Прогулка в Сан-Франциско

Если увидишь выпивающих и закусывающих - присоединяйся. А если увидишь работающих - немедленно уходи: их нельзя беспокоить.

***

      Из ресторана они вышли напряжёнными. Кику чувствовал, что Яо с ним, если и честен, то не до конца. Но сомнения заставляли его внутренне качаться как маятник, из стороны в сторону, от "я доверяю брату и его словам, он не станет мне лгать" до "КАМИ, ОН ЖЕ ЛЖЁТ МНЕ ПРЯМО В ГЛАЗА И НЕ КРАСНЕЕТ", но ему хотелось сохранить имидж серьёзного копа, расследующего серьёзные дела. Не то, чтобы напарник не понял его эмоций... Просто он не хотел спасовать перед самим собой.       А этого он допустить не мог.       И, если бы он не был настолько увлечён собственными мыслями, то, разумеется, заметил бы и напряжённую тишину, в которую погрузился чайнатаун, когда они покинули "Судьбоносную встречу", и несколько десятков глаз, неотрывно следящих за каждым их шагом, и нервозность Альфреда.       Джонс, на самом деле, и сам почти проглядел всё это, до сих пор ощущая волну мурашек на руках и спине от прощального взгляда...Джека. Что-то, заставляющее неосознанно напрячь мышцы, быть готовым к прыжку, к битве. Такие чувства были для него в новинку. Но он ведь был копом, а не главной героиней в мыльной опере для домохозяек, крутящейся двадцать четыре на семь в прайм-тайм, поэтому всё же последовал совету своего инструктора в полицейской академии - "в поле крути головой на триста шестьдесят градусов, не то словишь пулю в лоб".       Славный был дядька.       Альфред клятвенно обещает Богу и самому себе, что позвонит Бервальду Оксеншерне, когда над его ухом просвистывает пуля.       Напарники разделяются: Кику отскакивает за чью-то старенькую машину, за секунду до того момента, как землю под его туфлями прошивает автоматная очередь, а Альфред перекатом уходит в переулок между бакалейной лавкой с непроизносимым названием чем-то вроде раменной.       Вот тебе и спокойный район, думается Джонсу, перескакивающему через прилавок, время Героя!       Он выхватывает табельное, перепроверяет магазин, и, когда улочка на мгновение затихает, выкрикивает: — Знаете, что делают с убийцами офицеров полиции в тюрьме, ребят?       Ответом ему становятся десять пуль в деревянном прилавке над самой головой.       Сейчас нужно оттянуть всё внимание на себя, дать напарнику время дозвониться до участка и вызвать помощь.       Именно поэтому Джонс рискует, стреляет вслепую по улице, надеясь, что у добропорядочных граждан достанет ума не соваться сюда, в Тир-на-Поражение, между - бандитами? - и полицией Сан-Франциско.       В очередную минутную передышку, Альфред решает сменить локацию - от его теперешнего убежища очень скоро - и это правда, ОЧЕНЬ скоро - не останется ничего. Хочется верить, что хозяева не слишком обидятся на разрушения.       Мысленно воспроизведя карту района от Судьбоносной встречи до главных ворот, ведущих к свободе, нашлось несколько потенциальных прикрытий - слева, совсем недалеко от него стояла большая фигура кошки с одной поднятой лапой; справа находились несколько машин очень неудачливых хозяев, но до них было около трёх ярдов. Рискованно, но если выгадать время...       К тому же, за машиной неподалёку находился Кику, от которого за всё время не донеслось ни звука. Альфред спрятал пистолет в кобуру под курткой, а тяжёлые предчувствия поглубже, вздохнул глубоко и приготовился к смертельному номеру.       Когда вверх по улице раздались пять выстрелов.       Наступила тишина.       Джонс заколебался. Потянулся было к своей нокии, но решил, что это будет крупной подставой для напарника, если неожиданный стрелок окажется недружелюбен к ним.       Но Альфред спокойно выдохнул и поднялся из-за прилавка, когда раздался хриплый знакомый баритон: — Поднимайтесь, офицеры, эти ребята всё осознали.       О, Джек.       Альфред пригладил волосы, смахнул с плеч видимые и не слишком пылинки, поправил брюки, и высунулся. — Неплохо, Джек! Мы почти с ними разобрались, так что...Тебе досталась концовка.       Их нежданный спаситель стоял, оперевшись о бок гигантской кошки и усмехался, держа в руках "Анаконду". В ответ на слова Альфреда, он легко, но недолго, отчего-то расстроив этим Джонса, рассмеялся, отлепился от кошки и отвесил шутливый поклон до самой земли. — Рад помочь доблестной полиции, офицер. А где... — Кику!       Они оба резко обернулись на окрик бегущего Яо. — Идите, офицер, проверьте своего напарника и не дайте Яо сойти с ума, - спокойно произносит Джек, будто и не смеялся вовсе мгновение назад, вытаскивая из нутра своего огромного пальто пачку Marlboro, - а я погляжу, чтобы не затоптали трупы.       Он отходит расслабленно, покручивая сигарету между пальцев. Район оживает: тут и там выглядывают миниатюрные темноволосые фигурки жителей, выходят из сумрака хозяева пострадавших лавок. Где-то вдалеке визжит полицейская сирена. Значит, успел.       Альфред в два прыжка добирается до изрешечённой Subaru Leone, семьдесят второго года. Хонда сидел, привалившись спиной к колесу, и не реагировал на лёгкое прикосновение к плечу. — Кику? Ты как, напарник? Хонда!       Рядом падает Яо, пачкая дорожной пылью дорогие брюки, ощупывает Кику с плечей до боков, что-то очень быстро проговаривая не по-английски, но Альфред и так прекрасно понимал. Если бы что-то подобное случилось с Мэттью, он бы вообще сошёл с ума на месте. Яо хорошо держится.       Ровно до тех пор, пока не отдёргивает окровавленную ладонь от Хонды.       Он пытается скрыть свои чувства, но Джонс всё равно равно замечает и дрожащие ладони, и бьющую жилку на виске, и сжатые в тонкую нитку до побеления губы, и решимость, и настоящий страх в его глазах.       Они встречаются взглядами. — Я вызову скорую, - предлагает Альфред, почти не дрогнувшим голосом. — Не нужно, - глухо отвечает Яо, - у меня есть личный врач. Он поможет прямо сейчас.       Джонса отталкивают подошедшие молчаливые азиаты с носилками - когда только успели? - и устраивают на них Хонду.       Яо поднимается с колен, прочищает горло и говорит бесстрастно: — Делайте свою работу, офицер, а о брате я позабочусь сам.       Не дожидаясь ответа, он разворачивается на носках и уходит следом за своими людьми, быстро, но с достоинством.       Альфреду не хочется задумываться о том, чего это стоит Яо, поэтому подходит к Джеку.       Тот выдыхает дым носом, сминает руками сигарету и прячет в карман. — Пусть этот инцидент не скажется на моей биографии, офицер, - полу просит, полу приказывает он, - до встречи.       Джек легко поворачивается на каблуках туфель, и скрывается в одном из переулков, оставляя Джонса посреди пятерых трупов, словно его и не было здесь вовсе.       Как призрак.       Альфред встречает полицию в одиночку.

***

      Брагинский убирается из чайнатауна окольными путями. Хотелось не отсвечивать больше, чем он уже. Странные ощущения, похожие на ростки непримиримых противоречий, грозятся разодрать его в ближайшем будущем, если всё пойдёт в то же духе.       Этот мальчишка, думал он, сидя в своём мерседесе, постукивая по рулю и старательно прокуривая салон. Чем больше он о нём думал, тем быстрее спутывались мысли в змеиный клубок.       Иван мог быть не уверен во многих вещах, например, стоит ли смешивать водку с ромом после литра текилы, или в том, кто же убил Кеннеди, хоть он никогда этим не интересовался - умер и умер, что бубнить-то? - но в чём он был уверен на всю тысячу процентов, так это в том, кто его физически привлекал.       Он не был шлюханом и разбродом, как некоторые его знакомые, тщательно выбирая каждое знакомство - до сегодняшнего дня, очевидно - и не допуская случайных связей среди тех, кому он не доверял. Хотя, он и себе-то не всегда доверял, но всё же. А ещё, он не был монашкой, и имел связи с несколькими красивыми здоровыми женщинами, к которым периодически заходил но огонёк.       Женщинами.       Не мужиками.       Не копами.       Это...нервировало. Хорошо, что никто не может читать мыслей, думал Брагинский, проезжая по Сентрал фриуэй к улице Макаллистер, где жила одна из его красивых здоровых женщин, привлекающих его физически, Было бы неплохо, если бы и я не мог читать собственных мыслей. Может быть, выключал бы их каким-нибудь рубильником, как в фильмах у главных злодеев.       Проносились за окном серые домишки, с глазами-окнами, нечастые машины обычных американских работяг, в конце концов, на улице рабочий день.       Брагинский приподнял рукав пальто и взглянул на часы. Нужно было бы уже выбросить их, но...Клятое жалко от пчёлки. Память.       14:32.       Он успевал. Она, вообще-то, не работала, в общепринятом смысле слова, так что он успевал к ней всегда, когда бы ни приехал.

***

      Джия встретила его с понимающей полуулыбкой и женской проницательностью, спрятанной в уголках тёмных глаз. Поприветствовала, предложила чай. Отдавала дань вежливости, хоть они оба прекрасно знали, за чем именно Иван приехал.       Брагинский прошёл по светлому узкому коридору, усеянному разнообразными картинами - рыбами, пейзажами, изображёнными мифами. В углах стояли белые горшки с длиннолистыми растениями, названий которых, похоже, не знал никто, но как эти растения выглядят, знают все. Те, самые, что стоят в конце класса, долго и одиноко.       От чая Иван отказался.       Вдвоём они прошли в небольшую спальню, с вечно зашторенными окнами (Она заметила, что он оценил закреплённые на них полароидные карточки с трупами. Но желание, и без того невысокое, упало ещё ниже), и стилизованными под лотосы ночниками. Круглая комната со столом у входа, новогодней гирляндой, развешанной под потолком и источающими, как лотосы, голубоватый свет. Большую часть комнаты занимала круглая кровать с белым постельным бельём, безупречно заправленную.       Джия подошла к ней, покачивая бёдрами. Вытащила золотую цветочную заколку, рассыпая тёмные волосы по плечам, и отложила на прикроватную тумбу. Обернулась к Ивану и развязала тонкий синий шёлковый халат. Тот скользнул по плечам и упал к её ногам, обнажая голое тело. Взгляд зацепился за татуировку на солнечном сплетении - чёрную лису с золотыми глазами. Знак принадлежности к клану Яо.        Брагинский усмехнулся. — Свободу си...груди?       Она улыбнулась. — К чему прятать естественное?       Иван подошёл к ней вплотную. Провёл по рукам - перчатки пришлось снять, негласная договорённость о полном доверии - и груди, наклонился, оставляя поцелуй на губах. Нажал на плечи, усаживая.       Кровать прогнулась.       Он потянулся к левой тумбе за презервативом - гарантом отсутствия проблем - но остановился.       В груди пошевелилось невнятное чувство, никогда прежде не посещавшее - неправильность происходящего. Он отстранился от Джии. Сел рядом.       Она была понятливой, такой же, как Яо, и, вероятно, все в его клане. Подхватила тонкой ручкой халатик, запахнулась, и села рядом.       Помолчали. — Ты пришёл не за удовольствием, - прервала тишину Джия, - я понимаю.       Она поднялась. — Пойдём. Я приглашаю тебя выпить со мной.       Брагинский поворошил свои волосы и поднялся следом. — Надеюсь, не чай.       Она улыбнулась в очередной раз. — Не чай.       Они вышли из мягкого полумрака спальни в светлую кухню.       Иван сел на угловой бежевый диванчик, положил локти на стол. В окно бил послеполуденный свет, уже понемногу сменяющийся на тёпло-оранжевый. На деревянный столик приземлились два стакана для виски - звякнули кубики льда о донышки - а затем и сама бутылка. Джия села на стул напротив. Умелыми руками вскрыла непочатую бутылку и разлила по стаканам.       Снова повисла тишина, на этот раз будто мягче, выжидающе. — Mne pizdec.       Она не знала русского, в отличие от Яо, но эту фразу поняла прекрасно. Она молчала, подталкивая Ивана раскрыться. — Этот...пацан. Ты знаешь? Коп. В очках такой.       Джия степенно кивнула, отпивая из собственного стакана. Она была в теневой охране, когда Яо навестил брат с напарником. — Я постоянно о нём думаю. Bozhe, blyat'. Я просто...Не знаю, - одним махом он прикончил свой виски, а потом снова наполнил, - Я же...Ну, не такой. Ты понимаешь.       Она кивнула снова. Ещё бы, они провели вместе не одну ночь, за время пребывания Брагинского в Сан-Франциско. — Страх - это сердце любви, Иван.       Он только усмехнулся. — Ну какой любви, Джи? Я с ним знаком меньше суток. И знаю ровно то, что он сам мне сказал. — Как и он о тебе.       Что верно, то верно. — Но...он заставил тебя сомневаться в себе, так?       Иван кивнул, снова осушая стакан. Лёд бряцал о стенки. — Что ты чувствуешь, когда смотришь на него?       Брагинский прикрыл глаза. — Мне...странно. Сомнение. Неприязнь. Интерес. Ожидание.       Она покатала стакан в руке. — Неприязнь. К нему?       Боже, он совсем забыл, что имеет дело с женщиной и её проницательностью.       Иван помолчал, вздохнул, и ответил честно: — Не знаю. Он же... Ну, ты знаешь...       Она кивает. Знает.       Затем кивает снова. Отставляет свой стакан, кладёт свою ладонь на иванову. Говорит, поглаживая: — Проведи с ним больше времени. Присмотрись. К нему, к себе. И если понадобится помощь - обращайся.       Иван скомкано благодарит и прощается.       Уже на ветренной улице подсчитывает, где и при каких обстоятельствах они смогут встретиться снова, не раскрывая правду о нём самом и не вызывая подозрений.       О, и досье. Конечно.

***

      Альфред НЕ-НА-ВИ-ДЕЛ бумажки.       А ещё, он ненавидел их заполнять. Отчёт о потраченных в поле пулях, отчёт о ранении Кику, отчёт о ходе расследования (поминутный), отчёт о том, сём, пятом, десятом, бла-бла-бла.       Сплошные бумажки.       Он волновался о напарнике, и хотел узнать о его судьбе, это было абсолютно естественно и понятно.       Но, очевидно, этого было недостаточно для того, чтобы не тонуть в бюрократии. Альфред провёл последние три часа в неудобном кресле, за неудобным столом, с неудобным допотопным компьютером, и писал отчёты вручную. Зачем тут компьютеры, если все пишут документы собственноручно?       О-о-о, он был раздражён как щёки после бритья, взведён как курок пьяного ковбоя в салуне Техаса, и голоден как сраный гризли в марте. Духота в участке не способствовала успокоению и продуктивности.       А ещё у него появился новый чирь на заднице - Джек. Ладно-ладно, возможно, возможно, он был...немного несправедлив к Артуру, когда тот привёл в их дом Франциска.       Хотя, нет, не был.       Франциск выводил его из себя, а Артур в тот вечер просто был на его стороне.       Как всегда.       Альфред вздыхает глухо, откидывается на спинку стула, скрипящем при каждом микродвижении.       Из-за угла выплывает Феличиано, своим счастливым настроем действуя всем вокруг на нервы, и пружинит к выходу.       Машина была возвращена в целости и сохранности, чему тот был так НЕВЕРОЯТНО РАД, сжимая альфредову ладонь в рукопожатии, что снова наводил на нехорошие мысли по поводу своего умственного состояния. Но...Как-то же его взяли в полицию?       Не при содействии ли капитана Байльшмидта? Джонс специально не интересовался, но кое-какие слушки всё же до него долетали.       В куртке завибрировало, мужским голосом разнося на весь участок ярое желание заткнуться и... Перейти в горизонтальную плоскоть для тщательного осмотра. Альфред мгновенно покрылся красными пятнами, неловко извинился десяткам глаз коллег, вскочил, и отправился на выход, на бегу щёлкая по кнопке принятия вызова. — Джонс, слушаю!       В трубке раздался вздох. — Привет, Ал.       О, Боже, Канада!       Альфред понял, что сказал это вслух, когда прохожие обернулись на него. Он отвернулся и сошёл с крыльца, направляясь вверх по улице. Отчёты...подождут. — Да, это я. Ты обещал позвонить и не звонил, так что я...       О Боже. — Да, да, Мэтт, извини, - он провёл рукой по волосам, - замотался совсем, понимаешь.       Мэтт, конечно, всё понимал. Как всегда. — Я...на самом деле звоню не просто так...       Альфред напрягся, предчувствуя проблемы. — Что случилось, Мэтт? Артур?       С той стороны раздался тихий вздох. — Нет, Ал. Это не Артур, это...По поводу Франциска.       Джонс скривился. Вспомни лучик... — Что случилось? — Я не уверен...Но...Я услышал, что он собирается "провернуть сделку". В "Конфетти". И ещё...Я не знаю, важно ли...Но он что-то сказал о драконах...Или змеях...И о войне.       Альфред вскинулся. Дракон, значит? Нужно проверить. — Спасибо, Мэтт. Ты очень помог мне. — Да не за что, Ал...Только...Не говори Франциску. — Ну что ты, братишка, я - могила.       Джонс отключился.       Уже второй человек говорит о мутных делишках "Конфетти", нужно проверить.       Сегодня прямо-таки день Геройских Задач.       Альфред решил бросить такую заметную куртку в участке, вместе с портупеей, и идти в рубашке.       Ну как идти? Бежать.

***

      К шести часам он наконец-то добрался до клуба, которого стало как-то слишком много в его жизни.       Здание "Конфетти" было выполнено в стиле барокко, с его этой вычурной лепниной, плавными выступами и пастельными цветами. Здание, наполненное торжественностью и достоинством казалось неуместным здесь - его место на каких-нибудь чёрно-белых фотографиях конца девятнадцатого века, или даже на древних картинах. Напротив находился захудалый потрёпанный жизнью мотель (Альфред был готов поставить последний бакс на то, что знает, почему именно мотель), слева - аптека, а справа - закусочная.       Не подходящие соседи.       На длинном мраморном крыльце, как в прочем, вокруг всего здания, полулежали золотые львы с ощерившимися пастями.       Тц, тц, тц. Франциск, как он есть.       Но было одно "но". На входе стояли совсем не элегантные бугаи-вышибалы. И какие-то подозрительные парни в чёрных плащах и фетровых шляпах, а по периметру крыльца тянется цепочка любителей эстетично потусить.       Йоу, серьёзно? Это самая хреновая маскировка из всех для очевидно-плохих-ребят, которых Альфред видел, хоть за свои двадцать лет и сутки в качестве копа, он видел и немного.       Нужно попасть внутрь, а не на глаза этим... Макаронникам.       Альфред обошёл "Конфетти" по большой дуге, выискивая какой-нибудь вход для персонала, или типа того...       ...Погодите-ка.       Макаронники?       Да, вот кого эти ребята напоминают - сицилийскую мафию из двадцатых. Сицилия? Италия.       На ум сразу пришёлся Феличиано, с его лёгким акцентом, который никто никогда не замечал, почему-то, хотя Альфред знал наверняка, что тот был американцем по происхождению, он даже как-то видел феличианов паспорт.       Хорошо, что Бонфуа не держал камер у клуба и поблизости (ах, mon cher, в этом месте можно раскрыть не только тело, но и душу, не боясь осуждения и лишних глаз), иначе его охрану ждал бы увлекательный сериал "Простой Коп из Сан-Франциско Кружит Под Носом У Итальянских Мафиози На Протяжении Получаса, Пока Ищет Вход В Потенциальное Пекло".       О, это был бы очень душный психологический триллер.       В очередной раз выглядывая из-за угла клуба, Альфред замечает знакомую машину, неспешно подъехавшую к крыльцу.       Тонированный стёкла, металлический серебряный блеск капота... Да это же варгасова "Виктория"! Зачем он здесь? Капитан Байльшмидт отправил его на подмогу?       Из машины выходит строго одетый мужчина, спешно подскакивает к двери со стороны водителя, и, почему-то нервничая, открывает.       Что-то подсказывает Альфреду подождать и затаиться ненадолго. Он успевает нырнуть за бок золотой статуи за секунду до того, как нервничающий мужчина бросает взгляд в его сторону.       Джонс слишком далеко, чтобы услышать как щёлкают о землю каблуки, но у него есть оптика и хорошая память на лица, поэтому вышедшего он узнаёт сразу.       Феличиано Варгас, собственной персоной.       Он катает из одного угла губ в другой тонкую осиновую зубочистку, раскачивается на носках и выглядит так же, как и всегда - расслабленно и безмятежно. Что-то небрежно бросает парням в плащах, а может и вышибалам, от чего первые вытягиваются как на параде, а вторые открывают массивные двери. Пружинистой походкой тот скрывается во тьме помещения. Двери захлопываются перед недовольной толпой.       Похоже, это всё таки не подкрепление.       Вход для персонала оказывается замаскирован под какую-то обсидиановую виноградную лозу, что объясняет, почему Джонс не заметил её ранее.       Перед пьяной парочкой, вышедшей из чёрного входа он не извиняется. Они слишком в ауте, а он напряжён от мутности этого клуба.       За дверью оказывается тёмный коридорчик со слабым светло-фиолетовым светом откуда-то с потолка, до того узкий, что Альфред в одиночку едва в нём помещается.       Откуда-то издали льётся какая-то классическая мелодия, посетители сидят за столиками и кружат в подобии вальса на своеобразном танцполе.       Похоже, наступила минорная пауза.       Джонс пользуется этим, проскальзывая на второй этаж, держась в тени. Здесь расположены VIP-столики: один у самой лестницы, два в углах, и тот, где сидит Варгас и компания, стоящий в самом центре, окружён ещё четырьмя, по всем сторонам света.       Альфред успеет нырнуть под скатерть восточного столика и сталкивается нос к носу...       …с Джеком.       Альфред потирает ушибленный нос и шипит: — Какого дьявола..? Что ты тут делаешь? Тебя не должно здесь быть!       Тот хмыкает: — Тебя тоже.       Они оба умолкают, когда снаружи доносится голос Франциска. — Приступим к делу, господа?       Варгас не отвечает. Может, кивает. — Я уже говорил вам это, господа, и скажу ещё раз, в последний раз - отступитесь от этой идеи. За "Дракона" вы получите больше, чем за нападение на президента. — Ве~, amico, оставь свои переживания при себе. "Commilitoni" знают, что делают.       Перед глазами Альфреда как впервые вспыхнула сцена недовольства Бонфуа, когда он только появился в его жизни: сжатые губы, стиснутые кулаки, молнии в глазах, и не предвещающее ничего хорошего "mon cher...". Сейчас, скорее всего было точно так же.       Вместо злорадства, которое Джонс обычно испытывал при каждом косяке Франциска, он чувствовал странное сочувствие к нему. Хотя, если он замешан с наркотой, то легко не отделается.       Альфред напрягал всё своё внутреннее самообладание, чтобы не нервничать под изучающим взглядом Джека, и не встретиться с ним взглядом. Мало ли, куда это может завести.       Пока Франциск лепечет что-то о закусках и шардоне, Ал не выдерживает, поворачивается к вплотную сидящему (ну и габариты, как только вместился?) О'Брайену и шепчет: — Раз уж мы тут надолго, как насчёт познакомиться поближе?       О том, что сморозил ерунду он понимает, когда слова уже слетают с языка, а сиреневые глаза Джека нехорошо сверкают и суживаются. Поэтому он решает поскорее реабилитироваться в глазах собеседника: — Э-э-э, я имею...Мы же почти незнакомы, так что...Эм, как тебя сюда занесло?       Нашёл время.       Совсем рядом раздаются тяжёлые шаги, и зычный бас разрушает спокойствие вокруг: — Ну что, tovarischi, выпьем за нашу удачную сделку?!       Джек кивает куда-то в сторону голоса. — Это моя причина. Его жена наняла меня выяснить, не изменяет ли он ей, а этот b...толстосум приторговывает наркотой, как оказалось, - ложь растворяется в воздухе.       Альфред расцветает (Иван это замечает, как и странный трепет в груди) от мысли о том, что этот чрезвычайно приятный парень ещё и на стороне закона. То есть, фактически, на его стороне. — Так, значит, ты...частный детектив?       Брагинский ухмыляется, в который раз за сегодня. — Веду охоту на чудовищ, в каком-то смысле.       Они проводят под столом ещё около восьми минут, когда раздаются первые выстрелы.       И ещё минуту до взрыва.