Пока ты смотришь

В кабинет директора Сатору врывается, как обычно – громко, феерично, с апломбом, под звук аплодисментов… К сожалению, аплодисментов лишь воображаемых. Потому что встречают его равнодушный взгляд директора и совершенно невпечатленный взгляд – Мегуми. А еще абсолютная тишина – та самая, в которой сверчки стрекочут; но даже они, сволочи, в этот раз решают помалкивать. Как же ск-у-учно. Сатору тут же чуточку сдувается Никто здесь не ценит его, такого прекрасного и идеального!.. Он осознает, что сказал – проныл – это вслух, лишь когда замечает, как в ответ Мегуми закатывает глаза, а директор на секунду сжимает пальцами переносицу с таким видом, будто призывает себе на плечи все терпение мира, чтобы прямо сейчас Сатору не придушить. Это заставляет его немного приободриться. Есть у Сатору такая слабость – нравится ему вызывать у других желание его прикончить. Особенно учитывая тот факт, что никто все равно не сможет этого сделать, даже если очень, очень постарается. И, нет, это не самодовольство – это просто факт. Общепризнано, что Сатору – сильнейший волшебник своего времени и вот это все. Мелочи жизни. Скользнув в кабинет и прикрыв за собой дверь, он натягивает на губы улыбку поярче и весело провозглашает, глядя на директора: – Ита-а-ак! Каких же маленьких муда… – и Сатору показательно обрывает себя на полуслове, чтобы демонстративно прокашляться, улыбнуться еще шире и исправиться: – В смысле, с какими плохими непослушными детишками Мегу… э-э-э, – а вот здесь уже приходится напомнить себе, что, вообще-то, ему, как учителю, не положено называть своего студента по имени и прочее бла-бла-бла, даже если этот студент – его ребенок, ну что за скучные дурацкие правила. Тем не менее, Сатору все же исправляется – вновь донельзя демонстративно: – Мистер Фушигуро, разобрался в этот раз и как много баллов мне нужно ему за это начислить? Он почти уверен, что к этому моменту уже видит жилку, начинающую пульсировать у директора на лбу – и приободряется еще сильнее. О, кажется, это будет весело! Бесить людей – это в принципе всегда очень, очень весело. И никто не сможет убедить его в обратном. А одновременно с этим где-то сбоку также слышится приглушенный тяжелый вздох, и Сатору даже коситься в ту сторону не нужно, чтобы точно знать – это звук авторства Мегуми. И не только потому, что он здесь единственный присутствующий кроме них с директором – Сатору просто знает. Даже будь здесь целая толпа – он все равно этот звук ни с чем не спутал бы. Слишком уж часто Мегуми награждал его таким вздохом за все годы их знакомства – в общем-то, каждый раз, когда Сатору, по его мнению, творил какую-нибудь херню. То есть, очень. Очень. Очень часто. Что абсолютно абсурдно, между прочим! И оскорбительно, если кого-то волнует мнение Сатору! И, кстати, совершенно возмутительно, если на самом деле его очень важное мнение никого не волнует! Потому что: Сатору – и вдруг творит херню? Да когда такое было вообще?! …ну, ладно. Может, такое и было каждый раз, когда Мегуми вот так тяжело вздыхал. То есть, очень. Очень. Очень часто, ага. Кхм. Неважно. Никто ничего не докажет. Наверное. Суть в том, что директор не позволяет своему раздражению больше никак проявиться – ну что за ску-у-ука – и в ответ лишь произносит предельно сухо и равнодушно: – Что ж. Думаю, дальше с ситуацией разберется ваш декан, мистер Фушигуро. И пока улыбка Сатору становится уже настолько широкой, что скулы начинают ныть – со стороны Мегуми слышится лишь скептичный хмык. Ну, да, у них с ним несколько… разные точки зрения на то, как именно нужно разбираться с ситуациями, которые приводят к вызову в директорский кабинет. А еще на то, что именно заслуживает отработок и снятий баллов. Да и вообще… На многое. – О, поверьте, разберусь! – радостно отвечает Сатору, после чего весело уточняет: – А в чем именно заключается ситуация? В этот раз уже директор позволяет себе тяжелый вздох, который звучит совсем не так эпично и драматично, как тяжелый вздох Мегуми. Во-первых – позор директору, пф-ф, аматор; во-вторых – Сатору чертовски гордится своим ребенком. Этот драматизм – определенно его собственное влияние! И кто вообще сказал, что из Сатору плохой учитель?! Но, вообще-то, он действительно не знает, что именно случилось и как именно Мегуми в кабинете директора оказался – изначально его известили только о самом факте того, что он здесь и что требуется присутствие декана Слизерина. Хотя сам Сатору догадывается, что дело в драке, дуэли, или чем-то вроде того. Это попросту самый частый – а может, даже единственный, тут надо напрячь память, – повод, по которому Мегуми когда-либо в этом кабинете оказывался. А еще, судя по этому тяжелому аматорскому вздоху – директор, кажется, планировал как можно быстрее избавиться от Сатору. Пф-ф! Размечтался. Это определенно повод задержаться и еще поиспытывать его нервы на прочность. Ну, или, если говорить короче – побесить, ага. Когда директор в целом, сжато и по делу обрисовывают ситуацию – ску-у-ука, ну хоть бы немного драматизма добавил, чтоб веселее было слушать, а! – выясняется, что Сатору все же оказался прав. Мегуми действительно ввязался в драку с какими-то маленькими муда… то есть, детишками, которые плохо себя вели. А Сатору абсолютно уверен, что если уж Мегуми и впрямь подрался – то те, кто оказался под прицелом его праведной злости, этого более чем заслуживали. Потому что речь идет о Мегуми. Ему, вообще-то, не очень-то нравится до такого доходить – очень не нравится, на самом деле – и нужно сильно постараться, чтобы заслужить от него заклинанием в лицо. Ну, или кулаком по роже. И не вина Мегуми, что в школе достаточно тех, кто прикладывает все возможные усилия, лишь бы и впрямь заслужить – а, как следствие, он оказывается в этом кабинете не так уж и редко. Сатору так считает, и никто не сможет это оспорить. Даже сам Мегуми. Он пытался. Он вообще вечно пытается взвалить всю вину на себя и жутко возмущается, когда Сатору отказывается делать также. Ну что за несносный ребенок! Но так-то это всего лишь его второй курс – а Мегуми уже столько раз оказывался в кабинете директора, что это прямо-таки впечатляет… Как же сильно Сатору им гордится! И выясняется, что в этот раз была именно драка, не дуэль – очень маггловское махание кулаками. Только узнав это, Сатору наконец замечает окровавленные костяшки Мегуми – на секунду он ощущает вспышку беспокойства, но больше, вроде бы, никаких повреждений не видно. Да и окажись у Мегуми какие-то серьезные травмы – он был бы сейчас в Больничном крыле, уж за этим директор точно проследил бы. Беспокойство немного отпускает и Сатору опять чуть веселеет. Все это значит, что Мегуми вышел из драки абсолютным победителем! Сатору совершенно определенно чертовским им гордиться. – Я чертовски тобой горжусь, – решает он тут же это и озвучить, сам слыша, что и звучит именно настолько гордо, как ощущает себя и говорит – за все это Сатору получает уже два тяжелых вздоха одновременно, что определенно можно считать успехом. Вот только вздох Мегуми все еще выходит куда эпичнее и драматичнее. Директору бы у него поучиться! Но все же этот синхронный обреченный вздох звучит музыкой для ушей Сатору. Как же это все-таки приятно – бесить людей. Одно из увлекательнейших хобби Сатору. Возможно, ему стоит ввести новый предмет в школе – как-выводить-окружающих-из-себя-и-не-сдохнуть. Он абсолютно уверен – этот предмет был бы чертовски популярен. И Сатору мог бы вести оба предмета одновременно – и ЗОТИ, и этот, новый, он же невероятно прекрасен и идеален, он может все! Хм. Возможно, стоит всерьез обсудить этот вопрос директором… Но как-нибудь в другой раз – может, эта пульсирующая жилка на его лбу и радует глаз Сатору, и все же не хочется, чтобы она лопнула. Лишиться возможности продолжать директора бесить? Ну уж нет! Так легко он от Сатору не отделается! Но дело все в том, что полностью беспокойство все же не уходит – взгляд Сатору опять сам собой падает на сбитые костяшки Мегуми, и он ощущает, как собственные брови чуть сходятся к переносице. Ну нет, так не пойдет. Да, может, в Больничное крыло его ребенку и не нужно – но почему никто не обратил внимание на эти сбитые костяшки и ничего с ними не сделал? Шагнув ближе, Сатору чуть взмахивает рукой – с этим он может справиться и без волшебной палочки, – и в следующую секунду костяшки Мегуми вновь оказываются целехонькими. Сатору довольно кивает и веселеет окончательно, отступая обратно. Вот. Так-то лучше. – Но, вообще-то, драка – это двусторонний процесс, и подраться сам с собой мистер Фушигуро не мог, – замечает Сатору, демонстративно оглядываясь вокруг себя и вздергивая бровь в фальшивом недоумении, не переставая широко улыбаться. – Так где же его жерт… то есть, противники? – весело интересуется он, в очередной раз показательно исправляясь. На что получает от директора взгляд, в котором угадывается намек на усталое раздражение и мысль за-какие-такие-грехи-мне-приходится-иметь-с-тобой-дело. Сатору лишь чуточку возмущен – иметь с ним дело это привилегия и благословение, эй! Но в куда большей степени он вполне доволен жизнью – не так-то и просто хоть немного вывести директора из себя, но Сатору профессионал в своем деле, ага. Ответ директора короткий и сухой: – В Больничном крыле. Вполне ожидаемо, считает Сатору. Но краем глаза он замечает, как после этих слов Мегуми морщится, отводя взгляд, и, потому что Сатору очень хорошо своего ребенка знает – то может распознать признаки того, что он начинает выглядеть несколько виновато. Да л-а-адно! Ну с чего бы вообще? Это даже заставляет Сатору немного нахмуриться, тем не менее, не переставая при этом широко улыбаться. Сам он вот целиком и полностью уверен, что засранцы это заслужили – опять же, с Мегуми иначе не бывает, он никогда не ввязался бы в драку с тем, кто не заслужил этого. Ну, да, да, Сатору учитель и ему не положено так говорить – хотя технически, он и не говорит, он думает. Пока что. Но дети бывают… что ж, они бывают разные. Уж ему ли, как декану Слизерина, не знать. Безусловно, Сатору свой факультет любит и будет стоять за него, как самый мощный протего – но компания на нем собралась очень разношерстная, и он уже несколько раз становился свидетелем тому, как целительный кулак Мегуми или парочка заклинаний от него делали чудеса и вправляли кое-кому мозги. Нет, как учитель Сатору, конечно же, этого не одобряет, и вообще, у него нет любимчиков… Ой, да кому он пиздит! На его факультете все прекрасно знают, что маленькие мудаки… в смысле, детишки с сомнительным поведением у него из отработок могут и до конца седьмого курса не выползти, если мозги не отыщут. Иногда со Слизерином иначе нельзя. Слишком много грязи в головы этим детишкам подсовывают взрослые в целом и их же собственные родители в частности, и Сатору каждому из этих детей всегда готов протянуть руку. Но для того, чтобы они оказались готовы эту руку принять – иногда из их голов нужно выбить немного дерьма. У Сатору в распоряжении для этого – снятие баллов, назначение отработок, и широкие, дружелюбные оскалы, от которых матерые мужики кирпичами срут. А к Мегуми, увы, довольно часто цепляются – слишком он на их факультете выделяется, хотя на самом-то деле сильнее всего пытается как раз по возможности меньше внимания привлекать, в тени держаться. И если нападки на себя Мегуми еще может молча стерпеть – и именно так чаще всего делает, к сожалению, – потому что не любит во все это ввязываться. То вот нападки на других… Еще Мегуми отлично умеет себя контролировать, так что Сатору уверен – попавшие в Больничное крыло студенты отделались ерундой, парой синяков-ссадин, с которыми Секо легко и быстро разберется. Да, пожалуй, так учитель тоже размышлять не должен… Но – эй! У них тут волшебный мир, в котором перелом после квиддичного матча всеми воспринимается, как легкий насморк для магглов, а лечится уж точно куда быстрее, чем магглы умеют насморк лечить. Всего-то немного костероста – и очень скоро уже никакого перелома. Так что – пара ссадин? И впрямь ерунда. То есть, это, безусловно, не значит, что Сатору отмахнулся бы, заметь он ссадины и синяки на своих студентах – нет уж, он мудак, конечно, но подобное без внимания никогда не оставил бы. И все же в данном случае, при данных обстоятельствах, причин для паники не видит. Конечно же, позже Сатору все равно убедится, что студенты в порядке, из какого бы факультета они ни были – но знает, что может доверять Секо. А также Сатору безоговорочно доверяет Мегуми. Доверяет и его мнению, уверенный, что студенты, с которыми он подрался, этого заслужили. Доверяет и этому знанию – Мегуми никогда никому по-настоящему не навредил бы; только если бы это было что-то серьезное и у него действительно не осталось бы другого выбора, чтобы защитить себя или, что в его случае вероятнее, кого-то еще. А в таком случае уж точно Сатору не стал бы своего ребенка винить. И раз у Мегуми только костяшки сбиты, а в ход даже не пошли заклинания, хотя волшебную палочку он никогда не оставляет где попало, держа ее при себе – ничего серьезного. Обычная для него драка и попытка вправить кулаком чьим-то мозги. Так что этим детишкам в Больничном крыле явно не помешает немного целительных отработок… – Они гриффиндорцы, так что это не твоя проблема, – явно предугадав ход мыслей Сатору, вдруг отвечает директор. И Сатору на секунду корчит разочарованную рожу. Какая ску-у-ука. А он-то уже прикидывал, как будет радостно разбрасываться отработками, снятыми баллам и в целом дружелюбно устрашать. Увы. Хотя так-то он совершенно не удивлен тем, что это оказались гриффиндорцы – да, может, у Сатору и разношерстный факультет, но это еще не значит, что на остальных трех собрались сплошь образцовые студенты. Он сам может говорить о том, насколько иногда со слизеринцами бывает сложно – но, черт возьми, пусть кто-то другой хоть попытается намекнуть, что Слизерин чем-либо хуже. У Сатору для таких припасены и дружелюбно-ядовиты оскалы, и дружелюбно-ядовитые реплики, после которых о таких намеках тут же пожалеют. Впрочем, теперь такое случается крайне редко. Только с теми, кто не особенно с Сатору знаком – остальные уже научены и предпочитают держать свои намеки при себе. Хах. Но все же, прямо сейчас Сатору не может удержаться и снова принимается сиять улыбкой, елейным голосом произнося: – Это что же, наши бравые гриффиндорцы на самом деле совсем не бравые? – Ты вообще хоть иногда помнишь, что ты учитель и должен быть беспристрастен, Годжо? – в ответ сухо интересуется директор, но мимо внимания Сатору не проходит то, что он все же не пытается отрицать. Да, это они виноваты в драке, не Мегуми. Хотя, вообще-то, о причинах драки не было сказано ни слова – что весьма примечательно и абсолютно определенно заслуживает отдельного внимания. Но с этим Сатору разберется чуть позже. Суть в том, что все знают – Мегуми никогда не зачинщик и никогда не виноват. Это простой факт. Обычно он либо защищается, либо, опять же, куда чаще – защищает других. Да-да, кто-нибудь – многие – сказали бы, что можно обойтись и без кулаков, так что какая-то вина на нем все же есть. И совершенно определенно Мегуми винит себя сам – увы. Но Сатору слишком хорошо знает, что он всегда для начала пытается использовать слова – но еще знает, что они живут не в идеальном мире, где слова всегда работают и где, стоит кому-то указать на то, что он по-мудацки себя ведет, как человек тут же все осознает и исправиться. Будь это так – и учителям самим никакие отработки или снятие баллов не понадобились бы. Однажды Мегуми наверняка научится находить другие выходы из таких ситуаций – он умный ребенок и Сатору в него верит. А сейчас… ну не терпеть же ему, если в ответ на его замечание на него нападают, а?! Всю эту херню про подставить левую щеку, пока бьют по правой – или как оно звучит, – те, кто говорит подобное, могут оставить при себе. Сатору рад, что его ребенок подобной точки зрения не придерживается и, да, иногда может промолчать, если его оскорбляют – но терпеть побои, не заступаясь за себя, уж точно не станет. Что определенно хорошо. Хотя Сатору заметил, что Мегуми уже стал драться реже. Те, кто раньше недооценивали его, кажущегося на первый взгляд мелким и щуплым – теперь явно начинают осознавать свою ошибку и не так сильно рвутся в драку с ним ввязываться, предпочитая буркнуть что-нибудь и уйти, если Мегуми за кого-то заступается. Этому Сатору тоже становился свидетелем. И попросту не может не гордиться – он сам начал обучать Мегуми еще за несколько лет до его официального поступления на первый курс Хогвартса, да и другие учителя тоже в этом обучении принимали участие. А Мегуми – способный, сильный, трудолюбивый и схватывает на лету, уроки явно не прошли мимо него, и сейчас он может утереть нос и тем, кто на несколько курсов его старше. Ну вот как здесь не гордиться? – Совершенно не понимаю ваших намеков, директор, – лишь сильнее веселится Сатору. – Я – лучший из лучших! Кто этого не знает? Со стороны Мегуми опять доносится хмык, еще более скептичный, чем предыдущий – и, эй! Вот это уже оскорбительно! Наконец бросив на этого несносного, хмурого ребенка взгляд, Сатору чуть мстительно ухмыляется, прикидывая дальнейший план действий. Директора он уже достаточно побесил. А теперь пришло время выполнять свои обязанности декана Слизерина и разбираться с таким ужасным, вопиющим нарушением правил, как драка!.. …подумал бы кто-нибудь другой из учителей. Хах. – Что ж, пойдемте, мистер Фушигуро, будем разбираться, – обманчиво легкомысленным голосом говорит Сатору. – А то мы уже, кажется, несколько утомили директора… – …ты даже не представляешь. – Сделаю вид, что я этого не слышал, – снисходительно отвечает Сатору на эту возмутительную реплику директора – после чего полноценно поворачивается к Мегуми, кивает ему на дверь и сам тут же отправляется к ней. Какое-то время, оказавшись в коридоре – они идут в тишине. Сатору косится на Мегуми – но по невозмутимому лицу этого несносного ребенка ничего не понять. Даже то чувство вины, которое он успел уловить еще там, в кабинете – теперь Мегуми отлично скрыл за свей обычной непроницаемостью. Ну конечно же. Когда они оказываются на некотором отдалении от кабинета директора, Сатору все же интересуется показательно – и обманчиво – легкомысленным тоном: – Итак, Мегуми. Не хочешь ли ты мне рассказать, за что именно бравые гриффиндоры заслужили твой праведный гнев? – наконец переходя к вопросу, который действительно его волнует. Раз уж Мегуми не рассказал о причинах драки директору – а он явно не рассказал, потому что директор этого не упоминал, – то, возможно, он не хочет, чтобы другие знали. Так что Сатору решил подождать, пока они останутся одни. И краем глаза он замечает, как Мегуми тут же опять морщится. – Давайте вы мне уже назначите отработку, снимите у меня баллы – и мы наконец разойдемся, – бурчит он, при этом отчего-то старательно глядя в сторону. Любопытно. И – хах. Да этот ребенок должен совершенно его не знать, чтобы верить, будто все может закончиться вот так… просто! Хотя Сатору уверен – он и не верит. Мимо внимания не проходит, как голос Мегуми пробивается что-то, похожую на отчаянную надежду, на которую он на самом деле не очень-то рассчитывает. И правильно делает. Так что Сатору широко улыбается в ответ. – Ну уж нет, Мегуми, – произносит он весело и чуть нараспев. – Твой самый лучший в мире декан… и я сделаю вид, что не слышал этого возмутительного скептичного хмыка, – добавляет Сатору немного ворчливо, когда совершенно определенно слышит, как все еще глядящий в сторону Мегуми в ответ на эту реплику хмыкает. Возмутительно! И тут же Сатору продолжает почти торжественным тоном: – Так вот, твой самый лучший, самый прекрасный, самый выдающийся декан в мире, – делает он ударение на некоторых словах, – просто обязан знать, что именно подтолкнуло тебя на свершение подвигов, связанных с нарушением абсурдных школьных правил. Которых ты, по какой-то непонятной мне причине, большую часть времени все же стараешься придерживаться, – легкомысленно бросает Сатору. И замолкает. Ждет. Ждет… Очевидно, молчания он ждет – потому что лишь его и получает даже минуту спустя. Поняв, что ответа, кажется, все же не получит, Сатору переводит взгляд на Мегуми – хмурого, продолжающего упрямо смотреть куда-то в сторону – и удивленно моргает. Обычно у этого неразговорчивого, замкнутого ребенка все же нет никаких проблем с тем, чтобы рассказать ему, почему именно он в очередную драку-дуэль ввязался… Ну, ладно, хорошо, у него все же есть с этим проблемы. Но, когда захочет – Сатору может быть жутко надоедливым и прилипчивым до тех пор, пока своего не добьется. В конце концов, потерпев несколько раз его нытье на эту тему – Мегуми явно пришел к выводу, что проще подробности своих драк сразу выкладывать Сатору, даже если других учителей или директора посвящать в них он не хочет. Это экономит ему уйму времени и нервов, ага. Зачастую причиной оказывается то, что Мегуми за кого-нибудь заступился – услышал, как кого-нибудь оскорбляют; увидел, как кого-нибудь явно намеренно пихают плечом, чуть не снося с дороги; заметил, как в кого-нибудь швыряют заклинанием вроде подножки, мерзко при этом хихикая. И прочие подобные сценарии. Несколько раз он так даже в драки со студентами на несколько курсов старше себя ввязывался – и, надо заметить, всегда оказывался в них победителем. Опять же, многие достаточно глупы для того, чтобы Мегуми недооценивать – о чем он очень быстро заставляет их пожалеть. Ну вот и как Сатору может не гордиться, а?! Но в этот раз Мегуми… Молчит. И явно не собирается ничего рассказывать. А еще у него хмурая складка между бровей, поджатые губы и упрямство в глазах – то самое, которое кричит Сатору, что в этот раз ребенок планирует стоять на своем до последнего. Внутри просыпается смутное беспокойство – для такого упрямства причина должна быть очень серьезной. Ну и что эти бравые гриффиндорцы сделали или наговорили Мегуми? Но – что ж. Ла-а-адно. Кто кого, а? Мегуми, может, и собрался молчать – но Сатору уж точно ничего подобного не планировал. – Пятьдесят баллов Слизерину за выдающиеся способности в области молчания, – весело провозглашает он, прекрасно зная, как Мегуми всегда раздражает, когда он принимается начислять ему баллы по каким-нибудь дурацким причинам. Конечно, это только мнение Мегуми, что причины – дурацкие. Сатору вот категорически не согласен. Но все же, Мегуми всегда – всегда – возмущается, когда Сатору так делает, так что это вполне надежный способ его разговорить. И сейчас Сатору решает сыграть на этом, чтобы получить хоть какую-то, пусть и возмущенную реакцию… И – ничего. Все еще ничего. Да Мегуми даже не смотрит на него до сих пор, предпочитая упрямо пялиться куда-то в сторону! Что, ни единого слова? И даже ни одного раздраженного зырка? Как так вообще?! Не удержавшись, Сатора смотрит на Мегуми ошарашенно – и это лишь наполовину наиграно. Потому что такой поворот событий совершенно определенно ошарашивает! – И что, ты даже не возмутишься? – интересуется Сатору также ошарашенно, и, опять же – лишь наполовину наигранно. – Не прочитаешь мне лекцию о том, что я делаю все неправильно? Не расскажешь во всех подробностях, почему я должен отбирать у тебя баллы, а не начислять? Сильнее, чем начислять Мегуми баллы по каким-нибудь дурацким… то есть, абсолютно обоснованным и логичным причинам – Сатору обожает разве что злорадно хихикать после этого, когда Мегуми принимается возмущаться, читать лекции о том, почему он абсолютная катастрофа, как учитель, и раздраженно зыркать. Но сейчас – все еще тишина. Мегуми лишь сильнее поджимает губы и пялится в пространство перед собой. Ну что за несносный ребенок, а! Беспокойство сильнее царапает по изнанке – ну что ж такого могло случиться, если Мегуми настолько упрямо отмалчивается? Ладно, кажется, пришло время перейти к методам посерьезней. В конце концов, Сатору и сам слизеринец – и тоже умеет быть мудаком… в общем-то, большую часть времени мудаком и является. Он профессионал в своем деле, если уж на то пошло. – Что ж, Мегуми. Если ты не хочешь говорить мне – думаю, я могу узнать все и сам, – с демонстративной беспечностью заявляет Сатору. – Вот сейчас в Больничном крыле, например, лежат несколько детишек из бравого Гриффиндора, которые наверняка будут куда общительнее… – Вы раздражаете, – прерывая его, наконец – наконец! – бурчит Мегуми и бросает на Сатору острый взгляд, в котором виднеется озвученное раздражение. А тот ощущает, как внутри растекается толика облегчения. Хоть какая-то реакция, ну! В конце концов, Мегуми отмалчивался с того момента, как Сатору зашел в кабинет директора – так что наконец услышать от него даже пару слов уже что-то. Беспокойство, конечно, все еще никуда не уходит – должна быть причина у такой упрямой молчаливости, – зато, по крайней мере, появляется шанс узнать, в чем все-таки дело. – Благодарю за признание моих талантов. Я очень это ценю, – фыркнув, чуть кланяется Сатору с максимально пафосным видом, и тут же добавляет с фальшивым легкомыслием: – Ну так что, пойдем простым путем, и ты мне все расскажешь. Или сложным, и я все равно все узнаю – но сам? Это немножко по-мудацки, конечно… Ну, или множко по-мудацки. Но Сатору нужно убедиться, что ничего серьезного не случилось и его ребенок в порядке. В том, что сам Мегуми ничего ужасного не сделал – он уверен безоговорочно, но вот за других ручаться не может. Немного успокаивает, конечно, отсутствие на Мегуми серьезных травм, равно как и знание, что он в состоянии постоять за себя. Хотя последнее не отменяет того, что, как бы напоказ легкомысленно Сатору к его дракам ни относился, он все же всегда ощущает вспышку тревоги, узнавая о них – и успокаивается только лично увидев, что с его ребенком все хорошо. Но ведь ранить можно не только кулаками или заклинаниями – слова тоже неплохо с этим справляются. Беспокойство внутри Сатору разгорается все сильнее. В ответ на его слова из Мегуми вырывается очередной тяжелый вздох, который по градации его тяжелых вздохов находится где-то в области: «Почему мое бесконечное терпение на самом деле не бесконечно. А вселенная так жестока, что заставляет меня справляться с этим». Где это – очередной идиотизм Годжо Сатору. Ладно, может, это немного слишком драматично – но как-то так этот вздох и звучит! И, да, у тяжелых вздохов Мегуми совершенно определенно есть градация. По ним можно понимать его настроение, степень его раздражения или злости, а еще степень серьезности этих вздохов – и стоит Сатору подумать, что он уже изучил все их оттенки и знает, какой что значит… Прибавляется какой-нибудь новый, который срочно нужно добавить в мысленный список. Его ребенок умудряется одними тяжелыми вздохами, закатанными глазами, хмурыми бровями выражать тонну эмоций, при этом оставаясь внешне невозмутимым – ну и, еще раз. Как тут не гордиться?! Когда Мегуми резко останавливается и поворачивается к нему, корча эту свою хмурую моську, сквозь невозмутимость который пробивается недовольство – Сатору по инерции продолжает очередной шаг и в результате замирает с нелепо повисшей в воздухе ногой. То есть, не нелепо, конечно же. Так и задумано. Ага. В конце концов, опустив ногу на пол – Сатору тоже поворачивается к Мегуми лицом и выжидательно вскидывает бровь. И почти видит, как у того в голове быстро вертятся шестеренки, обдумывая доступные варианты – Сатору уверен, что один из них наверняка попросту соврать о причине своей драки, но они оба знают, что это не сработает. Во-первых, Мегуми – отвратительный лжец. Он хорошо умеет увиливать и замалчивать – но неприкрыто лгать? Пф-ф. Во-вторых, может, с кем-нибудь другим его ложь все же сработала бы, но Сатору знает своего ребенка слишком долго и слишком хорошо. И ложь его сходу распознает. Очевидно, Мегуми тоже это понимает – но он все еще продолжает поджимать губы и хмурить брови, отказываясь сдаваться. В этот раз вздыхает уже Сатору. Подняв очки на лоб, он смотрит Мегуми в глаза и произносит уже куда серьезнее, спокойнее и предельно искренне: – Ты можешь рассказать мне о чем угодно. Ты же знаешь об этом, правда, Мегуми? На самом деле, как бы Сатору тут ни корчил тут из себя придурка и не демонстрировал фальшивое легкомыслие – он ведь действительно обеспокоен и с каждой секундой лишь сильнее. Мегуми так упрямился и отказывался говорить о причинах своих драк только после первых из них – затем он ведь явно понял, что сказать все сразу и прямо гораздо проще, чем терпеть нытье Сатору, и без проблем об этом рассказывал. Опять же, должно было случиться что-то действительно серьезное, чтобы в этот раз Мегуми так старательно отмалчивался. В какой-нибудь другой ситуации Сатору бы отступил – он уважает право Мегуми что-то замалчивать и хранить какие-то секреты, и знает, что если на него продолжать словесно давить, то получится только хуже. Но это не какая-то другая ситуация – это драка. А если причины и впрямь серьезные? Каким бы уверенным, рациональным, ни по годам взрослым ребенком Мегуми ни казался – он все же ребенок, да еще и склонный вечно принижать себя и недооценивать. Склонный заступаться за других и защищать их. Но иногда забывающий о том, чтобы защитить самого себя. То есть, да, к счастью, Мегуми не станет терпеть, если на него бросаются с кулаками или в него швыряются заклинаниями – но и думать о себе будет в последнюю очередь, ставя на первый план беспокойство о тех, за кого заступается. А уж о том, чтобы защитить себя ментально, от каких-нибудь оскорблений – иногда не думает вовсе. В общем, да – Сатору, черт возьми, обеспокоен. И, кажется, Мегуми что-то такое в выражении его лица, в его глазах улавливает, наверняка замечает это чертово беспокойство – потому что в выражении лица самого Мегуми, в его настороженном взгляде что-то едва уловимо смягчается. Даже очередной вздох выходит не таким тяжелым. В конце концов, это же работает в обе стороны, и не только Сатору хорошо его знает. Сам Мегуми тоже хорошо знает Сатору, прекрасно отличает его фальшивые улыбки от искренних и со своей проницательностью умеет читать его так, как никто другой. Кроме, может быть, Сугуру. Мысли о Сугуру, как и всегда, приходят со смесью света и горечи – но здесь и сейчас Сатору от них отмахивается. Потому что здесь и сейчас самое важное – его ребенок. После еще пары секунд колебаний Мегуми наконец говорит немного ворчливо, но совершенно беззлобно: – Ты же все равно не успокоишься, пока не узнаешь, а? И Сатору ощущает, как от этих слов внутри него вновь растекается облегчение, в этот раз чуть более ощутимое, явственное – так что ему даже приходится прикусить внутреннюю сторону щеки, чтобы не заулыбаться вовсю и не спугнуть Мегуми. А все потому, что Сатору понимает – кажется, все-таки удалось своего добиться. Кажется, все-таки Мегуми решил рассказать, в чем причина его драки. Но, конечно, это совсем не значит, что Сатору полностью расслабляется – беспокойство все еще здесь, царапает и колется, настойчиво о себе напоминает; зато, по крайней мере, если он будет знать, в чем дело, то хотя бы сможет что-то сделать, как-то помочь. Или хотя бы попытаться. Наконец, поморщившись, Мегуми принимается объяснять: – Я бы предпочел обойдись без этого, но… – еще один тяжелый вздох – после чего выражение его лица чуть заостряется, взгляд становится жестче, а челюсть сжимается, когда он решительно и твердо говорит: – Они называли тебя идиотом, говорили, что ты не умеешь преподавать, и… – тут Мегуми обрывает сам себя, неловко дергнув плечом; его решительность и твердость идут трещинами, и он комкано заканчивает: – В общем-то, как-то так. Но Сатору, конечно же, все равно догадывается – за этим «и» скрывается что-то куда более оскорбительное, что о нем говорили; что-то, о чем Мегуми предпочитает умолчать даже сейчас, когда наконец решил обо всем рассказать… Ну, когда Сатору добился, чтобы он обо всем рассказал, ага. А что еще в такой ситуации оставалось? Ведь это действительно могло быть что-то серьезное, и!.. И Сатору удивленно моргает, пока до него медленно доходит, что же именно самом деле сейчас услышал. Если уж на то пошло, он и сам не уверен до конца, чего ожидал – ну, разве что все же был почти уверен, что Мегуми, зная его, заступался за кого-то другого, но не за самого себя. Просто… Просто Сатору не думал, что этим кем-то может оказаться сам Сатору. И это не особенно-то просто вот так сходу осознать. Это… – Но ты сам называешь меня придурком и вечно задаешься вопросом, как я вообще преподавателем стал, – вырывается из Сатору ошарашенное, непроизвольное и для него самого неожиданное. Что, кажется, становится очень неправильной реакцией. Ну, если судить по тому острому взгляду, который Мегуми бросает на него в ответ. Но – эй! Сатору не виноват! У него шок и ступор, к таким внезапным поворотам его не готовила эта дурацкая жизнь! Да и вообще… Он ведь не то, чтобы не прав, ну. Мегуми действительно так говорит – но еще в его словах никогда нет даже следа злости или реального желания задеть, а Сатору его ворчание только веселит. И все же. – Я знаю тебя годами и заслужил право иногда так говорить, – с легким намеком на раздражение бросает Мегуми в ответ. – А они не знают абсолютно ни хрена, и все равно какого-то боггарта считают, что имеют право открывать свои идиотские рты… …и Мегуми глубоко вдыхает, вновь останавливая сам себя, когда начинает окончательно распаляться. А мимо внимания Сатору не проходит и очень редкий для него, мелькнувший в этой речи мат; и то, что все нарастающие раздражение Мегуми, кажется, все меньше направлено на самого Сатору – если вообще было хоть сколько-то направлено на него, – и все сильнее на тех, с кем он там дрался. Теперь Сатору уже совсем ошарашенно моргает, на Мегуми глядя, пока шестеренки в его голове наконец начинают работать. Оу, – понимает он наконец. Оу-у. Так Мегуми… защищал его. Заботился о нем. В своем Мегуми-стиле, включающем кулаки для тех, кто несет всякую херь. Оу-у-у-у-у! Что-то внутри Сатору сжимается и щемит, затапливая грудную клетку болезненным, до страшного приятным теплом. Когда он так ничего и не говорит – временно оказывается попросту не в состоянии слов подобрать, что, определенно, много говорит о степени его охуевания и восторга; Сатору всегда, всегда есть, что сказать! – раздражение на лице Мегуми медленно сменяется настороженностью, пока он не говорит в конце концов сам. Бросает короткое: – И? – Что «и»? – все еще не до конца выйдя из ступора, оторопело переспрашивает Сатору. – И – ничего больше? – подозрительно хмурится Мегуми. – Никаких стремных шуток? Никаких начисленных баллов по идиотским причинам? Никаких других глупостей в твоем духе? Сатору хмыкает – выходит как-то немного влажно и солено из-за кома в горле. Что ж, его ребенок отлично знает Сатору, потому что он не может отрицать ту часть себя, которая и впрямь хочет от внезапно откровения за идиотскими шутками прикрыться. Вот только другая, куда большая часть Сатору слишком этим откровением дорожит, чтобы все вот так портить. Так что – нет. Не сейчас. Ни стремных шуток, ни начисленных по идиотским – рациональным и логичным! – причинам баллов, ни других глупостей в его духе, ага. Пока что. Вообще-то, Сатору совершенно плевать, кто там и что о нем говорит – по пальцам может пересчитать тех людей, чье мнение для него что-то значит. Он ведь сильнейший волшебник своего времени, его имя известно если не каждому, то очень многим в магическом мире, который не так уж и велик, на самом-то деле. Опять же: не самодовольство – простой факт. Им восторгаются, его ненавидят, ему завидуют, его проклинают, его считают отбитым, переоцененным придурком, о нем строчат идиотские статьи, заставляющие его изрядно повеселиться… Если бы Сатору переживал каждый раз, когда в его адрес летит какая-то грязь – рехнулся бы уже. Так что, да – ему самому абсолютно плевать. Но то, что не плевать Мегуми… Ох. Но все равно происходящее ощущается как-то слишком уязвимо, слишком уязвимым ощущается растекающееся за ребрами к этому дурацкому, стоящему напротив ребенку – а Сатору ни черта не умеет, никогда не умел с таким дерьмом справляться. Так что, не удержавшись, он все же криво ухмыляется и говорит: – Ты поосторожнее, ребенок. Я так решу, что тебе не плевать на меня. Но Мегуми на подначку не ведется. Подозрительность в его взгляде вдруг смеется чем-то более хмурым, проницательным, секунду-другую он внимательно смотрит на Сатору – а затем вдруг отвечает предельно серьезно, без колебаний: – Конечно же, мне не плевать. Ты сомневался? – и в последних его словах слышится едва ли не беспокойство – будто Мегуми на самом деле совсем не нравится мысль, что он и впрямь мог сомневаться. И – оу Это – как контрольный. Прямо в самое глупое сердце. Ну что за прекрасный дурацкий ребенок? Не то чтобы Сатору сомневался – он прекрасно знает, что Мегуми из тех, кто именно таким образом, с помощью поступков, не слов, свою заботу, привязанность, преданность выражает; прекрасно знает, что, несмотря на свое вечно невозмутимое лицо и отличное умение скрывать эмоции – на самом деле Мегуми очень, очень далек от безэмоциональности и равнодушия. Что в его грудной клетке скрывается непостижимо огромное сердце – то самое, из-за которого он вечно бросается кого-то защищать и спасать, при этом даже благодарности за подобное никогда не ожидая. Просто, наверное, есть часть Сатору, которая не совсем уверена, что он этого заслуживает. Что заслуживает неравнодушия Мегуми. Это глупо, конечно. По всеобщему признанию Сатору – самодовольный бесячий мудак, он сильнейший волшебник своего времени, он невъебенно охуенен и это, черт возьми, факт. Он – и вдруг может быть хоть немного не уверен в себе? Пф-ф. Ерунда. Безусловно. Но… Что-то глубоко в нем, надежно скрытое за фальшивыми улыбками и показательным самодовольным легкомыслием – сейчас сжимается уязвимо, страшно и счастливо, потому что заполучить заботу ребенка перед ним ощущается, как величайший дар в мире. Который нужно бережно хранить. А Мегуми, этот дурацкий, проницательный ребенок, очевидно, слишком уж, слишком хорошо знает Сатору, раз в принципе решил это озвучить и вопрос такой задать. Остается только надеяться, что он также знает – сомневается Сатору не в том, что ему не плевать. Лишь в том, что сам этого заслуживает. Черт. – Я могу тебя обнять? – шепчет Сатору, и сам слыша, как разбито вдруг начинает звучит – но совершенно на это наплевав. И хмурящийся Мегуми в ответ медлит всего секунду, вновь внимательно в него вглядываясь – а затем, будто что-то в лице Сатору отыскав, наконец просто кивает. Этот не особенно тактильный, не склонный к частым объятиям ребенок. Совершенно неожиданно кивает. И Сатору не медлит, пока тот не передумал. Опускается на колени, прижимает к себе крепко и бережно, ощущая ответную почти неощутимую хватку поперек спины. И вдруг осознает, что теперь макушка Мегуми оказывается чуть выше его собственной – хотя еще вчера, кажется, этот ребенок ему едва-едва до коленок доставал. Как же быстро он растет, вытягивается. Так, не успеет Сатору моргнуть – а Мегуми уже совсем вырастет. Станет совсем взрослым и ему совсем не нужен будет больше Сатору – хотя, справедливости ради, он и сейчас Мегуми не нужен, этот ребенок всегда был очень самостоятельным, ему слишком, так страшно рано пришлось взрослеть. А Сатору так хочется, чтобы у него была возможность побыть еще хотя бы чуть-чуть ребенком. Так хочется сказать что-то важное, объяснить, насколько сильно ему самому не плевать, насколько он этим ребенком дорожит – так сильно, что страшно. Всяким родительским дерьмом, к которому он все еще ни черта не успел привыкнуть – не уверен, что хоть когда-нибудь привыкнет – вдруг затапливает от дна и до края, но Сатору отказывается паниковать, лишь прижимая Мегуми к себе ближе. И, черт возьми. – Я не сомневаюсь, что тебе не плевать, – наконец все же находится со словами и хрипит он. – Я только сомневаюсь, что заслуживаю этого. Потому что это вдруг кажется невероятно важным – убедиться, что Мегуми действительно знает. Что Мегуми не будет из-за Сатору сомневаться в себе и в том, что умеет свое неравнодушие показывать. У этого ребенка и так достаточно проблем с самооценкой, чтобы еще необоснованных причин для этих проблем добавлять. Проходит секунда. Другая. А затем Мегуми в его руках вдруг приходит в движение и на секунду Сатору пугается, что он сейчас из объятий вывернется… но вместо этого вдруг ощущает, как руки Мегуми перехватывают поперек спины крепче, как он как прижимается ближе, ворча Сатору куда-то в висок: – Ты иногда такой глупый, – и в этом ворчании нет ни следа злости или раздражения – только сквозящее в интонациях семейное тепло. То самое, которое растекается у Сатору за ребрами. – Это да, – смеется он коротко, разбито и искреннее. И смутно задумывается о том, что если бы был правильным учителем и правильным родителем – слово «родитель» все еще пугает, но уже не так оглушительно, – то сейчас обязательно сказал бы что-нибудь занудное о том, насколько плохо драться. Всякое бла-бла-бла в таком духе. Но Мегуми – умный ребенок, он отлично умеет оценивать свои силы и знает, во что не стоит ввязываться, так что Сатору никогда не видел смысла читать ему лекции. Этот ребенок и сам себя отлично отчитает. Ему хватит. – Мою честь еще никто так не защищал. Я весьма польщен, – в итоге лишь фыркает он уже чуть менее разбито, чуть более весело, и хотя прямо сейчас не видит лица Мегуми – все равно почти может услышать скрип, с которым закатываются его глаза. – А еще ты придурок. – И этим признанием моих талантов я тоже весьма польщен. – Уже жалею о том, что заступился за тебя. – Нет, не жалеешь. – Нет, не желаю, – легко соглашается Мегуми, и Сатору улыбается ему в макушку, ощущая, как страшно и восхитительно щемит сердце. Так, как умеет щемить только из-за его ребенка. – Спасибо, – хрипит он в эту макушку немного беспомощно. И – черт – Сатору ведь даже не уверен, когда именно начал мысленно называть Мегуми своим ребенком, но он совершенно определенно ни о чем не жалеет. Совершенно определенно ни о чем не жалеет, когда думает о том, что ради своего ребенка готов он. В общем-то. На все.