Тремор в косах

Мирное и уютное раннее утро застрелил достаточно громкий звук падения какой-то мебели у соседей сверху. Возможно, это была тумбочка или что-то другое, но мозг Рэтчета принял этот звук за совершенно иное. Короткий, но стремительный взрыв, после которого мелькнула мысль: "лишь бы наших не задело". Это чувство всё поглощает, впитывает в себя. Везде дым и гар, от которого ты кашляешь, как при туберкулёзе, и глаза будто бы слезятся ядом, а не солёной влагой. Тёмная пелена не даёт ничего увидеть, в ушах – пульс истеричным набатом стучит, пытаясь порвать перепонку, и выскочить вместе с ошмётками лопнувшего сердца. И при этом полный вакуум, отсутствие звуков и невозможность дышать. И абсолютно бесполезные попытки понять собственное местоположение, но дезориентированность оказалась сильнее. Лишь истеричные мольбы в голове, чтобы хоть кто-то нашёлся, звучат чётко и громко. Хоть кто-нибудь... Кажется, тогда он в первый раз оказался на поле боя, и тогдашняя реакция на происходящее ему бы показалась забавной. Привыкнуть к такому невозможно и не вышло бы, но он научился абстрагироваться от происходящего и просто делать, что должен и как должен. Теперь, когда его выкинуло в это воспоминание со всеми подробностями, ему больше не смешно ни в коем разе. Сонный взгляд, которым он смотрел на подранную стенку кухни, которую тепло заливал утренний солнечный свет, теперь остекленевший. Перед глазами – тёмная пелена, а лёгкие фантомно сдавило от гари, что, кажется, слоями осела на них. Где-то на фоне упала кружка, которую мозг воспринял, как скрежет металла. В это же время перед глазами возникло лицо Прайма. Кажется, он что-то говорил или орал – из-за шума разобрать не мог. Чувствовалась крепкая хватка на плечах, затем его несильно встряхнули. Две картинки – воспоминания и реальности – смешались в одно, накладываясь друг на друга. — Рэтчет, ты сейчас дома, со мной, – наконец-то послышался шёпот Оптимуса, и удалось сконцентрироваться на его обеспокоенном взгляде. – Это закончилось. Война закончилась. Стук, два, три: сердце в темпе рвало грудную клетку. Рэтчет сделал судорожный вдох и, по ощущениям, едва ли не упал со стула, но надёжные объятия удержали. Рэтчет впился в спину партнёра пальцами, рубашку едва ли не рвал, но Прайм лишь молчал. Дыхательные упражнения, о которых пришлось себе сейчас напоминать, понемногу помогали. Но глаза открыть теперь было страшно. Кажется, он закрыл их в момент падения, чего так и не случилось. Может, чуть позже. Он не знал. Но чувствовал, как надёжная, крепкая ладонь сейчас перебирала пальцами его волосы, что наверняка струились по полу оттенками янтаря на свету. Как они оказались на полу, он тоже не помнил. Но сжимал домашнюю рубашку Оптимуса в ладонях. Это немного помогало прийти в себя. — Рэтчи? – тихий шёпот Прайма где-то над ухом звучал, как отдушина. – Помочь встать? Рэтчет шумно выдыхал и жмурился до появления белых пятен перед глазами, прежде чем крайне медленно поднял веки, что подрагивали. Расплывчато, но он видел их кухню. Голые, местами ободранные стены без обоев, которые они планировали переклеить как раз... Сегодня. Чёрт. И уже планировали, в какой магазин поедут за новыми... Поглаживания Оптимуса и ощущения его ласковых пальцев меж прядей казались настолько естественными, что Рэтчет практически тут же заметил пропажу этого. Прайм, придерживая его, медленно поднялся сам и вынудил так же встать на ноги и своего партнёра. Рэтчет сам стоять был не в силах, поэтому был премного благодарен, когда ему помогли сесть на стул. Как и раньше, он будто бы сторонний наблюдатель, и только ощущение лёгкой тошноты и стыд напоминали о том, что это не так. — Я мог бы и сам, – собственный голос звучал для Рэтчета так, будто бы он не пил воды неделю. Стоящий на корточках Оптимус поднял на него взгляд, но скорее на автомате продолжил двигать по полу тряпкой, которой вытирал пролитый чай. — Куда уж тебе, – Прайм тяжело выдохнул и продолжил своё дело. Рэтчет кусал щеку со внутренней стороны и опустил взгляд на свои руки, которые уже мелко подрагивали. Отличный способ понять, что все их планы накрылись медным тазом. По его же вине. Оптимус перемещался по кухне и выжимал жидкость в раковину, прежде чем выкинул почти прогнившую тряпку в мусорку. Рэтчет лишь слышал звук заполняемого водой стакана и поднял на партнёра жалостливо-умоляющий взгляд. Дрожь в руках теперь скрыть не удавалось. — Пей, – Прайм поднёс стакан ближе к его лицу. Рэтчет несмело подался вперёд и сделал мягкий глоток, потом ещё и ещё один. Живительная влага понемногу помогла почувствовать себя лучше. Отстранился от полупустого стакана он с облегчённым вдохом. Губы Оптимуса тронула лёгкая улыбка. — Помочь с волосами? – Прайм явно сдерживался от того, чтобы его улыбка оставалась на грани приличности. Если желание шутить проснулось, то, значит, всё приходило в норму. Но это не мешало Рэтчету с недовольным хмыканьем отвернуться от него, прежде чем кивнуть. Руки, сложенные на коленях, сейчас вряд ли были способны держать хотя бы волосок достаточно надёжно для того, чтобы он не упал. Расчёска в руках Оптимуса казалась столь же естественной, как и его умение держать оружие или, в их реалиях, кухонный нож. Движение мягкие и лёгкие – от того, как он расчёсывал волосы, боли и дискомфорта не было никогда. Хотя, помнится, он сильно нервничал, когда Рэтчет впервые доверил ему заплетение волос. Сейчас же Рэтчет лишь чувствовал, как плетёная ярко-рыжая коса постепенно спускалась, струилась по спине. Прайм научился управляться с его волосами, наверное, лучше него самого, и такой маленький ритуал стал чем-то совершенно привычным. Но Рэтчету мало удалось сконцентрироваться на столь позитивных мыслях. Дрожь в руках, по ощущениям, скоро в остальные конечности перешла бы, а там и тело пробила бы. Рэтчету выть хотелось от своей полной беспомощности. И невольно крупно вздрогнул, когда к его спине прижалась массивная грудь, твёрдая ладонь сжала его руку, и лёгкий поцелуй почувствовался на полуобнажённом из-за растянутой футболки плече; накрыл губами созвездия родинок. И тёплое дыхание ближе к коже пробрало, выбило все негативные мысли. — Я рядом. Запомни это, ладно? – интимный шёпот ближе к уху, и новый поцелуй, уже на шее. Рэтчет жмурился, смаргивая слёзы, и коротко кивал, пытаясь дрожащей рукой сжать его ладонь.