Ты мне доверяешь?

××К××

Следующие пара недель проходят в уже ставшим привычным режиме. Мы с Крессидой давно закончили аранжировку нескольких песен, которые годами хранились в моём блокноте. Не представляю, каким образом, но Эффи уговорила меня показать их свету. Таким образом появился мой первый небольшой музыкальный альбом. Эффи с Хеймитчем занимаются его раскруткой, но говорят, что после того, как Финник шепнул что-то прессе на каком-то из своих интервью, это особо и не требуется. Моё имя, а точнее псевдоним, за который так зацепилась Эффи благодаря тексту одной из песен, теперь на слуху у всего Капитолия. «Сойка» — так меня называют. Эффи в настоящем восторге, щебечет о моём успехе постоянно. Сегодня она должна познакомить меня с каким-то местным стилистом, который займётся моим имиджем и стилем, потому что по словам бывшей мисс Тринкет: «Звёзды в протёртых штанах с неба не падают». Я не совсем поняла, что она имела в виду, но портить настроение этой как никогда оживившейся женщине не хотелось, и я сделала вид, что рада, что меня разукрасят как ещё одного городского попугайчика. К тому же у меня и самой была не одна причина для радости, а целых две. Второй я радовалась даже больше. Хеймитч сумел выбить для Пита контракт с каким-то жутко престижным агентством. Его картины настолько затронули души (если таковые имеются) местных ценителей красоты, что за него чуть ли руки не отрывают. Пит сам не ожидал такого ажиотажа вокруг своего, как он говорил «простого» искусства, что до сих пор пребывает в некотором обескураживании, когда даже я начала мало помалу смиряться с моей нарастающей славой. Я и вправду смиряюсь. Одна простая истина помогла мне кое-что понять. Я могу заниматься тем, что по-настоящему люблю и зарабатывать при этом неплохие деньги. Могу дать Прим любое образование, любую жизнь, которую она только захочет. И ведь для этого нужно только терпеть то, что львиная доля капитолийцев совсем не так понимают смысл заложенный в мою музыку. Но им нравится, а мне это только в плюс, к тому же музыка успокаивает. Так что теперь мы с Крессидой заключили контракт на постоянной основе, мне очень комфортно с ней работать, и я не готова променять её на кого-нибудь, с кем придётся по новой строить мосты. Довольно много времени я провожу в компании подруг. Джоанна и Энни кажутся мне такими разными, но при этом мы все слишком хорошо ладим, что иногда даже эта мысль кажется мне приторной. Энни готовится к приближающейся свадьбе, лихорадочно выискивая недочёты общей программы. Джоанна помогает ей с организацией, подыскивают нужных для той или иной услуги людей, персонал и прочее. Моя же помощь состоит в поддержке, как я думаю. Но рыжая часто спрашивает у меня моё мнение, просит совета в оформлении. Я обещала спеть им на свадьбе, она очень просила, когда они первым делом услышали мою музыку. Джоанна кричит теперь, что она моя фанатка номер один и заказала себе футболку, на передней стороне которой изображена Огненная Сойка, и дефилирует теперь в ней передо мной и вообще везде, где только можно. Я каждый раз громко смеюсь, видя придуманное ею лично изображение, очень умело составленное из двух моих теперь имеющихся прозвищ, которыми Джо любит меня называть. Всю картину омрачает, пожалуй, только мои так и не улучшившиеся отношения с Гейлом. Сначала он долго не выходил на работу, ссылаясь на болезнь и больничный. Я долго пыталась его навестить и поговорить, но он ни в какую меня не впускал. Не знаю, правда ли он заболел после того, как я оставила его под проливным дождём, или просто не мог на меня смотреть, но сейчас мы снова работаем вместе, хотя почти и не разговариваем. Нам не очень уютно наедине, и я испытываю словно какую-то вину перед другом, хотя и не понимаю за что. Я просто отстояла своё мнение и чувства. Между нами ещё много невысказанного, и когда-нибудь это придётся решить. Сейчас мы с Эффи едем к тому самому стилисту, который якобы должен сделать из меня красавицу и сменить мои протёртые штаны на что-нибудь супер-дорогое, изысканное и, скорее всего, кожаное. Женщина сидит за рулём своей машины. — Как там Пит? — сладким голоском интересуется Эбернети-Тринкет, прекращая щебетать что-то на предыдущую тему, но я почти и не слушала. При упоминании имени Пита я тут же оживляюсь и отвлекаюсь от созерцания раскрашенных улиц. — Прекрасно. Рисует. Пит теперь рисует всегда и везде. Его картины, законченные и только начатые оставлены буквально повсюду: у него в квартире, в кабинете на работе, даже в моей спальне. Он приходит к нам иногда на ужин, а после всего нескольких поцелуев, которые он только и позволяет ему дарить в моей спальне, потому что рядом мама и Прим, Пит — чаще всего — озарённый новым вдохновением принимается за картину. Чистые холсты и краски он оставил у меня уже после второго такого озарения. Говорит, что я его муза. А я каждый раз краснею и смущённо прячу глаза. Никогда никто не говорил мне, что я вдохновляю на что-то, а теперь это происходит практически постоянно. Но я безумно рада, что почти каждую свободную от меня и работы минуту он проводит за этим делом. Рада, что его картины больше не отражают мрачность, они яркие и насыщенные, в них я вижу его любовь, его страсть и его радость. Они действуют и на меня. Или же это сам парень по-прежнему так одурманивает. Что бы это ни было, я это принимаю и готова отдавать в ответ. — Это отлично. Уже совсем скоро, расширив свою коллекцию до нужных размеров, мы сможет устроить ему его первую выставку. Тогда пойдут первые заработки. Разве не прелестно? — Ещё как, — с деланной важностью отвечаю я. — А скоро пойдут и твои. Господи, надо же как мне повезло. Возвести к небесам сразу два таланта! Так ещё и пару. Представляешь, какие у вас будут детишки? Я давлюсь воздухом и, кажется, забываю, как правильно нужно дышать. Эффи моего состояния не замечает, внимательно следя за плотным потоком машин, а я принимаю решение отмалчиваться, не желая развивать эту тему. О детях я не то, что не думала, я не думала даже о том, чтобы начать о них думать. — Эм, кажется, эту улицу мы уже проезжали, — незадачливо констатирую я, указывая пальцем в окно. Точно. Помню, что уже проезжали мимо этой статуи перевернутого человека. — Ах, и не говори, — вздыхает женщина. — В первый раз я пропустила нужный поворот, пришлось сделать круг. Хорошо, что мы выехали пораньше и по графику не опаздываем. Ты же знаешь, как я не люблю выбиваться из него. Ничего не отвечаю, только сердобольно закатываю глаза. Эффи такая Эффи. Мы паркуемся у площади почти в центре города, усыпанную разными бутиками, витрины некоторых из них украшены вполне мило, других же безвкусно и даже агрессивно. Семеня на небольших каблучках, стройная блондинка ведёт меня к одному из входов внутрь. Прежде чем оказаться внутри, успеваю прочитать вывеску «Ателье мод Цинны». Оказываясь в богатом и роскошном помещении, тут же падаю духом, снова представляя, что из меня сотворят. Мысленно готовлюсь ко встрече с пузатым расфуфыренным капитолийцем, но передо мной оказывается совсем обычный мужчина лет тридцати пяти, может, больше, с красивого цвета шоколадной кожей. Одет он по местным меркам довольно просто, чёрная строгая — если не считать настежь расстёгнутого воротника — рубашка, поверх которой такой же жилет и чёрные с кожаными вставками брюки. Только лишь золотая подводка вокруг его зелёных глаз с такими же играющими на свету золотыми крапинками говорит о его принадлежности к местному обществу. — Значит, это и есть та самая Сойка? — дружелюбно спрашивает он. — Просто Китнисс, — я протягиваю руку для рукопожатия, но вместо того, чтобы ответить мне, мужчина аккуратно целует тыльную сторону моей ладони, повторяя своё имя в ответ. В этом жесте нет ничего романтичного или интимного, потому что то же самое он проделывает и с Эффи, и я понимаю, что это просто его обычное воспитание и манера общения. За первые минуты он успевает впечатлить и удивить меня, так что я уже не уверена в том, что буду ненавидеть его. Возможно, мы даже подружимся. И убеждаюсь в этом практически сразу же. — Слышал, помимо Сойки, тебя зовут Огненной девушкой? — Это всё моя подруга, — сообщаю я, закатывая глаза. — Она называет меня Огненной Китнисс, даже футболку себе такую сделала, а остальные подхватили. — А мне нравится. Тебе к лицу огонь, жар, пламя, так и вижу, — он прикидывает что-то в своей голове, жестикулируя руками, как иногда делает Пит, когда пытается сообразить какие пропорции соблюсти, чтобы фигура на рисунке получилась пропорциональной. — Ты не боишься огня, Китнисс? Отрицательно мотаю головой. — Хорошо, тогда у меня уже есть несколько идей, позволишь? Цинна держит в руках измерительную ленту, чтобы сделать мерки фигуры. Я киваю, и он приступает. Эффи скачет рядом и ахает, заглядывая в тетрадь мастера. — Дорогая, да ты поправилась. А во всём Мелларк виноват. Я ошеломлённо смотрю на неё, боясь и представить, о чём она там подумала. — Закармливает тебя в этом своём ресторане, ещё небось и сам постоянно что-нибудь печёт? Щёки заливает предательский румянец, который я стараюсь спрятать, потому что она совершенно права. Только он переступает порог нашего дома, Прим бросается на Пита с просьбой испечь какие-нибудь булочки, а он не может ей отказать, потому что знает, что я их тоже люблю. У него дома я теперь бываю реже, а вот на работе встречаемся часто, он и там не преминет запихнуть в меня что-нибудь. Еду. Конечно еду. Я заливаюсь краской ещё сильнее. — Прекрасно. Через неделю встретимся уже на примерку, предоставлю тебе несколько разных вариантов фасонов на выбор, — сообщает Цинна. Хватаюсь за возможность. — Через неделю? Разве можно успеть сшить что-то за неделю? — Непосредственно шитьём я не занимаюсь, для этого у меня есть швеи. Моё дело только придумывать, и уже сейчас в моей голове роятся десятки прекрасных идей, значит, дело только за тем, чтобы перенести их на бумагу, чем я сейчас и займусь, пока группа подготовки займётся твоими волосами. — Волосами? — моё лицо вытягивается. — Да, волосами, лицом, ногтями, не переживай, ничего радикального, стандартные процедуры по уходу. Они с Эффи уводят меня в соседний бутик, который как будто специально оказывается салоном красоты, и усаживают за туалетный столик, ярко подсвеченный лампочками по всему периметру зеркала. В помещении появляется насмешливого вида троица. Две совершенно разные девушки, одна тощая, как спичка, другая дама довольно пышная, с ними мужчина оранжевыми кудряшками. — Мне нравится твоя коса, тебе очень идёт, — говорит Цинна, распуская мои длинные тёмные волосы. — Спасибо, — тихонечко улыбаюсь я. Мне никогда не доводилось сидеть в чём-то подобном и отдавать свой внешний вид на растерзание чьим-то рукам. — Дорогая, у меня есть идея, — вдруг вокруг начинает виться Эффи. — Помнишь, как-то в кафе мы видели девушку с такими яркими оранжевыми прядями в волосах? Может, сделать тебе что-то подобное? С сомнением смотрю на неё, переводя взгляд на Цинну, размышляющего над новой идеей. Неуверенность в том, что я вообще хочу что-либо менять в себе скользит по моему лицу, и стилист, прочитав это выражение, предлагает мне свой вариант. Следующие несколько часов меня переводят из одной комнаты в другую. Заставляют принимать душистые ванны. Кожу то растирают, то скрабируют. В лицо снова и снова втирают какие-то крема, мази и масла, не успевают предыдущие ещё окончательно впитаться. Ощипывают как курицу не только на лице и ногах, но и по всему телу. Кожу саднит, но худенькая девушка, которую зовут Вения, быстро протирает её каким-то лосьоном и неприятное ощущение исчезает. Волосы тоже то и дело намыливают и промывают, используют какие-то бальзамы и маски. Ещё несколько часов я провожу на кресле, уже чуть ли не зевая. Октавия в это время приводит мои ногти в порядок, оставляя на них узор в виде языков пламени. Не слишком броский, так, что мне даже нравится. А я в это время как можно ненавязчивей разглядываю её светло-зелёную кожу. Моя внешность не претерпела сильных и значительных изменений, но они всё же есть. Недаром я столько часов терпела непрекращающуюся болтовню о последних новостях Панема и восхваления своей смелости. Для них кто-то выбившийся из Дистрикта, завоёвывающий всеобщую любовь, это нонсенс, нечто необычное, новое и явно невероятное. Мне оставалось лишь поддакивать, кивать и иногда вставлять какие-нибудь фразочки, на подобии: «А вы видели, в чём на прошлом своём показе был Финник?» и я могла молчать, отключившись от всеобщей болтовни и погрузившись в собственные мысли ещё как минимум на полчаса.