Sunshine and storms.

wasted — chase atlantic Моя бабушка — складывалось ощущение — ненавидела всех, а меня терпела только из-за моих кошек. Она не любила даже мою маму — свою единственную дочь, но более-менее нормально относилась ко мне. Я считаю: это повод для гордости. Несмотря на приличный доход моей матери, ба отказалась от ее денег и пресекла все попытки перевезти ее из деревни, где бабушка жила всю жизнь, в город. Ее прозвище — Генерал, и все в деревне знали, насколько она властна. Ба всегда держала рот на замке, сомкнув губы в тонкую линию, и открывала его только, чтобы отдать кому-то «приказ». Она самая сильная женщина из всех мне известных, но в тот момент, когда я приехал к ней в слезах, весь промокший от дождя, мне было неважно, насколько она суровая. Бабушка забрала все три сумки из моих рук и переноски с котами, бросив все свои дела, и начала готовить мое любимое детское блюдо, после того как приказала мне высушить волосы, дабы не заболеть. Ее руки были огрубевшие, когда она вытирала мои волосы полотенцем, но я ценил этот жест больше, чем даже самые крепкие объятия. Я проплакал все то время, пока ел чачжанмён, который она приготовила мне, со свежими огурцами, самодельным кимчи и желтой вареной редиской. Она сидела за столом напротив меня и расчесывала шерсть моих питомцев. Бабушка не сказала ни слова, и это, как ни странно, помогло мне успокоиться. Я знал, что мое время с ней имело лимит. Нет, я вру. Я не знал. Я просто надеялся, что он все-таки ищет меня, и хотел сделать эту задачу намного сложнее. Мое сердце пропустило удар, когда Феликс написал мне, спросив, где я, и проинформировав, что Джисон продолжал отчаянно искать меня. В ответ я написал простое сообщение, которое мог понять только Ликс. Честно говоря, я был на пятьдесят процентов уверен, что он поймет значение. Ну, ладно, на пять.

Я дома.

Второй раз, когда мое сердце чуть не превратилось в щепки, был утром: к дому бабушки подошел дорого выглядевший мужчина с каштановыми волосами, очками и дизайнерским пальто, что доставало ему до лодыжки. Он постучал в дверь, держав огромный букет белых роз. — Ненавижу белые розы, — прокомментировала моя бабушка, цокнув языком и очевидно приврав, ибо, смотря на то, как аккуратно она поставила цветы в воду, я чуть не закатил глаза. — Мы можем поговорить? — спросил меня он четвертый раз за день, но я все еще не был готов к разговору. — Ты ел бэксук? — вмешалась бабушка. — Конечно, — сказал Джисон, пару раз недоумевающе моргнув. lost soul — nbsplv Она кивнула, а ее губы сложились в удовлетворенную улыбку, когда она поманила его к себе пальцем, словно собаку или кота. Любопытно, что он без слов пошел за ней на кухню, а я последовал за ними, желав узнать, чем же все это закончится. — Тогда, подержи пока курицу, — приказала женщина приторно-сладким голосом, как будто она предложила ему устроить чаепитие. — Джисон не может трогать сырую курицу, — вмешался я, пытавшись спасти его. — Я сделаю это, — произнес он, закатив рукава дорогого свитера от «Валентино». — Сам, — добавил он, когда я подошел к нему чуть ближе. — Хорошо, — сказал я и собрался уйти в свою комнату. Я неотрывно смотрел на него еще несколько секунд: на то, как невозмутимо он готовил эту курицу, будучи брезгливым до ужаса. Потом я развернулся на пятках, проигнорировав веселое чувство, что поселилось у меня в груди. — Я схожу в магазин и докуплю все, что нам нужно для готовки, — проинформировала меня бабушка, обувавшись. — Но у нас же и так все есть, — я посмотрел на нее с поднятой бровью. — Ох, мой милый, милый мальчик, — ответила она, нежно потрепав меня за щеку, перед тем как уйти. Блять, последнее, чего я хотел — остаться наедине с Джисоном. Хотя, кому я вру: это было единственное, чего я хотел.

***

Я сказал самому себе: «Я проверю его через пять минут», — полчаса назад и я понимал, что не мог больше откладывать это дело на потом. Я не знал, когда вернулась бы моя бабушка, и, несмотря на то, что ба была терпеливым человеком, она не могла находиться в магазине вечно. Я резко выдохнул, убрал волосы с моих глаз и отложил телефон, чтобы ничто не мешало мне настроиться на разговор с Джисоном. Я схватился за дверную ручку и уж было хотел отворить ее, но услышал приглушенные всхлипы, доносившиеся из кухни. Я резко дернул ручку, беспокоившись, что Хан мог пораниться, и побежал сверкав пятками в комнату. Он сидел на полу, всхлипывав, а сырая курица лежала в метре от него. Казалось, что ему хватило сил только на то, чтобы положить курицу в тарелку. Я недоумевал, что мне делать: либо посмеяться над ним, либо поплакать, поэтому я сделал самую логичную вещь. Я молча прошел мимо него и взял тарелку с курицей, поставив ее в раковину. Джисон протер глаза от слез и поднялся с пола, встав ближе ко мне, пока я чистил мясо и готовил все необходимое для бэксука. Хан стоял рядом, следовав за мной, куда бы я не пошел, но при этом соблюдал дистанцию. Он был словно маленькой и милой тенью. Я продолжил закидывать продукты в тарелку и как-то пропустил момент, когда все приготовил. Я не проконтролировал себя, обернувшись и посмотрев на него: мне захотелось то ли поцеловать его, то ли разбить нос. Я хотел сделать оба этих действия, хоть и это было как-то слишком… даже для меня. Он вызывал во мне бурю непонятных и смешанных эмоций. Дав себе побольше времени, чтобы прийти в себя, я начал расставлять посуду и столовые приборы, что я использовал во время готовки, но Джисон внезапно прижался ко мне, придержав за талию. У меня образовался ком в горле: я почувствовал спиной, как он дышал, почувствовал, как его волосы щекотали мне щеку, ведь он положил голову на мое плечо. Я отбросил его руки только для того, чтобы развернуться и крепко обнять. Как же я был счастлив, когда он обнял меня, по ощущениям, еще сильнее. — Минхо, я… — Не говори ничего, — отрезал я его, заткнув своим ртом. Джисон выглядел не очень довольным моим поцелуем, поэтому оторвался через несколько секунд. — Минхо, нет, я хочу сказать тебе… triggered — chase atlantic Но я не позволил ему. Я не был готов слышать его оправдания — поцеловал его еще раз, сильнее, и на этот раз Джисон позволил мне заткнуть его. Он схватил меня за бедра, пытавшись толкнуть на стойку, но я был быстрее. Вместо этого я развернул нас и усадил его на столешницу, прижав свой пах к его и углубив поцелуй. Я скучал по его вкусу и тихим стонам, которые он обычно издает, когда я тяну его за волосы, мне не хватало этого: не хватало его рядом со мной. Джисон жалобно всхлипнул, когда я потерся о него через одежду, и я знал, что в тот момент не смог бы ясно мыслить, пока не попробовал бы его всего, поэтому начинал расстегивать его ширинку. Я упал на колени, одним движением стянув с него джинсы и нижнее белье. Я проигнорировал его протесты и опасения, мол, бабушка же может вернуться в любой момент, но я превратил его слова в хныканье, когда взял его член в рот. Я хотел контролировать его, доминировать над ним, чтобы он полностью был под моей властью. Я хотел, чтобы каждый его стон, каждая капля его удовольствия, предназначалась только мне. Я хотел, чтобы он знал, кому он принадлежит; я хотел заставить его смотреть только на меня, шептать только мое имя, показать ему, что никто не может заставить его чувствовать себя так же. Поэтому я нажимал на уздечку снова и снова, приближав его к оргазму, вдувая щеки, создавав вакуум и расслабляв горло, уводив его как можно дальше за грань удовольствия, а затем, как только он сжал мои волосы, я выпустил его член изо рта и посмотрел на него. Я повторял это действие вновь и вновь, пока он не начал плакать, и только тогда я наконец позволил ему кончить. Джисон очень громко простонал, наконец, достигнув апогея оргазма, запрокинув голову и обнажив свою восхитительную лебединую шею, выкрикнув мое имя. Я проглотил всю сперму, не сводив с него глаз, и внимательно пронаблюдал за ним. Джисон соскользнул со столешницы, обнял меня и уткнулся лицом в мою шею, продолжив плакать и в то же время крупно дрожать, отходив от оргазма. Хоть я и знал, что «выиграл эту битву между нами», я чувствовал себя полным идиотом из-за того, что заставил самого важного для меня человека так плакать. Я понимал, что он заслужил это как минимум за то, как больно мне было от его лжи и в принципе от всей этой гребаной ситуации… но видеть, как он плачет, ранило меня еще больше. Что ж, в конце концов, я так и не почувствовал сладкого вкуса победы. Я снова проиграл. И снова себе.

***

— Мы можем поговорить наконец-то? — спросил Джисон, прикрыв глаза от блаженства, когда я сушил ему волосы полотенцем. — Конечно, — ответил я, проигнорировав подкосившиеся колени. — Говори. — Я хотел извиниться за то, что солгал тебе, — начал он, но я случайно, или же специально, зажал ему рот полотенцем. — Минхо! — он вырвал ткань у меня из рук и откинул в противоположный угол комнаты. — Что? — спросил я, старавшись оставаться невозмутимым хотя бы снаружи. — Что с тобой? Ты хочешь разобраться с нашими отношениями в конце концов, или нет? — бросил он, а я отошел на пару шагов назад. — Нет, ты никуда не пойдешь, — добавил он и агрессивно схватил меня за талию, вернув в прежнее положение. я целую девочек — ooes Я знал, что мог пресечь эту грубость, но все равно позволил ему прижать меня ближе. Сам я не понял, как оказался на краю кровати лицом к лицу с Ханом, и когда я посмотрел в пол, он взял меня за подбородок, заставив смотреть только на себя. — Ты ненавидишь меня? — поинтересовался он, а вся та агрессия, что исходила от него пару секунд назад, пропала без следа. — Нет, я никогда не смог бы ненавидеть тебя, — вздохнул я. — Мне просто… не нравится эта ситуация. — Я понимаю, что это моя вина, — возразил Джи, покачав головой. Несколько мокрых прядей все так же оставались у него на лбу, поэтому я нежно убрал их, а потом запустил руку в его волосы. Несмотря на мой внутренний протест, я положил руку ему на щеку и уж было хотел поцеловать его, но он меня прервал. — Нет, — отрезал он и мягко убрал мои руки в сторону. — Дай мне договорить, а потом ты сам примешь решение, что делать со мной: вышвырнуть из дома, или все же поцеловать меня. Просто позволь мне объясниться. — Не думаю, что хочу слушать тебя, Джисон, — пробубнил я, смотрев куда-то в пол. — Я не хочу слышать ее имя или… — Мне жаль, — перебил он меня. — Мне жаль, что я солгал тебе и был слишком наивен. Ты был прав, Минхо. Я единственный, кто все это время жил в пещере. Юна, как и вся моя семья, хочет, чтобы «соглашение» о женитьбе было выполнено. Я зажмурился до звезд перед глазами и, гарантирую, что я бы выбежал из комнаты, если бы Джисон не держал меня за руки тогда. Я представлял, к чему он вел. Он хотел сказать мне, что не пошел бы наперекор семье, что он мог бы и любить меня, но семья для него важнее, у него есть перед ней обязанности и… — Не имеет значения, что случится. Я не пойду у них на поводу. Я распахнул глаза. — Что? — прохрипел я. — Неважно, что будет дальше: я пойду против своей семьи, семьи Юны и против этого сраного соглашения, — сказал он, сжав сильнее мои запястья. — Мне абсолютно похуй, если они скажут, что я им больше не нужен или они никогда не заговорят со мной. Единственный, кого я люблю — ты.

Единственный, кого я люблю — ты.

У меня закружилась голова, и Джисон заметил это, поэтому он переместил свои руки с моих запястий на талию. — Ты же тоже любишь меня, да? — спросил он, старавшись подбирать слова осторожно. — Минхо? — произнес он, когда мое молчание слишком затянулось. — Мне нужно знать, будешь ли ты на моей стороне, или мне противостоять моей семье в одиночку. — В одиночку? — недоверчиво прошептал я. — Что это значит? — Я не собираюсь продолжать плясать под их дудку, — ответил Хан. — Но все будет намного проще, если я сейчас узнаю, пройдешь ли ты этот путь со мной, или я один должен выдержать это. — Ты серьезно, Джисон? — я наконец-то вернулся в реальность, отойдя от ступора. — Если бы я был несерьезен, то я бы пришел сюда? — возразил он. — Ты думаешь: я ради каждого второго сталкиваюсь лицом к лицу с сырой курицей? — я засмеялся так сильно, что меня невозможно было остановить несколько минут, а Джисон прислонил свой лоб к моему. — Ты простишь меня за то, что я причинил тебе столько боли? — Ты дурак, — произнес я, схватив его за рукав, и мы вместе повалились на кровать. — Ты просто глупый кусок дерьма. — Я знаю, — пробубнил он. — Ты можешь говорить обо мне, что угодно. Я просто молча выслушаю тебя, ведь заслужил каждое твое нелестное слово в мой адрес. — Вот же ж мелкий грызун! — добавил я, внезапно ощутив легкость во всем теле. — Знаю, фантазии у меня хоть отбавляй. — Согласен, — невозмутимо сказал он, а я ущипнул его за бок. — Ты сказал, что будешь молча выслушивать все мое говно, — отчитал его я, на что он кивнул, безмолвно извинившись. — Я тоже люблю тебя, — произнес я, и он прижался ко мне ближе. — И я прощаю тебя. Я надеюсь, что ты больше не будешь лгать мне, иначе я не уверен, что смогу выдержать всю эту боль. — Клянусь, — сказал Хан, а я ущипнул его снова, но на этот раз сильнее. — Я не договорил. Он, кивнув, прикрыл свои слезившиеся глаза, а я запустил руку ему в волосы. — Я больше никогда не подойду ближе, чем на километр к твоей квартире, — анонсировал я. — Я умру, если увижу там Юну снова. Джисон, по-видимому, усвоил урок и опять кивнул. — Мне нравится то, как ты выглядишь сейчас, — нежно сказал я, аккуратно надавив ему на нижнюю губу большим пальцем. — Милый и тихий. Он нахмурился: очевидно был недоволен моим высказыванием. Я уж было хотел еще раз поддразнить его, но звук хлопка входной двери заставил меня заткнуться. — Пойдем поедим бэксук, — сказал я. — Ты можешь надеть что-нибудь из моего. Джисон вздохнул, кивнул и, перед тем как я поднялся, чмокнул меня в губы. И это чувствовалось настолько остро: острее минета, которого я сделал Хану на столешнице в доме своей бабушки. Иногда я странный.