таким! Значит, что-то должно быть сокрытым, спрятанным, забитым в самый дальний угол, но должно быть! То, что Поттер никому не показывал, что-то наверняка тёмное, порочное, может быть, опасное... И вот за это двуличие, за эту треклятую таинственность личности и её безупречный фасад Драко и не любил своего командира. Уважал, ценил, отдавал должное его умениям и профессионализму, но... не любил, и редко когда мог скрыть это.       Идеально начищенные до блеска сапоги как всегда ровно в восемь утра чеканили пол аврорской приёмной. Каждый свой рабочий день Драко заходил сюда выпить кофе и собрать сплетни, что выдавала как из пулемета маленькая глупышка Софи — кладезь околокабинетных знаний и всех подводных течений. Влюбленная как кошка в ледяную стать лейтенанта Малфоя, она с лёгкостью рассказывала ему обо всём, что творилось вокруг — от планов и стратегий руководства, до пустых пересудов и вульгарной болтовни в кафетерии между рядовыми сотрудниками.       Серый плащ жидким шёлком скользнул с плеч Драко, и он вальяжно уселся напротив Софи.       — Моя ласточка, — широко улыбнулся он, — ты сегодня просто светишься. Сделай мне кофе покрепче и расскажи как твои дела? Что нового в мире солдатни случилось за прошедшие выходные?       Софи зарумянилась от удовольствия и, игриво поправив пышный бант на блузе, встала, как можно сильнее выгибаясь и демонстрируя равнодушному взгляду красавца аврора свои пышные бёдра в узкой юбке-карандаш. Зажужжала кофемашина, и защебетала сама Софи, выливая тоненьким голоском в уши Малфоя всё, что происходило в аврорате за его выходные и нынешнее утро. Новые назначения, приказы, ошибки новобранцев, скандал с женой капитана третьего отряда и ставки на аврора Поттера...       — Что? — поднял глаза от чашки Драко, выцепив тут же знакомое имя. — Что там про Поттера?       — О, это сенсация! В субботу Смит заболел, и на патруль вызвали вашего Поттера ему на замену. Он возглавил пятый отряд и вышел с ним в рейд где-то в Девоншире, не знаю точно, что там было, но после... — Софи понизила голос до таинственного шепота, — после, когда они уже возвращались, с Поттером как раз рядом был рядовой Доусен, ну, знаешь его, такой со шрамами. Так вот, они шли к точке аппарации, и вдруг к Поттеру подошёл парень и очень эмоционально что-то стал тому говорить. Они, конечно, отошли в сторону, но Доусен видел, как парень тот будто просил о чём-то, почти умолял, цеплялся за Поттера, и главное, будто бы лез целоваться, а тот, напротив, отталкивал и был очень взволнован, отпихивал его по-всякому, и Доусен говорит, что был точно напуган и смущён.       Драко прищурился и покачал в такт мыслям ногой.       — Ну и что? — приподнял он бровь. — Поттер звезда, к нему все подряд лезут.       — Это конечно, — улыбнулась Софи. — Но Доусен говорит, что по его реакции и по тому, как он волновался после, было видно, что это не просто поклонник, они явно были знакомы. В общем, Доусен всем растрепал, что Гарри Поттер голубой, и что это, мол, объясняет тот факт, что у него нет подружки и вообще полное отсутствие слухов о его личной жизни, мол, таится.       Драко продолжал потряхивать ногой уже будто и раздраженно.       — А при чём тут ставки? — спросил он, отодвигая от себя кофейную чашку.       — А это уже сегодня утром половина наших устроили с подачи того же Доусена тотализатор — гей Поттер или нет. Говорят, на кону большие деньги, скинулись все почти.       — Как же это гадко, — брезгливо скривился Драко.       — Гадко, — кивнула Софи. — Но интересно, — улыбнулась она. — К тому же можно хорошо заработать, я вот тоже поставила золотой. Тот, кто выяснит и подтвердит ориентацию вашего капитана, сорвёт куш, — Софи взяла чашечки и спрятала их в стол.       Драко ещё с полминуты задумчиво посидел возле юной сплетницы.       — Спасибо, моя птичка, — прощаясь, послал он девушке воздушный поцелуй. — Ты самое прелестное создание в этом заведении, — в горле у Драко горчило, то ли от дрянного кофе, то ли от пересудов самого низкого пошиба.       Хм... Возможно, они и правы, возможно, Доусену и не примерещилось. Может, именно это и есть секрет великого мага? Но почему? Что в этом такого? Отчего такие сложности и резонанс? Разве кого-то удивишь в их мире браком двух волшебников одного пола?       До обеда Малфой строчил отчёты и корпел над квартальными сметами, а к ланчу решил, вопреки обычаю, пойти в местный кафетерий. Традиционно он избегал общего буфета и ходил обедать всегда либо в сквер за углом, либо в дурную погоду в соседний паб, но сегодня он хотел послушать сам, о чём судачат сослуживцы. И не ошибся. Едва он разместился со своим подносом за длинным столом, как услышал имя Поттера, шушуканье, смех и звон монет. Значит, Софи права. Рядом с Драко сидел Барроу.       — Слыхал, что про кэпа говорят? — напрямик спросил его Малфой.       — Слыхал, — скривился тот. Все в отряде знали, что Барроу близкий друг Поттера, его подручный, они даже жили в одной комнате, когда поступили в училище. — Идиоты, — отрезал тот. — Хотят поживиться за счёт Гарри, как всегда, впрочем.       — А в чём нажива? — уточнил Драко, ведь сумма ставок пусть и была велика, но точно не стоила скандала и возможных проблем с самым сильным из волшебников среди них всех.       — Смеёшься? — прыснул Барроу, уплетая котлету. — Если будет достоверная информация — это же бомба. Тот, кто принесёт такое в газету или журнал, обеспечит себя до конца дней!       — Ах вот что... — задумчиво протянул Драко и хрустко откусил морковку. — Да, пожалуй... — сказал он, глядя в одну точку перед собой.       Узнать тайну Поттера, обличить его, да ещё и заработать на этом состояние... кто бы не решился такое сделать, он точно должен быть совсем беспринципным, дерзким, хитрым и не бояться общественного мнения. Много ли таких найдётся среди авроров? Много ли таких, кто сможет подойти так близко к железному Гарри, прятавшему за семью печатями всё личное, плотно захлопнув двери своего дома на Гриммо. Подойти впритык, вплотную, чтобы доподлинно узнать всю подноготную великого спасителя волшебного мира.       Возвращаясь в свой кабинет, Драко прошёл мимо курилки, где тут же цепким взглядом вырвал из общей толпы Доусена. Того самого распространителя сплетни и зачинщика ставок. Он курил и что-то показывал другим аврорам живописной пантомимой, внутри помещения стоял дьявольский дымовал и молодецкий гогот. Драко ужом скользнул в дверной проём и стрельнул сигаретку, прислушиваясь — Доусен говорил о Гарри.       — Вы бы видели его лицо, ребят, точно вам говорю это его брошенный любовник, не иначе, но доказать пока, конечно, ничего нельзя. Эх... найти бы того пацана.       Драко подошёл ближе.       — Значит, ты считаешь, что Поттер гей? — влился он в беседу, делая вид, что стоял тут с самого начала и искусно выпустил колечко дыма из тонких губ.       Все тут же обернулись, и Доусен нахально расплылся в улыбочке.       — Хочешь оспорить? — приподнял он дерзко бровь и скрипнул сапогами.       — О, нет, лишь послушать, — елейно отозвался Драко. — И сколько уже на кону? — как бы между прочим поинтересовался он.       — Больше тысячи, — звякнул привязанным к поясу кошельком Доусен. — Присоединяйся. Один золотой, и ты в игре!       — И много участников? — спросил Драко, разглядывая туго набитый вышитый серебром кошель.       — Желающих тьма, не ты один остался после войны без всего, Малфой. Потрепало многих. А тут лёгкие деньги, и делов-то узнать, с кем спит герой! — хохотнул Доусен и прищурился. — Вы ведь учились вместе, так, может, ты что-то уже знаешь? Хотя... — он повернулся к остальным аврорам, — говорят, что вы не ладили в прошлом.       — Это так, — выпустил очередную порцию дыма Драко и подбросил пальцем золотую монету. — Держи, — протянул он её Доусену. — Я в деле.       Тот подхватил золотой и рассмеялся.       — Вот это по-нашему! Но учти, желающих много. Конкуренция, так скажем, будет сильной. Надеюсь, это не последние твои сбережения, — съязвил он и опустил монету в мешочек.       — Переживу, — отрезал брезгливо Драко и посмотрел исподлобья на всех собравшихся стервятников. — Что ж, игра началась, — развернулся он и вышел, словно вылетел из клубов дыма и людской алчной нечистоплотности.

***

      Гарри возвращался домой уже в восьмом часу. Совещание затянулось — новобранцы этого года набедокурили на учениях, и в министерстве ставили под вопрос теперь всю систему обучения кадетов. Кретины! Будто они, штабные, могли что-то понимать в том, как и чему обучать авроров! Что вообще они знали о войне и сражениях? Для них, для этих кабинетных крыс каждый военный, будь то лейтенант или капитан, любой офицер, лишь цифра в смете, ещё одна строка в расходах — просто номер, даже без имени! Как вообще они могли что-то советовать или предлагать главе аврората? Гарри отчаянно жалел своего начальника, искренне заботившегося обо всех своих ребятах от желторотого первача, до таких, как сам Гарри, офицеров уже в звании. Он всем им был как отец родной. Целый вечер всё руководство аврората и офицерский состав пытались отбиться от министерских придирок и, слава Мерлину, пока вроде им это удалось. Но все понимали, что это до первого скандала — им только повод дай!       Гарри будто штормило, усталость была и физическая, и эмоциональная. Скопившееся за день напряжение требовало разрядки. Он быстро шёл вдоль площади, предвкушая горячий душ, обжигающий глоток виски и сочный кусок мяса, пару страниц книги и глубокий сон под воздействием зелий, чтоб наверняка. Ему часто снились тревожные сны, нет, не кошмары, как раньше, но что-то болезненно-шаткое, то, что будило среди ночи и учащало пульс. Не забытые ранения — фантомные боли потери, тоска по родному, по тому, чего и не было толком в его жизни. Эти сны испещряли его лицо морщинками по утрам, а глаза жгли непролитыми слезами. Страдать в одиночестве, плакать о своей судьбе... это так жалко, так напрасно. Пустое всё это, пустое! Как и его дом, огромный и холодный, как и его сердце, не нарушающее свой ритм уже так давно, как и вся его жизнь — такая кристально чистая и славная, что хоть вешайся!       Корзинку на своём пороге он увидел ещё издали — плетёный короб с торчащей из него мягкой подстилкой из флиса в шотландскую клетку. Подойдя ближе, Гарри проверил корзину на заклятья — мало ли, прецеденты бывали. Не все считали, что Поттер подарил свободу и мир, недоброжелателей было не меньше, чем почитателей. Удостоверившись в безопасности короба, Гарри, присев на корточки, открыл его. На мягком дне в обрамлении милых бантиков и рюшей мирно спал небольшой кот. Уже не котёнок, но и не матёрый котяра. Пушистая белоснежная шерсть, маленькая острая мордочка, пышные усы — очаровашка. Кот открыл глаза и широко зевнул, вытягивая одновременно розовый язычок и когтистые лапки. Хвост поднялся трубой, и кошак громко мяукнул, доверчиво посмотрев на Гарри.       — Да ты какая прелесть! — подхватил Гарри животное на руки. — Кто тут такой маленький? Такой славный? Замёрз? — гладил мягкую шёрстку Поттер, открывая дверь. — Сейчас, сейчас... Я о тебе позабочусь, молочка налью. Какой же ты симпатичный. И кто только додумался? Да? Да? Мой хороший... — ткнулся он носом в розовый нос кота. — Будешь моим? Вот славно же мы заживём с тобой!       Кот снова мяукнул, будто поддакивая сюсюканьям сурового аврора Поттера, и сильнее вцепился когтями в его рукав.