Моль

Два года назад я взял работу над делом по финансовым манипуляциям, для этого пришлось уехать в Мурманск. Поездка выпала на декабрь месяц. Месяц, когда в этом городе бесконечная тьма полярной ночи. В среднем она длится с 2 декабря — по 11 января. Первое время, из-за работы, я особо и не понял того, что происходит. Как и здесь. Наверное, осознание пришло после бесконечной усталости, психологической давки, постоянного желания спать и раздражения от вечного неестественного освещения. Я воспринял, что очень давно не видел солнца, не чувствовал природной теплоты, не ощущал в себе силы при пробуждении и желания начинать новый день. Возможно, такой эффект был лишь у меня, может, не все люди там страдают это время, я заметил, что у каждого было по-разному, но мне было погано. Сейчас же мне кажется, что я готов вернуться на корабль только ради возможности снова увидеть солнце и ощутить его тепло. Ради этой глупой и призрачной надежды. Желание попасть домой в разы выше, но, к сожалению, менее реализуемо. Дорогу к метро я не нашёл без освещения, слишком уж густой и темный лес простирался по всему пути, и я струхнул, что могу и вовсе в нём заблудиться. Я поднимался обратно к павильон и с каждым новым уровнем одновременно осознавал, что не хочу там быть, но ноги продолжали вести меня удивительно резво. Когда я оказываюсь на нужном уровне, внутри что-то ёкает от вида сгоревшего здания. Большой спектр эмоций даёт прорву изнутри, мой пузырь начинает лопаться с каждой секундой всё больше и больше… Я впервые за долгое время концентрируюсь на себе и своих чувствах. И мне так непреодолимо грустно и одиноко, сквозь обуглвшиеся куски здания я вижу свою сущность, сгоревшую в нём, и меня кроет, кроет и кроет. Я нахожу Эллу не сразу, зачем-то сейчас мне кажется это необходимым и важным. Хочу увидеть её тело и убедиться в её смерти. И, на своё собственное удивление, я нахожу её не совсем мертвой. Изначально я даже и не замечаю высокого навеса, спрятанного в углублении камней на самом обрыве, белая ткань развевается с каждым порывом ветра, что невольно привлекает к себе внимание. Там оказывается выстроен шатер по типу медицинской палатки, где покоится всего около десяти человек. Женщина у входа в белом медицинском халате окидывает меня недобрым взглядом, но пропускает внутрь. В самом конце лежит Элла, укрытая одеялом, на первый взгляд она кажется вполне себе, словно просто легла полежать после тяжелого дня, но, подойдя ближе, я вижу красные отметины ожогов на шее, переходящие дальше по руке. — Привет, — говорю и только после задумываюсь, зачем я вообще сюда пришёл. Её ресницы начинают трепетать, и с попытки третьей открытые глаза пюстараются сфокусироваться на мне. — Ноганн, ты вернулся, — с хриплым выдохом проговаривает. — Я так рада тебя видеть, я так боялась, что более этого не произойдёт. Она хватает здоровой рукой меня за пальцы, пытаясь притянуть к себе, я сажусь коленями на пол у её койки и смотрю на неё. Она думает, что Ноганн вернулся. Она очень слабая и раненая, но даже в таком состоянии выглядит очень уверенно и стойко. — Когда ты уходил на экспедицию, ты сказал мне, что если не вернёшься, то я должна попытаться сохранить это место, я пыталась, правда, но всё пошло не так, — она испускает громкий кашель, отчего её тело начинает передергиваться. — Здесь был самозванец, Ноганн, он хотел притвориться тобой, но я сразу всё поняла, он не сказал кодового слова, как хорошо, что мы его с тобой придумали. Я держу её за руку и надеюсь, что мои эмоции не выдают меня — мне кажется, ей нужно поговорить с сыном, даже если это не он. — Прости меня, что мы не устроили эту экспедицию раньше. Ты был прав, как всегда, и мне тебя очень не хватало. Не уходи больше так надолго, я хоть и привыкла к твоим постоянным исчезновениям, но более не хочу переживать это. Я думала, что мне нужен сын и главное место правления в Кроне, когда у меня ничего не оказалось, я поняла, что ничего из этого у меня и не было. — Я так не думаю, — говорю, лишь бы что-то сказать. Она тут же поднимает руку в жесте, чтобы я остановился. — Я глуха, от взрыва разорвались обе барабанные перепонки. Сильнее сжимая мои пальцы, она продолжает говорить уже тише: — Всё как надо, я думаю. Теперь и ты должен уйти с этими людьми в Свет. Так будет правильнее, здесь мы более никто. Я зачем-то киваю и думаю, что ы этом Ноганну повезло. Какая бы Элла ни была, она искренне любит своего сына. Медсестра говорит мне, что её состояние очень плохо, и что у неё начинает прогрессировать болезнь церебрального атеросклероза, а при таких условиях вероятность выжить мала. Я сижу у её койки, пока она не засыпает, а после мне хочется лишь уйти. Я спускаюсь вниз и на пятом уровне замечаю Белого шрама с крупными деревянными коробками в руках, которые он перетаскивает из дома на улицу. Он меня замечает и, опустив коробку, направляется ближе. — Что ты здесь делаешь? Ты вроде должен быть с остальными., — удивляется парень. — Я ходил к Элле, ей очень плохо, взрыв задел её. Он тушуется и тут же начинает смотреть на меня сочувствующе. — Как так? Ты не предупредил её? — Я не знал, что будет взрыв. Вернее, да, я знал, но всё пошло не так… — Увиденное слишком отпечаталось во мне, и глупое чувство вины начало поглощать, но не стоит забывать о том, что это всё типо моих рук дело. — Ты всегда боялся союза с роткаманнами из-за таких последствий. Элла хоть и знала, что через них есть путь к Свету, но никогда не обращалась к ним, я был удивлен тем, что ты пошёл в итоге этим путем. — Я тоже. Не думаю, что всё это стоит этой поездки. — Ты что, Свет всегда был твоей целью, особенно для всех людей здесь, и ты этого добился. — Не знаю, разве тебя не напрягает эта поездка… По сути, в неизвестность? Он опускается на корточки и зачерпывает в руку горсть сухой, мертвой земли, а после говорит: — Здесь уже нечего ловить, лишь ждать конца, разве это жизнь? А там, там, может, что-то поменяется, будет иным, перестанет душить эта бесконечная тьма. Это, наверное, будет лучше, чем всё, что сейчас происходит. Он кидает взгляд на улицу, на которой большинство людей бегло собирает свои пожитки. И я думаю о том, как карикатурно он выглядит, сидя здесь, на свой родной земле, смотря, как его близкие собирают вещи, и болтая о смысле жизни. Но ведь большинство людей в моем мире так и живут: сидят на одном месте, никуда сдвигаться и не собираются, пускают корни, заводят семьи. Неужели отсутствие выбора так сильно сдвигает мозг по фазе в понимании мира. Что, если это не твой выбор, сидеть в родном городе, то это становится в разы сложнее. Ну и, конечно, бесконечная тьма играет немалую роль, но ведь люди в Мурманске живут как-то, хоть и месяц в темноте, но ведь живут. Думаю, к этому привыкаешь, в принципе, ко всему привыкаешь. У Белого шрама здесь его семья, и ещё его брат… — А как же твой брат? — Георгий? — он встает на ноги и прячет глаза. — Я должен был ехать вместе с ним. И я чувствую, что должен теперь оказаться там и довести его дело до конца уже со своей семьей. Чувствую полную нелогичность его слов, поэтому всё же продолжаю гнуть своё: — Ты понимаешь, что это не безопасно? Может лучше жить здесь в спокойствии и знании, что ты и твоя семья будет в порядке, чем полная неизвестность. — Почему же неизвестность? — он непонимающе смотрит на меня. — Ты там был, ты знаешь, что нас ждёт. И всё идёт пока по нашему плану, и твои слова про среднюю линию. Всё сложилось как нельзя складно — и ты с нами, уже прошедший этот сложный путь. — Заканчивает с нотками некой гордости. — Всё верно, я там был, потому я и беспокоюсь. — Нахожу ответ, как строчку на белой бумаге, выписанную из сценария. Мимо нас люди всё уходят и уходят вниз со своими жалкими пожитками. Большинство идут на корабль в Новый белый свет, вторая половина возвращается на Первую Крону. Я стою рядом с Белым Шрамом, с кем-то вот так стоять кажется спокойнее. Стою и думаю, что скоро он пойдёт на корабль, а мне нужно будет ему позволить уйти, ему, Антону и всем остальным, а мне остается быть одному на этой пустой Третьей Кроне. К нам подходит Дофин Кирилл, но по отсутствию цепи на шее, что мне запомнилась, и манере разговора, я понимаю, что это его брат Артур. — Пора, — говорит он. Белый Шрам тут же подхватывает огромный рюкзак с небольшого пня. — Вы идите, я скоро подойду, — кидаю им и размышляю, смогу ли я вытащить факел, освещающий улицу, чтобы всё же попробовать прорваться в пещеру метро. — Ноганн, — говорит Белый Шрам. — Мне очень жаль, что так произошло с Эллой… Я знаю, у вас бывали разногласия, но и какая-то внутренняя личная связь всегда присутствовала. Я киваю и думаю, что самого Ноганна это вряд ли утешило. Сам Ноганн не позволил бы всему этому произойти. — Эй, — слышу от Артура, который жестом отправил Белого Шрама вниз, а сам остался. — Чего? Я же сказал, что приду. — Правда? У тебя всё хорошо? — Ну да. — Тогда пошли, я доставлю тебя на корабль несмотря ни на что. Неужели ты думал, что мы сможем уплыть без тебя? — Он улыбается так, как при рассказе анекдота. А я теряюсь. В очередной раз теряюсь, потому что испытываю странное дежавю, всё вокруг кажется не более чем сюрреалистичным сном со мной в главной роли. — Неплохо сделал вид, что мы незнакомы, — продолжает он. Чёрт. — Да и в принципе таким потерянным выглядишь даже со мной. Что с Эллой произошло? Не думал, что ты позволишь обстоятельствам не в её пользу сложиться. — Это была случайность, я так не планировал, — говорю и в очередной раз думаю, неужели я такой хороший актёр, или все сплошь здесь тупицы и не могут увидеть, кто я на самом деле. — Это всё из-за этого нового роткамана, он их жрец или какую они ещё чушь придумывают. — Что это значит? — Ну, людей не так много не зарегистрированных здесь, а он словно из неоткуда вылез. Так что либо, по их «верованиям», — делая пальцами кавычки, Артур корчит лицо, — он избранный и тот самый жрец, которого они тут ждали, либо он просто напросто с той стороны. Хотя дико странно, зачем он сюда сунулся. Может, тоже своя выгода. За разговором он начинает уводить меня вниз, я не сопротивляюсь, и в очередной раз концентрируюсь на Антоне и том, в какую секту его завел внешний вид. Ничего конкретного об этих людях я ещё не понял, зато этот болтает со мной, как с лучшим другом. — Никак не пойму, что у них в голове, ты же понимаешь, что настоящей, так сказать, магии не существует? — говорю, как при обыденном разговоре, и, не стыдясь, вру, ведь каким-то чертовым образом я оказался здесь. — Да они никчёмные люди, кому как ни тебе знать, но это похвально, что ты наконец решил типо объединиться с ними, так у нас хоть продвижение в переселении, — толкая в плечо, усмехается. — Просто что ими движет, в чём их смысл… — О, надо же, решил углубиться в этот вопрос. Я думаю, всё та же причина, как и освещают в массовой информации, вряд ли у них более разумные мысли. Ведь Земля остановилась, бла-бла, это наказание от бога, а после того, как чернила в крови начали вызывать рак, они в этом увидели дар. Удивительно, конечно, что их число растет. Хотя сама Элла их боится, как огня, вроде же какой-то случай с ней был, и она прочувствовала как таковую магию на себе. Он смотрит на меня вопрошающе. — Поэтому она и не хотела с ними работать, поэтому именно мне пришлось делать данный шаг, — огромный вопрос реальной силы у этих роткаманнов постоянно вертится в моей голове. Ранее я бы ни за что не поверил в такую чушь, теперь же ничего невозможного не было. — Я так и подумал, смелый шаг. Он начинает болтать о своём брате и как он недоволен его политикой, что я мигом складываю 2+2. Ноганн поддержал именно Артура, поэтому их знакомство было не афишировано. Он спрашивает, страшно ли там, и знаю ли я обходные пути, если что. Предполагает в шутку, что я сам убил всех своих сотоварищей в прошлой экспедиции и ноет о морской болезни. Я же думаю о татуировках и раке… Это кажется полной чушью, но именно здесь стало реальностью? Меня всё продолжает бить по голове вопрос своей собственной жизни и желаний. Антон как будто уже сросся с этим местом, а мое единственное желание — это сбежать отсюда, хотя вся почва этого мира словно создана под меня. Мы быстро спускаемся к самому низу песчаного берега, где суетятся сотни людей. Нас ждут около 10 кораблей, в моих фантазия я видел их более футуристичными, плоскими, черными… Но это обычные корабли: когда-то белого цвета, в ночи от света прожекторов их поверхность кажется более пожелтевшей, как моча, у носа я замечаю неспущенный массивный черный якорь, ходовая рубка занимает центр корабля, представляя из себя 4 уровня, над рубкой возвышается удлинённая вертикальная труба дымохода. Труба окрашена яркой светящейся в темноте красной краской с двумя полосками синего и золотистого цвета. Артур уводит меня на самый первый корабль, который кажется практически пустым: помимо старого состава я насчитываю вокруг лишь 6 новых лиц. Другие же корабли просто ломятся от количества людей. — Дорогие друзья, — обращается к нам с Артуром его брат. — Долго вас, однако, не было, познакомились поближе? — Ноганн интересный человек и собеседник, как ты и говорил. Я невольно морщусь от очередных политических ужимок внутри семьи, надо подробнее узнать всё же его политику, чем он так не угодил своей кровинке. Меня селят в достаточно уютную каюту с полуторной кроватью, небольшим столиком, комодом и личной ванной комнатой. Одежды своей у меня совсем нет, я скидываю с себя уже достаточно грязную потасканную кофту, джинсы, белье — оставляю на полу. Беру выделенное белое банное полотенце и иду в душ. После душа я падаю на кровать прямо так, голый, оборачиваясь лишь одним тонким пододеяльником. Мне хватает всего пары минут для того, чтобы вырубиться из сознания в прекрасный мир Морфея. Пробуждаюсь я от дикой тряски своей кровати, примерно минуту пытаюсь сообразить о том, что происходит, когда в качающую дверь врывается Артур с противогазной маской в руках. — Держи, — отдаёт он его мне в руки, обеими руками хватаясь сначала за стол, после за спинку кровати. — Мы скоро закончим переплаву залива и попадём в токсик зону. Я мну в руках неприятную, странно пахнущую резину маски и тут же вспоминаю. — У меня нет никакой одежды. Всё сгорело. Он переводит глаза с моих простыней на гору одежды на полу и медленно кивает, скрывая улыбку. — Хорошо, я принесу тебе одежды. После он, также пошатываясь, уходит. Одежда Артура мне немного мала, если серые штаны садятся ещё более-менее, баклажановая кофта облипает сплошь моё тело, и мне кажется, я выгляжу как учитель английского языка. Стараясь не привередничать, я наряжаюсь и выхожу в коридор. Чем дальше в сторону кормы я иду, тем больше, как мне кажется, шатается корабль. Вдоль коридора находятся такие же полукруглые двери как у меня, где, видимо, проживают остальные. В самом конце коридора я нахожу ресторан. Он не большой, но такой же приличный и чистый, как моя комната, вокруг я замечаю около 10 столиков, и для такого корабля, мне кажется, это крайне мало. Расстояние между ними приличное, что наталкивает меня на мысль о том, что половина столов не выставлена. Внутри находится лишь 4 человека: бармен у стойки, парень, раскладывающий полотенца в дальнем углу, Нат, сидящая за столиком у окна, ну, и я. Я быстро беру со стойки с едой слегка пережаренные лепешки, стакан со странным розовым содержимым и небольшой кусок тортика, похожего на наполеон. Бармен предлагает мне поинтересоваться алкоголем, это правда интересно, но не сейчас. Как я понимаю данные корабли принадлежат правителю второй Кроны — Дофину Кириллу, и, судя из рациона питания и алкоголя, у них дела шли лучше, чем в третьей Кроне. Я сажусь напротив Нат, на ней, в её стиле, темная юбка с вырезом и приталенная рубашка в тон юбки. Пальцы более не скрываются, и я отчётливо могу увидеть геометричные узоры татуировок и надписей. — Приятного аппетита, — говорит, но на меня не смотрит. Я вижу перед ней лишь чашку выпитого кофе, поэтому того же в ответ не желаю. — Где твой противогаз? — Он мне не нужен. — Ааа. Воля божья поможет? Нат обращает ко мне свои глаза, своё главное оружие. От них совсем становится не по себе, но я стараюсь не подавать виду — закидываю лепешку в рот и довольно жую. — Имеешь что-то против Бога? — Скорее против тебя. Элла в ужасном состоянии, скорей всего она не выживет. — Extremis malis extrema remedia. — Чего? — Отчаянные времена требуют отчаянных мер. Ты сам принял данное решение, хоть сейчас и отказываешься это признавать. — Я хотел лишь спасти Антона. А что ты с ним сделала? — она продолжает смотреть на меня безэмоционально, лишь двигает глазами от моего лица к стакану, который я чересчур крепко сжимаю. — Ты втащила его в вашу странную касту, вбила черт знает, что в голову, отобрала его у меня. — Тебе не кажется, что ты слишком сильно сфокусирован на своем друге? Ноганн, м? Не думал, ээ поразмышлять о себе и о своём месте в этом мире? Я опустошаю стакан, не отрывая от неё глаз. Хочу набрать полный рот этого компота и выплюнуть ей в лицо. Отвлекают меня лишь быстро приближающие шаги. — Ноганн, ты мне нужен, — это Дофин Кирилл. Он, не дожидаясь, как я доем или отвечу, берет за руку и утаскивает наружу. На палубе очень скользко и неустойчиво, меня шатает из стороны в сторону, пока мы не доходим до носа корабля. Парень выглядит очень взволнованным, и я только сейчас замечаю на нём капитанский пиджак. — СМОТРИ! — кричит он, пытаясь перекричать шум ветра, волн и темноты. — МЫ ДОЛЖНЫ БЫЛИ ПЛЫТЬ ЗА ТЕМ РИФОМ И ДАЛЬШЕ ЛЕВЕЕ, СУДЯ ПО НАШЕМУ И ТВОЕМ ПЛАНУ. НО… Его шатает, и он всеми силами цепляется за борт корабля, я смотрю в ту сторону, куда показывает его рука, и двигаюсь ближе, чтобы лучше расслышать всё, что он говорит. — КАЖЕТСЯ ЧТО-ТО НЕ ТАК, Я НЕ ПОНИМАЮ, ЧТО. ЛЕВАЯ СТОРОНА САМАЯ БЕЗОПАСНАЯ, ПРИ ЭТОМ, СУДЯ ПО ВЕТРУ И ПРИБОРАМ, ЧЕМ МЫ БЛИЖЕ К НЕЙ, ТЕМ БОЛЬШЕ ВЕРОЯТНОСТЬ ВОРОНОК. Я смотрю вдаль, вижу эти слабые силуэты рельефов, которые напоминают иллюстрацию Экзюпери — змею, которая поглотила слона, и внутри меня что-то щёлкает. Я тут же начинаю орать: — НАМ НАПРАВО! НЕ НАЛЕВО! Сначала мне кажется, что он не расслышал, а после меня снова уводят обратно в рубку, где находится кабина капитана. Внутри очень много кнопок, рычагов, и отличный вид того, куда мы двигаемся. Дофин Кирилл снимает с себя пиджак и нервно начинает что-то переключать на своём пульте, с кем-то разговаривать по рации — Думаешь, правда направо? И я без сомнений говорю: «Да». Мы продолжаем молча плыть, тряска уменьшается, течение становится спокойнее, только лицо моего путника не меняется. — Что такое? Правильно же, что ушли вправо. — Да, путь прочистился, нам показывают меньше природных катаклизм. Я с облегчением вздыхаю, потому что это было странно, моё резкое решение и полная уверенность в нём. Оседаю в соседнем кресле, смотрю вдаль на приятные языки воды, густую ночь, усыпанную миллиардом звёзд. — Судя по подсчётам, — всё также обеспокоено говорит он, — мы уже как на 20. 01 долготе и 58 ширине… Ноганн, мы уже как два часа должны быть на светлой стороне. Я смотрю то на него, то на море, он более ничего про это не говорит, отлучается в туалет, а после на перекур, и я продолжаю пялиться вдаль. Крайне медленно, но основательно, до меня начинает доходить — светлой стороны и правда нет.