Наш брак — просто выгодное партнёрство

Убедившись, что муж получил достаточное количество ухода, Пак добирается наконец до телефона и, выйдя на лоджию, чтобы Юнги не вмешался в разговор с очередной своей глупой шуткой, звонит Чонгуку. Секретарь отвечает не сразу и криком: — Я, конечно, рад, что ты прислушался к нашим с Тэ советам и отсосал мужу, браво, спустя пять лет! Но, блять, вы уже давно должны быть тут! — Прекрати на меня рычать, плюшевая игрушка, иначе оторву твои грёбанные уши! — гаркает на него Пак, напоминая, кто здесь начальник. — Я не смогу сегодня выйти на работу. — Зад болит, понимаю, но что же твой муж? — Блять, это была его дурацкая шутка! Мы всё так же обращаемся друг к другу на «вы», отворачиваемся, когда кто-то даже чуть-чуть оголяется, спим в разных кроватях и говорим только о работе! — Шутка?.. Босс мини-мандаринка способен так шутить? — О Господи, его прозвище эволюционировало?! — ужасается Пак. — Ну… да. Но, возвращаясь к нашей теме, если вы не переспали, то почему вас нету так долго? — Юнги-щи заболел, а я о нём забочусь. Сегодня на работу не выйду, буду работать из дома. Скинь мне все нужные файлы, пожалуйста. Обговори с секретаршей Юнги-щи его список дел на сегодня и вышли его мне по почте. — Возьмёшь на себя всю работу? — Нет, часть спихну на тебя, секретаря Тан и гендиректора Бона. — Нам и своей работы хватает… — Спихнёте ещё на кого-то. Юнги-щи болен, понимаешь? Позаботиться о нём сейчас могу только я. — Вы можете нанять сиделку, — говорит Чонгук, и Чимин вдруг понимает, что да, могут, но… За это утро они с Юнги вообще ни разу о работе не заговорили. Они становятся ближе. Они впервые проводят время как семья, а не простые сотрудники. Да что там говорить — Мин позволил себе так глупо пошутить над супругом, тогда как Пак буквально оседлал его несколько часов назад! И испортить этот шанс, вызвав сиделку? — Чимин?.. — напоминает о себе Чонгук. — Прости, я не расслышал, что ты сказал до этого. Юнги-щи плохо, мне надо идти. Не забудь про файлы! — просит он и сбрасывает звонок, чувствуя себя так, будто совершает какое-то преступление. Чимин возвращается в спальню, предварительно захватив ноутбук, укладывается на свое место и, надев очки, которые всегда надевает во время работы за компьютером, чтобы не испортить зрение (такие же очки, с абсолютно идентичным дизайном, есть у Юнги), Пак начинает работать. Мин, лежащий рядом, на своей половине кровати в гнезде из сопливых салфеток, и поедающий различные экзотические фрукты, внезапно говорит: — Что за прозвище? — А? — Чимин поворачивается в сторону супруга. — Что за прозвище? — повторяет Мин. — Прозвище, которое эволюционировало. Что это за прозвище? — Вы… слышали?.. — У меня хороший слух, Чимин-щи. И знаете, что? Разве это не глупо, что мы спустя пять лет обращаемся друг к другу подобным образом? Даже с секретарём Чоном, с которым вы знакомы гораздо меньше, чем со мной, вы разговариваете менее формально. — Он просто не соблюдает субординацию… — Мы не только партнёры, Чимин-щи. Не только работаем вместе. Мы состоим в браке. И, пусть любви в наших отношениях нет, я чувствую, что вы часть моей семьи. Почему бы нам не перестать обращаться друг к другу на «вы», а, Чимини? Мне, кстати, понравилось тебя так называть, — тепло улыбаясь, говорит Мин, и все мысли внезапно покидают голову Чимина. — А… и… как… как мне вас… тебя на… называть?.. — неожиданно заикаясь и краснея, спрашивает Пак. Юнги поправляет сползшие на кончик носа очки мужа, заставляя его румянец распространяться по всему лицу и перейти на шею. — Юнги-хён, — озвучивает он, и сердце Пака пропускает удар. — Мне… надо отлить… — бормочет тот, вставая с кровати и уходя в ванную комнату. Где, встав напротив зеркала, брызгает себе холодной воды в лицо, силясь понять, что с ним происходит: куда делись все разумные мысли, почему он так сильно краснеет и что с его сердцем? Его организм сошёл с ума? Он сам сошёл с ума? Умирает? Просто заразился от супруга? Чимин, успокоившись, возвращается в спальню, где Юнги тщательно чистит мандаринку. — Босс-мандарин, — говорит он. Мин, замерев с оранжевой долькой у губ, переводит на Пака непонимающий взгляд. — Так вас называют Чонгук и его парень, Тэ. А ещё мини-босс. Это прозвище вам дал Тэхён. Из-за вашего роста и здания, которое якобы компенсирует размер того, что в штанах… И сейчас Чонгук назвал вас… тебя, Юнги-хён… боссом мини-мандаринкой. Юнги какое-то время смотрит всё так же непонимающе, а после вдруг начинает тихонько смеяться, так и держа дольку мандарина у рта. Чимин перелезает через него на свою половину кровати, берёт ноутбук, надеясь, что ему всё-таки дадут поработать, а после, когда ту самую дольку подносят к его рту, рефлекторно его открывает. Поняв, что его угостили фруктом, Чимин переводит недоумевающий взгляд на супруга. — Ешьте… ты, хён… Юнги. Мин, в свою очередь, снова смеётся в ответ на такую странную фразу. — Чимини, а ты бываете забавным, — в его же манере, нарочно путая слова, отвечают ему. — И я просто угостил тебя одной долькой. Естественно, всё остальное я съем сам. Пак дует щёки и переводит взгляд на ноутбук, полностью погружаясь в работу.

***

К вечеру Мин засыпает, и Чимин, расправившись со своей работой лишь к двенадцати ночи, может позволить себе наконец тоже вздремнуть. Он по привычке выставляет между собой и мужем несколько подушек, забирает у того свое одеяло и, приняв удобную позу, погружается в сон, чувствуя себя невероятно уставшим. Снится ему какой-то романтический бред с кем-то, чьего лица он запомнить не смог, но которое точно было ему хорошо знакомо. Просыпается Чимин от лёгких толчков человека, чье лицо он сразу узнал, так как это не сон и его глупые правила анонимности здесь не действуют. — Юнги-щи? — недоумевающе спрашивает Пак, пытаясь в темноте разглядеть нависшего над ним супруга. — Чимин… проснись, пожалуйста… у меня очень болит голова… чёрт… — говорит тот, не прекращая тормошить Пака. Чимин протягивает руку в темноту, пытаясь нащупать чужой лоб, и его ладонь перехватывают будто бы горящей рукой. Приставляют к мокрому от пота лбу и говорят: — Мне кажется, я сейчас сдохну… Прости, что бужу, но, Чимини, прошу, мне очень надо… Голос у мужа надломленный и просящий, будто он вот-вот заплачет. Этот голос звучит так впервые на памяти Чимина, и это определенно заставляло сердце Пака разрываться на части. Чимин, не отдавая себе отчёта в действиях, медленно перемещает руку со лба на волосы супруга, мягко поглаживая того по голове. — Я уже не сплю. Подожди немного, сейчас станет легче, — говорит Чимин, вслушиваясь в тяжёлое дыхание супруга. Салфетки Мина перекочевали на его половину постели, гнездо сильно разрослось, видимо, Мин уже давно проснулся и всё это время терпел, но всё же не выдержал и разбудил Чимина. Пак встаёт с постели, включает свет и идёт за лекарствами. Ставит кипятиться чайник и возвращается в спальню. Ему даже не требовался термометр, чтобы понять, что у мужа была слишком высокая температура. Чимин даёт ему лекарство за лекарством, возясь с Юнги, как с маленьким ребёнком. А когда с приёмом лекарств было покончено, Пак встаёт с кровати, чтобы заварить чай, но его резко хватают за руку. — Юнги-хён? — Это так глупо… — бормочет тот еле слышно, и Чимин замечает дорожки от слёз на его щеках. — Я, чёрт возьми, давно не ребёнок… я могу позаботиться о себе сам… но какого-то хрена бужу тебя и прошу об этом всём. И мне так хорошо, знаешь… Так хорошо, когда ты всё для меня делаешь… когда ты заботишься, переживаешь… когда нежно гладишь меня по голове, и… Чувствую себя по-идиотски. Мне так плохо, что не могу сдержать слёз. Я вообще не соображаю, что несу, я… Прости. Забудь, это бред какой-то. Чимин стоит, не двигается с места, понимая, что с ним только что поделились мыслями, настолько личными, что теперь страшно хоть что-то сказать, страшно спугнуть момент и разрушить всё. Чимин нервно выдыхает и садится обратно на постель, поглаживая Мина по голове. — Ты поэтому изо всех сил стараешься не болеть? — спрашивает Чимин. — Ненавижу, когда мне так плохо, что хочется просто сдохнуть, и при этом некому даже чай сделать… — бормочет тот. — Понимаю. Это тяжело, когда нуждаешься в чьей-то заботе, а никого рядом нет. — У меня были рядом мама, брат… Но мне всё равно всегда приходилось самому о себе думать. А сейчас я просто… Только от мысли, что мне не пришлось самому идти за лекарствами на кухню, мне так хорошо… И Чимин вдруг понимает, что произошло. Его супруг, привыкший с детства заботиться о себе сам, чувствует себя глупо из-за того, что просит Чимина об этом и так сильно нуждается в его заботе. — Хён, ты, конечно, можешь позаботиться о себе сам, это правда. Но ничего плохого в том, чтобы просить меня — нет. Кто не хочет, чтобы о нём заботились, скажи мне? И ты хочешь. А я могу. Просто… не знаю, наслаждайся? Тебе не надо ничего делать, я всё сделаю сам. И в этом нет ничего такого. Да, ты взрослый мужик, никто не спорит, но ты всё-таки болеешь. Тебе всё-таки плохо. Так что… — Чимин запинается, не зная, как закончить. — Мы с тобой правда мужья? — вдруг спрашивают его. — Что? — Это правда? — повторяет Мин свой вопрос. — Да, мы мужья… А почему ты спрашиваешь? — Круто… — бормочет тот. — Мне так повезло… — Мне тоже с тобой повезло, хён, — улыбается Чимин, всё так же продолжая перебирать чёрные пряди в руке, мягко поглаживая голову супруга. — Мне повезло больше, — возражает тихо его муж, аккуратно беря Чимина за тонкое запястье, чтобы поднести его ладонь к своим губам и поцеловать костяшки пальцев. Чимин ощущает, как краснеют сначала его уши, а следом скулы и щеки. — Хён… — тянет он неуверенно. — Измерь мою температуру, я, кажется, горю… — бормочет его супруг, оставляя ещё один поцелуй уже на ребре ладони. — Представь себе, мне приснился кошмар, а когда я только проснулся, то что-то видел в темноте… Я уверен, что у меня очень… очень высокая температура… — Хён, я уже дал тебе сироп. Если он правда тебе помогает, как ты и говоришь, тебе сейчас станет легче. — Мне так плохо, будто я умираю… — говорит тот, прижимая руку мужа к горячей щеке. — Но с тобой так хорошо… — Юнги… — Чимин чувствует, что сердце в груди бьётся всё быстрее, и ему нужно срочно засунуть голову под кран, иначе сгорит уже он сам, но и оставлять мужа, когда тому так плохо, Пак не имеет права. — Прекрати, это… смущает. Хорошо? — Если ляжешь рядом и обнимешь. — Я… боже, не неси чепухи… Чайник закипел. — Причём тут чайник?.. — Мин хмурится. — Это ты несёшь чепуху, — обвиняющим тоном бормочет он. Видимо, сироп ещё не начал действовать или и вовсе не станет ему помогать. Чимин достает из аптечки, предусмотрительно оставленной на тумбочке, таблетки и, открыв бутылку воды, протягивает это всё Мину. — Выпей вот ещё это. Тебе станет лучше, и… я должен сделать компресс, да… на лоб… — Если я отпущу твою руку, ты же уберёшь подушки между нами? Мне надо кого-то обнимать… Ты сказал, что я имею право желать, чтобы обо мне заботились… — Да, хён, обязательно. Дай мне сделать тебе чай и компресс. И выпей таблетку, пожалуйста. Чимин, убедившись, что муж выпил-таки препарат, встаёт с кровати и покидает комнату, не забыв предварительно открыть окно на проветривание. Заварив супругу чай и приготовив смоченное водой полотенце, Чимин возвращается и застаёт заснувшего хёна и валяющиеся на полу подушки, которые Мин, очевидно, убрал сам, не дождавшись мужа. Чимин вздыхает, который раз называя супруга большим ребёнком, и принимается будить его. Тот выпивает чай залпом, ложится обратно, послушно ждёт, когда ему положат компресс на лоб, а после, когда Пак выключает свет и укладывается рядом, напоминает: — Обнять, Чимин. Ты обещал меня обнять. Чимин вздыхает и, придвинувшись ближе, кладёт руку поверх чужой груди. Чуть позже закидывает ещё и ногу на мужа, вызывая тихий смешок. — С тобой уютней… — говорят ему, и Чимин снова погружается в сон.

***

Просыпается Пак в полной дезориентации. Где он и как сюда попал? Чимин принимает сидячее положение и вздыхает с облегчением — он просто лежит на половине Юнги, а попал он сюда, когда… Чимин хмурится, вспоминая ночное пробуждение, откровения супруга, поцелуи в руку и просьбы обнять. Хмурится ещё сильнее, когда понимает, что самого супруга в постели нет. — Юнги-щи?.. Блять… Хён? Ты в туалете? — Я на кухне, Чимин, иди в душ, а потом завтракать. Я приготовил панкейки. — Ты… — начинает Пак неверяще, а потом падает на подушки, тяжело вздыхая. — Ты неисправим… — Что? — Ничего, — хмыкает он, рассудив, что отругает хёна позже, а пока и вправду можно принять душ.

***

Горячая вода обволакивает тело, а холодная плитка, в которую он упёрся спиной, даёт яркий контраст, вызывающий мурашки. Пак прокручивает события ночи уже который раз в своей голове. Как-то слишком резко и много всего произошло за одну ночь. Они были пять лет знакомы, и всё происходило постепенно, и никогда ничего подобного не случалось, а тут… на тебе. Чимин невольно возвращается к воспоминаниям о горячих губах на своей руке, о словах хёна, что ему с Чимином хорошо… Вспоминает мягкие волосы меж пальцев, голый торс, усыпанный родинками, стоны хёна, когда он шутил при разговоре с Чонгуком… «Чимини, охх… Да, так хорошо…» Пак краснеет всем лицом и переключает резко воду на холодную, понимая, что ему надо освежить мозги. Вот только к холодной воде он оказывается внезапно не подготовлен, и квартиру оглушают истеричные вопли. Выходит из душа Чимин лишь спустя полчаса, сопровождаемый удивлённым взглядом супруга, что сидел за столом в очках, листая планшет. Чимин ожидает, что его спросят, почему он кричал, но Мин молчит. Пак готовится, что тот по привычке скажет, чтобы Чимин высушил волосы, иначе заболеет, но Мин всё также молчит. Чимин поднимает на супруга взгляд, смотрит недоумевающе, а потом говорит: — Тебе стыдно, что ли? Юнги чертыхается, вызывая смешок мужа. — Серьёзно? Ты поэтому приготовил нам завтрак, несмотря на плохое самочувствие? И молчишь тоже поэтому? — Да, ты прав, мне неловко… Я надеюсь, что ты понимаешь — я бредил, нёс бред, поступал бредово… Это был не я. — В тебя вселился инопланетянин? — Нет, но… Хотя, знаешь, что? Очень похоже на это. Иначе мое поведение не объяснить. Пожалуй, так и было, мной овладел иной разум, он управлял моими действиями, и… Чёрт возьми, я просто не могу поверить: я целовал твои руки! — восклицает тот, прикрывая краснеющее лицо ладонями. — Всё не так страшно — ты целовал только одну руку. — Не смешно. — Хочешь сказать, я плохо шучу? — Да. — Обижаешь. — Извини, просто… Ты наш вчерашний диалог копируешь? — Есть такое. Юнги смеётся тихонько, снимает очки и поднимает взгляд на супруга, подпирая щеку рукой. — Знаешь… несмотря на всё это… мне понравилось спать с тобой в обнимку. Не подумай ничего такого, просто… приятно, когда ты просыпаешься, а рядом спит близкий человек. Чувствуешь покой и… будто всё в жизни будет хорошо, понимаешь? — Конечно. Но меня больше интересует другое. — Что же? — Так у тебя детская травма? О тебе никто не заботился? — Боже… мы точно должны это обсуждать? — Да, я полагаю. — Охх… Ладно… да, ты прав отчасти. Что-то вроде травмы есть, оно… Знаешь, просто когда мне нужны были внимание и забота, все были заняты. А когда отец умер, мама вдруг вспомнила, что у неё, оказывается, есть взрослые дети, которые неплохо устроились в жизни, и которым она мало уделяла внимание. В общем… это, конечно, грустно, но я не переживаю из-за этого. — Вчера ночью переживал очень сильно. — Я переживал из-за того, что очень хотел твоей заботы. Мне это казалось глупым, вот и всё. — Это не глупо. — Я знаю. Просто когда ты ощущаешь себя так, будто вот-вот умрёшь, голова раскалывается так сильно, что хочется плакать, и ты можешь это всё прекратить, просто приняв лекарства… но терпишь, потому что ждёшь, когда о тебе позаботятся — это звучит глупо. Я разбудил тебя просто потому, что хотел, чтобы именно ты принес мне лекарства и сделал чай, хотя я мог всё сделать сам. — Ты уверен, что в том состоянии смог хотя бы с постели встать? — спрашивает Чимин. — Хён, я ведь остался дома как раз-таки, чтобы заботиться о тебе. Так что выкинь этот бред из головы, иди в постель и отдыхай. И не надо больше никаких завтраков — ты болеешь. — Что ж, послушаюсь своего мудрого супруга, — улыбается тот благодарно, вставая из-за стола и плетясь в спальню. Чимин вздыхает с облегчением. Кажется, они всё обсудили, и между ними ничего не изменилось — всё как прежде, они просто стали чуть ближе. Поцелуи в руку ничего не значат, Юнги слишком явно стыдится этого, соответственно, это просто странная выходка человека, который хочет ласки — не более. Чимин кивает сам себе и звонит Чонгуку, чтобы раздать ему поручения и попросить прислать работы на дом.