Вернуться в прошлое нельзя...

Зал окрашен золотым цветом. Хрусталь на люстрах, сусальное золото на стенах, зеркала — всё это, отражая освещение, рождало волшебство игры света и его отблесков с всевозможными узорами, создаваемых бликами. — После собрания у тебя в стране уже традиция устраивать какие-то балы? — Почему же только у меня? Льюис или Фридрих тоже ведь явно не отрицательно к подобному у себя относятся. Так от чего же вопроса не звучит в их адрес, а лишь в мой? — С ними и говорить было бы бесполезно, — ненадолго умолкли, но долго себя ждать новый вопрос не заставил, — Случаем не знаешь как там Фёдор? Он в последнее время появляется даже для себя как-то уж слишком редко. — Ничего особенного. Он сейчас просто старается привыкнуть к тому, что называется семейной жизнью. Немного не до собраний ему, как ты сам наверняка понимаешь. Разговартвавшие сейчас были где-то в стороне от всех остальных, что либо делали положенное на балу — танцевали, либо также, стоя где-то поодаль от других, обсуждали какие-то свои вопросы. Винсент ещё с юности стал выказывать интерес к культуре, которая к нему не имела даже отношения. Наверное. Какое-то всё же было, но уж как-нибудь в другой раз. Только вот великий и могучий изучать ему было исключительно в радость. Будучи воплощением страны с очень даже противоположными взглядами на устройство мира, это смотрится ещё более нелогично. С собеседником лично ещё тогда будущий США познакомился в юношестве. Константин, ставший им позже, тогда приезжал в Англию с остальными людьми. В историю эта поездка вошла как Великое посольство, в котором помимо Константина также самолично участвовал и сам правитель Русского государства. В тот момент два тогда ещё будущих воплощения вполне себе хорошо поладили. Последствия этого мы с вами можем наблюдать и на момент событий, о которых здесь идёт речь. Два этих человека — Винсент Эмметт Озборн и Романов Константин Алексеевич являлись достаточно близкими друзьями. Никто не говорил с минуту, глядя на происходящее перед собой. Сейчас на смену классическому и многим известному вальс зазвучала полька — более наполненный движениями, а от того и энергией танец. — Кстати. Хотелось бы спросить, раз уж зашла подобная тема, — Эмметт повернул и приподнял голову, смотря теперь на империю. — И о чём же? — Где же твои собственные отпрыски, обычно бывшие на таких балах? Недовольный вздох. Не стоило Штатам затрагивать эту тему. — Будущим воплощениям следует тратить чересчур много времени на данных мероприятиях, а вместо этого те должны его использовать для получения образования. — Однако при этом ты бросаешь их из одной крайности в другую… Не думаешь, что это не самая лучшая методика? Они же как никак детьми не перестают быть от того, кем должны будут стать в будущем. — Винсент, быть может, не будешь лезть в чужую семью? Да, ты мне друг, но сей факт права не даёт лезть в эту сферу. — Я не лезу. Лишь хочу донести мысль о том, что может всё же стоило бы облегчить им нагрузку, дав спокойно дышать? И внимания уделять хоть сколько-нибудь тоже. В тоне упрёка как такового не слышалось. Казалось, будто американец пытался, как сам и сказал, лишь донести эту мысль. Мысль при чём очень даже простую. — Если не забылось, то в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Вот и прошу - не лезь хотя бы здесь туда, куда не просят. Я и сам в состоянии понять что лучше будет, а что нет. В отличие от заокеанского у империи голос уже начинал выказывать некий уровень недовольства. Только вот этот самый заокеанский ещё с детства был человеком с размытыми тормозами. Если что-либо ему нужно узнать, то он непременно это сделает. — Вот только хочу спросить. Ты когда в последний раз с ними хотя бы разговаривал? Хотя я очень уж сомневаюсь, что ты быстро ответишь на этот вопрос. Тишина. Повезло, что музыка заглушала итак негромкие слова так, что другим воплощениям слышно не было сути диалога. — Как бывшая колония, испытавшая на себе нечто подобное, советую тебе задуматься о том, что мною было сказано. Время неспокойное нынче, а, даже не смотря на их возраст, уже становится заметно, что в будущем что-то грянет. И грянет серьёзно, алым цветом окрасит действительность. Всё же если они примут сторону, идущую против власти, то в конечном счёте для воплощений будет лишь два исхода: смерть или их, или тебя. Вот только, как показывает история, вероятность второго будет в разы больше. Смотреть США перестал, вновь опустив голову так, чтобы та была в нормальном положении для рассмотрения чего-то напротив себя. Дурная периодически вспоминающаяся привычка. Он сам это понимал. Впрочем, убивать та никого не убивала, так что и за что-то серьёзное это не сойдёт. — По ним видно, что от нынешнего положения они не шибко довольны. И тобой из-за такого отношения тоже, а такое к чему-то хорошему не приводило никогда. Ничего в ответ. Впрочем, и времени для нормального никто не предоставил. — Прошу, подумай о том, что я сказал сейчас. Не хотелось бы, чтобы один из немногочисленных друзей оказался в том положении, чтобы его собственные отпрыски разделались с ним, что произойдёт рано или поздно, это я тебе гарантирую, если не будет пересмотрена тобой та выбранная когда-то позиция. Подытожив свой монолог с наставлениями и предостережениями, собственные очи Винсентом были закрыты. Переменив тон, бывший на протяжении слов в адрес империи под конец уже с неприятным оттенком, Штаты сказал снова спокойным и привычным несколько тёплым голосом, но намеренно перешёл на официальность. — Пожалуй, мне уже стоит вас покинуть. Стоит отдохнуть перед обратной дорогой. Прощайте, Константин Алексеевич. Если выдастся возможность, то увидимся уж только на следующем собрании в Белграде. С улыбкой на лице и выбранным тоном и формой повествования, как говорится «по-питерски», это звучало не настолько.холодно (?), каковым это было на самом деле. Холод, скрытый за маской вежливости и доброжелательности — поведение вполне типичное для США, но вот только не в адрес близких конкретно ему людей. Ушёл он во всё такой же тишине. Музыка играла, при чём музыка восхитительная, что Винсент сам подметил, но тишина была не такая, а иная. Музыка была лишь сопровождением того, что творилось в одном из бесконечных залов Зимнего дворца. По крайней мере так было для всех тех, кто предпочёл оставаться в стороне от танцев.