Удерживая огонь

Восседающая на краю кормушки ворона ткнулась клювом в пшено, с присущей всему её виду жадностью хватая больше зёрен. Чёрное оперение лоснилось и блестело на льющихся через окно солнечных лучах. Кончики пальцев подошедшей женщины застыли в дюйме от птичьей головы. Всё, что ей требовалось – заглянуть в эти глаза-бусины, впрочем, она понимала, что там увидит. Так или иначе, следила за ними уже достаточно долго. Порой ничего не получалось – особенно при попытках присмотреться к взрослому. Она сразу поняла, что он не человек, даже не повидавшись с ним лично. Кто ещё мог так же чутко находить “тонкие” места? Дети же – другое дело. Присмотреться к ним проще, они не так внимательны и опытны, однако сомнения в их природе зародились так же быстро, как и в сопровождающем их мужчине, исчезающем и появляющемся незаметно и неуловимо. Да, мальчишки не могли похвастаться такой же осторожностью, взять хотя бы погоню за зверем, едва ли хотя бы отчасти принадлежащему к миру людей. Впрочем, тем же лучше, верно? Нечеловеческая природа открывала для неё возможности. Но как ими воспользоваться – совсем другая история, ведь все пути вели к крови, густота и природа которой являлась как благословением, так и проклятием.

***

Данте было безрадостно. Прошедшие с момента поимки злосчастного богла три дня тянулись вязкой каплей смолы. Несмотря на успешный конец приключения, Модеус снисходительности не проявил, но и прибивать не стал. Вот только провалиться под землю захотелось и без отчитываний – сначала от бесконечно разочарованного взгляда, коим наставник их наградил, а потом от занятий. Гоняли их с такой интенсивностью, будто с минуты на минуту в мир людей самолично прорвётся Мундус. Мышцы ныли от нагрузки, голова напоминала собой готовый взорваться в любой момент воздушный шар, и всё же, ничто из этого не волновало его по-настоящему. Вергилий до сих пор дулся. Поначалу Данте полагал, что злость неизменно отойдёт после хорошей заварушки – тем более, у него самого всегда было так же, – но когда постарался поговорить, тот отвернулся, всем видом показывая, что общаться им не о чем. Тут-то покой и потерялся. Неужели всё из-за того, что он наговорил ему в церкви? Так это же была чистая правда – прислушайся к нему брат, неприятностей бы не произошло. Нет, на отказ от намерений он не рассчитывал, но вдвоём можно было по крайней мере понять, где допущена ошибка. Ах да, конечно, Вергилий не ошибался – он просто стратегически лажал. Под ногу попался маленький камешек, тут же негодующим мальчиком подобранный и отправленный в полёт, завершение траектории которого пришлось в окно близстоящей машины. К сожалению, не пустой. – Ты что творишь, пацан?! – гладкая, как яйцо, голова владельца, разразилась криками. Данте прикусил внутреннюю сторону щеки – неловко получилось; он этого не планировал, – и шмыгнул за угол. Будь здесь Верг – точно бы предупредил, что на улице кто-то есть, но он предпочёл остаться во временном убежище. Дурак. Все приставания им подчистую игнорировались, так что оставалось отправиться бродить по окрестностям в одиночестве. Даже Модеус, и тот вновь ушёл по безмерно важным делам, и отсутствие тренировок вместо шанса перевести дух приносило смертную скуку и непреодолимое желание лезть на стенку. Чтобы не опуститься до этого, Данте развлекался как умел. Жизнь в маленьких городках – палка о двух концах. С одной стороны, всё мило и приятно, вокруг лес, поют птички, не нужно тратить уйму времени на передвижения из одного его конца в другой. Соль второй стороны же в том, что ничего по-настоящему здесь не происходило, а Хэллоуина приходилось дожидаться. Сетовать на это – дело тоже гиблое. Не в их положении ставить наставнику условия переезда. Модеус выбирал места по какой-то одному ему понятной логике, им же оставалось только подчиняться. Послонявшись по улицам ещё немного в надежде чем-нибудь себя занять, Данте почти отчаялся, но удача ему улыбнулась. На сей раз обнаружилось даже не приключение, нет. Гораздо лучше. В местном парке нуждающимся раздавали еду. В основном овощи – что не удивительно, – и, самое главное, совершенно бесплатно. Под нуждающегося сойти было легче лёгкого в видавшей виды кофте и стоптанных кроссовках, которые с недавнего времени ещё и жать начали. Засада, конечно, но можно перетерпеть. Обувь, в отличие от прочих шмоток, стащить труднее. То же самое и с овощами – в смысле, их тоже приходилось терпеть – здесь он вообще никогда не жаловался, быстро свыкнувшись с правилом “ешь что дают”. Не существовало никаких гарантий, что раз тебе что-то перепало сегодня, так же будет и завтра. Толпа вокруг импровизированного прилавка, за которым хозяйничала пара дородных мужчин, собралась немаленькая. Данте пришлось постараться, чтобы подобраться поближе, уклоняясь от локтей и неловких телодвижений всех тех, кто, по идее, изо всех сил голодал, но на деле выглядел ничуть не хуже остальных горожан. Тут-то в голове и зародилась завистливая догадка: причина наверняка в том, что в Литл-Рок нет по-настоящему нуждающихся – местные просто пытались избавиться от распродажных остатков. Ему удалось раздобыть пять штук золотистых, но уже начавших покрываться гниловатыми пятнами, груш. Если налечь на них сейчас, испортиться не успеют. Более того, неплохо бы вернуться да взять ещё что-нибудь. Вот бы иметь запасную пару рук, а то вполне реальная с ним никак взаимодействовать не желает. Но не настолько же Верг идиот, чтобы отказаться от возможности поесть? Может, из-за неизведанной волшебной силы еды даже наконец соизволит забыть об обиде. Решив, что попытаться стоит, он добрался до их убежища – комнатушки в подвале местного мотеля, престарелая владелица которого явно в прошлом имела с Модеусом какие-то дела. Разумеется, никто не стал просвещать их, какие именно. Четырёх стен для жилья хватало. Перепрыгивая через ступени ведущей вниз лестницы, Данте добрался до двери, кое-как дёрнул на себя ручку и… едва ли не столкнулся со стоящим на пороге Вергилием нос к носу. Тот инстинктивно отступил – прям воплощённая настороженность. Хватило доли секунды, чтобы на его лице снова появилось начавшее мозолить глаза недружелюбное выражение. Данте не стушевался. Почти. – Там, в центре, еду раздают, – таскать что-то съедобное становилось для него традицией, – вместе сможем набрать больше. Пойдёшь? Почему-то показалось, что сейчас брат снова задерёт нос до небес, отвергая саму возможность взаимодействия, но тот просто кивнул. Ни слова больше. Если поставить Верга лбом ко лбу с тысячей баранов, ещё неизвестно, кто кого переупрямит. Впрочем, он, Данте, ему в этом не уступит. По дороге к парку выдерживаемое между ними расстояние – расстояние вежливого невмешательства, – пару раз практически младшим нарушилось, но стоило только подойти поближе, попробовать схватить близнеца за запястье или просто открыть рот в намерении заговорить, как последний стремительно оказывался на всё той же дистанции, угрём выскальзывая из рук. Вишенкой на торте становился взгляд, которым можно было потушить извергающийся вулкан и жгучее желание идти на примирение. По итогу Данте смотрел куда угодно, но не на второго мальчишку. Например, на деревья, кроны которых с приближением к парку приобретали всё более правильную форму. Рассматривать их и то интереснее, чем свою-чужую хмурую рожу. На ней, по крайней мере, точно нельзя увидеть нечто сине-зелёное, ромбоподобное, с запутавшимся в ветвях длинным, подвязанным цветными ленточками хвостом. Воздушного змея он впервые увидел в семилетнем возрасте, когда какие-то ребятишки выбрали местом для запуска окрестности особняка. Тогда им с Вергом удалось к ним прибиться и даже на пробу змея запустить, но близость проводов электропередач сыграла злую шутку, едва не доведя всё до трагедии. Больше тех ребят он не видел, а матери, все уши которой прожужжались воздушными змеями, оставалось лишь сочувствовать. Благо, идея фикс вылетела у него из головы достаточно быстро. Сейчас, глядя на попавшего в ловушку цветастого красавца, он вспоминал об оставленной в прошлом мечте. Ни с того ни с сего свернув с намеченного пути, Данте взял курс к дереву, запоздало замечая у ствола знакомую фигуру. Разношенный свитер, забавно торчащие в разные стороны пружинки рыжих волос – как тут не узнать парнишку, приложившего руки (причём, буквально) к поимке шустрого адского кота? – Он твой? – лицо обернувшегося на отклик мальчика удивлённо вытянулось, словно он и не ожидал снова встретить случайного знакомого. – Это вы? – судя по скользнувшему за плечо взгляду, Вергилий всё-таки пошёл следом. – Ну да, мой… или, скорее, уже принадлежащий парку и гнездящимся здесь птицам. Он вздохнул, неловко почёсывая макушку пятернёй, и только абсолютно бесчувственный не понял бы его расстройства. – Нужно залезть и достать. Разве это проблема? – Всё не так просто. Данте ещё раз глянул на чужие руки, кажущиеся тоненькими спичками даже под свободной одеждой, самостоятельно ответив на образовавшийся следом вопрос. Пожал плечами. – Ты чего? – взволнованно позвал его мальчик, но его никто не слушал. Данте выбирал удобные места, выступающие суки, а затем и ветки, чтобы забираться всё выше. Ближе к вершине ствол удобно раздваивался. Младший, подтянувшись, уместился как раз посередине, упираясь ладонями в древесину. Змей находился чуть правее. Можно было дотянутся до него, перенеся вес и подцепив пальцами слегка деформировавшийся из-за столкновения с деревом каркас. Хорошо, что обошлось без действительно масштабных повреждений. Выпутав зацепившийся за ветки хвост, Данте уже собрался сигануть на землю прям откуда сидел, но в последний момент передумал. За себя он не волновался, но вот змея такой прыжок мог доломать. – Я его сейчас спущу. Эй там, внизу, принимайте назад своё сокровище! Сползая чуть ниже, он приноровился и, убедившись, что как Верг, так и мальчишка готовы поймать вещицу, отправил воздушного змея в свободное падение. А затем, когда те отошли подальше со своей ношей, воплотил изначальную задумку – прыгать с высоты всегда весело. Протестующе затрещавшая одежда с ним не согласилась. Хотя приземлился Данте ловко, красиво, рыжий вон даже рот раскрыл от удивления. Ценой за мгновение славы стала выглядывающая сквозь дырку в штанах расцарапанная коленка. Хорошо хоть дыры в каком-нибудь более интересном месте не появилось. – Идиот, – бескомпромиссно прокомментировал Вергилий. Данте показал ему язык и отряхнул налипшую к одежде траву. Глянул обратно на дерево, оценивая своё достижение, заметил меж листвы здоровую ворону, тоже показавшуюся смутно знакомой. Та чистила клювом серые пёрышки на грудке и иногда переминалась с одной лапы на другую, двигаясь по ветке. Избавиться от ощущения, что за всей этой птичьей непринуждённостью кроется нечто куда более осмысленное, во второй раз Данте уже не сумел. Не ему задавать такие вопросы, но что за чертовщина? – Спасибо, – мальчишка, морально проделавший путь до смирения с потерей игрушки и обратно, теперь улыбался вполне себе открыто и даже мило. Всё в нём сразу будто бы ожило, и не понравиться это не могло. – Да пожалуйста. – Данте отмахнулся. – Ты помог нам, а мы тебе. – Значит, услуга за услугу? – Вроде того. Прижав змея к груди, он замялся. То, как ворочались в его голове ответственные за подбор правильных слов шестерёнки, было заметно невооружённым взглядом. Но ему требовалось слишком много времени, а их ждали бесплатные овощи. Желание посмотреть, как эту штуку запускают, тоже предательски шевелилось внутри. Прежде чем он открыл рот, чтобы распрощаться, прячущаяся в листве птица зашлась скрипучим криком. Вздрогнули все синхронно и не единожды – на сей раз из-за резкого появления неподалёку незнакомой женщины. Рыжий мальчик, впрочем, ойкнул достаточно выразительно, чтобы позволить понять, что уж он-то с ней наверняка знаком. Она нависла над ними разгневанной великаншей – уже позже Данте сообразил, что она не сильно выше мамы, но в тот момент впечатления были важнее умозаключений, – рослая, с высоким лбом и собранными в неаккуратный пучок волосами. Глядя на то, как они отливали огненным на солнце, можно было уже обо всём догадаться. Сурово оглядев всех троих, женщина задержала взгляд сначала на хозяине змея. – Я предупреждал, что ухожу гулять, ты просто не слышала, – пролепетал мальчишка, но эта женщина – очевидно, его мать, – нервно махнула рукой и поправила слезшую с плеча шлейку плотного джинсового комбинезона, надетого поверх клетчатой рубашки. – Я не единожды учила тебя, что лгать нехорошо, Бенни. – Но ты и так постоянно за мной присматриваешь! Что может случиться? – Тебе это прекрасно известно! – отрезала она так сурово, что, видя поникшего сына, чуть смягчилась и опустилась перед ним на корточки. Данте остро ощутил себя лишним при этих объяснениях. – Тебе ведь известно, что я беспокоюсь, дорогой. Не прощу себя, если с тобой приключится беда. – Я достаточно взрослый, чтобы заметить, как что-то идёт не так. Она вздохнула, коснувшись его щеки. – Конечно взрослый. Я не забывала об этом ни на секунду – ровно как и том, что должна заботиться о тебе. Мальчик смолк, а внимание женщины полностью переключилась на братьев, начавших потихоньку отступать – Вергу не требовалось дополнительных намёков, чтобы тоже ощутить кошмарную неловкость, – однако о любых попытках бегства под испытующим взглядом пришлось забыть. Да и не дело это – пасовать перед лицом опасности, пускай даже женщина таковой совсем не казалась. – Надеюсь, вы не обижали моего сына? – Мы наоборот, – пробубнил Вергилий, пока Данте вспоминал, как пользоваться языком. – Да всё хорошо, мам! – мальчик (Бенни – стоит это про себя повторить и запомнить) залился краской и судорожно дёрнул родительницу за рукав. – Они хорошие и помогли мне снять змея. Сам бы я в жизни не сумел до него добраться! Жаркие убеждения сработали в нужную сторону. Если до этого женщина выглядела так, словно в случае чего готова лично загрызть любого недруга, то теперь заметно расслабилась, из воплощения недоверчивости вдруг превратившись в обыкновенного человека. Убедило её наверняка и то, что Бенни не выглядел жертвой издевательств злых сверстников. Дышать стало как-то легче. – Спасибо, мальчики, – её улыбка светилась искренним облегчением, – и простите меня за недоверчивость. Порой я бываю… крайне заботлива. Попробуй такое не заметить – Данте, впрочем, ответил на улыбку и пожал плечами. – Всё нормально. Мы пойдём, наверное, много куда надо успеть. – Идёте в парк, к раздаче остатков фермерских урожаев? – похоже, недоумение на лице младшего проявилось так явственно, что женщина тут же продолжила: – Эта дорога только туда и ведёт. – Ну… в целом, вы правы. – Спешить туда смысла нет – всё, что там было хотя бы относительно съедобное, только что расхватали. Остальное пойдёт на корм животным или в качестве удобрения. – Уже?! – Данте, сам того не заметив, практически закричал, заставляя брата поморщиться. Женщина сочувственно развела руками – кто не успел, тот опоздал, – но не ушла, как это мог бы сделать какой-нибудь другой взрослый. Да, весь этот город был странным и по-своему удивительным. Наверное, это автоматически означало, что здесь могли жить добрые люди. – Приходите к нам на обед, мальчики. Да, да, знаю – я незнакомый человек, но вы помогли моему сыну и – тут она забавно сморщила нос, разглядывая их откровенно оценивающе, – вы оба страшно худые. Хорошая порция жарко́го моментально это, конечно, не исправит, но хотя бы не даст вам ходить голодными. Данте подумал, что по сравнению с Бенни не такие уж они и худые, затем покосился на Верга и тут же приготовился поклясться, что заметил братову заинтересованность. Лёгким тычком локтя привлёк внимание и, когда тот слегка повернул к нему голову, воззарился бесконечно умоляюще. Ну неужели упрямец даже сейчас не оттает? Колебался Верт недолго. Всё-таки оттаивает – довольно подумал Данте, когда старший, фыркнув себе под нос, кивнул. – Мы придём.

***

Женщину в комбинезоне звали Фэй, и разговорчивостью своей она могла легко заткнуть за пояс Данте, Вергилия и Модеуса вместе взятых. Десять минут, в течение которых они добирались к тому самому угловому дому с раскрашенным забором, она трещала без умолку, рассказав всё про всех и обо всём. Так дети узнали, что она своего рода врач, что здешний мэр и целый ряд горожан – её пациенты, и что доверяют ей даже больше, чем докторам находящейся в десяти милях от поселения больницы. Всё это, конечно, было здорово, но на подходе к крыльцу от разговоров даже начала побаливать голова. Вот что бывает, когда привыкаешь путешествовать с не самыми болтливыми ребятами, а потом наталкиваешься на прямую их противоположность. – У нас там лёгкий беспорядок, мальчики, вы уж извините, – Фэй дёрнула входную дверь на себя и приглашающим жестом указала на залитый искусственным светом не выключенных ламп коридор. – Мы сами переехали сюда лишь несколько месяцев назад, но всё никак не можем разобраться с вещами. Не споткнитесь о коробки! Предупреждение пришлось кстати, потому что несколько коробок стояло практически на выходе, выглядывая из-за стены облепленными клейкой лентой краями. Не обратив внимания, можно было хорошенько вписаться в них бедром или другой частью тела, но предупреждённый Данте благополучно миновал препятствие, попробовав ненароком заглянуть внутрь. Ничего интересного заметить не успел – судя по стеклянному блеску, там хранилась какая-то посуда. Скука. В глубине дома, правда, оказалось гораздо интереснее. Там и правда царствовал беспорядок, но не такой, как, грубо говоря, на какой-нибудь помойке. Творческий. Круглый кухонный стол на трёх ножках завален всякой всячиной, абсолютное лидерство в которой принадлежало пучкам высушенных трав. Названия их Данте не знал, но и исходящий от них запах ему понравился. Ещё несколько пучков было подвешено по углам – намеренно не оглядываясь, об их существовании даже не узнать. – Вам нравятся травки? – невинно поинтересовался он, и женщина рассмеялась. – Не без этого. Они – важное составляющее моих лекарств. – Мне казалось, сейчас люди предпочитают лечиться таблетками и всем, что продаётся в аптеках, – подал голос тихий, как тень, Верг. Честно говоря, Данте такое молчание не нравилось – братец, конечно, никогда не хвастался языком без костей, но не настолько же. Или же “потепление” в его настроении младшему просто показалось? От этого всё внутри неприятно заныло, и Данте решил, что обязательно спросит об этом у Вергилия напрямую. – Да-да, медицина не стоит на месте, – её руки оперативно подхватывали пучки, перекладывая их на подоконник. На гладкой поверхности стола оставались отпавшие от общей связки листья. Некоторые скрутились в трубочку, некоторые – выглядели очень красиво, но хрупкими были все без исключения. Фэй стряхивала всё ненужное прямо на пол, – кто желает – тот продолжает так лечиться, я просто предлагаю иные варианты. – Гораздо быстрее действующие, – важно заявил Бенни; женщина взглянула на него будто бы с укоризной, но в её глазах сверкала гордость. – Что? Я ведь просто правду говорю. – Будет тебе, отведи лучше мальчиков в ванную. Не дело это – после лазанья по деревьям садиться за стол. Из-за небольших размеров дома все помещения находились очень близко друг к другу. Пока Бенни вёл их к нужной комнате, Данте успел заметить сквозь щель приоткрытой двери пару книжных кип и несколько высоких полок шкафа – тоже заставленного всякими фолиантами. Следующая комната была заперта, а самую последнюю сын Фэй обозначил своей спальней. Отсутствие второго этажа купировалось большим (если верить чужим словам) подвалом. – Держите, – у умывальника Бенни вручил Вергилию чистое полотенце, а потом, словно замявшись, уставился себе под ноги. – Ладно, я вас на кухне ждать буду. И под недоуменным взглядом младшего ретировался. – Тебе не кажется, что он нас стесняется? Братовым ответом на вопрос стало лишь неуловимое движение плечами. Данте смотрел, как тот поворачивал вентили, регулируя воду до нужного состояния, подставлял под струю руки, и сам чувствовал, насколько ему не по себе от отстранённого, морозящегося брата. – Злишься на меня? Верг выразительно на него покосился. – Нет. – Да ладно, я же всё вижу! – Тогда какой смысл задавать дурацкие вопросы? – С того, что мне не нравится, как ты дуешься. – А мне не нравится твоя глупая физиономия, но я её как-то терплю. – У нас одинаковые физиономии, – уязвился Данте вовсе не из-за неприятного комментария; бесило, когда Верг вместо того, чтобы всё нормально сказать, начинал играть в молчанку. – Ты что, обижаешься за то, что Модеус нас наказал? Так это, вообще-то, очень даже твоя вина – не я придумал вызывать кошкодемона, а потом гоняться за ним по всему городу. Никогда ещё он не жалел о том, что сболтнул, настолько быстро. Глаза у Верга стали совсем злые – обычно после такого следовала драка. Тем ощутимее было, когда тот вместо привычной и весёлой взбучки вдруг поджал губы и швырнул полотенце Данте в лицо. – Иногда мне кажется, что у тебя вместо мозгов одни опилки. А иногда – например, сейчас, – я в этом окончательно убеждаюсь. От одного этого тона температура в ванной упала на несколько градусов, оставшись таковой даже когда Вергилий ушёл.

***

Прежде хорошее настроение стремительно рухнуло в тартарары. Возвращаясь на кухню, Данте не знал, что его разбирает сильнее – досада или концентрированное желание кого-нибудь побить, однако все переменные безрадостных эмоций сводились к одному. К Вергилию. Со всем его бараньим упрямством, гордостью и нежеланием признавать ошибки. А вот искать крайних – это плёвое дело! Чёрта с два он позволит обвинять во всём себя. Какая-то его часть готовилась к тому, что братец после неприятного разговора смоется куда подальше, однако тот, зажав Ямато между коленями, сидел за столом по левую руку от Бенни. Младший устроился по правую – атмосфера между ними настолько загустела и электризовалась, что последний нервно заерзал на стуле, явно уловив дух размолвки. Чтобы не смущаться самому и не смущать других, Данте решил сосредоточиться на обжаривающихся овощах и мясе, пахнущих совсем уж одуряюще. Если прежде в голову и закрадывалась мысль, что ссора убила аппетит, сейчас получилось убедиться в её несостоятельности. Голод никуда не пропал. Желудок свернулся узлом и предательски заурчал. Хотелось надеяться, что звуки обжарки это перекрыли. Он уже забыл, когда в последний раз пробовал домашнюю еду, будучи уверенным лишь в одном – тысяча лет прошла с тех пор, как удавалось съесть что-то помимо консервов, непритязательных полуфабрикатов или чего-то ещё более печального. Долго ждать не пришлось. Фэй расставила тарелки и взялась за сковороду, чтобы наконец их наполнить. Кусочки мяса вперемешку с мелко нарезанным перцем, морковью и зеленью напоминали крайне аппетитную мозаику, разрушать которую даже не хотелось. Впрочем, голод расправился с тягой чем-либо полюбоваться. Данте взялся за вилку, поворочал мясо, надавил, выпуская наружу пропитавшие блюдо соки. Дольше не выдержал, наконец отправляя себе в рот. Запоздало вспомнил, что так-то родители учили их с братом хорошим манерам за столом, но спохватываться смысла уже не имело. Фэй смотрела на него и улыбалась – слегка смущённо ответив на улыбку, он покосился на Верга. Как же иначе, тот, естественно, действовал по заветам правильного воспитания – не торопился вообще никак. Удивительно, что он вообще начал есть, а не решил подождать с моря погоды. Жевал, разве что, неторопливо, держа спину настолько прямой, будто у него вместо позвоночника железный штырь – ну прям английская королева на приёме. Данте так заморачиваться не хотел. Единственное, что он действительно старался сделать – так это не подавиться ненароком от излишнего усердия. Обычно за столом о чём-то разговаривали, только сейчас он более чем не понимал, зачем открывать рот, если не для того, чтобы вложить в него ещё еды – потрясающей на запах и вкус. На секунду стало даже завидно; Бенни имел возможность так питаться постоянно, не то что они со своими постоянными перемещениями с места на место. – Не видела вас здесь прежде, – тем временем, Фэй разрешила вопрос с беседой, – вы приезжие? Где ваши родители? У Данте кусок застрял поперёк горла. С усилием сглотнув, он постарался ответить максимально непринуждённо, решив, что недавно придуманную легенду следует поддерживать: – Наш отец часто ездит в командировки и берёт нас с собой. Здесь он тоже по делам. Серьёзным. – Должно быть, это непросто – постоянно путешествовать, редко возвращаться домой, – понимающе кивнула женщина. Данте даже не знал, что ответить – он-то давно к этому привык. На самом ему не очень хотелось разговаривать – желание поесть всё пересиливало. Как же хорошо, что Фэй удовлетворилась убеждённым кивком с его стороны. Некоторое время все молчали, постукивая столовыми приборами. Данте съел свою порцию рекордно быстро. Ощущения были удивительные – одновременно казалось, что живот вот-вот взорвётся от обилия хорошей еды, и что он сможет слопать ещё десять полных тарелок. Это приводило в восторг: сытый желудок делал день значительно лучше. Затем Фэй заварила чай, крепко пахнущий травами. Кажется, никогда прежде он не пил чего-то настолько вкусного. Хотя, нет. У мамы чай тоже получался замечательный – разве что, чёрный. В носу закололо. Пришлось укусить себя за внутреннюю сторону щеки, отвлекаясь. Вишенкой на торте стала водружённая на стол корзинка с печеньем. Бенни гордо сообщил, что его мама пекла самостоятельно, так что братья не нашли в себе причин отказываться от угощения. Более того, одновременно потянулись к одному и тому же печенью, столкнувшись ладонями. – Это моё. Возьми другое, – процедил Вергилий, и Данте просто не смог не ответить ему в тон. – А я хочу именно твоё. – Данте… – В вазе печенья на всех хватит, мальчики, – мягким, но неумолимым тоном Фэй пресекла зарождающийся спор на корню. – Братья вообще не должны ругаться из-за ерунды. Особенно – близнецы. – А что тут особенного? – для Данте их идентичная внешность давненько стала чем-то обыденным. Впрочем, отец-демон в его понимании тоже не был чем-то поразительным, хотя большинство людей, мягко говоря, поразились бы его семейному древу. – Ах, всё дело в старом поверье. Раньше люди считали, что близнецы рождаются с одной душой, разделённой на два тела. – Жуть, – пусть даже Данте пытался не переглядываться с Вергом и вообще первым убрался от вазочки, на слова женщины они отозвались синхронно, чем снова заставили её улыбнуться – на сей раз гораздо шире. Её мягкие плечи подрагивали от сдерживаемого смеха. Захотелось одновременно провалиться под землю (или залезть под стол в качестве ближайшей альтернативы) и рассмеяться; каким-то волшебным образом Фэй располагала к себе. Хотя, вклад вкусного обеда было невозможно отрицать. – Не так уж это и жутко. Что, если не общая душа, обозначает нерушимость вашей связи? – она поставила свою чашку на стол, глянула в сторону Верга, однако не в его лицо. – Ты мог бы просто отставить свою… вещь в сторону. Здесь никто не собирается тебя обокрасть. Любимым животным брата, наверное, был дикобраз. Опираясь на чей пример ещё можно настолько быстро покрываться колючками? – Я не могу её отставить. – Вот как? Что ж, дело твоё. Для них всех поведение Вергилия наверняка казалось странным, как если б он просто упёрся, не желая расставаться со своей любимой игрушкой, или иррационально никому не доверял – последнее, впрочем, не то чтобы сильно разнилось с реальностью. Старший никогда не мог похвастаться открытостью и на контакт с кем-то посторонним шёл лишь из крайней необходимости. Данте думалось, что в день, когда тот сам изъявит намерение с кем-либо познакомиться, небо точно упадёт на землю. С Ямато же всё было просто и сложно одновременно. Он неохотно давал её в руки даже наставнику и брату (сама катана, как Данте успел понять, тоже не горела желанием попадать к кому-то другому), да и до сих пор существовал один досадный нюанс: Ямато получилось призвать лишь однажды, в день пожара и гибели матери. Попытки это повторить терпели крах – пускай между братом и его оружием возникла связь, что-то не позволяло одним указанием воли призвать к себе гордый клинок. Иногда Данте думал, что в этом-то и проблема: они оба очень гордые. Вопрос в том, кто кого в итоге переупрямит.

***

Наевшись до отвала, Данте предполагал, что они отправятся к себе, но Фэй предложила побыть у неё ещё немного, объяснив это тем, что её сын не так часто общается с ровесниками. Хотелось согласиться – в доме, пускай и несколько погружённом в хаос, присутствовал какой-то уют, женщина казалась доброй, а Бенни – приятным, пускай и хиловатым малым. Следовало приготовиться к сопротивлению Вергилия и даже остаться здесь самостоятельно, если братец упрётся. Впрочем, в то, что удастся надолго задержаться в этих стенах самому, верилось с трудом. Верг, однако, удивил. Мало того, что не стал отказываться, так ещё и выразил желание посмотреть поближе на служащую библиотекой комнату, куда сильнее напоминавшую фолиантную свалку. Вот же книжный червь – чего-чего, а того, что брат порой предпочитал играм и дракам с ним кучу бумаги в переплёте, Данте понять не мог. И ладно бы книги были действительно интересные – ему самому нравилось слушать, как старший выразительно и увлечённо читает вслух всякие истории, – но иногда попадались странные штуки, вроде найденных в Капулетт-сити философских трудов, где для понимая смысла приходилось продираться через всякие "геавтономии" и "дихотомии". Часть Данте эгоистично радовалась, что они не успели забрать всё приглянувшееся, покидая город. Сейчас, однако, веселью пришёл конец. Заботливо допущенный к местному сокровищу Вергилий ушёл в глухое игнорирование. Данте, увязавшийся за ним по привычке, быстро вспомнил, что они вообще-то поссорились, когда близнец ощутимо отпихнул его острым локтем и голосом холодным, как лёд, потребовал его не беспокоить. Это можно было бы принять за вызов, вот только тот игнорировал упорно и успешно. Чем дальше, тем отчётливее казалось, будто для него в комнате никого не существовало. Не пропадающая и, более того, крепнущая обида жалила ядовитой змеёй. Данте успел подумать, что зря они вообще сюда пришли, затем угрюмо зыркнул на закрывшегося книгой Верга и выбрался на коридор. Чем себя занять он не имел ни малейшего понятия. Фэй на кухне склонилась над раковиной, звеня посудой – не став отвлекать её, мальчик прошёл дальше. Из любопытства попытался открыть несколько комнат. Хозяйская, запертая, ожидаемо не поддалась, хотя Данте на мгновение показалось, будто при соприкосновении с дверной ручкой кожу обдало слабым разрядом тока. Комната Бенни была пуста, а завалиться внутрь без разрешения Данте не посмел. И не потому, что в новинку – просто люди эти к ним добры, так зачем всё портить? Правда, с порога успел заметить кучу пузырьков и бутылочек вместе с простым гранёным стаканом на прикроватной тумбочке. Сам сын Фэй обнаружился на крыльце – сгорбив спину, он над чем-то корпел; потрёпанный воздушный змей лежал у его ног подбитой, забытой всеми птицей. Подобравшись чуть ближе, получилось увидеть, что перетянуло на себя лавры чужого внимания: альбом с широкими белыми листами, в котором мальчишка что-то выводил простым карандашом. – Так ты рисуешь? Бенни от неожиданности чуть ли не подпрыгнул и альбом инстинктивно прижал к груди – будто Данте собирался насильно с него требовать показать рисунки. – Не подкрадывайся так! – Я не то чтобы пытался – ты так увлёкся, что и толпы бы не заметил, покуда она не начала бушевать у тебя над ухом, – видя столь знакомую сконфуженность во всём существе сверстника, Данте примирительно поднял ладони и присел рядом на ступеньки. – Кажется, в ближайшее время в воздух ему подниматься не суждено? Он говорил и смотрел на змея. Бенни проследил за этим взглядом, вздохнув. – Если я в ближайшее время снова уйду гулять так, без предупреждения и в одиночестве, мама мне голову открутит. – Да ладно! Она выглядит такой доброй. – Будто тебе утреннего представления не хватило, чтобы понять, какой она может быть, – мальчишка хохотнул. – Но вообще, она и правда добрая, просто опекает меня очень. Иногда из-за этого становится непросто. – Все мамы опекают своих детей, – ярко вспыхнул мысленный образ прячущей его в шкафу Евы. Пришлось судорожно наваждение сморгнуть, – иначе они просто не умеют, всё либо ничего. – Твоя такая же? – Да. И ещё храбрая очень. – Она не путешествует с вами? – Данте отрицательно мотнул головой, но Бенни не остановился на этом. – Почему? Захотелось ответить ему грубо, приказать не лезть не в свои дела – и каких же усилий Данте стоило сдержаться, резко переключаясь на другую тему. Смысл ругаться ещё и с ним? Тут даже подраться толком не выйдет. – Круто, что ты рисуешь. Я тоже кое-что умею, между прочим, но уже давно этого не делал! Тем более, на таком здоровском альбоме. Мальчик заметил резкую смену темы, так растерявшись, словно Данте потребовал у него достать звезду с неба. Не стал лезть с расспросами дальше, и на том спасибо. – По сравнению с тысячей разваливающихся и теряющихся листов, на нём просто удобно. – Покажешь рисунки? Готовый к тому, что Бенни вот-вот начнёт ломаться, стесняясь, Данте остался приятно удивлён – мальчишка отнял альбом от груди, укладывая себе на колени. Тут-то стало ясно, что собственное "я тоже кое-что умею" – самый настоящий детский лепет. В грифельном росчерке с листа немигающими глазами-миндалинами смотрело знакомое двухвостое создание. В богле не было фотографической схожести. Рисунок, немного грубоватый и простой, не удивил бы никого, будь он создан руками взрослого, однако для ребёнка это было здоровским результатом. По-настоящему талантливым рисунком. – Это… – Ну да. Я же говорил, что ваш кот удивительный. Сильно тебе и твоему брату досталось за его побег? – Бывало и хуже, – пожал плечами Данте, выдержав небольшую паузу. – Ты нарисовал его по памяти так точно… Круто. – Спасибо. – Бенни разулыбался, неожиданно предлагая. – Хочешь, я нарисую что-нибудь для тебя? – Хочу! Но понятия не имею, что. Мне и не очень важно, наверное, у тебя всё равно хорошо получится, – он был искренен; Данте так-то чётко понимал, что его собственные каракули ни в какие сравнения не шли с рисунками Бена. Это вам не печати чертить. – Тогда я придумаю сам. Только смотри потом не разочаруйся. – Не разочаруюсь, поверь мне. Бенни поверил и Данте это понравилось. На том и сошлись.

***

Ночь выдалась лунная. Серебристый холодный свет мягко падал на землю, а в небе, среди россыпи необыкновенно ярких и далёких звёзд, рассеивался. В больших городах настолько хорошо этого рассмотреть – зарево электрического освещения отражается наверху, оставляя над головой ничем не примечательное тёмное полотно с пугающей примесью искусственного свечения. Данте нравилось смотреть в небо, но в подвальной комнате, выделенной им старухой, даже маленькое оконце отсутствовало. Оставалось глупо пялиться в потолок. Сон не шёл совершенно. Толстый матрас, за неимением нормальной кровати уложенный прямо на пол, превратился в каменное ложе; как ни ляжешь – одно мучение. Переворачиваясь с бока на бок, младший сын Спарды тщетно надеялся устроиться поудобнее и вместе с этим радовался, что спать в эту ночь ему и не нужно. Так-то настала его очередь дежурить. В итоге, он сел и уставился в спину отвернувшегося к стене Вергилия. Дышал брат тихо и ровно – не различишь, если не прислушаешься. Интересно, спит он или притворяется? Очень захотелось это проверить. Данте подался вперёд, подполз к близнецу поближе, желая заглянуть в лицо, и замер, в последний момент передумав. Какой в этом смысл, если Верг с ним никак контактировать не желал. Будто игнорирование мучительно переносящего отсутствие внимания младшего брата приносило ему удовольствие. А может, так оно и было, может он хотел дождаться, пока Данте к нему побитым щенком прибежит вымаливать прощение – как будто бы его вины в том совсем нет! Если так, то ничего он не дождётся. Сжав губы, Данте сердито плюхнулся обратно на матрас и замком сцепил руки на животе. Там, под грудной клеткой, разжёгся настоящий пожар, а во рту отдало горечью. Если братец так хочет войны, он её получит.