Переживания

— Подожди что? — Саша чуть не роняет телефон и распахивает глаза, перескакивая взглядом с объекта на объект и пытаясь найти выключатель. — Я признался ему. — Звучит твёрдый ответ, но в следующую же секунду в голосе из трубки проскакивает предательская дрожь. — И это пиздец. Полный. Романов всё ещё в шоке, но одну вещь понимает кристально чисто — если Костя сказал при нём матом, то ситуация достигла апогея и всё реально идёт через асс. И то, что сейчас основная задача — не спасти Сашины уши, как можно было подумать, а как можно скорей начать драться с Хароном за менталку Уралова, которая так и норовит отправиться туда, откуда не возвращаются. — И он? — спрашивает Петербург после недолгой паузы. Во рту пересохло, горло невыносимо першит, а глаза слезятся от света включённой несколько секунд назад лампы. Он смотрит на часы. «2:28» — показывают те. Да, к настолько позднему звонку друга он готов не был, — Кость? — из трубки доносятся невнятные звуки и тяжёлое дыхание, — Так, понятно, бери первые билеты до меня и на месте разберёмся. — Я уже взял, через час вылет. — настолько опустошённым Уралова Саша не слышал ещё никогда, — прилететь должен в десять минут седьмого по москве. — Мгм, хорошо, — он кивает скорей сам себе, — и у меня есть к тебе одна просьба: не напейся в дьюти фри. — Хорошо, — выдыхают в трубку, и раздаются отрывистые гудки. Романов тем временем встаёт и идёт приводить себя в какие-никакие чувства, точно понимая, что ночка точно будет неспокойной.

***

Заметив на табло надпись, сообщающую о прибытии самолёта Екатеринбург-Санкт-Петербург, Саша устремляет свой взгляд к выходу в ожидании двухцветной макушки, которая появляется в проходе спустя десяток минут. — Здравствуй, Кость. — Привет. — Пошли, такси я нам уже заказал, — говорит Романов, про себя подмечая, что Уралов выглядит крайне напряжённым, а его руки слегка трясутся, однако решает выяснить всё, когда они приедут. Поездка в машине проходит в молчании, только из радио включённого на минимальную громкость иногда доносятся знакомые мелодии. Саша периодически поглядывает на друга, в поведении которого изменений не наблюдается. В конце концов, он расплачивается с таксистом, быстро выходя из машины, заходит вместе с Костей в квартиру и тот, разувшись и помыв руки тут же идёт на кухню. — Твою мать, я так проебался, — в отчаянии шипит он, зарываясь пальцами в волосы и со всей силы их сжимая, — Я идиот, Саш. — Ну-ну, тише, — шепотом говорит тот, беря друга за запястья и аккуратно заставляя его отпустить волосы, — Спокойно, смотри на меня, так, глубокий вдох — вы-ыдох, ещё раз, вдох — вы-ыдох. Всё, хорошо, что будешь пить? Чай или… — он кидает ещё один взгляд на Костю, встаёт из-за стола и с вздохом достаёт из шкафчика бутылку Jack Daniel’s, параллельно подхватывая пару бокалов и ставя всё на стол, — Рассказывай. — Да нечего рассказывать, — наливая себе крепкий алкоголь, упавшим голосом говорит тот, — Был обычный вечер, мы как всегда что-то смотрели, там появилось какое-то упоминание «гомосятины проклятой», и он тут же начал плеваться. Мне стоило бы уже привыкнуть к этому и не обращать внимание, но нет, приспичило мне с ним поспорить. Ну, и я ляпнул это, сам не понимая. Он послал меня и ушёл. Всё. — Ясно… — тянет Романов, всматриваясь в глаза друга, в которых застыли слёзы. Он берёт его за предплечье, обращая на себя внимание, — Выскажись. — Я чёртов идиот! — по его лицу всё же начинают течь солёные дорожки, — Ну кто меня за язык тянул-то? Знал же, что не стоит даже начинать про это разговор, а тут мало того, что в спор ввязался, так ещё и это сказал. Пиздец, ну просто гений. Почему такая хуйня происходит именно со мной?.. Этот день Саша проводит с Костей, забив на работу, поддерживая его и бросив все свои силы ему на моральную помощь. В Петербурге Костя остаётся на неделю, однако ничто не может длиться вечно и тем более такой внеплановый «отпуск» столицы федерального округа, так что Уралову приходится уехать обратно к себе. Романова, признаться честно, это не очень сильно радует, так как, зная своего друга, он может точно сказать, что тот, дабы не копаться в себе, закопается в работу без права на передышку, забывая о здоровом сне и перерывах на еду. Поэтому Саша звонит ему каждый день. Уже пятница, он набирает знакомый номер. — Привет, Кость. Как ты? — спрашивает он — Привет. В целом, неплохо. Потихоньку восстанавливаюсь, — ложь чистой воды, но по-другому тот будто не умеет. — Кость. — серьёзным тоном произносит Петербург, настаивая на том, чтобы друг говорил правду — Ладно, я стараюсь не думать о нём, но это попросту невозможно! — всё же сдаётся Уралов, — Буквально всё так и кричит о нём и с этим нельзя ничего сделать, даже переедь я в другую квартиру, перекрась волосы, не видь его больше никогда, всё равно бы замечал его во всём. От этого не скрыться! — Это надо только переждать, — Романов сочувственно вздыхает, — Но ты так и не попробовал ему написать? — Написать? Саш, смеёшься? Я не думаю, что есть хоть мельчайшая вероятность того, что я не нахожусь у него в чёрном списке везде, где можно и нельзя, а даже если и есть, то он скорей всего меня даже слышать не захочет, — Уралов горько усмехается в трубку. — Тебе видней, — собеседник пожимает плечами, — Но в таком случае у тебя есть лишь один выход — терпеть и абстрагироваться хотя бы от всего, что напоминает о том вечере. — Нет, мне остаётся только терпеть, — убито говорит Екатеринбург, — От произошедшего мне тоже не скрыться. Мало того, что это произошло в моей квартире, понимаешь, мне ещё каждый день звонит Аня, пишет, спрашивает, что произошло, а я даже не знаю, что ей ответить! Я так устал её игнорировать! Но с другой стороны, что я могу ей сказать? «Анют, ничего страшного не случилось, я просто признался Юре, что двести лет схожу по нему с ума, а он послал меня и правильно сделал, но в общем и целом, всё в полном порядке, да». Какой же пиздец. — Так, Костя, тише, тише, — то, что Саша опять слышит нецензурную брань в речи друга не давало надежду ни на что хорошее, — вдох-выдох, ты помнишь. — Да, да, спасибо, что выслушал, но мне похоже пора бежать, спишемся попозже. — Хорошо, конечно, звони в любое время, — слышится из трубки, перед протяжными гудками. Екатеринбург отклоняется назад, облокачиваясь на спинку кресла, и устало трёт глаза. Всё, чего он сейчас хочет — проснуться, чтобы случившееся оказалось выдумкой его истерзанного сознания, но это невозможно, о чём охотно напоминает жуткая боль в вытянутой ноге. Да, вчера в зале он совсем себя не жалел, стараясь забыть о проблемах и, видимо, переусердствовал, что теперь тело ни к чёрту. Хотя Уралов думал, что так ему и надо. Подойдя к зеркалу, перед парнем встаёт неутешительная картина. Со сном у него всё плохо, так что мешкам под глазами и лопнувшим капилярам он ни капли не удивляется. Радужка будто потемнела, да и взгляд потяжелел, он и так грозным был, а теперь вообще жопа какая-то. На волосы Костя вообще старается не смотреть. Нет, с ними всё в порядке, просто они слишком уж напоминают об одной прекрасной умной девочке, общение с которой он тоже потерял из-за своей идиотской несдержанности. «Идиот!» — эта мысль стала уже мантрой, повторяемой каждый божий раз перед зеркалом. Какие бы плюсы в своём поступке Уралов не искал все раздумия и логические цепочки приводили к одному и тому же: он проебал любовь всей жизни, прекрасную семью и, скорей всего, подругу, так как рано или поздно Камская узнает правду и на его стороне, он уверен, не будет. Закончив свои размышления у зеркала он направляется за компьютер, ибо хоть что-то должно у него быть в порядке и позволять отвлечься от бесконечной не приводящей ни к чему рефлексии, заменяя её навязчивыми мыслями об отчётах и числах. Костя садится за свой ноутбук и начинает вчитываться в уже порядком заколебавший мелкий шрифт, решив для себя, что эту неделю он проработает без выходных.

***

Камская уже материла всё на свете, не зная на кого злиться в большей степени — себя или своих друзей, которые видимо решили, что коллективный игнор — ахуительное решение проблемы. О самой проблеме девушке тоже было известно не так много, а именно - только то, что она есть, и Ане надо с этим разобраться. По этой причине она сейчас, в субботний вечер, когда она могла бы отдыхать, ругаясь себе под нос, открывала своим ключом дверь в Юрину квартиру. Наконец зайдя туда, куда она так стремилась, она тут же пошла искать хозяина жилища, чувствуя резкий запах крепкого алкоголя. Юра нашёлся на кухне в обнимку с бутылкой какого-то говна и гостье был явно удивлён. — Ань? — Нет, блять, Иисус Христос! — зло огрызается девушка, — Вы совсем ахуели? Не отвечаете на звонки, ни один, ни второй, в сеть не заходите, от вас ни слуху, ни духу, как сдохли, ей богу! Мало того, что Катя, Серёжа мне уже позвонил спросить, что с отцом и почему он на связь не выходит! Ничего объяснить не хочешь? — Тебе не надо было приезжать, — хрипит в ответ Татищев, делая пару глотков из стакана. — Здрасте, приехали, ещё и так! — Пермь находится в ярости, — Ни привет, ни извини, что игнорировал, а приезжать мне не стоило. Да чёрт подери! Юр, что происходит в конце концов?! — Всё в порядке, Ань, правда, мы разбер- Татищев не успевает договорить, по комнате разносится звенящий оглушающий звук пощёчины. Челябинск слегка теряется в пространстве, но тут же приходит в себя и непонимающе смотрит на девушку. На самом деле он даже благодарен Камской за удар, приведший его в какие-никакие чувства. — Наслушалась, блять, уже ваших порядков! Татищев, хватит врать. Скажи. Что. Такое. — отчеканивает каждое слово она. Голова у Челябинска по-прежнему болит, а разум не особо охотно соображает, поэтому первым генерируемым решением является сказать правду, что от него так отчаянно требуют. — Да блять! Мне Костя в любви признался! — слова зависают в воздухе, оставляя неприятное послевкусие и ощущение отсутствия воздуха в лёгких. — Что? — тихо спрашивает Аня по прошествии нескольких десятков секунд. Парень не говорит ничего, его ответа и не нужно, она всё услышала, но поверить и переварить сложно. Камская берёт бутылку, по всей видимости абсента, стоявшую на столе и решительно делает пару глотков прямо с горла, садясь на соседний стул. Она опускает голову на руку, а второй трёт переносицу. — Так. Ладно, — через некоторое время выдыхает девушка, по-прежнему пытаясь смириться с фактом, кторый она только что узнала, — А ты что? — Психанул, наговорил ему всякого говна и уехал, — Юра зарывается пальцами в свои волосы, сжимая их до побелевщих костяшек. — Мда. Вместо того, чтобы поговорить и разобраться со всем, как два взрослых человека, к чему он скорей всего был готов, ты просто вспылил и включил барана, — Татищев на замечание Ани поджимает губы, — Дай угадаю, ты повёл себя совсем как конченый мудила. — не вопрос, нет, утверждение, слишком уж хорошо девушка его знает, — И теперь вы оба страдаете и застравляете других переживать. — По твоим словам всё так просто, но я бы посмотрел на тебя в моей ситуации. Я не знал как себя повести, окей? — парень выпивает ещё немного алкоголя, — Меня жизнь не готовила к тому, что мой друг окажется голубым, так ещё и влюблённым в меня! Сама будто каждый день такое слышишь! — Ну, нет конечно, Юр, но я не верю, что всё, что мы прошли и пережили вместе меркнет на фоне его ориентации. — парень издаёт невнятные звуки возни и прячет глаза, упорно смотря вниз на узоры скатерти и будто не решаясь что-то сделать, — Юр? — вкрадчиво произнесла Камская. — Хочешь прикол столетия? — невесело усмехнулся тот, не уводя взгляд с прежнего места, — За то время, что я не выходил на связь, в любой момент просветления рассудка, видел только его, и противно, как ни странно, ни капли не было. Я лишь осознал, что немыслимо скучаю по нему. Ничего уже не понимаю в своих чувствах… Я так запутался. — Подожди, то есть ты, блять, хочешь мне сказать, что ещё и осознал, что любишь его в ответ? — Что? Н-нет, — он чуть не шваркнулся со стула от такого вопроса озвученного вслух, — Не знаю… — после некоторого молчания протянул он, — Это всё такой пиздец. Это ж не правильно! — Ладно, что ж, будем разбираться, — Аня передёрнула плечами и махнула головой, избавляя себя от ненужных мыслей, — Давай представим, что он тебя обнял, что чувствуешь? — Что бля? — Юра непонимающе уставился на ту. — Я пытаюсь решить твою проблему с неопределённостью, — раздражённо говорит девушка, — Так что давай ты завалишь ебало и будешь отвечать на заданные вопросы, — Пермь на самом деле всё ещё не до конца отошла от всего услышанного, но решила, что если её друзья — те ещё придурки, но всё же любят друг друга, то она обязана помочь им разобраться, — закрой глаза и представь. — Эм, тепло, комфортно, — отвечает Челябинск. — Мгм, расскажи о нём всё, что ты можешь и хочешь сказать. — Ну, он надёжный, верный, очень ответственный, что иногда играет с ним злые шутки. Костя кажется многим ледяной глыбой, не умеющей выражать чувства и эмоции, но на самом деле он просто не хочет тратить их на чужих ему людей. У него очень красивая улыбка, кстати, ему стоило бы почаще показывать её миру. А так, в целом, он ахуеннейший друг. Он принимал все мои закидоны и мой отвратный характер. А ещё он очень тёплый! Серьёзно, как большая печка. — Прекрасно, — что-то уже поняв для себя, говорит Аня, — а теперь представь, что он тебя целует. Юра распахивает глаза и смотрит на подругу недоумённым взглядом. Та смотрит на него серьёзно, показывая что шутки сейчас с ней плохи. Парень опять зажмуривается — Нет, Ань, я не могу, — Татищев открывает глаза. — Можешь. Юра отводит взгляд и вновь пытается представить. Он рисует в воображении образ друга, как тот подходит к нему, аккуратно притягивает за подбородок. Челябинск видит эти пьянящие янтарные глаза напротив и теряется в них, плавится от изучающего взгляда, проходящего по его лицу и останавливающегося на губах. — Можно? — тихо спрашивает Уралов. Быстрый кивок и его губы оказываются накрытыми чужими. По началу Костя целует осторожно, просто прикосновение, не больше, но чуть погодя, уже страстно сминает его губы и, не встречая сопротивления, проникает в рот языком. Татищев кладёт руку ему на шею, притягивая ближе. Он сплетает их языки и словно пытается напиться поцелуем… — Юр. Юра! — Камская щелкает пльцами перед носом Челябинска, возвращая того в реальность. Тот, будто вынырнувший из-под толщи воды, резко втягивает носом воздух и растерянно озирается по сторонам. Он пытается переварить, что за чертовщину только что нарисовало его пьяное сознание, и почему ему это, чёрт возьми, понравилось. В глазах эти вопросы видны абсолютно чётко. — Понятно всё, — подытоживает больше для себя Аня. — Неправильно это всё как-то. — его щёки полыхают ярче чем пукан у его внутреннего гомофобного «я», — Да и вообще он тебе же нравился. — Нравился да разонравился, — девушка устало закатывает глаза, — с месяца два назад поняла, что что-то не то уже. Всё обещала себе разобраться, а потом вы устроили всё это и сейчас, когда всё прояснилось, я чувствую, что, пожалуй, разобралась. Я хочу для него счастья. И для тебя тоже. И если ты готов дать ему взаимность, то радужный флаг вам в руки. — Но… — он тяжело вздыхает, — нет, а вдруг тебе показалось? — Показалось? — с губ той срывается смешок, — Дорогой, может, я и не профессионал в делах любовных, но знаю точно, что про друзей так и такое не рассказывают, а ещё, не смущаются, представляя поцелуй с ними. Выводы делай сам. — Пиздец, я педик получается? — Татищев прибывает в состоянии, имя которому «ахуй». — Мгм, рада помочь. — Я должен срочно увидеться с Костей, — он уже было вскочил на ноги, но был силой усажен обратно. — Куда ты пьянючий вусмерть собрался? Пока не проспишься, я тебя из квартиры не выпущу, — говорит Пермь, опять поднимая Юру на ноги, ведёт того к кровати. — Эхп, ладно, — тот послушно шагает, укладывается на мягкий матрас и засыпает, как только его голова касается подушки.

***

— Вставай, алкашня! — бодро и громко говорит Пермь, входя в комнату. — Твою мать, Ань, дай поспать, — Юра недовольно ворочается в кровати, мучаясь от похмелья, — башка раскалывается, пиздец. — Нечего было пить, как чёрт, поднимайся, — девушка удаляется на кухню оставляя Татищева в одиночестве собираться с мыслями. Когда тот приходит на кухню, его встречает Пермь с готовым завтраком. Он благодарит её и садится за стол, закуривая чёрт знает откуда взявшуюся сигарету. — Помнишь вчерашний вечер? — М-м слабовато. Было что-то важное, помимо того что ты приехала? — Мы выяснили причину, по которой вы меня игнорили, поняли, что тебе нравится Костя и что купленный тобой абсент — редкостное говно. — Что? — парень давится сигаретным дымом и закашливается. — Ничего, алкоголь нормальный покупать надо, а не этот аборт производства. — Нет-нет, я не про это, — хрипит Челябинск, пока Аня хлопает его по спине в попытках прекратить кашель, — что ты про Костю сказала. — Ясно, это ты забыл, — бурчит себе под нос Пермь, — Я выяснила, что он тебе нравится. — Пиздец, чё? — Татищев смотрит на ту со смесью непонимания и «да ну нахуй» во взгляде, — Нет, это какой-то бред. Сто пудов, это были просто пьяные бредни. — Юр, я всё понимаю, но в таких ситуациях больше склонна доверять пьяному тебе, — выдыхает Камская. — С чего это? — Потому что когда ты пьян у тебя отключаются предрассудки, — пожимает она плечами. — Ну ладно, допустим, и к какому же выводу мы вчера пришли? — Татищев держится за голову, в которую уже начинают приходить воспоминания вчерашнего вечера. — Что тебе надо поговорить с Костей, — Аня наливает себе в кружку свежезаваренный чай, — ты ещё порывался поехать к нему, но я остановила. Однако сегодня все дороги тебе открыты. — Мгм, — скомкано ответил Юра, опуская глаза в свою тарелку. — Что-то не так? — Камская выгибает бровь. — Нет, просто не думаю, что он будет рад меня видеть после всего, что я ему наговорил. — Ты смеёшься? — девушка смотрит на него, как на последнего дурака, — Алё, он тебя любит, а ты ему взаимностью готов ответить. — Да, но это ещё ему сказать надо, а я понятия не имею как! — отчаянно сверкает глазами тот. — Ртом, блять, как мне двести лет говорил. Ну или если уж настолько невмоготу, напиши ему, хватит мучать человека, — Пермь настроена решительней чем когда-либо, потому что она сыта по горло недоговорками между ними, которые и привели ко всей этой ситуации. — Нет, такие вещи в лицо говорят. — тихо, но с какой-никакой уверенностью говорит Татищев, — Спасибо, Анют. — Не за что, отпишись, как встретишься с ним, — просит та, — И, пожалуйста, позвони Кате с Серёжей, они волновались. — Конечно. — кивает Юра, натягивая ботинки и хватая свою куртку, — Пока, — кидает он уже выбегая на лестничную клетку.

***

В Екатеринбурге довольно солнечно и тепло, около плюс двадцати, что обычно бы порадовало Татищева, он бы позвал Костю прогуляться и рассказывал о каких-то бреднях, но не сегодня. Сегодня он как никогда переживает, пока едет по до боли знакомой дороге. Последний поворот и он паркуется на стоянке возле того самого дома, в котором три недели назад произошло то, что разделило его жизнь на «до» и «после». Он сглатывает, собираясь с мыслями, и всё-таки выходит из машины. На шестой этаж он решает подняться по лестнице, несмотря на то, что его лёгкие явно против таких затей, Юре надо отсрочить этот момент. В своей голове он уже прокручивает кучу ужасных исходов событий, тысячу раз спорит с собой, что надо было всё-таки написать, и сам не замечает как приходит к нужной двери. Он задерживает дыхание и несколько раз нажимает на звонок. Спустя минуту или даже чуть больше за дверью слышится возня, и она наконец открывается. Перед Челябинском предстаёт хозяин квартиры. Костя сильно похудел, что стали чётко видны скулы и всё лицо словно осунулось. Под его глазами были синяки, которые могли бы дать фору даже Юриным в режим чёрного неба, а что до самих глаз, так это ещё хуже. Белки красные, радужка тёмная, взгляд словно стеклянный, а не живой. И от такой картины у Татищева болезненно сжимается сердце. — Юра? — голос хриплый, будто сорванный. — Катюша… — Татищев не выдерживает и быстрым рывком преодолевает расстояние между ними, прижимая Костю к себе как можно крепче, — Прости, прости, родной, я был так неправ, — беспорядочно шепчет он. Костя думал, что у него не осталось больше слёз, но Челябинск полностью рушит эти ожидания, заставляя его вновь разрыдаться, однако теперь в его руках. — Я такой придурок, Кость, довёл тебя до такого, — тихо говорит Юра, аккуратно поглаживая Уралова по волосам и чувствуя, как тот всем телом прижимается к нему, — Знаешь, а я ведь к тому же и осознал, что… тоже тебя люблю… Екатеринбург не может поверить в услышанное, и он точно ещё не раз за сегодняшний день попросит Татищева повторить эту фразу. А тот и рад будет, потому что глаза Кости уж слишком красиво наполняются радостью, когда он слышит это.

***

Спустя два часа Камской придёт короткое смс от Юры, заставившее её наконец облегчённо выдохнуть: «Анюта, спасибо, ты лучшая!»