Валькирия

      Микаса ставит на стол вытянутый чемодан, нажимает на две заклепки, доставая перед лицом Леви долгожданный футляр с телеобъективом. Действительно, вещь на редкость диковинная. Сделана с особой тщательностью, с темно-серебристым покрытием, тонким байонетом и даже с прикрепленной ножкой.       Оператор точно знал, у кого стоит заказывать технику. С этим объективом они смогут отработать несколько смен подряд, уже независимо от Учебной студии.       Леви одобрительно кивает, и внутри Микасы бушует чувство маленькой победы, соизмеримое с той, когда он отмечал ее навыки. Лично ей он этого не говорил, но раз она все ещё работает под его крылом и никаких жалоб и придирок в ее сторону не поступало, значит, она справлялась отлично.       Аккерман рассматривает на всякий случай технику на свету, хотя в мастерстве Ривза он, конечно, не сомневался. Однако в глаза бросилась одна деталь.       «Отпечатки пальцев? Размером точно больше женских… — Леви немного прищурился, прокручивая объектив. — Димо никогда не трогает оптику перед выдачей.»       — Что-то не так? — прерывает его мысли девушка, видя в его взгляде еле заметное замешательство, чего Леви не ожидал.       Он хотел уточнить у неё, мог ли кто-то ещё трогать объектив, но их перебивает Бозард.       — Сегодня спрашивал у одного пацана, что они там снимают для своего диплома, — сообщает Оруо, накидывая мешки с песком у основания крана, чтобы тот не укатывался. — Мужчина-колхозник возвращается с работы и сообщает двум сыновьям народное придание о том, как Йозеф Гёббельс дарит какому-то охотнику свою трубку, но охотник погибает и трубка оказывается у другого охотника-партизана. Мальчики решают разыскать трубку и подарить ее обратно Геббельсу …       — Но он же категорически против курения, — смеётся Гюнтер. Он уже молчит о самом сюжете. — Вот пройдохи.       — Ну все, значит! Не видать им долгожданной похвалы от комиссии, — с наигранным сожалением отвечает парень. — А как вам антисемитское название другого диплома? «Вечный жид» Это разве не пиз…       — А у Ханджи, кстати, как дела идут? — интересуется Леви, устроив локти на столе.       — У неё ведь там не фильм, а целое исследование… Только команда ноет. Они-то думали, что будут бытовые сценки разыгрывать, а нет.       Эрд заходит в павильон с немного потерянным видом, прикрыв за собой дверь. Сначала он замолкает в присутствии остальных, потом, глубоко выдохнув, смотрит каждому прямо в глаза.       — Эрд, чего ты?..       — Я хотел бы поинтересоваться у всех, кто последний входил в кладовую фонда за материалами. — он заметно поник. — Потому что сцены пять и шесть оказались уничтожены.       Это случилось.       — Ты серьезно? Они точно не просто потерялись?       Джин утвердительно кивнул, раскрыв крышку бобины и демонстрируя всем опаленную плёнку. Команду будто кипятком ошпарили.       Микасе тоже не показалось, это точно та самая бобина, которую она клала на место и видела своими глазами в тот день.       — Кто это мог быть?!Злоумышленники?       Гюнтер уселся на ящик, обреченно схватившись за голову. Ривай обстоятельно подошел ближе, взяв бобину себе. Он растянул пленку в руках — точнее то, что от нее осталось, — и посмотрел ее на просвет, хмурясь.       Очевидно, что присутствующие здесь не имели к этому никакого отношения, хотя, почти каждому в голову стали закрадываться сомнения, а негодование росло ежесекундно. Пленка на основе нитрата целлюлозы была настолько огнеопасна, что бобины запрещалось вносить даже в трамвай. Однако главная ее особенность была в том, что горела она в три раза быстрее бумаги.       — Микаса, разве не тебя Оруо посылал неделю назад в архивы? — осторожно начал Эрд. — Что ты думаешь на счёт этой ситуации?       Аккерман поднялась с места, на удивление, уверенно заговорив.       — Нет, он меня никуда не посылал. Но я сама там оказалась и как раз тогда же со мной там была еще парочка… — девушку перебило негодование остальных парней.       — Ты хочешь сказать, что видела тех, кто решил нам насолить? У нас врагов нет, — деловито заявил Оруо.       — А что насчет ее самой? — донеслось из-за спины. — Скоро ведь подача работ на финальный фестиваль. Она могла специально внедриться в наши ряды, чтобы получить доступ к фильму и избавиться от него, тем самым устранив серьезных конкурентов.       — Точно! Она же там с кем-то из родственников еще фильм снимает, всячески его продвигает. Может, она на все готова пойти…       Микаса ощетинилась, не понимая, откуда взялся такой всплеск негатива. Она и представить себе не может, что она настолько подозрительно выглядела все это время. Их отношения наладились, как ей казалось, и еще недавно она видела счастливо машущего ей рукой Эрда на шествии фонарей.       Кругом только и были видны их напряженные лица, такие, какие были у загнанных животных, готовые в последний момент дёрнуться, при случае хоть одного резкого движения со стороны. Ни в ком не было поддержки. Она боялась увидеть того же у Ривая, но, несмотря на волнение, она все же не могла не повернуться к нему и не проверить. Он же, поймав ее ошарашенный взгляд, только отвернулся лицом в сторону. «Неужели тоже не верит?..»       — Думаете, мне есть смысл так подставляться? Я правда видела двух студентов, одна из них перебирала наши материалы, второй стоял на страже… — она на ходу начинает вспоминать все детали происшествия. Возможно, бобины тогда и впрямь остались нетронутыми, но вот саму пленку могли вытащить и сжечь, позже вернув только ее останки. Райнер как раз бесследно исчез в тот момент, пока она тратила время на разбирательства с блондинкой; он мог легко за эти минуты вытащить пленку из других оставшихся на столе контейнеров.       Почему она тогда не проверила содержимое бобин? С другой стороны, она не могла тогда знать, что именно им было нужно и какую цель они преследовали. Украсть собирались одну, и она смогла остановить их. Но, по всей видимости, им было без разницы, какую из всех оставшихся сцен портить.       — «Если бы и обнаружила пропажу, то как могла бы без свидетеля доказать виновность тех двоих, которые во всей этой истории кажутся детской выдумкой?..» — Девушка решает оставить попытки диалога. В отличие от ее же друзей, она всегда отличалась тем, что старается сразу принять ситуацию, не желая о чем-то договариваться или торговаться.       Ирвин Смит внимательно слушал всех, сосредоточившись в одну точку. Он мог предполагать наличие у него серьезных противников, но только при том условии, если бы хоть кто-то еще знал, что именно и как они снимают. А это доселе находилось в тайне и никак не освещалось. Мастеру был дан на проверку только сценарий, но текст написан так завуалировано, что не каждый мог с первого раза увидеть что-то недопустимое, все это раскрывается не в самом тексте, а позже — уже непосредственно на экране, благодаря изображению. Почему под удар попала именно его работа?       — Ирвин, не молчи, а скажи уже, что думаешь. — Леви ткнул носком туфли в его обувь.       Гаферы никак не затихали, но, нужно отдать им должное, больше не придумывали никаких невероятных небылиц и теорий.       — Я думаю, что мы стали свидетелями интересного инцидента.       — Нам ведь это переснимать вообще-то! Ты о чем?! — вскрикнули парни, уже собираясь идти проверять сохранность остальных материалов, но Ирвин остановил их, возразив:       — Мы можем поменять кое-что в раскадровке и в самом сценарии, не отходя от сути. Я и Леви займемся этим. Необязательно браться за работу заново.       Блондин поправил воротник рубашки, ослабив его пальцем, и пристально посмотрел на своего оператора.       Микаса же продолжала стоять, злая и расстроенная — вот так просто гаферы оставили ее попытку отстоять себя, оставили ее саму. Ей даже на мгновенье показалось, что была задета ее гордость?       Пока что было принято решение подстроиться под случившееся и все силы направить на продумывание нового материала и корректировке старого.

***

      Леви вернулся домой около пяти часов дня, режиссер впервые решил отпустить всех пораньше. После такого непростого происшествия, единственное, чем он планировал сегодня заняться, выполнить несколько упражнений с упором лежа, прогладить любимым утюгом брюки и навести порядок в ящиках.       Сперва он заглянул в небольшой шкаф, что стоял в прихожей, оглядывая его содержимое. На глаза попалась коробочка с гуталином. Отлично, можно в придачу и обувью заняться. Аккерман приносит еще один ящик со всеми принадлежностями в гостевую и смазывает оксфорды ваксой. Благо он жил один и никто не мешал его планам.       — Я знаю, что мы без приглашения, но это важно. — брюнетка стояла на пороге, держа за руку мальчугана, что изредка поглядывал на Аккермана.       Леви на все это просто молча медленно закрыл дверь обратно, только вот женский ботинок образовался в щели, препятствуя.       Ей было важно также удостовериться, что Леви не разозлен. Они просто обязаны будут поговорить.       — Я принесла вам ромашковый отвар, как и обещала, — непоколебимый тон донёсся эхом по лестничной клетке.       — Входи. — он снова окинул взглядом незнакомого мальчика. — Его ты мне тоже отдаёшь?       Микаса прошла вперед, не отпуская руку Йоханнеса. Оба выглядели немного неловко, будто в чем-то провинились.       — Это Йоханнес. Обычно он весь день маячит по городу, подрабатывая газетчиком или чистильщиком. Он сказал, что в этот раз его старший двоюродный брат не вернется к ночи, поэтому я решила, что за ним нужно будет приглядеть какое-то время.       — Ты хоть знаешь, кто такие чистильщики, Микаса? — парень представительно садится на край стола, усмехнувшись. — Наёмные убийцы, что участвуют в местах преступления.       — Нет же! Вы не о том думаете, — операторка сделала бровки домиком, но продолжила: — На улице снова произошло нападение, а он там, как назло, рядом ошиваться любит. К тому же, он беспризорник и у него нет родительского дома.       — Тебя тоже лишили крыши над головой? — он в привычной позе скрестил руки на груди.       — Эрену хоть и лучше, но он все еще может быть заразен, я бы пока не пускала мальчика ко мне, да и Армин уехал навестить своего дедушку.       — Удивительная история. А других подружек, кроме меня, у тебя нет, — добавил Леви, натягивая на руку щетку для обуви, возвращаясь к своему занятию.       — Микасе надо готовиться к сессии! Она будет учиться, а ты пойдёшь со мной играть, — внезапно активировался Йоханнес, качнувшись на носках.       Девушка посмотрела куда-то в пол, а шестилетка времени попусту не терял и уже устроился на диване, дожидаясь того момента, когда им начнут заниматься. Микасу это даже немного удивило, ведь до этого ребёнок казался ей вполне самостоятельным и вряд ли нуждался в постоянном присмотре и уходе. Он дитя улиц, а не родителей.       — Он не будет мешать, — она резко посмотрела в сторону маленького хулигана. — Так ведь? К трём часам ночи окажешься у своего двоюродного брата.       — Хорошо! К этому времени он как раз и заканчивает.       — Чем таким важным он может заниматься весь день и до самой ночи… — буркнула она, не понимая, как можно оставлять ребенка одного, пусть даже с каким-то заработком в кармане. Хотела бы она встретиться с ним лично и провести воспитательную беседу.       Леви удалился в свою комнату, пока девушка занималась в гостиной на полу у небольшого столика. Чуть позже он вернулся с ещё одной бархоткой и разложил на полу «Дейли скетч» трехдневной давности, чтобы не испачкать ничего кругом, пока он полирует щеткой ботинки. По пути заглянул в тему одного из билетов на столе у Микасы.       — Состав чего входит в эмульсию на пленке? — прочитал он вслух.       — Чтобы почернела — галогениды. Йодистый калий и желатин. Ещё в неё добавляют оптические сенсибилизаторы, с помощью них пленка делается чувствительной ко всему спектру, — отчеканила студентка.       — Формулу фотодиссоциации знаешь?       — ArBr плюс V =Ag плюс Br       На этом Ривай почему-то закончил своё тестирование и больше в ее подготовке к сессии никак не участвовал. Вероятнее всего, он хотел этим самым проверить ее уровень. У Микасы же не было в планах втягивать его в это, она хотела самостоятельно погрузиться в билеты, но несколько вопросов оказались действительно скользкими, а некоторые темы требовали долгого разбора. Вот тебе и отличница; что она теперь скажет Саше?       В гостевую проник запах стройки со двора, раззадорив занавески одного из вытянутых окон. До слуха Микасы доносились только шелест оставшейся декабрьской листвы и интенсивное растирание щеткой со стороны парня.       — Следующий вопрос, — скромно начала она, надеясь, что Леви снова сможет присоединиться. — Формула тонкой рассеивающей линзы… Вы помните?       — Геометрическую оптику я учил несколько сотен лет назад.       Девушка затихла, сосредоточив все усилия в свою тетрадь и белый лист с вопросами. Выходило не очень. Если даже не сказать плохо.       — Если так не помнишь, то легче нарисовать само построение. Первым делом определяешь расстояние от предмета до линзы, именуемое «d». — Леви подошел сзади, наклоняясь к столу.       — d может быть любым, — пробубнила она, не понимая, чего ей стало вдруг так тесно под ним. Микаса и не знала, что Леви умеет дышать…       — В случае рассеивающей линзы, если луч распространяется параллельно главной оптической оси, он рассеется таким образом, что его продолжение попадает в передний фокус, — он быстро набросал график на листке операторки, отметив главные точки. Ее серые глаза внимательно следили за его рукой. Запястья были достаточно тонкими, как и сами пальцы. Красивые руки, ничего общего не имевшие с большими ручищами парней с факультета. — По чертежу понятно, что изображение выходит уменьшенным. Его ось и ось предмета ориентированы в одном направлении, значит, изображение прямое.       — Мы не будем рассматривать подобие треугольников? — спросила Микаса, тотчас осознавая, что ее вопрос глуп и неуместен. Было видно, что на ладонях он часто себе натирал, местами даже проглядывали заживающие царапины. Значит, мистер чистоплюй не всегда носит при работе перчатки. Она тоже не редко прищемляла кожу ладоней, в основном, при попытке извлечь технику или закрутить/отсоединить какие-либо детали, отчего иногда ненавидела свое дело.       — Не усложняй, есть способ быстрее и удобнее.       Благодаря своей выдержке, она ни разу не съежилась под ним, наоборот, попыталась взять себя в руки, чтобы поспеть за ходом его мысли. Он же, только отстранившись от неё, повторно и неосознанно отметил для себя тот самый знакомый уже запах. Лёгкий аромат бассейна от волос Аккерман вперемешку с чем-то осенним создавало очень приятное сочетание.       — Вспомнила. Если линза рассеивающая, значит, перед первой дробью один делить на F ставится знак минус. Предмет вышел действительным… это знак плюс. Что тогда с изображением? Оно мнимое, если получено на расходящихся пучках лучей?       — Изображение практически всегда мнимое, если оно проходит через линзу. Другое дело, если линза собирательная, то изображение уже будет зависеть от лучей, либо сходящихся, либо расходящихся. У нас же она рассеивающая, значит, по-любому минус.       Задача была лёгкой, однако все уместить в голове, пусть даже что-то из раздела физики, сегодня девушке было нелегко. Особенно последние темы давались непросто, хотелось спать прямо на месте. А на душе и без того было как-то неспокойно, и все из-за неизвестных ей мстителей.       Очнувшись, в комнате уже был полный мрак, за окном синее ночное небо. Дверь отворяется с характерным щелчком.       Девушка попыталась резко подняться с места, но из-за долгого сидячего положения у неё затекли ноги, порыв оказался неудачным и она лишь завалилась в бок на локоть. Неуклюжая Микаса: Это что-то новое в страницах ее биографии.       — Ты что, все ещё бездельничаешь? — спрашивает Аккерман, добавляя с сарказмом: — Гулять с мелким шкетом одно удовольствие.       Леви появился в гостиной, удерживая навесу мальчугана рукой под живот. Тот явно пытался дотянуться ногами до земли, ибо висеть колбасой в шестилетнем возрасте не очень круто для «взрослого парня»       — Вы гуляли? — Микаса потерла глаза, усаживаясь поудобнее. — Но ведь уже поздновато для этого.       Сладко зевнув, она еле успела отскочить в сторону от летящего в неё сапога. Получилось вполне сносно, хоть ей и пришлось полететь кубарем.       — Не дрыхни, а продолжай подготовку.       Йоханнес захлопал в ладоши, забавляясь зрелищем. Посмотрев на часы, он лишь безразлично пожал плечиками, сообщив, что полтора часа это не так уж и много для ночных прогулок. Микаса с ужасом осознает, что совершенно не помнит момента их ухода, значит, она спала еще до того, как они вышли из квартиры. К тому же, по словам Йоханнеса, до этого они ещё с Леви успели поиграть в слова, и даже в «Джакоба и Мари».       Микаса отчетливо помнит дни, когда она играла во дворе в эту игру. Чаще всего ей приходилось водить с Эреном; им двоим завязывали глаза, раскручивали, и «Джакоб» должен был найти девочку, спрашивая: «Marie, wo bist du?», а сама «Мари» тем временем бегала по кругу и, слыша вопрос, звенела в колокольчик, произнося: «Ich bin hier!», быстро убегая со своего места, чтобы мальчик не смог ее осалить. Она поддавалась ему, и он всегда ее находил, чему она была несказанно рада.       Только вот самой ей редко удавалось его поймать, сколько бы раз не играла. Он всегда казался неуловимым…       Девушка с трудом может себе представить, как это выглядело со стороны Леви и Йоханнеса, наверняка, они немного повздорили на тему того, кто из них будет Джакобом. Почему-то она была уверена, что Леви забрал себе эту роль, не намереваясь убегать девчонкой. А учитывая не слишком просторные комнаты, эти двое наверняка задевали все кругом. Неужели она проспала такое? «Все бы отдала, чтобы увидеть это…»       — Получается…       — Именно. Ты спала около трех часов.       Микаса не стала спрашивать, почему ее не разбудили. Этому есть два объяснения: либо они заигрались, не зная, что их подруга мирно посыпывает носом в стол, либо Аккерман, все же заметивший это, решил дать ей возможность выспаться и не мешать. Но она, по всей видимости, злоупотребила и этим.       «Он видел, как я сплю сидя?.. Надеюсь, это не выглядело смешно…» жар припал к щекам, и девушка медленно приподняла учебник выше, скрываясь за ним.       — О, Мика-Мика! Леви купил мне леденец, хочешь?! — мальчишка подошел к ней впритык, и никакая книга не спасала. — Сначала пробовал я, потом он. Ты ведь не брезгуешь?       Он гордо протянул ей еще поблескивающую от влаги сладость на палочке. Перед Микасой всплыла картина, где Ривай обсасывает леденец, у неё от такого неожиданно для самой себя замурлыкало в животе. О чем она думает?       Сколько она себя помнит, ей никогда не нравилось, когда подруги или парочки кормили друг друга с рук или кто-то предлагал ей еду, вынуждая сказать протяжное «а-а-а». Но, чтобы не расстраивать друга, она все же медленно потянулась вперёд, попробовав лишь кончик розовой завитушки. Йоханесс почему-то решил, что девушка не закончила дегустацию, и в итоге помог ей, одним движением протолкнув весь леденец поглубже в рот. Потом залился детским смехом.       — Я никогда не ел чего-то подобного! Делюсь с тобой самым сокровенным.       — Она не заслужила такой награды, малец.       — Думаешь, ей сначала нужно доделать уроки? — он был явно расстроен, но гостинец все-таки вернул обратно, грубо потянув палочку на себя.       — Прекрати. — она вытерла губы. — Неплохо тебя так балуют.       — Так ведь ярмарки рождественские!.. Они всегда задолго до праздника…       Йоханнес передразнил ее и побежал в соседнюю комнату, минуя раскиданные по полу листки с отчетами и конспектами Микасы, собираясь погрузиться в очередное выдуманное приключение. Леви же прошёл мимо, кладя один из улетевших листков ей на голову.       — Вы оба сговорились? Будто внимания не хватает.       — У меня с тобой только что был косвенный поцелуй. Этого стоило ожидать.       — Я не буду это никак комментировать…       Брюнетка уже не могла смотреть на все эти билеты, но все-таки решила добить последние пять. То и дело, что посматривала на часы, переодически печально вздыхая. Разумеется, она сдаст свою первую сессию, но как же внезапно она подкралась…       — Я вижу, что ты сейчас обеспокоена совершенно другими вещами, — девушка не сразу замечает, что он уже давно сидит за рабочим столом, подперев щеку кулаком. — Сегодня был дерьмовый день, говори, почему в облаках витаешь.       — Вы мне верите? — она поднимает на него голову, все ещё сидя на полу, и в кои-то веки смотря снизу вверх. — Я про то, что случилось с дипломной работой.       Пусть будет так – резко и прямо. Прелюдии в рабочих отношениях это не про нее.       Леви по-началу завис. Операторку, видимо, волновало только его отношение во всей этой истории.       — Лично я думаю, что все члены команды сегодня знатно обосрались. Фокус резко сместился на тебя, но это лишь потому, что друг в друге они просто не способны сомневаться. Тебе просто стоило заранее сообщить о тех людях, а не выдавать такое только сегодня.       — Это значит, что я смогу продолжить с вами проект? — голос становится отчего-то тише. Все не так плохо.       — Никто тебя не прогонял. — кулак державший усталую голову сменяется на две ладони по обе щеки. — Тебе, очевидно, стоит выпить тот ромашковый отвар, что ты принесла сегодня.       Микаса молчаливо убирает прядь волос за ухо, умиротворенно опустив плечи. «Да уж, определенно». Леви хмыкает, и сам намереваясь заварить себе чего-нибудь душистого.       Узенький лифт медленно опускался, вместив в себя полуазиатку и беспризорника. В глазах мальчишки Микаса казалась невероятной, хотя и немного потрепанной; все из-за этой челки и перекинутого через себя абы как шарфа, что под тёплым мутным светом у них над головой приобрёл коричневатые оттенки.       — Даже не думай никуда нажимать.       — Почему?       — Сломаешь что-нибудь и все остановится.       — Ты ещё та трусиха! И зануда, как тот дед. Неужели мы не сможем потом просто выбраться через этот люк? — он указал пальцем наверх. — Ты просто посадишь меня к себе на плечи и все.       — А потом? — операторка прислонилась спиной к стенке. — Ты разве сможешь подтянуть меня к себе?       Йоханнес кивнул, никогда ни в чем не сомневаясь.       Дверцу нужно было оттолкнуть самостоятельно, что он и сделал, выбираясь наружу, когда лифт достиг первого этажа. Вдвоём они прошли половину улицы и девушка поинтересовалась у него, кого он назвал тогда дедом.       — Да этот… Леви твой. — спокойно произнес он. — Дальше я сам пойду, не маленький уже.       — Говорят, что нападения участились. Я не знаю никаких деталей, но чаще всего наказывают за всякие нарушения или запрещённые вещества. Вдруг и ребёнок их чем-то не устроит? — она остановилась, сложив руки на груди. — Твой нерадивый родственник точно не задержится и встретит тебя?       Йоханнес странно покосился на неё, будто не понимая, о чем она. Собственно, ему-то бояться нечего.       Мальчик крепко обнимает ее и прижимается холодной щекой к животу Микасы, отчего та не смеет сдвинуться с места.       — Мика… — он затихает, прислушиваясь. — Твое сердце стучит, я слышу. Раз… раз…       — Сердце не может быть там, — отвечает в своей серьёзной манере девушка. — Тебе пора.       На прощание он машет руками, убегая. Микаса не раз оглядывается назад, перед тем, как скрыться за поворотом.       Вернувшись около четырёх ночи в квартиру, Микаса кладет на комод месячную зарплату, тихо шаркая в тапочках в сторону спальни. Тонкая полоска блеклого света под дверью кухни означала, что никто не спит.       Заглянув внутрь, но не входя полностью, девушка обнаруживает две пары глаз, что уставились на неё, как коты ночью. Доска под ногой немного заскрипела.       — Вот и ты. Присаживайся, — спокойно произносит Эрен, и кубик сахара под его пальцами наполовину превращается в труху.       — Я постою. Чего вы тут делаете? — Аккерман устраивает руки вдоль тела, с трудом сдерживая желание зевнуть.       У Армина выражение лица было такое, будто он сел на кнопку и ему нельзя было вставать.       — Как день провела? — спрашивает зеленоглазый, смотря куда-то в стену.       — Все нормально. Я задержалась, потому что хотела проводить мальчика. Потом он сам решил добежать.       — Все это время ты общалась с ребенком, зная, что нам его не хватало на съемках? — Веки Эрена казались наполовину опущены, что придавало ему отстранённый и до боли отрешённый вид. Микаса внутренне съежилась, понимая, что проболталась. — Впрочем, все это уже неважно.       — Почему? Что-то случилось?       В раковине закапал кран. Аккерман заволновалась, вместе с тем чувствуя, как вокруг их кухонного стола повисла гнетущая пауза. Снова и снова.       — Я как раз хотел поговорить. Армину я уже сказал, теперь ты.       Тело не слушалось, любое ее движение в комнате теперь казалось не реалистичным, как будто ее оглушили. Она решила, что после их беседы первым делом направится проветривать мозги на балкон.       — Я думаю, что в этой академии нам ничего не светит. — видя, что девушка собиралась возразить, он поднял руку кверху, договаривая: — Здесь наш ход только замедляют. Ты убедилась в этом сама, вскрывая всевозможные письма с отказами. Вся эта прогнившая система не нацелена на то, чтобы раскрывать своих учеников и видеть в них настоящих гениев. Мы здесь все станем клонами.       — Но мы столько лет хотели сюда поступить, Эрен. Куда ты пойдёшь теперь? Если продолжать стараться, пусть даже и идя у них на поводу, в конечном итоге мы сможем…       — Я не собираюсь идти ни у кого на поводу! — Йегер повернулся к ней слишком резко, обжигающе полоснув изумрудом своих глаз. — Елена предложила мне работу, где уже все давно схвачено, и нет никаких глупых студенческих ограничений. Она, безусловно, тоже рискует, ведь прекрасно знает, на что ей придётся согласиться, развязывая мне руки.       Микаса перевела взгляд на Армина, чувствуя, как ее веки и ресницы немного увлажнились. Тот с сочувственным видом отодвинул свободный стул, предлагая ей все-таки присесть. Но она никуда не сдвинулась. Единственные две работающие свечи превратились в сгусток воска, прекратив светить.       — Я не понимаю, что плохого в нескольких неудачах… Если дело в системе, то сейчас везде есть цензура и свои требования, мы это знали ещё давно. Никакой план Елены и других старшекурсников тебе не поможет все это обойти.       — Дело не только во мне.       Микаса замолчала, с трудом сдерживаясь. Ей было плохо. Ее начали поедать изнутри. Она приложила столько усилий, чтобы в конечном итоге просто услышать этот фарс?       — Работая со мной, вы лишь натыкаетесь на неприятности. Так что мы не сможем продолжать работать вместе, — четко выговаривая каждое слово в последнем предложении, он сильнее упёрся ладонями в скатерть.       — О чем ты… — девушка ощутила соленый привкус на губах от скатившейся слезы; почему-то других слез больше не появилось.       Арлерт приподнимается, и тон его голоса становится тяжеловеснее:       — Микаса, нас вызывают на педсовет.