Don't rat me out!

Оставлять Седьмого одного после всего было неприятно. Моно ненавидит это чувство, которое вселяет в него ужасную неуверенность в себе, заставляет сомневаться. Ему было стыдно. Ужасно стыдно перед Шестой и особенно перед Седьмым, но он принял решение выйти за дверь. Да и что он может сделать? Останется с Седьмым и проведет с ним время? Было бы неплохо, ведь он не выглядит как человек, у которого много друзей. Он скорее выглядит как тот, кто будет идти заключающим по тропинке, рассчитанной на двух. Боже, бедный ребёнок. Он выглядел так жалко, сидя в тени на лестнице, слишком даже мрачно. Моно стало еще хуже, и он мотнул головой, хмурясь и отгоняя мысли. Но его опередила резкая остановка, мальчик даже не сразу понял, что произошло. Он посмотрел вниз, и тогда увидел маленькую белую собаку, кажется шпиц? Она радостно дергалась и бегала, пока ее поводок круг за кругом обматывал ноги Моно. Ему на секунду показалось, что он сейчас потеряет равновесие и полетит куда нибудь, чтобы запачкаться ещё больше. И этому почти поспособствовал резкий голос за спиной. Тихий и скрипучий, какой-то старческий, но совсем не добрый. Моно медленно развернулся и увидел за собой бабушку, вероятно хозяйку шпица. Она была не выше самого мальчика и смотрела на него маленькими, почти спрятанными за веками глазами, держа в руках черную трость. Ее лицо было словно в трещинах, настолько глубокие были морщины, а волосы были похожи на искусственные, кукольные, они торчали в разные стороны и напомнили мальчику Пеннивайза. Исключением было лишь то, что у бабули волосы были белоснежно-белые, местами даже совсем прозрачные. Она попыталась выдавить из себя максимально добрую улыбку, но, как показалось Моно, вышло пугающе. — Внучок, прости эту старую дурочку, она так на всех бросается, даже не знаю что с ней делать... — Бабушка растягивала слова, пока мальчик стоял в плену у собаки. Моно только сейчас заметил, что собака действительно старая. — Всё в порядке, не волнуйтесь... — Моно замялся, как ему теперь выбраться? Он постарался подвигать ногами, чтобы просто их вытащить, но собака восприняла это как вызов и начала стягивать Моно сильнее, как удав. Бабушка стукнула палкой по асфальту, отчего Моно с собакой одновременно вздрогнули. Но шпиц послушно начал ходить вокруг в обратную сторону, освобождая мальчика. Тут что, все животные такие умные? Она случайно не разговаривает как Лулу? Моно лишь посмотрел на собаку с бабушкой ещё раз и ушел, ощущая на себе взгляд вплоть до следующего поворота. Жуть. Тем временем на улице уже почти стемнело, время близилось к восьми вечера, а погода все ещё была грустной. Холодно, влажно и темно, что может быть хуже? Уличные фонари начинали работать, отражаясь на мокром асфальте, а яркие вывески круглосуточных магазинов светили со всех сторон, но вокруг не было ни души. Только уличные кошки, сидящие под светом фонарей и на лавочках, которые, к слову, тоже были мокрыми, да и какой от них толк... Он вышел на главную улицу и всё спокойствие куда-то резко улетучилось, но другого пути к дому, к сожалению, не было. Шум загруженных дорог, отдаленный гул поездов и разговоры людей со всех сторон — расслабиться нельзя. Людей здесь было гораздо больше, поэтому Моно быстро проскользнул через толпу, стараясь даже не поднимать взгляд. Он представить не мог, что случилось бы, заметь его кто-то из одноклассников или учителей. Он бы сквозь землю провалился, по какой то причине любой контакт с людьми вызывал у Моно ступор и приступы паники, мешающие нормально думать и складывать слова в фразы. Но стоило лишь вспомнить его отношения с друзьями в школе и все вопросы по причине паники отпадали. Он прошел через всё: надписи на шкафчике и парте, насилие, записки, брошенные посреди урока на парту. Однажды его закрыли в кабинете математики и вернуться домой он смог только поздно вечером. Впрочем, дома его тоже не приласкали... Всё! Хватит думать, Моно снова потряс головой, будто это поможет. На этот раз выгнать мысли ему тоже помогли. Только не собака с бабушкой, а внезапно прилетевшая в голову жестяная банка откуда то слева. Моно по счастливой случайности поймал банку, когда она отскочила от него и повернулся туда, откуда она была отправлена. — Смотри-ка, поймал, — Шестая сидела на лавочке в окружении жёлтых фонариков гирлянды. Моно громко вздохнул больше от облегчения. — Ты что здесь вообще делаешь? — Мальчик проигнорировал колкость и выкинул банку в мусорку рядом с девочкой, посмотрев на нее. — Я жду, — Шестая оглядела Моно снизу вверх, — А ты, я смотрю не стал долго у нового друга задерживаться. — Да. Между прочим, он расстроился. — Я бы тоже расстроилась, будь я неудачницей, — Девочка смотрела куда-то вперёд. Ее последнее слово прозвучало тише остальных. — Шесть... — Моно опустил голову и потёр переносицу. Он хотел было что-то сказать, но его перебил чужой голос. — Сесилия, — Женщина. Ее голос был низкий, но звучал так необыкновенно, будто она актриса озвучки. Ее тон нельзя было назвать строгим, но в нем было что-то такое, с чем нельзя спорить. Девочка резко встала с лавочки и направилась куда то вперёд, когда Моно наконец поднял голову. Перед ним стояла высокая женщина в черном пальто, ростом метр девяносто, не меньше. Ее темные волосы были собраны в аккуратный пучок, а под верхней одеждой, по всей видимости, было красное платье чуть ниже колен. Его нельзя было разглядеть, оно было закрыто черной плотной тканью, но свет фонариков отражался на красной ткани как будто это шёлк. Женщина строго посмотрела на девочку сверху вниз, за плечо повернув ее вокруг собственной оси один раз. Она внимательно рассматривала дочь, будто товар в магазине, а та в свою очередь молча смотрела куда-то в ноги. К слову, Моно поплохело только от вида этой женщины, не говоря уж о ее голосе. От нее веяло холодом, особенно когда она смотрела на девочку так неодобрительно. Он сразу понял в чем тут дело, когда вспомнил, чем они занимались под дождем в школьной форме. Моно заметил, что у глаз женщины уже начали появляться морщины, и ему вспомнилась та бабушка с собакой. Они были чем-то похожи, примерно одинаково пугали. Шестая тем временем совсем перестала двигаться, пока высокая женщина смотрела на нее осуждающе. Они мысленно общаются, или что? Моно даже не сразу понял, что черные как уголь глаза, не отражающие в себе свет, направлены на него. Шестая тоже смотрела на Моно, находясь вне поля зрения матери, но делала она это, скорее, умоляюще. Мальчику снова стало не по себе. В ее руке всегда было кисэру? Может, Моно настолько испугался, что не заметил в руках женщины длинную трубку... Она посмотрела на мальчика ещё несколько секунд, а затем, развернув бедную девочку за плечо, повела ее в дом. Оказалось, они все это время находились возле дома Шестой, а Моно даже не заметил. Черная машина отъехала от входа, когда две фигуры зашли в дверь дома и Моно тяжело вздохнул. Он никогда до этого не видел ее маму, но эта встреча стоила того... Запах табака стал уже привычен, больше не приходится морщиться и кашлять. Когда мама курит, она становится спокойней, перестает ругаться и грозно смотреть. Разве это не прекрасно? Вот и Шестая считает так же. Поэтому у нее совершенно не возникает возражений, пока она сидит на серой подушке, поджав ноги. Ее голова поднята вверх, а глаза закрыты. Руки мамы теплые, пальцы длинные и изящные, легко перебирают темные пряди, ногтями цепляя новые. Где-то позади лениво и очень редко потрескивает камин, но балкон все равно полностью открыт. Шестая представляла, как черные занавески бесшумно колыхаются от ветра, который иногда доходил до девочки, заставляя испытывать неприятное чувство холода. Мамы совсем не слышно, только тихое шуршание ткани и волос, вперемешку с тихой тревожной мелодией, которую она напевает. Иногда ее присутствие совсем невесомо. Шестая открывает глаза, перед ней круглое зеркало на длинной ножке. Мама за спиной такая красивая в тепло-холодном освещении. Она подняла глаза, посмотрев в зеркало и заглянула дочери прямо в душу. Руки больше не перебирают волосы, а мелодия перестала разноситься эхом по комнате. — Ты знаешь, как я отношусь к детям из этой школы... — Мама взяла в руку кисэру и неглубоко вдохнула, отчего Шестая услышала тихое потрескивание из трубки. Голос звучал ровно, почти безразлично, но красиво. — Я не хотела... Он сам... — Шестая чуть сжала расчёску в руках, но ей пришлос ослабить хватку из-за больного пальца. — Вас видели? Шестая задумалась. Они успели убежать днём, и на наличие камер, а вернее их отсутствие, они с Моно проверили эту улицу дважды. Седьмой сказал, что в домах рядом живут пенсионеры, но нельзя исключать, что кто-то из них мог случайно посмотреть в окно в этот момент. — Я не знаю, — Шестая заметно напряглась, потупив взгляд. Она боялась поднимать глаза на зеркало, и правильно делала. — Иди. Черным по серому написано "Убирайся", чего тебе ещё не ясно? Девочка пустым взглядом смотрит на надпись на своем шкафчике. Она долго вглядывается в иероглифы, ровно выведенные черным маркером. Огорчает тот факт, что сделать это мог кто угодно. У нее слишком большой круг подозрения, ведь этого хотели почти все. Белые кеды с черной вставкой в ее руках неподвижно висят, пока лохматая и растрёпанная Шестая продолжает смотреть на серый металл. — Оцука? — Учительница проходила мимо, когда увидела девочку в абсолютно пустой раздевалке. Шестая отозвалась только через пару секунд, молча посмотрев на преподавателя. Девочка тяжело вздохнула, открывая оранжевую дверь раздевалки. Она знала, кто ждёт ее и знала, что снова не ответит на вопросы. Будет идти рядом по коридору, придерживая учебник и злобно смотря в глаза каждому, кто шел навстречу. — Как твой палец? — Моно смотрит сверху. — Ещё не отвалился, — Девочка хотела сказать что-то ещё, но ее голос резко поменялся, — Отвернись. — Да ладно, что в этом та- — Не смотри! — Она перешла на шепот, — Просто не смей поднимать глаза. Прошло несколько секунд, они все ещё шли смотря куда-то в пол. По всей видимости, перед ними был тот, на кого Шестой смотреть было нельзя. — Теперь можно? — Моно решил спросить шёпотом спустя время. — Теперь да, только не оборачивайся. — Без проблем, — Тихо сказал Моно и повернул голову назад. Он встретился взглядом с мальчиком его возраста, который отреагировал на его взгляд и, оторвавшись от стены, направился в их сторону. — Моно. — Шестая была в гневе, — Моно, зачем ты это сделал? — Сделал что? — Под дурачка косит? У Шестой зачесались руки, она схватила Моно под локоть и ускорила шаг в два раза. Сесилия перешла почти на бег, а рука сжала предплечье Моно до боли и он только сейчас понял, что сделал не так. Это было так нелепо, что Моно улыбнулся сквозь боль. Он поднял глаза, но вместо поворота увидел в нескольких метрах... Седьмого. Он ещё со вчера думал как неловко будет встретить его в школе. Особенно в такой момент. Не мальчик, а подарок судьбы. Шестая тоже увидела его издалека, Моно понял это по силе сжатия его предплечья. Впрочем, он уже перестал его чувствовать. Девочка резко остановилась, когда услышала тот самый голос. — Моно-ку-  — Седьмой кинулся в их сторону, но был успешно сбит с ног пробегающим мимо школьником. Все находящиеся в коридоре направили взгляд сначала на двух лежащих посреди коридора детей, а затем на Моно. Вернее, смотрели они на его подругу, которую к тому моменту уже схватили за руки и попытались куда-то утащить. Моно только сейчас понял, что его руку больше не сжимают. Он посмотрел на Седьмого. Больше не было смешно, теперь он понял свою ошибку. Мальчик был в порядке, но ему придется прийти в себя после такого резкого падения и испуга. Он лежал, оперевшись на руки, но затем сел на колени, потирая ладони друг о друга. Он снова посмотрел на Моно взглядом как тогда, у него дома. Седьмой такой несчастный, он даже сейчас выглядит так, будто готов расплакаться. Крик Шестой заставил всех, в том числе и Моно обратить внимание в другую сторону. Возле небольшого закутка собралась толпа из примерно двадцати детей, они все молча наблюдали за тем, как с Сесилией делают ужасные вещи. Моно не мог сказать, какие именно, потому что стоял как вкопанный вот уже минуту. За его спиной раздался смех. Моно не хотел оборачиваться, он уже знал, что там происходит. Седьмой не издавал звуков, не сопротивлялся, как это делала Шестая. Он знал, что у него не получится, и от этого становилось так плохо, так тяжело. Это так злило Моно. — Моно? — Почти шепотом сказал Седьмой. — Моно? Это так его зовут? Вы с ним точно друзья? кажется он не особо хочет тебе помогать, — Один из парней сказал это очень тихо, но Моно слышал. Моно слышал, как сопротивляется Шестая в другом конце коридора, как смеются те, кто над ней издеваются. И слышал, как скулит Седьмой. Чужая рука на плече Моно заставила его развернуться. Парень, что стоял за его спиной усмехнулся, глядя на быструю реакцию мальчика: — Такой бесстрашный, а чего ж ты стоишь тут? Бесстрашный. Это точно не про Моно. Бесстрашие в понимании Моно почти равно глупости. Лезть на рожон и действовать по зову сердца — это точно не его. Он считает, что лучше потратить чуть больше времени, чтобы потратить меньше сил и обойтись без жертв, чем красиво и героически погибуть до начала боя. Бесстрашие — это скорее про Шестую. Но бесстрашие Шестой — это не глупость. Моно знает ее ещё с пеленок, она достаточно умна, чтобы осознать риски и не лезть на верную смерть. Шестая вызывала особое доверие, казалось, что с ней ты в безопасности. Ее оптимизму нет предела: она будет сопротивляться до последнего, даже если шансов не осталось. Можно было бы привести в пример то, что происходит сейчас. Моно уверен, что рядом с шестой не два и не три ребенка, их много. А она одна. И всегда была. Разумеется, у нее есть Моно и, по всей видимости, теперь Седьмой. Это совершенно не обнадёживает ее, Шестая не видит в нем достойного друга и это задевает Моно. Он часто успокаивает себя, говоря о том, что Шестая — просто эгоистка. Злодейка, не способная выражать симпатию, эмпатию и прочие патии. Она такая дикая, совершенно непредсказуемая, была бы она чуть добрее... Кажется Моно ничего бы больше в жизни было не нужно. — Да хватит стоять! — Моно будто из воды вынырнул, время сняли с паузы и звуки, наполнявшие школьный коридор, резко вернулись. О, эти звуки, лучше бы Моно их не слышал. Шестая действительно это крикнула?.. Это было уже неважно. Лампочки вдоль потолка одна за одной полопались. Осколки стекла посыпались на детей в коридоре, от чего те начали кричать ещё сильнее и бегать в разные стороны. Парень, державший Моно за плечо посмотрел вверх, недоумевая, но не успел он вернуть свой взгляд обратно на мальчика, как его и след простыл. Седьмой сидел в углу возле цветочной вазы, обняв колени и наблюдал за происходящим. Половины детей уже не было, а оставшиеся все ещё бегали туда-сюда, светя фонариками на телефоне. Выглядело безумно. Какой-то муравейник. Почему бы им всем просто не успокоиться? Он слышал крики Шестой, видел как один из парней подошёл к Моно, а затем свет погас. Осколки попали на него, но он успел прикрыться и не поранился. Где сейчас эти двое? Седьмой закрыл голову руками и зажал уши. Это ведь из-за него? Не стоило ему привлекать внимание, и уж тем более бежать в их сторону. Он услышал крики взрослых, пытающихся успокоить детей, слышал странные звуки похожие на жалкие попытки включить свет в коридоре. А затем... звук, который Седьмой ещё долго будет вспоминать. Истошный визг где-то справа от него. Седьмой был готов поклясться, что этот звук заставил всех в коридоре замолкнуть. Он больше не слышал ничего, кроме надрывного девичьего крика. Он лишь помнит, что этот звук стал прерывистым, повышался и понижался, словно кто-то баловался с настройками. Седьмой даже не заметил, в какой момент он начал слышать полицейскую сирену. Он уже совсем не понимал, что происходит вокруг, звуки просто разрывали его голову изнутри и ему хотелось закричать точно так же, как та девчонка. Настолько все это было невыносимо. Где Моно? Единственная вещь, которая могла бы помочь сейчас — это ощущение теплого свитера, как тогда. Чтобы кто-то схватил и спас, увел подальше отсюда. Его желание словно было услышано, ведь через пару мгновений его также кто-то обхватил руками. Седьмой обнял Моно в ответ. — Семь! Семь, вставай! Кретин, хватит сидеть! — Это не Моно. Всего лишь Шестая, — Вставай сейчас же... Девочка схватила Седьмого за руку и рывком поставила на ноги. Да уж, совсем не сказка. — Где Моно?! — голос Шестой местами пропадал, но Седьмой не разобрался до конца, были ли проблемы с его восприятием или она просто сорвала голос. — Я не знаю? Я не знаю, я видел как Нарукама подошёл к нему, а затем свет погас... — Кажется Шестая даже не вслушивалась в окончание его фразы, ей хватило только первых трёх слов. Седьмой сам не знал, зачем он это сказал. Наверное, он просто пытался вспомнить. Они пришли к лестнице на третий этаж. Здесь не было света, как и во всей школе, но было пусто. Шестая толкнула мальчика, и Седьмой впечатался в стену спиной. Он удивлённо уставился на девочку. — Ты! Чертов неудачник! Хочешь знать почему это все происходит?! Все потому что кое-кто решил, что теперь наш лучший друг и появился в чертовом коридоре в самый неподходящий момент! Мы не твои друзья! — Шестая отпустила Седьмого и отошла на пару шагов, чтобы выглянуть в дверной проем. — Сиди здесь. — Шестая сказала это тихо, но достаточно требовательно. Седьмой сполз по стене и снова обнял колени. Будто у него есть выбор... Идиотская школа. Тупые одноклассники.  Моно уже подходил к выходу, когда услышал сирену. А затем в дверях появились четыре офицера. Двое из них направились на второй этаж, а остальные остановились где-то на входе, обсуждая что-то с учителями и охранником. Паника в коридорах не утихала, даже этажом ниже все будто с ума посходили, бегали туда-сюда, прятались от чего-то. Всего лишь лампочки перегорели. Все. Над головой Моно услышал голос, предупреждающий всех об эвакуации. Директриса дрожащим голосом говорила, что нужно спуститься к выходу и выйти на улицу. Это так очевидно. Седьмой бы и дальше просидел так, если бы не женщина, спускавшаяся вниз по лестнице. Она заметила мальчика и, стуча каблуками, подбежала к нему, взволнованно глядя откуда то сверху. Седьмой узнал эту женщину, кажется ее портрет висит где-то на входе. Это же директор школы... Ему приходилось встречаться с ней, когда в очередной раз его избивали за школой. Она присела, аккуратно положив руку мальчику на плечо. — Ты в порядке? Встать можешь? — Ее голос звучал так, будто она сейчас заплачет. Ещё бы. Почему вообще всех всегда волнует, может ли он идти? — Да, — Это все что Семь смог из себя выдавить, он встал, осторожно держа женщину за руку и пошел за ней. Когда они оказались на первом этаже, Седьмой заметил, что детей стало мало, именно поэтому в школьных коридорах было так тихо. Он увидел, как директор подходит к полицейским и решил, что ему следует выйти на улицу, как и всем. На улице все пестрило сине-красными цветами, они сменялись друг другом и смешивались в фиолетовый, вернее, в серобуромалиновый цвет. От него голова начала болеть ещё сильнее. Когда женщина потянула его к машине скорой помощи, он лишь вздохнул с облегчением. Шестая искала фонарик. Она знала, что его можно найти в кладовке уборщицы. Она почти бежала по пустому холлу второго этажа, под ее ногами хрустели осколки стекла. Она пробежала мимо того места, где ее пытались избить и рефлекторно потрогала лицо. На пальцах остались липкие следы от крови, но она просто растерла их рукой, заворачивая направо. В маленькой комнатке метр на метр найти фонарик было не сложной задачей. Отыскав маленький черный предмет, она направилась обратно, когда услышала голоса мужчин и испуганный голос женщины. Кажется, с ними был ещё ребенок, который навзрыд плакал, или, судя по звуку, даже задыхался. Девочка осторожно выглянула из-за угла. Офицер сидел на корточках перед дверью в женский туалет. Рядом с ним стояли ещё какие то мужчины и женщина, в темноте разглядеть детали было сложно. Женщина не прекращая что-то тараторила, Шестая даже не могла разобрать что именно. Что они вообще здесь забыли? Как давно у них в школе полицейские? Она вспомнила о Седьмом, который ждёт ее под лестницей и решила уйти, чтобы никто ее не заметил. Однако, под лестницей ее никто не ждал, там было пусто. Так же, как и во всем здании. Девочка подумала обо всех исходах, но даже возможная смерть Седьмого ее не напугала. Шестая положила фонарь в карман юбки и направилась к выходу, минуя лестничный пролет и холл, в котором отшивались полицейские. Они проследили девочку странным взглядом, но это быстро закончилось. — Ты нашла Моно? — Я и не искала. Пошел он к черту, — Шестая посильнее укуталась пледом. Она посмотрела на Седьмого. Взъерошенный, глаза размером с тарелку, уставший. Выглядит так жалко, Шестая не удивилась бы, заплачь он прямо сейчас. Красный и синий цвета ритмично мигали, отражаясь на его лице, пока его пустой взгляд был направлен куда-то в землю. Он, наверное, в самом эпицентре оказался. Шестая помнит, что слышала крик, но борьба с одноклассниками на тот момент ещё не была закончена, поэтому она даже не обратила на это внимание. Бедный ребёнок. — Семь, — Мальчик отозвался и посмотрел на девочку мокрыми глазами. Они выражали надежду. Будто сейчас она скажет что-то хорошее, успокоит. Шестая так не умеет, — Ладно, ничего... Где сейчас Моно? Разумеется, Шестая обиделась, эта выходка была за гранью даже ее понимания. Он просто встал и... Смотрел? Просто наблюдал за тем, как ее волокут куда-то по коридору. Вот ведь... — Как вы? — Голос женщины заставил снова почувствовать себя в безопасности. Невысокая женщина в белом костюме наклонилась перед ними, внимательно разглядывая детей. На ее руках были синие перчатки, а на лице медицинская маска. — Скажите, что там произошло? — Седьмой спросил это очень тихо. Женщина вздохнула. — Просто проводку замкнуло, лампочки лопнули и везде пропал свет. Ничего серьезного, — Слова женщины звучали убедительно. — А зачем здесь так много карет... — Шестая огляделась. — Ну, вас же много, чтобы на всех хватило, — Женщина улыбнулась. Седьмому хотелось в это верить, потому что понять это можно было только по глазам, которые чуть сузились, — За вами приедут родители? Моно смотрел на передний двор школы, полностью заставленный каретами скорой помощи и машинами полицейских, сидя на пассажирском сидении одной из них, которая стояла чуть подальше остальных. Он вспоминал все то, что произошло в школе. От ужасного чувства стыда скрутило живот и Моно ещё сильнее сжался. Дверь со стороны водителя открылась и в машину сел мужчина лет тридцати пяти в черной форме, поправил такую же черную кепку и посмотрел на мальчика. Моно нехотя посмотрел в ответ. Мужчина улыбнулся, а затем завел машину и выехал с территории школы. Мальчик смотрел в окно всю дорогу, слушая пустую болтовню по радио. — Как день прошел? — Мужчина не отрывал взгляда с дороги, в его голосе читалась ирония. В ответ Моно лишь повернул голову в его сторону, одарив мужчину взглядом, полным негодования и злости. — Просто шучу, — После этого он хихикнул и продолжил свой бессмысленный монолог, — Интересно мне... Как так замкнуло-то, что всю школу отрубило? Ты не в курсе? Моно, лежащий на сидении даже не повернулся в сторону полицейского. Тот глянул на мальчика пару раз и замолк, решив, что ребенок и так натерпелся за сегодня. По радио там временем стали передавать новости. Моно, чьи глаза уже слипались от усталости, слушал голос девушки ведущей совсем вполуха. — "В 18:24 в районе Синагава средняя школа Хокоси стала же-" — "Из новостей о погоде: завтра плюс девятнадцать, ветер северный..." Мужчина судорожно нажимал кнопки одну за другой, а затем выключил радио со словами "ничего интересного". Мальчику показалось такое поведение странным, но за сегодня его уже не удивит ничего. Прошло ещё около семи минут до тех пор пока машина не остановилась у обочины. Моно чувствовал себя отвратительно после всех событий, он вяло отстегнул ремень и взял рюкзак. — Пока, Моно. — До свидания...  Спасибо, что подвезли. Мальчик остался один, он медленно развернулся и увидел дом. Его родной, но именно сейчас туда совсем не хотелось. Моно судорожно сглотнул, а затем вошёл в дверь, закрыв ее за собой на замок.