Попаданка в фем!питер

      Короче, остальные годы до 1712 прошли у меня интересно. Сейчас расскажу, как:              Во-первых, меня всё-таки заставили научиться писать, и делать это пером оказалось крайне неудобно, уж эти перьевые ручки…              Во-вторых, меня заставляют теперь много читать. Нет, это, конечно, интересно, учитывая, что телевизоров и телефонов в ближайшее время не предвидится, но зачем вы мне романтические истории подсовываете? Они мне совершенно не интересны. Нет, я, конечно, понимаю, что девочки в основном любят такое читать, но я — нет. Когда я читала «Войну и мир», мне больше нравилась часть о войне, нежели о мире. Все мне советовали для того, чтобы легче прочитать это произведение, пропускать моменты сражений, так как они неинтересны, а балы гораздо интереснее для девочек, битвы — для мальчиков. Тьфу на вас!              В-третьих, моего учителя зовут Эдуард Швайбер. Честно признаюсь, имя я с первого раза не услышала, а то бы запомнила, потому что Эдуард — это Эд, а Эд — это Эдисон. Мой любимый канал на YouTube — это Эдисон Перец. Так что, если бы я была более внимательна, то быстро бы запомнила его имя, по крайней мере.              В-четвертых, меня заставили выучить французский язык. Я его не люблю, он картавый, но хоть спасибо, что не английский — его я не люблю ещё больше.              В-пятых, я всё-таки выбила для изучения мой любимый язык из иностранных, то есть немецкий. А что? Тут у меня и немец под боком есть, и для будущего пригодится: с Петром III поговорить, чтобы он меня понял; Берлин, когда первый раз брать будем; да и с Калининградом потом общаться. Так что этот язык для меня принесёт больше пользы, если, конечно, я на него не обозлюсь после блокады. Брр… Как про неё вспоминаю, аж дрожь берёт, и ведь ничего с этим не поделаешь, только смириться.              В-шестых, я скоро увижу Москву! Я не знаю, почему так радуюсь, но мне определённо хочется его увидеть, пусть даже он не слишком будет рад моему обществу.              Мне реально кажется, что его знают и видели все, кроме меня.              А когда мне Пётр Алексеевич (я уже привыкла его так называть) вечером сказал, что завтра приедет Москва, и вышел из моей комнаты, то я правда начала прыгать и бегать по комнате от радости. Как я только не начала визжать от радости?              И как меня Маша в таком состоянии успокоила, я тоже не представляю. Вот она, бедная, намучилась, я же ей покоя вообще не давала. У меня ни одного спокойного дня не было. Так что мне её искренне жаль. Она мне нравится, как няня, не ругает меня почти, или ей меня нельзя ругать. Не ругать меня нельзя, я же тогда разбалованной вырасту. Меня пару раз отчитывали за моё поведение, но делали поблажки всё равно.              Короче, я была вне себя от радости.