These Eyes Are Blind

      У Фрэнка, как и у большинства, свой взгляд на мир. У него иной образ мышления. Иные способы слушать и слышать вещи. Иной способ видеть окружающий мир.       И всё же, его мировосприятие совсем иное, оно во многом отличается от взглядов других людей, а это не всегда хорошо, ведь для большинства это неправильно и странно. Никто не понимает его по-настоящему, все относятся к нему излишне мягко и снисходительно.       «Вам помочь открыть дверь?»       «Ты сможешь сам найти дорогу?»       «Вам нужна помощь?»       И все прочие фразы, которые люди обычно слышат, приезжая в новое место, но есть Фрэнк, который слышит эти слова по несколько десятков раз за день. Он не ребёнок, пускай к нему так и относятся. Он живёт так уже давно и ему не требуется помощь. Так что лучше уйти подальше, иначе он ударит кого-нибудь тростью. И ведь он это сделает.       Да, существует множество простых задач, которые он не может выполнить самостоятельно, однако он старается изо всех сил.       Фрэнк многое видит по-другому. В особенности потому, что он не видит ничего.       Ему не нравится термин «слепой», поэтому он больше предпочитает использовать «в глаза удолбанный». Так гораздо веселее.       Всю свою жизнь Фрэнк был дикарём. Он дикарь, а ещё немного засранец. Быть тем, кому сочувствуют каждую секунду его жизни — утомительно. Поэтому он превратился в высокомерную браваду, что совсем не к лицу обычному слепому подростку. Однако здесь и кроется лазейка, потому что Фрэнк — не обычный слепой ребёнок.       Он ведёт себя, как назойливый маленький сопляк. А ещё он любит пугать людей, беря в руки любой из острых предметов. Конечно же он контролирует ситуацию всякий раз, когда выпендривается подобным образом, но люди почему-то считают его чересчур беспомощным. Фрэнк не идиот. Он знает, где находятся машины, и знает, что нельзя отрезать себе пальцы канцелярским ножиком. Он не идиот, он просто не видит. В этом есть разница.       Фрэнку нравится пугать людей. Ему нравится слышать, как они долго и тяжело дышат, когда подросток едва не попадает под грузовик. Грузовик его не собьёт. Если уж на то пошло, Фрэнк лучше других людей чувствует, где находится транспорт. Он слышит его, и хороший слух помогает найти точное местонахождение.       Слух, безусловно, самый недооценённый из всех органов чувств. Все говорят ему о том, как печально, что он не может видеть. Но не слышать — вот что хуже всего. Нет ничего более захватывающего, чем слушать музыку, когда не видишь окружающего мира. Фрэнк — пессимист, и, знаете, таким он и должен быть, учитывая, что слеп уже десять лет, но в одном он уверен наверняка: музыка — это волшебство. Если ты слеп, тогда не остаётся ничего, кроме как ценить то, что у тебя есть. Музыка, звуки, голоса — вот что Фрэнк ценит больше всего, когда не может оценить визуальную эстетику окружающего мира.       Иногда Фрэнк посещает клубы, чтобы послушать музыку, и это заставляет его почувствовать себя живым. Он слушает, как затихает и меняется ритм. Как он переходит от одного динамика к другому, как певец подаёт свой голос на фоне музыки. Всё это восхищает его, он это любит и действительно хотел бы быть тем, кто заставляет сердца замирать.       Он играл на гитаре до того, как ослеп, и был довольно хорош в этом ремесле как для своего возраста, так и в целом. Он и сейчас играет, но уже не так часто. Играть на гитаре — это почти то же самое, что быть слепым. Ты закрываешь глаза и позволяешь своим пальцам найти путь к инструменту. Фрэнк всегда делал именно так, и потому сейчас его навыки остались неизменными. Однако он не считает, что может заниматься этим где-то ещё, помимо своего дома, — мир не хочет его слышать. Как бы он ни старался, он никогда не будет так же хорош, как парень, который может видеть.       У Фрэнка нет друзей. Не многие хотят общаться со слепым подростком-задротом. Но его это устраивает. Он привык считать, что друзья сами найдут его, а не наоборот. Всё просто. Это будет происходить так же, как и с его инструментом. Кое-какие дефекты тут и там, но в целом не так уж и плохо.       У Фрэнка нет второй половинки по той же причине, что и друзей. Он всегда думал, что было бы, если бы он нашёл того единственного человека, который был бы рядом с ним несмотря ни на что. Однако Фрэнк никогда не искал такого человека. Ему никто не нужен. Его рука прекрасно справляется. Его устраивает быть одним до конца своих дней. Это та реальность, с которой он давно смирился, но это не значит, что он перестал думать о том, каково это — быть с кем-то в союзе.       Но дело в том, что Фрэнк хотел бы видеть других людей, знать, как они выглядят. И он никогда не перестанет желать этого. Конечно, он мог бы провести пальцами по их лицу, попытаться почувствовать, но он понимает, что этого недостаточно. Фрэнку говорили, что он симпатичный парень, и он, конечно, чертовски хотел бы увидеть прогресс, которого добился с тех пор, как видел себя в последний раз. Но это желание ничтожно по сравнению с его жаждой увидеть окружающих. Его лицо — не самая интересная вещь. Он бы хотел знать, как выглядят люди, находящиеся рядом с ним, чтобы иметь возможность сделать комплимент их внешности. Сказать им, что у них отличная причёска, или поздравить с тем, что у них нет прыщей. Но сделать этого он не может.       Никто не захочет встречаться с калекой. Хотя Фрэнк не воспринимает свой недостаток как инвалидность. Раньше он так думал, но сейчас принимает это как часть себя. Да, это неудобно во многих аспектах его жизни, однако он не менее человек, чем тот, у кого зрение 20/20. Да, он не может собрать кубик Рубика, но и это не лучший критерий для того, чтобы оценивать человека.       Фрэнк прижимается лицом к стеклу автомобиля, пытаясь представить, как выглядит человек, но это не так уж просто. Трудно представить себе отношения, когда он даже не может нарисовать их образ у себя в голове. Он знает, как выглядят лицо и тело, потому что сам их имеет, но ему тяжело вспомнить детали того самого лица. В основном, как выглядят глаза, какого оттенка губы, или что-либо ещё, связанное с цветом, если на то пошло. Есть некоторые цвета, которые он полностью забыл. Чёрный — это цвет, с которым он хорошо знаком. Белый тоже довольно прост. Он может представлять самые базовые оттенки некоторых цветов. Но ничего бледного. Пастельные цвета для него вовсе потеряны. Слишком много времени прошло, чтобы он помнил такие нюансы. Но если и есть что-то, что он хотел бы сохранить в своей памяти, то это цвета.       Зрение Фрэнка — это не сплошная темнота. Да, он по-прежнему слеп, но может видеть изменения в освещении. Иногда он может увидеть силуэт человека, если находится в очень светлой комнате. В основном это большие размытые пятна, и единственное, что он точно может видеть, — когда встаёт солнце, потому что тогда его зрение становится ярко-белым, а в тёмное время суток или ночью — тёмно-чёрным. Это не играет большую роль, но даёт маленькую надежду. Его мозг всё ещё получает сигнал от глаз, а это хорошая перспектива на будущее.       Фрэнк не любит надеяться, а потому большую часть времени твердит себе, что пора избавиться от этих глупых мыслей, но всё-таки часть него верит, что он снова будет видеть. Он был бы рад этому. Видеть этот мир снова было бы здорово. Но это лишь выдавание желаемого за действительное, и он всеми силами старается этого избегать.       Окно у его щеки холодное, и он жмётся к нему в основном из-за этого ощущения. Он не знает, сколько сейчас времени, потому что ему всё равно. Уже как несколько часов он пытается не уснуть в дороге. Матери не нравится та музыка, которую обычно слушает Фрэнк, а потому они слушали подборку из аудиокниг, ни одну из которых Фрэнк не запомнил. Он очень устал от старых занудных британцев, рассказывающих о скучных белых мужчинах из высшего класса, которые совершенно непривлекательны в качестве персонажей.       — Мы уже приехали? — спрашивает Фрэнк.       — Ты спрашиваешь об этом уже тридцатый раз, — говорит его мама.       — Мы уже приехали? Это тридцать первый.       — Нет, мы ещё не приехали, — отвечает она.       — Облом. Не могу дождаться, когда увижу новый дом, — монотонно произносит он.       — Это было не смешно.       — Тебе пора научиться воспринимать шутки, — фыркает Фрэнк.       — Тебе и правда нужно поработать над своими манерами, — говорит его мать, и Фрэнк закатывает глаза, но у него это не очень хорошо получается. Он не так умело контролирует свои зрачки.       — Так…       — Если ты собираешься ещё раз спросить, приехали мы или нет, я разверну эту машину, — говорит она.       — Мы уже приехали? — спрашивает парень. Как и было обещано, машина ощутимо разворачивается, сильнее прижимая Фрэнка к окну. Его это мало беспокоит, но он начинает тихо хихикать.       Фрэнк насмехается, когда понимает, что произошло, и говорит:       — О, здорово. Пытаешься обмануть слепого ребёнка? Разве это вежливо с твоей стороны? Я не вижу, признаю, но я знаю разницу между поворотом на 180 и 360 градусов.       — Я сказала тебе, что разверну машину, но я не уточняла, на сколько градусов.       — Истина через двусмысленность. Мило. Мне нравится. Продолжай в том же духе, — говорит Фрэнк, поднимая большой палец вверх, а затем позволяет своей голове прислониться обратно к окну. Ему это действительно начинает надоедать.       — Когда мы будем на месте? — спрашивает Фрэнк минут через десять, хотя по ощущениям прошло несколько часов.       — Ещё немного.       Фрэнк хмыкает и опускается на своё сиденье ещё немного ниже. Езда утомительна, и он не может тратить время на то, чтобы смотреть в окно, потому что он не так уж много и видит через него.       Фрэнк вздыхает, наверное, в тысячный раз за время поездки, и немного ссутуливается на своём сиденье. Он знает, что уже достаточно достал свою маму, но не может удержаться, чтобы не спросить её снова.       — Мам, мы уже приехали?       Она сердито вздыхает, и он знает, что это сигнал замолчать, но это был бы не Фрэнк, если бы он действительно прислушался к нему.       — Мне просто очень скучно. Я не могу наслаждаться пейзажами на дороге, не могу наслаждаться аудиокнигами, которые ты включила. Так что я бы предпочёл, чтобы это закончилось как можно скорее.       — Ты тот ещё фрукт, ты знаешь об этом?       — Только не говори мне, что теперь я отпугиваю собственную мать.       Мать Фрэнка улавливает скрытую грусть в этом заявлении. Она снова вздыхает, но на этот раз печально.       — Фрэнки, неважно, сколько умных замечаний вылетает из твоего рта или сколько раз ты попытаешься свести меня с ума, я никуда не уйду. Я твоя мать и всегда ею буду.       Фрэнк кивает, и она улыбается.       — Угадай что, Фрэнки…       — Мы на месте?       Мать Фрэнка засмеялась и повернула на подъездную дорожку.       — Да, сынок, мы приехали.       — Аллилуйя, — говорит Фрэнк и кладёт руку на дверную ручку, — Я могу открыть дверь?       Он должен уточнять такие банальные моменты, потому что однажды он опрокинул почтовый ящик, зацепив его дверью машины. А ещё помял дверь, когда слишком сильно распахнул её, и она угодила прямо в стену.       — Дорожка чистая, — отвечает она, — Есть немного травы примерно в футе от того места, где ты находишься. Осторожно, дорожка немного под углом.       Фрэнк кивает и осторожно открывает дверь. Он роется в бардачке в поисках своей трости. Она складывается примерно в четверть своего размера, и Фрэнк наконец находит её. Прежде чем выйти из машины, он раскладывает её во всю длину, и затем вылезает наружу, стараясь не удариться головой о крышу. Мгновение спустя он твёрдо ставит ноги, убедившись, что стоит уверенно.       — Налево или направо? — спрашивает Фрэнк, потому что ещё не знает, в какой стороне находится их новый дом.       — Налево.       Фрэнк поворачивает голову в ту сторону и отходит от двери, чтобы закрыть её. Подъездная дорожка выглядит так, будто её давно не ремонтировали, потому что Фрэнк уверен, что в асфальте есть трещины.       — Фрэнк, тебе нужна моя помощь в экскурсии по дому?       — Я сам.       — Ты уверен?       — Да, я уверен. Там ведь нет лестницы? — Фрэнк спрашивает уже, наверное, в миллионный раз. Фрэнк ненавидит лестницы. До жгучего бешенства он ненавидит лестницы. Все лестницы разной высоты, и у всех всегда разное количество ступенек. Одна лишняя ступенька может сильно осложнить ему жизнь. Сантиметровая разница в высоте тоже может поставить его в тупик. Лестницы придумал сам Сатана, Фрэнк в этом уверен.       — Я уже тысячу раз тебе говорила, что нет никакой лестницы, — Фрэнк с облегчением выдыхает, но всё-таки до конца не уверен. В этом доме могут быть лестницы, которые просто не указали в информации о недвижимости. Лестницы — одна из главных причин, почему они вообще переехали. В добавление к этому, растить слепого ребёнка в оживлённом городе было «слишком опасно», а Фрэнк и так «чуть ли не каждый день попадает в пробку». На самом деле он не жаловался, у него не было привязанности ни к старому дому, ни к старой школе, ни к старому городу. Он даже был рад избавиться от людей в этом городе.       — Если там вдруг окажется лестница, я буду просто лежать на полу, когда ты войдёшь, — говорит Фрэнк. Он знает, что его мама пытается вытащить из машины какие-то коробки и прочее. Один из плюсов отсутствия большого количества денег заключается в том, что у них также нет большого количества вещей. Большинство из них они отправили несколько недель назад, так что вещи уже ждут новых жильцов на входе. Это будет забавное препятствие.       — У меня нет ключа, — говорит Фрэнк, когда достигает того, что, по его мнению, является вершиной крыльца. Оно находится немного под наклоном, но не слишком крутым. Достаточно крутым, чтобы скатить по нему мяч, но не слишком быстро.       — Ох, прости, — говорит она, и через секунду он чувствует в руке маленький кусочек прохладного металла.       — Спасибо, — кивает Фрэнк и идёт обратно по подъездной дорожке.       — Там справа от дороги есть поворот, Фрэнк. После него дверь будет прямо перед тобой, — говорит его мать.       — Понял, — произносит Фрэнк и пускает свою трость по дорожке перед собой. Он чувствует, когда трость натыкается на траву вместо тротуара, и поворачивается при этом. Как он и предполагал, дверь оказывается рядом.       — Эй, мам, надеюсь, ты в курсе, что я знаю, что ты прямо за мной, — говорит Фрэнк, — И мне не нравится, что ты считаешь меня недостаточно умным, чтобы понять, что ты там.       — Извини. Я просто волновалась.       — Ну, всё в порядке. Если только там и правда нет лестницы.       — Я тебе миллион раз говорила!       — Тогда у нас не должно быть никаких проблем, — отвечает Фрэнк. Он перебирает в руке ключи и находит правильный способ держать их. Затем он тянется к дверной ручке и через секунду чувствует холодный металл в своей руке. Ему потребовалось несколько попыток, чтобы сделать это правильно, но в конце концов он поворачивает ручку и оставляет ключ в замке.       Фрэнк входит в дом и оглядывается по сторонам в поисках того, обо что он может споткнуться. В доме деревянный пол, что сразу не нравится Фрэнку, но он проходит дальше. Ему больше по душе ковёр, потому что он мягче, и вероятность поскользнуться на нём куда меньше. Первые несколько футов перед ним кажутся безопасными, поэтому он идёт дальше в комнату, пока не упирается в стену. А после идёт вдоль стены, пока не чувствует, что пол меняется на что-то более похожее на плитку. Фрэнк догадывается, что это кухня, и проходит ещё немного вперёд. Звук, который издаёт его трость, когда она ударяется о то, что, вероятно, является духовкой, говорит ему о том, что он не ошибся в том, какая это комната.       — Фрэнк? — спрашивает женщина, и Фрэнк отзывается. — Твоя комната должна быть сразу после кухни, вторая дверь справа. Первая дверь — это ванная. На левой стороне этого коридора есть только одна дверь, и это свободная комната.       — Они все в одном коридоре? — задаёт вопрос парень, и она издаёт утвердительный звук, — А твоя комната где?       — Моя комната сразу рядом с гостиной. Гостиная там, откуда ты вошёл на кухню, прямо рядом с входной дверью.       — Я так и понял, — говорит Фрэнк и осторожно шагает вперёд, чтобы найти комнату, которая, очевидно, теперь принадлежит ему.       — Если ты хочешь, я могу занять свободную комнату рядом с твоей, чтобы быть ближе к тебе.       — Нет! — твёрдо отвечает Фрэнк. Она, вероятно, думает, что он всё ещё хочет, чтобы кто-то был рядом, готовый помочь ему пройти по коридору или что-то в этом роде, но это не так. Он хочет, чтобы с ним обращались так, будто он действительно восемнадцатилетний мальчик, а не идиот с палочкой.       Фрэнк находит комнату и, оказавшись внутри, определяет, где находится шкаф, и находит окно в стене. В углу стены стоит кровать, так как дом частично меблирован. Насколько он может судить, кровать — единственное, что есть в этой комнате. Шкаф небольшой, но у Фрэнка и не так много одежды. В основном она нейтральных цветов, чтобы не подбирать часто разные вещи.       Он слышит, как его мама входит в комнату позади него, и поворачивается в том направлении, в котором, как он уверен, она находится.       — Ну? Что ты думаешь? — спрашивает она. Он слышит, как она включает в комнате свет, но Фрэнк не сразу понимает, что там было темно изначально. Разница в освещении не настолько заметна, чтобы быть заметной глазу.       — Мне не нравится цвет стен.       Его мать долго и тяжело вздыхает. Ему всё же пришлось это сделать. Если бы он не сделал язвительное замечание, тогда он не Фрэнк, а какой-то перевертыш, и его нужно уничтожить на месте.       — Правда?       — Она маленькая, — говорит он. — Но зато без ступенек.!       — Я рада, что тебе так легко угодить.       — Это почти комплимент новому дому, — говорит Фрэнк и подходит к тому месту, где минуту назад, по его мнению, стояла кровать. Он проверяет её высоту на будущее.       — Чувствуй себя как дома, потому что так оно и есть.       — Ага, круто, — отвечает Фрэнк и слышит, как она выходит из комнаты.       Фрэнк думает про себя, что хотел бы он знать, какого цвета стены на самом деле. Он был слишком занят своим цинизмом, чтобы спросить. Он должен был спросить. Однако он не хочет показывать, что ему любопытно.       Фрэнк садится на кровать и осматривается — ну, не совсем осматривается, но суть вы поняли. Он вздыхает и складывает свою трость. Он не собирается покидать свою комнату в ближайшее время. Он слушает, как его мама роняет коробки вдалеке, и грустно улыбается. Ему хочется помочь ей и не допустить, чтобы это обернулось катастрофой.       Фрэнк мечтает снова видеть. Он хотел бы разложить вещи и затем откинуться на спинку стула, удовлетворённо глядя на всё это, но не может. Фрэнк надеялся на то, что сможет снова видеть, и, возможно, где-то в глубине души он всё ещё в это верит, но он не рассчитывает на чудо. Ему интересно, каково это — увидеть в первый раз.       Фрэнк всегда думал о том, чтобы иметь парня, и чтобы, как по волшебству, снова видеть. Не секрет, что Фрэнк больше любит мальчиков, чем девочек, поэтому его мысли о парне не удивляют. Он знает, что никто и никогда не сможет полюбить его. Он не видит, так какой смысл быть с ним? Он не смог бы много готовить, убирать или делать что-то по дому.       Фрэнк всегда представлял себе, как будут происходить ссоры. Например, если его парень расстроится и скажет ему что-то не то. Что-то вроде «но ты слишком глуп, чтобы понять это, видишь?», а потом он вдруг осознаёт, что только что сказал. Фрэнк бы на такое не решился. Фрэнк полагает, что его действительно устраивает одиночество до конца жизни. В конце концов, так будет не больно.       Фрэнк снимает одежду и перекладывает своё тело на кровать поудобнее. Он снимает солнцезащитные очки и кладёт их рядом с собой на кровать. Он оглядывается вокруг, пытаясь уловить цвет комнаты, и вздыхает, когда ему почти ничего не удаётся придумать. Это может быть сочетание цветов или уродливые обои. А может быть, сочетание пастельных тонов, которые с его плохим чувством цвета кажутся белыми. Он сдаётся и закрывает глаза, потому что это только расстраивает его. Фрэнк не успевает опомниться, как погружается в плен сновидений.