Пока ты смотришь

Когда Мегуми спизд… то есть, одалживает мантию-невидимку у профессора Годжо – по краю сознания начинают зудеть инстинкты, подсказывающие, что это плохая идея. Нет, не одолжить мантию-невидимку – плохая идея. В конце концов, это он проделывает уже не в первый раз – и даже, наверное, не в сотый. Профессор Годжо делает вид, будто не знает, что Мегуми у него регулярно мантию-невидимку таскает – исправно возвращая ее на место. А Мегуми делает вид, будто не знает, что профессор Годжо знает… Идиллия, в общем. Так что в этом смысле – все нормально. Да и в Хогсмид они с Юджи и Нобарой уже далеко не единожды тайком выбирались – так что и здесь проблем возникнуть не должно. Тем не менее, инстинкты продолжают зудеть, хотя скорее не беспокойно, а… предупреждающе? Но Мегуми просто отмахивается – ерунда какая-то. Этот вечер ничем не будет отличаться от многих других, уже оставшихся в прошлом. Что вообще может пойти не так? Ответ Мегуми получает, когда они заваливаются в Три метлы. И обнаруживают там трех своих профессоров, которые в хлам. А. Так вот о чем инстинкты предупреждали Мегуми. Все трое уже явно изрядно приложились к огневиски. Профессора Годжо с Гето пытаются устроить армреслинг – и ломают стол. Профессор Нанами пьяно устало вздыхает и под нос ворчит что-то о том, что ему за такое не доплачивают. Владелица паба, не успевающая чинить репаро все, что профессора Годжо и Гето ломают – и далеко не везде ее репаро помогает – выглядит уже близкой к истерике. Мегуми с Юджи и Нобарой синхронно замирают, едва переступив порог. На плечи всех троих до сих пор накинута мантия-невидимка – и Мегуми испытывает секундный соблазн утащить их отсюда, пока еще есть шанс… Но потом он пересекается взглядами с настороженно-обеспокоенными, но решительными глазами Нобары и Юджи – и тяжело вздыхает. Что ж. Выбора у него явно не остается. Ну а если выбора и до этого не было, и Мегуми осознает, что в любом случае сделал бы то, что собирается сделать… То об этой его глупости совсем не обязательно кому-либо знать. Еще одно пересечение взглядами. Три решительно-обреченных кивка. И они сбрасывают мантию-невидимку, уже смирившись с грядущим наказанием – и это сейчас совсем не о снятых баллах или отработках. Успокоить владелицу паба негласным общим решением отправляется Юджи – лучик солнца с солнечной утешающей улыбкой, – пока Мегуми с Нобарой отправляются к своим дражайшим профессорам. И тут же оказываются встречены протяжным: – Мегуми-и-и! – в исполнении профессора Годжо, который, только Мегуми приметив, тут же кидается ему на шею… и промахивается, вмазываясь носом в пол. Профессор Годжо хнычет. Профессор Гето гогочет над ним так, что и сам чуть не падает. Профессор Нанами бурчит что-то о дополнительных сменах, на которые он не подписывался. Нобара громогласно жалеет обо всех своих жизненных решениях – особенно о том, из-за которого она сейчас без камеры, способной происходящее запечатлеть. – Такой компромат впустую пропадает! – доносится до Мегуми ее насупленное бормотание под нос. Сам Мегуми в это время закатывает глаза так, что почти слышит их скрип. Когда Юджи, остановивший грядущую истерику владелицы паба, вновь подходит к ним, справедливое – вообще нет – распределение пьянствующих профессоров приводит к тому, что отводить до гостиной профессора Нанами достается Нобаре. Той самой Нобаре, которая обычно и гвоздями накормить может одним движением волшебной палочки, если ей начать втирать про «ну ты же де-е-евочка» – но в то же время сама очень даже пользуется этим «ну я же де-е-евочка», когда ей выгодно. Вот и сейчас – именно Нобаре достается самый безобидный вариант, потому что профессор Нанами вполне неплохо держится на ногах, даже почти не шатаясь. В целом, он и сам, наверное, мог бы добраться – но они решают перестраховаться. А то не впервые ведь такие пьянки застают. Профессор Нанами, конечно, самый адекватный из троих – но под влиянием вот… этих и он тоже может учудить. Так что – пусть уж Нобара проследит за тем, что он точно доберется до своих комнат. Прежде, чем уйти, она деланно-легкомысленно бросает напоследок: – И каждый из нас понимает, кто именно отведет профессора Годжо. У него, конечно, нет любимчиков – это все знают. А еще все знают, что из любого правила существует исключение. Которое стоит здесь и сейчас. И с которым профессор Годжо куда смирнее, чем с кем-либо еще. После чего Нобара бросает крайне многозначительный взгляд на Мегуми – а тот задается вопросом, почему вообще называет ее своей лучшей подругой. Ну а затем она, до этого строившая жалобные глазки – самодовольно ухмыляется прежде, чем из паба выскользнуть, ведя с профессором Нанами вполне цивилизованный, осознанный разговор. Мегуми только вздыхает – он даже злиться на нее не может. В любом случае ни он, ни Юджи не стали бы сваливать на нее вот… этих. И теперь с вот… этими остаются наедине как раз Мегуми и Юджи. Они смотрят на то, как профессора Годжо и Гето пьяно спорят в тишине опустевшего паба – спаслись бегством отсюда уже все. Переглядываются. Опасливо на профессора Годжо покосившись, Юджи несмело предлагает: – Э-э-э... Камень-ножницы-бумага? Мегуми вздыхает. Вполне очевидно, к чему все идет. – Я сам разберусь с профессором Годжо. На тебе – профессор Гето. Юджи в ту же секунду начинает сиять – но моментально виновато сникает. – Слушай… Ты уверен? – пытается он, но вполне очевидно, что хоть профессор Годжо и один из его любимых преподавателей – это не распространяется на пьяного профессора Годжо, с которым Юджи явно не хочет иметь дел. И нельзя его за это винить. Никто не хочет. Так что Мегуми просто хлопает Юджи по плечу – не станет он на своего лучшего друга такое испытание скидывать. Профессор Гето обычно чудит и творит дичь только в компании профессора Годжо – очевидно, тот плохо влияет, вроде как, на всех, – так что с ним у Юджи тоже не должно возникнуть слишком уж серьезных проблем. – Я справлюсь. Все будет нормально. Мегуми пытается звучать куда более уверенно, чем чувствует себя на самом деле. К счастью, это, кажется, срабатывает. Ну, или к ужасу. Юджи все еще смотрит с сомнением – но не настаивает. И вот так день, который начинался не так уж плохо, превращается в кошмар наяву. Уходит немало сил просто на то, чтобы расцепить профессоров – которые то ли повыдирать друг другу глотки уже готовы, то ли вытрахать друг друга прямо здесь. Мегуми предпочел бы первый вариант, он более щадящий для его бедной, исстрадавшейся детской психики. Но, как только он опять попадает в поле зрения профессора Годжо – тот расплывается широкой улыбкой и вновь протяжно скулит: – Мегуми-и-и! – бросаясь ему на шею. Мегуми вздыхает – в очередной раз – и послушно смещается, чтобы в этот раз сомнительный профессор действительно повис на нем, а не промазал. Не то ведь и нос себе разбить может. И Мегуми потом с этим разбирайся. Вот так он оказывается с профессором Годжо, виснущим на нем, пока они возвращаются в Хогвартс. И в целом Мегуми крайне недолюбливает этот вопрос, но тут он сам собой в сознании всплывает. За что, черт возьми?! – Мегуми-и-и, – пьяно тянет профессор Годжо и вдруг принимается театрально дуть губы. – Значит, опять стащил мою мантию-невидимку, чтобы из Хогвартса вышмыгнуть, а, Мегуми-и-и? Мегуми невпечатленно хмыкает. – Разве вы не делаете вид, что ни о чем не знаете – пока я делаю вид, что не знаю, что вы знаете? У профессора появляется очень сложное выражение лица, пока он явно пытается осознать эту сложную концепцию и ловит в процессе экзистенциальный кризис – но потом отмахивается и довольно улыбается, озвучивая выход из сложившейся ситуации. – Я пьян. Я просто сделаю завтра вид, что этого разговора не помню. И это… Ну, очень по-слизерински. Все-таки, есть определенные причины, почему этот человек – их декан. Хотя Мегуми и подозревает, что те, кто назначил его на эту должность – сами в тот момент с огневиски перебрали. Казалось бы – на этом короткий обмен репликами можно считать оконченным, чтобы остальную часть пути провести хотя бы в тишине. Но, конечно же, нет. Конечно же. Потому что проходит меньше минуты, прежде чем… – Мегуми, – опять канючит профессор, наваливаясь на Мегуми сильнее – так, что тот даже пошатывается, перехватывая его сильнее и вздыхая. Когда он так ничего и не отвечает – профессор канючит протяжнее: – Мегуми-и-и… А еще раз, совсем уж театрально-жалобно: – Ну Мегуми-и-и-и-и!.. – Что? – в конце концов, не выдерживает и огрызается Мегуми, потому что они уже рядом с Хогвартсом – и если профессор так продолжит, он весь замок перебудит. И Мегуми не очень-то в настроении кому-либо что-либо объяснять. Особенно своим не в меру любопытным однокурсникам. – Не игнорируй меня, Мегуми-и-и, – расстроенно выдает профессор Годжо – и основная проблема в том, что расстройство это звучит даже почти искренне. Секунду-другую Мегуми косится на него. Профессор, глаза которого сейчас не скрыты привычными темными стеклами очков – округляет эти самые глаза, неприкрыто и нагло свое главное оружие против Мегуми используя. Нечестно, черт возьми! Против такого устоять не может никто – а у Мегуми хоть и выработался за прошедшие годы иммунитет, он все же не всесилен. – Если вас не игнорировать – от вас не отвяжешься, – ворчит он, и ждет, что в ответ сейчас получит привычный поток громогласного нытья и идиотских шуточек… Но профессор Годжо молчит. И молчит. Ощутив смутное беспокойство, Мегуми опять на него косится – и видит какое-то совсем уж запутанное выражение на лице профессора, где ни следа обычной его дурацкой улыбки. А в следующую секунду он вдруг пытается от Мегуми отстраниться; пытается сам самостоятельно устоять на ногах – но тут же в них путается, из-за чего приходится его подхватить. И, вообще-то – справедливости ради – Мегуми очень редко приходилось профессора Годжо по-настоящему пьяным видеть, тот опьянеть может от одного только запаха огневиски, о чем прекрасно знает и обычно пытается себя контролировать… Но сегодня, очевидно – день-исключение. И, сегодня, еще очевиднее – профессор Годжо не ограничился одним лишь нюханьем огневиски или чужого перегара. Если уж на то пошло, то не так уж Мегуми на него и зол. Ну, выпил, ладно, бывает – происходило бы это на постоянной основе, то да, Мегуми бы злился. А так – ничего катастрофического. И Мегуми не против помочь. Но профессор Годжо вдруг корчит разочарованную рожу и, опять беспомощно на Мегуми повиснув, бурчит ему куда-то в висок: – Прости. Знаю, я жутко тебя бешу. Мегуми ощущает, как беспокойство в нем нарастает. Отпускающий дурацкие шутки, игнорирующий концепцию личного пространства, надоедливый, раздражающий профессор Годжо – это привычный профессор Годжо. С ним Мегуми знает, как справиться. Знает, как справиться с его фальшивыми улыбками, даже если те бесят до пиздеца. Но как справиться с ним вот таким, болезненно-искренним – не знает ни черта. А именно таким профессор обычно становится, когда выпьет. И именно поэтому Мегуми на самом деле пьяного профессора Годжо боится до невозможности. Боится не самой искренности, на самом-то деле – но боится того, что совершенно не знает, как на нее реагировать. Боится того, что отреагирует как-то не так – и случайно больно сделает. Вот и сейчас все, что Мегуми может – это выдавить из себя: – Бесите. Но я уже привык. На лице профессора Годжо расползается болезненная горькая улыбка – и это, пожалуй, даже хуже, чем его обычная. Фальшивая. – Наверное, для тебя было бы лучше, если бы тебя тогда нашел кто-то другой. Сугуру, например. Эта ваша общая слабость ко всяким стремным тварям… – и профессор Годжо явно лишь наполовину притворно вздрагивает. В целом, Мегуми понимает, о чем именно он говорит. Обсуждения акромантулов, пятиногов, драконов, их обоих с профессором Гето неизменно увлекает – самого же профессора Годжо, а вместе с ним и Юджи с Нобарой, заставляет вот так вздрагивать. Мегуми понимает. Но, в то же время… В ответ он бросает на профессора Годжо взгляд, хмыкает – и мягко ворчит: – Ага. Есть у нас разная, но общая слабость к одной стремной твари. – Что? – непонимающе и дезориентированно переспрашивает профессор. – Что? – невозмутимо дублирует его Мегуми, и профессор Годжо заторможенно моргает – а затем напряженно хмурится. – Так о чем это я? А, ну да. О Сугуру. Для тебя, наверное, было бы лучше, если бы тебя нашел Сугуру. Или Кенто. О, Кенто! Вы с профессором Нанамином просто идеально сходитесь по уровню занудства, правда? Но тебя нашел я. И теперь тебе со мной мучиться. Но, что самое ужасное – я даже не могу за это попросить у тебя прощения. Потому что ни о чем не жалею. К концу этой пьяной, сбивчивой речи профессор Годжо… Сатору начинает выглядеть совсем грустным и каким-то отчаявшимся – а у Мегуми страшно сжимается сердце. Он не знает, что сказать. Не знает, как объяснить. У него всегда плохо было со словами, с умением эмоции проговаривать. Мегуми в принципе выражать эмоции не умеет – его не только болтливым нельзя назвать, но и тактильным, или… да черт знает, еще каким. Человечным? И вот так они оказываются здесь и сейчас – в этой точке, где Сатору, который его еще в пять лет нашел и не позволил попасть в какой-нибудь маггловский приют, познакомив с магией – думает, что Мегуми предпочел бы, чтобы его нашел кто-то другой. И, да, конечно, профессор Гето – добродушный на первый взгляд, но жесткий и требовательный, когда это нужно – отличный учитель и собеседник, когда речь заходит об акромантулах; а еще он едва не единственный человек, способный профессора Годжо на поворотах тормозить, что само по себе вызывает огромное уважение. И, да, конечно, профессор Нанами – вероятно, самый адекватный из всех их профессоров, он просто оплот здравого смысла посреди того хаоса, который в целом представляет из себя Хогвартс. Но. Но. Как бы Сатору иногда ни бесил. Как бы иногда его ни хотелось заткнуть силенцио или огреть ступефаем… Биологического отца Мегуми давно своим отцом не считает – с другой стороны, если бы ему пришлось ответить на вопрос, кого же все-таки считает… Эту мысль лучше не продолжать – затолкать ее куда-нибудь поглубже в сознание. Но есть и то, что он готов признать здесь и сейчас. Мегуми тоже ни о чем не жалеет. И он – на пробу – пытается проговорить это вслух. Выходит глухо. Сбито. Так искренне, что почти больно. – Кажется, я тоже никогда не говорил, будто жалею. Сатору резко тормозит – Мегуми тормозит следом, не давая ему упасть. Наблюдает за тем, как на лице вновь попытавшегося выпрямиться Сатору проступает удивление, граничащее то ли с откровенным шоком, то ли с величайшим откровением. Мегуми коротко хмыкает. Даже пьяный Сатору обычно таких эмоций себе не позволяет – а тут оказалось, что для этого всего-то и надо. Побыть немного искренним. Неужели, Мегуми настолько редко себе это позволяет? …вообще-то, да. Именно так. Черт. Сейчас Мегуми уже достает ему макушкой до носа – и далеко-далеко позади остались те времена, когда приходилось до предела запрокидывать голову, чтобы посмотреть в глаза той двухметровой болтливой шпале. А затем лицо Сатору вдруг опять озаряется улыбкой – но не этой, горькой и болезненной, которой он улыбался недавно; и не той, яркой и фальшивой, которой он улыбается обычно. Но более короткой. Более грустной. И намного – во многие разы – более искренней. – Мне завтра сделать вид, будто я ничего не помню? Мегуми беззлобно хмыкает. – На то и рассчитываю. Когда Сатору приглушенно и хрипловато, но явно искренне смеется, Мегуми в макушку ткнувшись носом – тот закатывает глаза, но уголки губ неконтролируемо дергает. – Я так вас и к утру до комнат не доведу. Пойдемте уже. Сатору мягко ворчит – но послушно вновь начинает передвигать ногами. Когда они наконец перед комнатами останавливаются, он на Мегуми опять виснет – теперь уже явно без надобности, исключительно из вредности своего дурного характера – и принимается ныть. – Мегуми-и-и. Притащи мне завтра какое-нибудь зелье от похмелья, будь другом, а? – Я ваш ученик, а не друг, – спокойно отбивает Мегуми – тут же вскидывая бровь и холодно добавляя: – Страдайте. Сатору моргает. А затем вместо того, чтобы опять начать ныть – только запрокидывает голову и во всю хохочет. – Все-таки, ты не просто так попал в Слизерин, ребенок. Как бы этот факт ни игнорировал, – с беззлобной насмешкой произносит он, отсмеявшись – а потом вдруг ухмыляется очень знакомой хитрой ухмылкой, за которой никогда, никогда ничего хорошего не следует, и добавляет: – Плюс пятьдесят баллов Слизерину за то, что ты такой засранец. Не сдержавшись, Мегуми демонстративно закатывает глаза и преувеличенно тяжело вздыхает. Можно было бы уже и привыкнуть к тому, что Сатору вечно ему начисляет баллы по каким-нибудь идиотским поводам – явно просто чтобы побесить… Но – нет. – А если бы вы были адекватным преподавателем – то сняли бы с меня баллы за пребывание за пределами школы без разрешения, – ворчит Мегуми, после всех этих лет уже не удивляясь тому, что вынужден рассказывать, как именно следует обязанности преподавателя выполнять. Сатору же в ответ вдруг весь загорается люмосом и выпаливает: – Точно! Спасибо, что напомнил, – а затем, ухмыляясь шире и сверкнув глазами, добавляет: – Еще плюс сто баллов Слизерину за креативность. Никто не может винить Мегуми за то, что он не выдерживает – и все-таки прикладывается ладонью ко лбу. Впрочем – сам виноват. Мог бы и догадаться, что этим все закончится. Вновь рассмеявшись, Сатору взъерошивает Мегуми волосы – а тот только вновь глаза закатывает, но из-под руки вывернуться не пытается. Когда Сатору скрывается в комнате – дальше он уже сам справится, расшибить себе голову не должен… ну, остается на это надеяться – Мегуми пару секунд задумчиво смотрит на закрывшуюся дверь. Затем взмахивает палочкой. Минута-другая – ему в руку опускается призванный флакончик с зельем, который он оставляет у двери. С чувством выполненного долга, Мегуми разворачивается и уходит. Если брать в общем и в целом, эта ночь вдруг не кажется ему такой уж катастрофой. Но вслух Мегуми этого ни за что не признает.