От судьбы не убежишь

В голове раздалось гулкое: «сколько времени?» Амала уже давно потеряла его счет. Все это казалось вечной, почти бесконечной, пыткой. Глаза слезились от непроглядной темноты, привыкнуть к которой казалось невозможным. Запах сырости ударил в нос. Во рту почувствовался металлический привкус. — «Меня били», — всплыло в голове резкое и очень болезненное воспоминание. Чьи-то руки сомкнулись на ее шее, в один момент воздуха перестало хватать. И снова уже знакомая темнота, в которую она была заточена навеки. — «Хочу в душ», — молила о самом базовом девушка, когда ощутила как к запекшейся крови на лбу прилипли волосы, давно спутавшиеся в колтуны. Когда осязание вернулось, Амала почувствовала, что сидела на чем-то склизком и мокром. Кровь. Лужа крови, в которой она сидела принадлежала ей. Попытка сдвинуться с места не увенчалась успехом, кандалы звякнули, вновь опустив девушку на землю. Ей не сбежать. Личный ад уже настал. Из глаз потекли слезы. Это была не первая попытка. Время зациклилось. Прошла неделя, две, а может и целый месяц. Пытки были нечастыми, но очень жестокими, и всегда заканчивались одним исходом — она отключалась, когда они становились почти несовместимыми с жизнью. Тот кто ее пытал был жестоким человеком. И очень эмоциональным, от того его удары были еще тяжелее. В решетчатое окно медленно заполз сумрачный свет, который стал тем самым ее спасительным маяком, напоминающем о жизни где-то сверху. В углу небольшого подвала стояло зеркало, нагнетающее еще сильнее от безобразного изображения в нем. Амала не смогла узнать себя. Нечто несуразное и уродливое исказилось в изображении. — «Лучше темнота», — со слезами на глазах отвернулась от собственного ужаса девушка. Силы заметно иссякали. Она пыталась пробудить в себе и энергию Басу, и Темной Матери, но исход был один — ничего. Вскоре она перестала пытаться, отдавая все силы на поддержание собственной никчемной жизни. Ее не кормили, не поили, словно знали, что имеют дело с чем-то большим, чем просто человеком. Кто-то хотел, чтобы она потеряла все, что так недавно приобрела. Резкий рывок. Кандалы впились в ее тонкую кожу, оставляя шрамы, которые уже никогда не заживут. Кричать? Не было смысла. День, два, а может и больше, она уже пробовала это сделать. Правда, еще больше разозлила своего истязателя. Про себя она называла его палачом. — «Лишь бы не пришел», — нервно сглотнула девушка, обессиленно вжавшись в стену, от которой обдавало холодом. Все тело продрогло, покрываясь синими пятнами, смутно напоминающими трупные. — «Я недолго продержусь», — эта мысль ужасала и радовала одновременно. Избавиться от мучений, пусть и таким способом, было бы настоящим божьим даром, — «я устала мучаться». Прошел час. Два. А может и больше. В бесконечном трансе Амала уставилась на железную дверь, через которую вскоре войдет ее мучитель. Она на интуитивном уровне чувствовала его гнев, стремительно распространяющийся по всему пространству. И это ожидание мучило ее еще больше, чем пытки. — Ну! — прохрипела девушка, сначала испугавшись собственного голоса, — убей уже меня! Я знаю, что ты тут! Тяжелые шаги. Она слышала громкое отрывистое дыхание своего палача даже в его отсутствие. — «Галлюцинации», — пыталась отрезвиться Амала, прежде чем впасть в очередную волну накатывающего безумия. — Черт, черт, черт, — всхлипывала девушка, прижав ноги к груди и обхватив их руками, словно маленький ребенок, требующий ласки и заботы. До ужаса ненавистный звон кандалов резал ее слух. Она старалась не двигаться, чтобы не слышать его снова. — Прошу, Махакали, — шептала девушка, проведя еще час в каком-то подвешенном состоянии, — пусть все это кончится. Но все только начиналось. В эту же минуту послышался отдаленный шум ключей, который предвещал следующие три часа ее мучительных пыток. Он идет. Идет за ней. Его шаги становились громче и были не похожи на прежние галлюцинации. Три проворота. Он всегда закрывал ее на три поворота. За месяц, а может и два, она усвоила это правило. Кричать было бессмысленно. Она ждала. Его лица и очертаний тела она не видела. Все было закрыто какими-то тряпками, скрывающими абсолютно все. Палач, не иначе. Дверь с грохотом поддалась его напору и наконец приоткрылась. Некто в какой-то бешеной ярости ввалился в запыленный подвальчик. — Жива еще, — оскалился самым грубым, почти демоническим голосом, истязатель, слегка пошатывающийся от бутылки коньяка, которую он в себя влил, — ждала меня? Палач вальяжно прошелся по подвалу, а после вновь перевел взгляд на обессиленную девушку: — Вижу, что ждала. Амала молча отвернулась куда-то влево и уставилась в пол. Его неразборчивую речь было сложно понять, да и она не хотела этого делать. Поддерживать разговор было бессмысленно. Ему не нравилось, когда она говорила и когда молчала. Это палка о двух концах. — Молчишь, — рассмеялся пытатель, а после присел на карточки прямо перед ней, — бесполезная… Хотя, мордашка у тебя симпатичная. Может и придумаю, что с тобой сделать. Потухшие глаза словно омертвели. — На меня смотри! — грубая рука схватила за подбородок и почти встряхнула девушку, — иначе я тебе глаза выколю. Но девушка продолжала смотреть куда-то сквозь, чем еще больше выбесила своего палача, который успел не на шутку разозлиться от ее безучастности. — Тварь, такая же тварь, как твой Дубей, — отчеканил человек в маске, положив руку на горло и сжимая гортань до характерного треска, — вы все дьявольские отродья! Он занес руку перед ее лицом. Хлест. Гулкая пощечина раздавалась эхом еще пару секунд. Краснеющая кожа на бледном лице стала стремительно менять свет на какой-то бордово-синий. Амала лишь подняла глаза на своего мучителя и как-то безжизненно ими улыбнулась. Сквозь черную ткань виднелись глаза. До безумия знакомые и непонятные одновременно. Он тоже страдал и она это чувствовала. Какое-то противоречащее сочувствие прослеживалось в голове девушки при виде этого болезненного взгляда. Хлест. Отметина на второй щеке уже красовалась на женском осунувшемся лице. Девушка, словно безжизненная кукла, свесила голову вниз в обморочном состоянии. — Я сказал смотреть на меня! — перекосился в лице некто, — или ты не понимаешь в каком положении находишься? В ответ было лишь молчание. — В прошлый раз ты отрубилась, помнишь? Амала лишь коротко кивнула. — Думала, что это предел боли, который ты можешь почувствовать, да? — ухмыльнулся палач, — так вот нет, сейчас ты поймешь, что такое настоящая боль. Откуда из-за спины блеснули ржавые плоскогубцы. — Как тебе такое? — загрубевшие пальцы схватили тонкую женскую руку и поднесли предмет пыток к ней. В ушах зазвенело от нечеловеческой боли в мизинце. Амала не слышала собственный крик, но по реакции палача, который зажал ей рот рукой, поняла, что отреагировала резко. В глазах потемнело. Из пульсирующей конечности хлынула кровь, которая стекала по всей руке и покрывала пол багровыми каплями. Он, с больным предвкушением, помахал перед ее лицом инструментом, между клешней которого был зажат ее кровавый ноготь. — Твой крик меня опьяняет больше, чем самый крепкий алкоголь, — облизнулся палач, прежде чем вновь поднес плоскогубцы к дрожащей руке. Рывок. Амала, сжав челюсти, укусила руку, зажимающую ее рот. — Дьявол! — захрипел мучитель, резко отдернув руку. Пощечина, на этот раз куда сильнее, которая вырубила девушку на мгновение. Изо рта хлынула кровь, металлический привкус которой она хорошо чувствовала. — Убей меня, — дрожащим голосом прошептала девушка, чувствуя как пальцы начинают постепенно неметь, — убей… Смех, от которого внутри все съеживалось немо отвечал на ее вопрос: «пытки будут бесконечны». Амала, тяжело дыша от отчаяния, прикрыла веки и отвернулась от палача. — Знаешь, — вдруг процедил некто, — я думал, что тебя будут искать. Девушка лишь вопросительно помычала в ответ. — Ты ему не нужна. А жаль, — демонстративно вздохнул пытатель, — так было бы даже интереснее. — Что с ним? — в голове пронесся образ любимого, о котором вскользь вспомнил собеседник. — С ним? Все еще думаешь о нем? — басом рассмеялся некто, — женился, уже как два месяца. Лицо девушке искривилось в болезненной гримасе. Из глаз хлынули безостановочные слезы, запас которых казался исчерпывающим. — Убей меня. — Нет, так неинтересно, — даже сквозь его маску она видела, как краешки губ кровожадно взметнулись вверх, — выбрала любить его? Так страдай. — Страдать… — Страдать, пока он счастлив и уже забыл тебя. Все внутри и снаружи изнывало от вечной боли, от которой было невозможно избавиться. Тело отделилось от души. Она не чувствовала его, лишь обтекаемую тяжесть где-то рядом. — Продолжим, — ноготь за ногтем полетели по всему затхлому подвалу. Эта боль была невозможной, но была несоразмерна душевной, которая разрасталась в груди все сильнее и сильнее. Остался последний ноготь большого пальца, к которому уже вот-вот потянулся мучитель, как вдруг Амала, звеня кандалами, поднесла руку ко рту и с особой жестокостью самостоятельно его вырвала. — Что ты… — удивленно уставился палач, а после расплылся в безумной улыбке, — поняла, что здесь будет твоя могила, да? Амала лишь многозначительно кивнула, выплюнув ноготь куда-то рядом. Кровь была повсюду. Ее въедающийся запах заполонил пространство, от которого воротил нос даже пытатель. — Какого это осознавать, что он там, а ты тут? — добивал морально он. — Прекрасно, — тихо прошептала девушка, отвернувшись к зеркалу, в котором видела свое исчезающее отражение. — Врешь. Помнишь, что бывает за ложь? — Наказание. — Дам тебе второй шанс, — пристально вглядывался в страдальческое лицо истязатель, — какого это понимать, что ты больше никогда с ним не встретишься? Осознавать, что он сейчас с другой и даже не начинал твои поиски? — Прекрасно. — Врешь! — одними лишь костяшками кулака глухо ударил по голове некто. В глазах появились звездочки, взгляд помутнел. — Не вру, — расплылась в больной улыбке Амала, почувствовав как сидит в луже собственной крови, — я счастлива, если счастлив он. — Вот как, — хмыкнул мучитель, — умрешь ради его счастья? — Я уже умерла, — прикрыла веки Амала, поджав губы. Повисло какое-то обдумывающее молчание. — Ты правда не понимаешь, что он тебя не ищет? — как-то слишком искренне спросил пытатель. — Не знаю. Я уже ничего не знаю, — но где-то в душе заиграло: «ищет, еще как ищет! Только дождись! Держись!» — Понимаешь ли, Амала, — начал человек в маске, — я преследую цели, большие чем просто пытки над тобой. Ты скорее посредница в моем плане. — К чему ты клонишь? — слабо выдавила девушка. — Мне не за чем держать тебя здесь. Если бы я получил то, что есть у Дубея, то я бы тебя отпустил, — в его словах не было и капли фальши, он говорил об этом, как о чем-то давно накипевшем, — и пока я это не получу, ты будешь моей грушей для битья. — Нет, ты меня не отпустишь, — нервно рассмеялась Амала, склонив голову вниз, — я вижу тебя насквозь. Вижу, чего ты добиваешься. Вижу, что ты последний трус, которого бы я положила в одну секунду, будь я не связанной. Хоть пытай меня вечность — для меня ты останешься обиженным на жизнь идиотом. На секунду некто отпрянул от девушки, но в следующую нанес свою руку перед ее лицом и оставил очередной красный след после своей ладони: — Дьявольское отродье, — прохрипел человек в маске, — ты видимо еще не поняла, в каком ты положении. Дам передышку, чтобы не вырубилась как в прошлый раз, но потом ты узнаешь, чем тебе придется расплатиться за свои слова, — грубо выплюнул некто, прежде чем оставить ее в полном одиночестве, от которого она бежала и в которое стремилась одновременно. Холод. Волна мурашек прокатилась по всему телу. — Я умираю, — глухо раздалась боль в груди, поедающая пространство вокруг, — так больно…мне так больно… Умирать было так мучительно и невыносимо. Она чувствовала, как каждая ее клетка отмирала, как ее органы начинают отказывать от таких кровопотерь и как мозг начинает постепенно выключаться. Она умирала каждый день. Каждый день она переживала свою смерть и каждый раз возвращалась в пучину ужасов, которая ожидала ее впереди. Звезды перед глазами стали единым черным полотном. Все чувства моментально испарились, спутавшись в глубинах умирающего сознания. И вновь та темнота, в объятия которой она впадала каждый раз.

* * *

— Махарани, я все не пойму, — с задумчивым видом процедил Дубей, придерживая живой комочек в простынке, — почему я должен этим заниматься? — А кто? — рассмеялась Амала, умиляясь от этой семейной картины. — Слуги, — слегка покачивался из стороны в сторону Амрит. — Вот еще, — хмыкнула девушка, — это же наш ребенок. — Наш, — аккуратно убрал уголок простынки с лица малыша индиец. — Дети так быстро растут, — улыбнулась индианка, — так что радуйся каждому такому моменту. — Вот-вот, ей уже месяц, а мы все еще не определились с именем. — Не знаю, — задумчиво протянула Амала, — я просто хочу, чтобы имя было ее отражением. Понимаешь? — Может, Амала? — растянулся в улыбке мужчина. — Очень смешно, — закатила глаза девушка, — и как тогда ты будешь нас различать? — Ты будешь моей Амалой старшей, а она — младшей. Басу цокнула: — Глупости не говори, Амрит старший. — Кстати, ты не заметила? На моих руках она засыпает быстрее, — хитро прищурился мужчина, прижимая девочку к себе и как бы пряча ее от матери. — Ты сейчас договоришься, — громче положенного, в шутку, прикрикнула девушка. Послышалось небольшое шуршание, а после — детский плач. — Ох, Амала, — недовольно вздохнул Амрит, — она только уснула. — Дай ее мне, — встала с дивана девушка, прежде чем подойти к своему мужу, — ну малышка моя, ты чего… Небольшой сверточек оказался в руках девушки. Она легкими покачивающими движениями стала убаюкивать его, параллельно напевая какую-то мелодию. Когда плач начал постепенно стихать, Амала аккуратно отодвинула простынку с лица малыша. Уши заложило, то ли от собственного крика, то ли от парализующего ужаса. Это был не ребенок. Это был сгусток плоти и костей, раздробленных и плесневеющих. Глазные яблоки вытекли и с противным треском упали на ограничивающее пространства кошмара, в котором она оказалась. Фон начало разъедать, словно кислотой, оголяя стены Нараки. Амала дрожащими руками выпустила из своих рук простынку, которая оказалась грязным тряпьем местных обитателей. На ее ладонях осталось нечто склизкое с примесью крови. — Нет, нет, нет, — образ Амрита стал разваливаться на глазах, придавая его мнимую плоть земле. Амала с грохотом упала на раскаленную магму под ее ногами, оставляющую несовместимые с жизнью ожоги и расплавляющую кожу. — Бедное, бедное дитя, — громогласно раздался уже знакомый голос по всему пространству, — ни в мире мертвых, ни в мире живых, не сможешь ты найти своего покоя. — Я устала, — полушепотом выдавила из себя девушка, — я так устала. — Это еще не конец, — кровожадно улыбнулся демон, а после щелкнул пальцами, призывая остальных сущностей. Эта боль была уже ей знакома и не раз. Амала молча позволяла разрывать себя на кусочки, позволяла вырывать из себя ошметки и вгрызаться в свое тело и душу. У нее не было сил бороться. Не было желания пытаться все изменить. Она понимала, что обречена.

* * *

Звон. Кольцо, подаренное Дубеем, звонко ударилось о пол подвала. Этот отрезвляющий звук быстро привел девушку в себя. — Черт, черт, черт! — словно в конвульсиях дергалась Амала, ощущая цикличность происходящих событий, — нет, только не кольцо! Амала, вкладывая в это последние силы, пыталась дотянуться до кольца, превозмогая режущую боль от кандалов. Но попытка оказалась безуспешной. — Черт, — безысходность накрыла ее бушующей волной, — теперь я потеряла все. Девушка, в болезненной истоме, легла в лужу собственной крови и закрыла глаза, свернувшись калачиком, и ожидая своего приговора. Ее рука легла на маленький кровавый осколок, скорее всего оставшиеся от прошлых пыток. Убить им его? Слишком маленький. И снова отчаяние накрыло ее. — Я так больше не могу… Мне никогда не выбраться отсюда. В голове возникла буря тревожных мыслей и одно лишь решение — умри. Она ведь уже делала это раньше. Просто полоснуть себя, чтобы этот кошмар наконец кончился. Ее душу сожрет Махишасура? Может, забвение это и не так плохо. Где есть темнота, там есть и свет. Может она сможет его отыскать? — Простите меня, — немо обращалась она ко всем, кого знала, — но я больше этого не вынесу. Девушка одними зубами взяла осколок в рот, а после подвела к своему запястью. — «Решайся», — мелькали мысли в голове. Секунда перед концом. — Амала, не делай этого, — раздался до боли знакомый голос где-то рядом. Живая иллюзия, разыгравшегося воображения, стояла рядом с ней в лице Амрита Дубея. — «Тебя здесь нет…» — мотала головой девушка, — «иллюзия!» — Амала, прошу тебя, не делай глупостей, — повторял этот бархатистый голос. — «Тебя здесь нет!» — она сквозь слезы смотрела на призрачный образ любимого. — Амала… Не успел он договорить, как растворился в воздухе, смешиваясь с подвальной пылью и этими серыми стенами. А все потому, что вновь явился ее палач в маске, шаги которого она не услышала. — С кем это ты тут разговариваешь? — недовольно начал некто, — последние мозги тебе выбил? Мужчина наклонился перед девушкой, обнаружив в ее зубах осколок. — Ты чего это тут удумала? — со злобным прищуром смотрел каратель, — убить меня решила?! Но тут он быстро сообразил что к чему, когда увидел поднесенное к лицу запястье. — Вот же дрянь, — ударил по лицу пытатель, выбивая потенциальное орудие самоубийства из ее рта, — нет, я тебя даже из Нараки достану. Из самой дьявольской Преисподней. — Иди к черту, — выплюнула Амала вместе со сгустком крови, появившемся от пореза на губе. — Дерзить вздумала?! — сжал свою ладонь на шее девушки мучитель, — ну, я тебя научу, как надо себя вести. Мужчина вдруг поднялся на ноги, стягивая с себя одежду. — Что ты делаешь? — тяжело задышала Амала. — Я тут подумал. Физические наказания тебя уже не берут, значит, пора применять другие методы, — злобно рассмеялся мучитель, — как подобает тебе, дьявольское отродье. — Нет, нет, нет! — звеня кандалами, задергалась Амала. — Никуда ведь не денешься. Животный страх разлился свинцом по всему телу. Индианка прижалась к холодней стене, отмахиваясь от мужчины. Но грубые руки подхватили ее и развернули, положив на спину. Невыносимое жжение от грязных прикосновений оставляло ожоги, несравнимые ни с чем. Она опорочена. Навсегда опорочена. Мужчина, оставляя после себя слюнявую, слегка приспиртованную от алкоголя дорожку на теле, вдруг укусил ее за хрупкую кожу. Из укуса тонкой струей хлынула кровь, а кожа вокруг посинела. — Ты всегда будешь вспоминать меня, — растянулся в улыбке мучитель, — вспоминать как я касался тебя. Чувствовать эту грязь на себе. Ее не смыть. Он разорвал единственную ткань на ее теле, параллельно приговаривая то, что сделает с ней в следующую секунду. Ее душа погибала от той грязи, что она чувствовала на себе. Тихие всхлипы сменились молчанием. Она умерла. Умерла уже давно. — «Терпи», — отвернула голову куда-то в сторону Амала, пока мужчина бесцеремонно трогал ее тело, думая, что владеет им. — Вот тут он тебя трогал, да? — прикосновения сменялись ударами, — и тут?! Но она не отвечала. Она где-то не здесь. Она сейчас с ним в том самом дне, когда они только познакомились. В том дне, когда она танцевала для него. Дважды. Когда чувствовала себя по-настоящему счастливой рядом с ним. Амрит Дубей. А как он сейчас там? Хоть иногда думает о ней? Может уже забыл. Это и к лучшему. Пусть живет дальше. — Моя, ты моя! — тяжело задышал мужчина, стянув с себя штаны. — «Вот и все», — ощущала явный конец Амала. Удар. Вся боль стала ощущаться на фоне. — Амала! — резко открыла глаза девушка, услышав его голос, пробирающийся под кожу, — сукин сын! Глухие тяжелые удары где-то в углу, куда отшвырнули от нее палача, сопровождались ругательствами. — Хватит, Амрит, — пытался остановить второй голос, — его нельзя убивать! Но удары стали только жестче. — Амрит, очнись, ты нужен ей! — Черт, — выругался запыхавшейся мужчина, а после моментально подлетел к девушке. По щекам потекли слезы. — Амала, я тут, слышишь? — едва заметные прикосновения стали ощутимее, — о Кали… Мужчина с ужасом смотрел на оголенное тело девушки, на котором не было ни одного живого места. Аккуратно приподняв ее, спаситель подхватил ее на руки, а после вынес из ее личной темницы, в которой она провела неизмеримое количество времени. — Амала, все будет хорошо, — приговаривал встревоженный голос, — все кончилось. — Кончилось, — слабым голосом пролепетала Амала, а после вырубилась от переизбытка чувств.