Two Time

Дорогой Ваньинь, Не могу передать, насколько мне понравилось наше свидание в прошлую среду, и надеюсь, что совсем скоро мы сможем его повторить. Хотя, конечно, я понимаю, что ты сейчас очень занят учёбой и, зная твою семью, я пойму, если это произойдёт не так быстро, как мне бы этого хотелось. Мои мысли постоянно возвращаются к твоему милому растерянному выражению лица в ответ на моё искреннее и, прошу заметить, совершенно справедливое восхищение красотой твоих глаз и к тому, как они сияли, когда ты показывал мне свой сад. Я горд быть одним из тех немногих счастливчиков, которым ты доверился настолько, что продемонстрировал свой пруд с лотосами. Я знаю, как много значит лотос для тебя и твоей семьи, и то, что ты позволил мне приблизиться к чему-то столь прекрасному, как сад, созданный твоими руками, заставляет меня влюбляться в тебя снова и снова. Я знаю, что это прозвучит дерзко с моей стороны, но, увидев тебя в первый раз, я почувствовал что-то, чего не испытывал уже много лет. Твоя прямолинейность и острый язык могут оттолкнуть многих, но не меня. Для меня это одна из сотни тысяч причин, почему именно ты покорил моё сердце. И пусть другие называют твой характер резким, неприятным, я вижу в этом твою искренность, ведь то, что ты не выносишь лжи и прямо говоришь людям всю правду в лицо, вызывает во мне неподдельное восхищение. Я уже вижу, как, дочитав до этого момента, ты начинаешь громко возмущаться из-за того, что я позволил себе быть по-альфьи прямолинейным и настойчивым в выражении своей привязанности, поэтому, думаю, лучше на этом закончить. Поскольку это письмо — часть официального ритуала ухаживаний, воспользуюсь возможностью напомнить, что по традиции нашу следующую встречу организовываю я. У меня уже есть на примете одно место, но, к сожалению, из-за нашей занятости, придётся перенести дату встречи. Надеюсь, если всё сложится удачно, мы всё же увидимся очень-очень скоро. Уже скучаю по тебе, Твой Лань Сичэнь.

***

— Ваньинь, с тобой всё будет хорошо? Может, мне стоит подбросить тебя на работу? — спрашивает Лань Сичэнь, глядя на своего парня, собранного и готового к выходу. По его лицу видно, как он взволнован и беспокоится о самочувствии Цзян Чэна. — Не волнуйся, Сичэнь, со мной всё будет в порядке, к тому же я уже записался к доктору на эти выходные, — Цзян Чэн не договаривает того, что собирается на приём к врачу сегодня. Он подозревает, что могут означать его симптомы, но намеренно преуменьшает серьёзность ситуации, чтобы согнать беспокойство с лица любимого. Однако он не может избавиться от чувства, что за этими эмоциями альфы скрывается что-то ещё. — Я доверяю тебе, Ваньинь, но, пожалуйста, помни, что твоё здоровье для меня — это самое главное. — Хм-м, господин председатель корпорации Лань, не нужно ли Вам самому уже быть на работе? Лань Сичэнь смеётся и тянется обнять своего возлюбленного перед уходом. — Мне нужно кое о чём позаботиться сегодня, поэтому дядя и Ванцзи подменяют меня. Я говорил тебе об этом несколько дней назад, дорогой. Лань Сичэнь действительно говорил ему об этом? Омега, должно быть, забыл, ведь на него в последнее время столько всего навалилось: помощь брату и отцу, собственное «недомогание» — скорее всего, он просто пропустил тот момент, когда его альфа напоминал ему про свой выходной. — Наверное, я забыл об этом. Вернусь ближе к семи, а может, даже позже. Не жди меня, — Цзян Чэн обнимает возлюбленного в ответ, и на лице того появляется лёгкая улыбка. В последнее время они оба очень заняты, поэтому, что неудивительно, немного отдалились друг от друга, но Цзян Чэн уверен, что, когда на их годовщине он поделится со своим любимым ошеломляющей новостью (разумеется, после того, как это подтвердит доктор), они разделят счастье и восторг поровну. И всё будет как раньше, даже лучше. — До встречи, мой дорогой Ваньинь. Пожалуйста, пообещай мне заботиться о себе. В тот момент он ещё не знает, что его парень вложил в эту фразу несколько иное значение, и то, что это будет последний раз, когда он услышит голос Сичэня на протяжении долгого периода времени.

***

Воспоминания о вчерашнем дне накрывают Цзян Чэна с головой; а ведь он надеялся, что сумеет хотя бы на чуть-чуть удержаться от мыслей о Лань Сичэне. Ведь всё было очевидно, не так ли? Все признаки налицо. Даже слепой догадался бы, к чему всё идет. Но только не он. Он вздыхает и вздрагивает от резкого звука за спиной: толком не проснувшись, он уже понимает, где находится. Было бы наивно полагать, что то, что произошло вчера — просто недоразумение, глупая шутка, и Лань Сичэнь вовсе не планировал порвать с омегой. Но, как и ожидалось, никаких пропущенных звонков или сообщений от одного вполне конкретного альфы. Это всё — жестокая реальность. Ты не понимаешь намёков? Он ушёл и больше не хочет иметь с тобой ничего общего. Прекрати так отчаянно искать ответы, которые нужны лишь тебе одному. Цзян Чэн остервенело потирает лоб, надеясь прогнать все эти безрадостные мысли. — Пожалуйста, сейчас не время об этом думать, только не сейчас, прошу. Он переводит взгляд на руку брата, которая крепко обвивает его талию во сне, притягивая ближе, согревая, и решает, что самое время вставать. — Вэй Усянь, — тихо зовёт он, слегка пихая омегу локтём в бок, — пора вставать. Он знает, что его брат совсем не ранняя пташка, и до того, как тот выпьет свою утреннюю чашку кофе, от него нельзя добиться никакой адекватной реакции. — Который час? — хриплым ото сна голосом спрашивает старший. — Уже девять. Мы проспали, Вэй Усянь. Большинство людей уже с семи на ногах, бодрые и активные. — Брось, братишка, мы с тобой никогда не были жаворонками, к чему начинать сейчас? — широко улыбается Усянь, игнорируя очередной тычок под рёбра от брата. — Ну, хотя бы потому, что я голоден и сейчас я — твой гость, поэтому изволь поднять свою задницу и приготовить мне и своей будущей племяннице или племяннику завтрак. — Ладно-ладно, на этот раз ты выиграл, мэймэй. Я приготовлю для вас что-нибудь лёгкое. Братья всегда ценили те редкие моменты досуга, которые могли провести вместе, ведь работа и общая занятость каждого не позволяли им наслаждаться такими моментами слишком часто. Вэй Усянь всегда мечтал открыть магазин музыкальных инструментов и преподавать музыку детям, и, с небольшой помощью мужа, у него получилось это сделать. Цзян Чэн был искренне рад за брата и, конечно же, всегда был счастлив оказать ему любую посильную помощь, но сейчас он не мог избавиться от мысли, что, возможно — всего лишь возможно, — если бы он не проводил столько времени, помогая старшему омеге, они с Лань Сичэнем до сих пор могли бы быть вместе. — Разве тебе не нужно на работу? — спрашивает Цзян Чэн, покончив с завтраком. Его желудок последние несколько дней воспринимает пищу по утрам уже с бóльшим энтузиазмом, хотя тошнота всё ещё даёт о себе знать время от времени. — Я уже попросил Вэнь Цин присмотреть сегодня за магазином и сообщил отцу, что тебе всё ещё не совсем хорошо, поэтому до конца этой недели ты не сможешь выйти на работу, — отмахнулся Вэй Усянь, домывая посуду. — Минутку, дай мне только закончить с уборкой, и сразу же позвоним А-Цзе, хорошо? Цзян Чэн кивает и уходит собираться. Сегодня ему нужно выбрать что-то из вещей Вэй Усяня. Не сказать чтобы он разделял вкусы старшего в одежде — всё же броские и вызывающие чёрно-красные наряды были не в его стиле, — но оба понимали, что возвращаться в квартиру, которую Цзян Чэн столько лет делил с Лань Сичэнем, сейчас не самая лучшая идея. Вскоре они были готовы отправиться к дому старшей сестры. Цзян Чэн понятия не имел, как Цзян Яньли отреагирует на новости, которыми он собирался с ней поделиться: она была не из тех, кого легко разозлить, но, если уж это случалось, даже он её немного побаивался. Всю поездку нервы Цзян Чэна были натянуты как струна, и его напряжение легко выдавали дрожащие колени. Заметив это, Вэй Усянь ободряюще стиснул руку Цзян Чэна, и лишь после прикосновения брата омега смог более-менее взять себя в руки. Подъехав к дому, они вышли из машины. Сестра радушно встречала их у дверей, но Цзян Чэн смог заметить проблеск беспокойства за привычным теплом её глаз. — А-Лин, поздоровайся с дядюшками. А-Лин, очаровательный годовалый карапуз с широкой беззаботной улыбкой на лице, с радостью выполнил просьбу матери. Ему нравилось, когда приезжали его дядюшки, ведь каждый раз избалованный малыш получал двойную, а то и тройную дозу внимания и ласки. — А-Лин, как ты вырос с нашей последней встречи! Признавайся, ты был хорошим мальчиком и не создавал никаких проблем своим родителям? — В ответ малыш хихикнул и захлопал в ладоши. — Он сегодня сделал несколько шагов самостоятельно. А-Лин, сладкий мой, мама так тобой гордится! А-Сянь, А-Чэн, разувайтесь и проходите скорее, я уже успела по вам соскучиться. Цзян Яньли посторонилась, давая братьям пройти. Она должна была признать, что неожиданный утренний звонок от брата с просьбой увидеться в ближайшее время немного встревожил её. Она чувствовала, что что-то случилось, и взволнованный тон Вэй Усяня только усиливал её подозрения. — Спасибо за то, что нашла время встретиться с нами сегодня, А-Цзе. У нас для тебя важные новости, и чем скорее ты это услышишь, тем лучше, — серьёзным тоном проговорил Вэй Усянь, следуя за сестрой в зал, который её муж-павлин называл «малой гостиной». — Всё что угодно для вас двоих. А-Лин, солнышко, сделай мне одолжение и поиграй со своими игрушками, пока я разговариваю с твоими дядями, хорошо? — с этими словами Цзян Яньли ссадила своего сына с колен на ковёр, откуда уже через мгновение малыш бодро пополз к лежащим на полу игрушкам. — Всё ли с вами в порядке? Особенно с тобой, А-Чэн. Тебе нездоровилось уже долгое время и, хоть я и предполагаю, что ты уже был у врача, но всё же? — Цзян Яньли смотрела на братьев, расположившихся на диване напротив, с беспокойством. От её взгляда не ускользнуло то, что младший омега нервничает, хоть и пытается этого не показывать. — А-Цзе... Я узнал, что я на седьмой неделе беременности. Но вчера кое-чт... — О Боже, А-Чэн, это такая прекрасная новость! А-Лин, сынок, ты это слышал? Мой хороший, скоро у тебя появится братик или сестрёнка! А-Чэн, милый, ты, наверное, вне себя от радости! Вы с твоим замечательным парнем станете самыми лучшими родителями на свете, я в этом уверена! Ты планируешь обрадовать его на ваш юбилей? Пожалуйста, сделай это, это лучший подарок, о котором только можно мечтать! Наконец-то вы свяжете себя узами, больше никаких отговорок. Я знаю, что для этого вы ждали особенного момента, и вот он наконец-то настал. А-Чэн, мой дорогой, как же ты меня порадовал своими новостями! Цзян Яньли, словно маленький метеор, преодолела расстояние между собой и младшим братом и крепко сжала его в объятиях. Это же такая радость, тогда почему голос Вэй Усяня по телефону был таким напряжённым? Она поцеловала брата в лоб и счастливо рассмеялась. Её младший братишка наконец-то создаст собственную семью, о которой так долго втайне мечтал. — А-Сянь, ты, наверное, тоже в восторге от такого сюрприза! Теперь и у А-Юаня появится маленький др... — А-Цзе, — поспешил прервать сестру Вэй Усянь. Ему ужасно не хотелось быть грубым, но сестра должна была узнать про события, которые предшествовали этой новости. — А-Цзе, прости, что перебиваю, но ситуация, в которой оказался А-Чэн... Всё немного не так, как ты думаешь. Я тоже очень рад известию о том, что у нас появится ещё один племянник или племянница, но это не совсем то, почему мы здесь. А-Чэн? Цзян Яньли повернула голову к младшему омеге. Если даже беззаботный А-Сянь начинает говорить серьёзно, значит — за всем этим кроется нечто совсем не радужное. Уголки её губ немного опускаются, но счастье, которое поселилось в её душе при известии о беременности брата, пока ничто не омрачает. Без лишних слов Цзян Чэн вынимает из кармана бережно сложенную записку и протягивает сестре. По мере прочтения на гостиную опускается мёртвая тишина. Омега напряжённо вглядывается в лицо Цзян Яньли и замечает, как постепенно на нём отображается смесь разочарования с гневом. Дочитав, она молча протягивает записку назад и на мгновение в её глазах мелькает что-то странное, что-то, чего Цзян Чэн не может понять, но всё исчезает до того, как он успевает задать хотя бы один вопрос. — Он собрал все свои вещи и ушёл, пока я был на работе, поэтому я не успел ему рассказать. А-Цзе, как ты? С тобой всё в порядке? — Цзян Чэн бережно сжимает ладонь сестры в своих и замечает, как в уголках её глаз начинают собираться слёзы. Она смотрит на него в ответ, и по её лицу начинают скатываться первые слезинки. — Нет, со мной не всё в порядке, А-Чэн. Со мной, определённо, далеко не всё в порядке, наоборот. Этот паршивец заплатит за то, что бросил тебя, прекрасного омегу и просто замечательного человека. Он не понимает, чего лишился, но, будь уверен, мы заставим его ответить за всё. Мы не позволим ему скрыться от ответственности. Она никогда не была особенно близка с Цзинь Гуанъяо, более того, когда тот улыбался ей, Цзян Яньли всегда чудилось что-то лукавое, притворное, спрятанное за фасадом благопристойности. Слишком много раз в этом году она подмечала то, как часто тот останавливал свой взгляд на Лань Сичэне, пытался завести с ним разговор при любой возможности. Последние несколько месяцев, заглядывая к мужу на работу, она не могла не отметить и то, как часто эти двое общаются между собой. Но поскольку около года назад Цзинь Гуанъяо занял важный пост в компании своего отца, она не придавала этому особого значения, ведь была уверена, что их общение связано исключительно с рабочими моментами. — А-Цзе, пожалуйста, пока не говори об этом никому, даже своему мужу, хорошо? Нам всё ещё нужно сообщить о беременности Цзян Чэна Мадам Юй и дяде Цзяну, а их реакцию предугадать сложно. К тому же есть ещё Лани. — Сказать по правде, Вэй Усянь никогда не видел сестру в таком гневе, обычно она не теряла самообладания даже в разгаре самых жарких конфликтов. — Я… я ничего не скажу, если тебе так будет лучше, А-Чэн, но мне бы действительно хотелось серьёзно поговорить с мужем и узнать, что же творится в голове этого омеги, раз он возомнил себе, будто бы ему по силам разрушать чужие семьи, а особенно — семьи моих близких. По крайней мере, Цзысюань, вероятно, может знать несколько больше, чем мы, — Цзян Яньли спешно стёрла с лица слёзы и постаралась улыбнуться подошедшему сыну, заскучавшему от игры с конструктором. Подняв А-Лина на руки, она крепко прижала его к себе, стараясь успокоиться, чтобы не пугать ребёнка непривычными эмоциями. — Пожалуйста, потерпи немного, А-Цзе. Мне всё ещё нужно рассказать обо всём матушке, а уж она, скорее всего, не захочет, чтобы эта новость обсуждалась вне семейного круга, — напомнил сестре А-Чэн. Он совсем забыл: на следующих выходных мать настоятельно просила присутствовать на семейном ужине. Она считала своим долгом время от времени организовывать такие встречи, чтобы всегда быть в курсе того, что происходит с её домочадцами. Хотя ей бы больше подошло слово «контролировать». — Хорошо, я обещаю ничего не предпринимать, пока ты не расскажешь родителям обо всём, что посчитаешь нужным, — тихо ответила Цзян Яньли, укачивая сына. — Точно, на следующих выходных матушка пригласила нас в гости, не так ли? Значит, мы все сможем присутствовать при этом. Однако обо всём потом. А-Чэн, родной, я хочу напомнить тебе, что ты всегда можешь на меня рассчитывать. В любой ситуации, что бы ни случилось, я всегда буду рядом, на твоей стороне. Пожалуйста, не забывай об этом. Цзян Чэн переводит взгляд на брата и благодарно улыбается им обоим сразу. — Я знаю, А-Цзе. Ты и Вэй Усянь... Пусть вся эта ситуация, в которой я оказался, и далека от идеала, но всё-таки я счастлив, что у меня есть вы. Ваша поддержка дорогого стоит, и я искренне это ценю. — И действительно, пусть Цзян Чэн и по уши в дерьме, но то, что сестра и брат сейчас с ним и всем сердцем пытаются ему помочь, согревает его изнутри. И он почти забывает, что с ним произошло. Почти. Тяжело полностью забыть об измене своего парня, когда под сердцем ты носишь его ребёнка. — Не стоит даже упоминать об этом, братишка, — Вэй Усянь ободряюще похлопывает его по спине и улыбается сестре. — Не сомневайся, мы заставим Лань Сичэня заплатить за всё. Его поступкам нет оправдания. Ты со мной, А-Цзе? — Абсолютно, А-Сянь. А-Чэн, я уверена, что А-Сянь уже говорил тебе об этом, но я хочу, чтобы ты хорошенько запомнил мои слова. Ты абсолютно ни в чём не виноват. В этой ситуации нет и быть не может твоей вины. Если кто и виноват, то это тот альфа, имени которого больше не будет произнесено в этом доме, и маленький мерзавец Цзинь Гуанъяо. И если Лани или Цзини задумают тебя в чём-то обвинить или что-нибудь тебе сделать, сначала им придётся иметь дело со мной и А-Сянем. Им всем крупно повезло, что я сейчас не могу оставить крошку А-Лина. В противном случае, я бы уже призвала Гуанъяо и его отца к ответу. И не важно, тесть он мне или нет, вполне вероятно, он тоже мог приложить к этому всему руку, поэтому я так просто этого не оставлю. Цзян Чэн тянется к сестре, сидящей с племянником на руках, за объятием и вскоре ощущает, как ещё одна пара рук сзади заключает его в тёплый кокон любви и поддержки, укрывая от невзгод внешнего мира. Он знает, что ему неимоверно повезло с такими братом и сестрой. К сожалению, есть ещё два человека, которым он обязан будет сообщить эти же новости, и он подозревает, нет, он знает, что их реакция будет далека от той поддержки и понимания, которые омега получает от людей, присутствующих в этой комнате. Цзян Чэн не испытывает ни малейшего энтузиазма при мысли о предстоящем семейном ужине — будь его воля, он бы никогда там не появлялся. Но выбора у него нет. Поэтому сейчас он просто позволяет себе забыться в любви и поддержке самых родных людей, а там — будь что будет. После откровенного разговора Вэй Усянь, пообещав скоро вернуться, с опаской отправляется к дому бывшего председателя корпорации Лань и по совместительству двоюродного деда А-Юаня — Лань Цижэня. Ему нужно забрать сына от ворчливого старика, который боится признать вслух, насколько ему нравится проводить время со своим внуком. На самом деле, ему всё равно, что там говорит и думает этот занудный старикашка — он боится выдать тайну Цзян Чэна, ведь, что ни говори, а старший Лань всегда был очень проницательным. Ради А-Чэна. Я делаю это ради А-Чэна. Просто забери сына и уходи. Не нарывайся и не подшучивай над ним как обычно. Не дай этому старому хрычу заподозрить, что что-то не так. В имении Цзинь Цзян Чэн, тем временем, развлекает племянника, пока сестра готовится к выходу. После прибытия Вэй Усяня с сыном все отправляются по делам. Никто больше не вспоминает о ситуации Цзян Чэна и не обсуждает предстоящий разговор с родителями, наоборот, все пытаются вести себя как обычно, зная, что следующая неделя может изменить всё. Поэтому единственное, что остается — попытаться насладиться затишьем перед бурей в той мере, в какой это вообще представляется возможным.

***

Неделя пролетает настолько быстро, что Цзян Чэн подозрeвает, что кто-то наложил на него проклятие, заставляющее ощущать дни минутами, а часы – секундами. Впервые в жизни Цзян Чэн не может справиться с одиночеством, поэтому остаётся у сестры. Он сейчас не способен даже думать о том, чтобы вернуться в их с Сичэнем квартиру хотя бы для того, чтобы собрать свои вещи, поэтому он просит Усяня сделать это за него. Даже в мыслях омега не может заставить себя вернуться туда, где всё пропитано им. Надеюсь, у Лань Сичэня хватит совести не приводить свою новую омегу в нашу квартиру? Пожалуйста, он же не может быть настолько жестоким, правда? Цзян Чэн пытается выбросить эти мысли из головы и ждёт, пока Вэй Усянь приедет забрать их с сестрой на семейный ужин. В машине старшие омеги пытаются отвлечь младшего от мыслей о неизбежном разговорами ни о чём. Они с тобой. Твои брат и сестра не оставят тебя, как это сделал кое-кто. Что бы ни случилось, они всегда будут на твоей стороне, всегда поддержат тебя. Но нельзя сказать то же самое о твоих родителях, правда ведь? — Ну что ж, мы приехали. Давайте покончим с этим, — решительно выдыхает Вэй Усянь, выруливая к подъездной дорожке. — А-Чэн, не забывай, что ты не один. Мы с А-Цзе тут и мы с тобой. Цзян Чэн кивает и помогает сестре выбраться из машины. Он безумно благодарен старшим за то, что они без слов приютили его у себя в тот момент, когда он был наиболее уязвимым, и проявили уважение к его решению держать всё в тайне. Насколько он знал, даже его беззаботный братец-идиот не сказал своему альфе ни слова. Более того, Вэй Усянь даже спросил своего мужа о том, где сейчас находится его брат, на что получил как всегда лаконичный ответ: «Брат в командировке. Не сказал где». Когда Усянь рассказывал ему об этом, его глаза пылали яростным огнём: — Для кого-то, кого считают образцом благоразумности и благочестивости, этот альфа слишком часто думает членом вместо головы. Но на данный момент впервые за всю эту долгую неделю Лань Сичэнь не был тем, кто безраздельно владел его мыслями и вниманием. Гораздо больше Цзян Чэна волновал собственный ребёнок и то, как к нему и к ситуации в целом отнесутся его родители. Ведь, как ни крути, их мнение и поддержка (зачастую отсутствующая, впрочем) сейчас были гораздо важнее бросившего его альфы. Младший омега позвонил в дверь, и уже через мгновение Цзыдянь, телохранитель их семьи, открыла дверь, сдержанно, но тепло улыбаясь пришедшим. Они не виделись уже достаточно давно, но Цзян Чэн всегда ощущал себя комфортно в её присутствии; к тому же, за столько лет службы все давно воспринимали её больше как члена семьи, чем наёмного работника. — Молодой господин Цзян, молодой господин Вэй, молодая госпожа Цзян, добро пожаловать. Ваши родители приготовили для вас замечательный ужин, — Цзыдянь отступила, позволяя всем пройти, обращая особое внимание на детей. Её внимательный взгляд на мгновение задержался на маленьком наследнике семьи Цзинь и проследил за тем, как сосредоточено малыш возится с манжетами своей рубашки. Следуя за небольшой компанией в гостиную, она осторожно сделала глубокий вдох и уловила едва заметное изменение в запахе молодого господина Цзян. Короткое «ох, неужели!» проскользнуло в её голове и, не сдержав короткой улыбки, бета без труда поняла, что происходит. Как только члены семьи расселись по своим местам, приготовившись к ужину, женщина покинула комнату, чтобы тут же начать выбирать подарок для наследника семьи Цзян. — Давненько мы уже не собирались все вместе в этом доме по поводу, который бы не касался дел компании, — с добродушным смешком выдает Цзян Фэнмянь, окидывая приветливым взглядом входящих в гостиную детей с внуками. — Ты прав, отец. Мы просто не могли упустить возможность разделить этот семейный ужин с тобой и матушкой, — ласково отвечает Цзян Яньли, обнимая обоих родителей по очереди. После того как приветственные церемонии были окончены, все рассаживаются по местам и начинают обсуждать последние новости. Цзян Чэн надеется, что этот ужин никогда не закончится; каждый раз, когда он бросает взгляд на часы на стене, младший омега впадает в состояние, близкое к панике. Но вот, ужин подходит к концу, и Цзян Чэн понимает: вот он – момент истины. Он прочищает горло, привлекая внимание родителей. — Отец, матушка, я должен вам кое о чём рассказать, — Цзян Чэн боится того момента, когда родители услышат о его беременности. Обычно такие новости — то, что воспринимается с восторгом, но он даже не надеется на это. Всё дело именно в матушке, не так ли? Представь, насколько она будет разочарована в тебе. А отец? Отцу, вероятно, плевать, но это всё равно заденет тебя до глубины души. — Что такое, А-Чэн? Тебе уже лучше? — В голосе отца слышится искреннее беспокойство, но омега не может оторвать взгляд от матери — лёгкий прищур глаз и выражение лица, готовое перерасти в осуждающее, независимо от того, хорошие новости сообщит её сын или плохие. — Я… я беременный. Уже восьмая неделя, — еле заставляет себя выговорить Цзян Чэн, не поднимая глаз, чтобы не видеть реакции Мадам Юй. Даже так он чувствует, как пронзительный взгляд матери рыскает по его лицу, пытаясь заглянуть в самую душу. Этот пристальный взгляд с оттенком осуждения преследует его с самого детства. — Поздравляю, А-Чэн! Я уверен, что вы с Лань Сичэнем будете образцовыми родителями! Что вы думаете по этому поводу, моя госпожа? — вполне благодушно реагирует отец, но Цзян Чэн-то знает, что всё не так просто. Он вспоминает, в каком священном восторге был Цзян Фэнмянь, когда впервые взял на руки А-Юаня. И конечно же, ничто не могло остановить его от организации масштабного праздника для своего любимого «сына» в честь создания новой семьи, ведь так важно отдавать должное тому, что принесёт радость в жизнь пары. Не в меньшее восхищение привело его и рождение А-Лина. Деньги никогда не были проблемой для семьи Цзян, поэтому его появление на свет встретили не менее помпезно, чем рождение первенца семьи Лань. Цзян Чэн не огорчался и ни в коей мере не завидовал брату с сестрой, но сейчас он больше всего на свете боялся, что из-за его ситуации к его ребёнку отнесутся совсем не так. Больше всего на свете он не хотел, чтобы к его малышу относились с пренебрежением или равнодушием только потому, что его папа не смог удержать рядом с собой альфу. Будешь ли ты гордиться этим своим внуком, отец? Или мой ребёнок удостоится лишь пары вежливых слов перед тем, как приличия позволят тебе выйти из комнаты, чтобы провести своё время с более достойными твоего внимания А-Лином и А-Юанем? — М-м-м, поздравляю, Цзян Чэн. — Сухой ответ матери на его откровение и то, что она предпочла использовать официальное «Цзян Чэн» вместо домашнего «А-Чэн», дали ему понять, что после того, как брат с сестрой будут отправлены по своим комнатам, его ждет разговор с матушкой наедине. Не то чтобы он этого не ожидал. Я делал всё, что мог, матушка. Я правда старался изо всех сил. Пожалуйста, молю тебя, только не отказывайся от моего малыша лишь из-за того, что я недостоин называться твоим сыном! После того как со стола всё было убрано, брат и сестра выходят из столовой бок о бок с младшим, пытаясь незаметно заслонить его собой от недоброго взгляда Мадай Юй. Вэй Усянь особенно не желает оставлять Цзян Чэна в его положении наедине с этой женщиной. Он не раз испытывал её гнев на себе, и, хоть старший понимает, что мать не посмеет поднять руку на своего беременного ребёнка, он также не понаслышке знает о том, какой бывает её реакция на любые новости, которые могут запятнать честь семьи. — А-Ли, Вэй Усянь, возвращайтесь в свои комнаты. Нам с Цзян Чэном необходимо обсудить его беременность. Наедине, — её тон не терпит возражений, поэтому старшим ничего не остаётся, как пожелать доброй ночи и неохотно оставить мать и сына наедине. — В кабинет. — Она разворачивается и, кивая мужу, чтобы тот подошёл, начинает подниматься по лестнице. Мадам Юй не сомневается, что Цзян Чэн следует за ней. Её спина идеально ровная, а пурпурные одеяния лишь подчеркивают царственность и величественность её фигуры. — Итак, А-Чэн, поведай нам о реакции своего альфы на это известие? Я предполагаю, что он уже в курсе всего, так как его день рождения был совсем недавно. Или ты планируешь сообщить ему об этом через несколько дней на вашу годовщину? Что из этого? — Как только он закрывает за собой дверь, на него обрушивается шквал вопросов от матери. Вот он — момент, когда ему придётся признаться родителям в своём провале как омеги. Помни, Цзян Чэн, хороший омега всегда должен уметь удержать альфу рядом с собой. Даже такой, как ты, может справиться с таким простым зданием, не так ли? — Моя госпожа, наш сын выглядит измотанным и, наверное, хочет побыстрее вернуться к своему молодому человеку. Скорее всего, Лань Сичэнь уже зна... — Глупости, Фэнмянь. Я хочу услышать это от своего сына. Вперёд, Цзян Чэн. Цзян Чэн понимает, что это бесполезно — пытаться уйти от её вопросов и пристального взгляда: Юй Цзяюань всегда знает, как получит то, чего хочет. Зачем ты спрашиваешь меня о том, что уже знаешь, матушка? Ах да, точно. Она хочет, чтобы ты сам это признал. Ну давай же, скажи это. — Лань Сичэнь, он... не знает о ребёнке. Ты была права, матушка. Я не смог удержать его рядом с собой, — со стыдом выдыхает омега, опустив голову. Он не хочет, а точнее, просто не может вынести разочарование на лице отца — частого, впрочем, гостя при общении с ним, или ярости и уничижительных слов матери, после которых что-то болезненно сжимается внутри, заставляя вновь и вновь поддавать сомнению целесообразность самого существования такого ничтожества, как он, на этой планете. — Ты никогда не был достаточно хорош для него, Цзян Чэн. Я не раз говорила тебе об этом, и что? Ты даже не смог удержать его рядом с собой до того, как вы сформировали узы! Посмотри на себя, ты просто никчёмный, никудышный омега. Тебя выставили за порог, где тебе, впрочем, самое место, но ты хоть подумал, как это может отразиться на имидже нашей семьи? А-Ли и даже этот бесполезный Вэй Усянь замужем за приличными альфами и воспитывают детей в браке, но что скажут люди, узнав о тебе и твоем позорном положении?! Что я, как мать, не смогла воспитать тебя достойно! Общество осудит тебя, и правильно сделает, но из-за тебя тень падёт на всю нашу семью! Все будут с презрением обсуждать то, что наследник семьи Цзян не смог удержать альфу даже своей беременностью, что для них будет ещё одним доказательством твоей ничтожности как омеги! — всё больше распалялась Юй Цзыюань. Цзян Чэн даже не думал о том, чтобы рассказать матери об измене Лань Сичэня, она и так с видимым трудом сдерживала себя от более яростного и материального проявления своего гнева. — Госпожа! Пожалуйста, будьте более сдержанны в выражениях! Пусть наш сын и остался без альфы, но всё же, независимо от обстоятельств, он беременен, поэтому мы должны войти в его положение и попытаться проявить к нему сочувствие, поддержа... — Поддержать? Когда это ты в последний раз проявлял поддержку? Нет-нет, Фэнмянь, в этот раз я не стану мириться с неомежьим поведением своего сына. Цзян Чэн, ты опозорил свою семью, и я этого так просто не оставлю, ты слышал меня? Мы никому не будем рассказывать о твоей ситуации, и ты со своим ребёнком будешь спрятан от глаз публики до достижения им определённого возраста. Наша семья не станет посмешищем из-за тебя, поэтому семьи Цзинь и Лань не услышат о тебе ни слова! Ты не смог стать нормальным омегой и посмотри, что ты на нас навлёк! — Его мать не срывается на громкий крик только потому, что брат с сестрой находятся за стенкой с детьми, а иначе весь дом слышал бы все подробности его позора. Он переводит взгляд на отца, всё ещё лелея крошечную надежду на то, что тот заступится за него перед матерью и оспорит хотя бы то, что ему придётся скрывать своего ребёнка ото всех, если не его право сохранять свободу передвижения. Но вместо этого он слышит слова, которые разбивают все его иллюзии и подчеркивают то, что он со своей беременностью будет лишь обузой для своей семьи. — Мы продолжим этот разговор завтра. А сейчас возвращайся в свою комнату, А-Чэн. Тебе нужно отдохнуть. Понимая, что разговор закончен, Цзян Чэн стремительно выходит из кабинета, стараясь не перейти на бег, и из последних сил пытается не расплакаться. Дверь его комнаты закрывается за ним ровно в тот момент, когда слезы начинают струиться по щекам. — Почему я всегда недостаточно хорош? Буду ли я достаточно хорош хотя бы для тебя? Пожалуйста, хоть ты не отвергай меня. Ты — единственное, что у меня осталось… — потерянно выдыхает Цзян Чэн, обращаясь к своему ещё не рождённому ребёнку и выпуская более горькую версию своего обычного запаха лотосов и дождя. Его рука неосознанно ложится на живот и начинает его поглаживать. Он не замечает того, что не один в комнате, пока чьи-то руки не обнимают его со спины. Успокаивающий запах корицы с лотосом разливается по комнате, пока второй неизвестный, так же, как и первый, притаившийся до этого в тени, подходит к Цзян Чэну и бережно помогает ему подняться с пола, усаживая омегу на кровать. — У тебя есть мы, А-Чэн. Никогда не забывай об этом. Ты не один, — мягко произносит нежный женский голос. — Мы всегда будем на твоей стороне. Мы — твоя семья, — вторит мужской. Сестра и братья даже не подозревают, что их разговор слышит ещё один человек, притаившийся за стеной. Ранее Цзыдянь так же подслушивала разговор Цзян Чэна с родителями и, откровенно говоря, была разочарована реакцией своей госпожи. У неё никогда не было собственных детей, но она уже давно считала этих троих своими родными. И если хоть кто-то осмелится причинить им боль, она сделает всё, чтобы защитить их и покарать виновных. С этими мыслями бета тихо отошла от дверей и направилась в свою комнату, начиная обдумывать дальнейшие действия. Нужно узнать об этих Ланях больше. Молодой господин Цзян явно чего-то не договаривает о Лань Сичэне. Как по мне, в их разрыве что-то нечисто.

***

Уважаемый Лань Сичэнь, Перестань быть таким бесстыжим, придурок! Какое ещё свидание, это был обычный церемониальный обед с целью получше узнать друг друга! У тебя, похоже, действительно нет тормозов, раз за десять минут нашего ланча ты умудрился засыпать меня комплиментами. Ты не мог подождать, пока я, по крайней мере, закончу показывать тебе мой сад? Честно, иногда я сомневаюсь, что твой дядя смог вложить в твою голову хоть какие-то правила приличия, судя по твоему поведению, когда ты рядом со мной. К сожалению, наступает пора экзаменов, я и уверен, что тебе не нужно об этом напоминать. Я понимаю, что ты скоро выпускаешься, поэтому у тебя появится больше забот, но если у тебя возникнет желание повторить то, что ты назвал «свиданием», я буду свободен приблизительно через три недели. Когда-нибудь я тоже застану тебя врасплох, Лань Сичэнь, так же, как и ты меня сегодня. Даже притом, что ты альфа, не смей думать, что ты на голову выше меня. Поэтому будь готов, первый молодой господин Лань, никогда не знаешь, с какой стороны прилетит мой ответный удар. Пока ещё не твой дорогой, Цзян Чэн.

***

Смотрите в следующей серии: «Цзян Чэн, не потрудишься ли ты объяснить мне, почему мой племянник покинул город?»