Моль

Автоматически я передвигаю свои конечности по пляжу, мы идём так уже около двадцати минут. Густой туман обволок берег, и я слабо различают, сколько нас человек, кто впереди, кто сзади, куда мы вообще, блин, идём. Мозги всё ещё отказываются анализировать происходящее, и я лишь заставляю свои ноги двигаться. Воздух кажется холоднее обычного, меня невольно передергивает от дрожи в теле. Наконец, чья-то рука тянет меня влево и заволакивает в помещение. Контрастно. Слишком контрастно. В помещении, по сравнению с улицей, очень тепло и светло. Яркие голые лампочки бьют в глаза своим желто-красным светом. Мы оказываемся в узком длинном коридоре, пройдя который, попадаем в гостиную с открытым вторым этажом. Это место, должно быть, принадлежит богатому человеку, говоря лишь по количеству света внутри: в центре гостиной весит приличных размеров люстра, вдоль которой размещены уже небольшие точки света. На втором этаже сплошь до потолка стоят стеллажи, полные книг, внизу мощный дубовый стол, полный карт и бумаг, стулья из того же дерева, в правом углу камин, в левом рояль, на полу расстелены ковры разных материалов и расцветок, которые яро не сочетаются со всем остальным интерьером. Братья и Нат располагаются за столом, Белый Шрам берет стул, но садится ближе к нерастопленному камину, Антон тут же ретируется на второй этаж. На меня выжидающе смотрят шесть пар глаз — не трудно догадаться, чего они от меня хотят. Беру стул, разворачиваю его вперед и сажусь, устраивая свои локти на его спинке. Артур разворачивает приличного размера карту, которая занимает весь стол. На ней множество разных пометок из канцелярских кнопок и ярких линий оранжевых и голубых маркеров. Я боюсь, что от меня сейчас речей потребуют, но, к счастью, братья сами мне все рассказывают, и я лишь киваю на каждую их реплику. — Здесь в прошлый раз вы начали отбытие, — тыкая в толстую пометку ближе ко мне, говорит Дофин Кирилл. — через залив попали в Балтийское море и далее на юг, где проходит радиоактивная зона. После бывшие земли Польши и Германии — средняя полоса, в которой были роткаманны. И… Ну, после этого ваше путешествие окончилось. Я как болванчик продолжаю ему кивать, спасибо заученному тексту, я в точности помню «как это было». По его словам, всё верно. — Мы предлагаем проделать тот же путь, только теперь в сотрудничестве с главой роткаманнов. У нас есть Наталья. С её помощью мы можем обосноваться в тех землях, — тыкает он на территорию Польши. — Или же, — вступает Артур, — мы можем двинуться, наоборот, не к югу, а на север. Да, считается, что северные страны бывшей Скандинавии полностью изуродованы и уничтожены, там нет и шанса на чистый воздух и жизнь, но если мы просто пройдём их и двинемся в сторону Корнуолла? — Все знают, что это полностью безоговорочная территория роткаманнов, и если средняя полоса не самое благоприятное место для проживания из-за своей стыковки с ночной и дневной Кроны, то Корнуолла полностью дневной остров, в который, по мнению нашего правительства, изгоев отправили на смерть. Я понимаю, что этой информацией мой персонаж не мог владеть, поэтому позволяю себе вопрос: — И кто может утверждать, что они там живы и там на самом деле безопасно, кто-то там был? — смотрю больше на Наталью, которая и является представителем той расы. — У меня есть связь с тем местом. — Какая? — Я их чувствую. И… И что? Что это значит? Я ничего ей не говорю, пялюсь в её уверенные сквозящие опасностью глаза. Туман попал словно мне в мозг, не позволяя здраво рассуждать, а уж каждое моё лишнее слово может выдать меня. И вроде я этого и хочу, но понимаю, что нужно всё обдумать прежде, чем делать поспешные действия. — Уже через четыре часа и тридцать восемь минут мы начнём свой путь. Сейчас подготавливают корабли к отправке, — смотря на ручные часы, оповещает Дофин Кирилл, — после сбор добровольцев, что поплывут с нами, но они вроде в курсе, что за остатками никто не вернётся. — Почему? — всё же спрашиваю. — Ты же сам поставил такое условие, уплываем безвозвратно. Третья Крона полностью теперь твоя, и, думаю, твой народ пойдёт за тобой. От лица Второй Кроны я могу сказать тоже самое. Первая Крона с их консервативными взглядами даже не была оповещена. Наш дядюшка Могнолий так и не знает ни о чём, — с неким злорадством проговаривает. — Говорил ему, а он мне не верил, что ты предашь мать и пойдёшь за прогрессом. В любом случае, те, кто останутся отправятся в Первую Крону, единственное оставшееся активное государство. Вот старый дурак удивится прибытию новых людей. Здесь была отлаженная система жизни, и с двумя предателями — мной и Дофином Кириллом, народ уплывает туда, где ещё никто не был. Вернее, был. Я. Я встаю со стула и подхожу к высокому узкому окну, из которого наблюдаю гору, где живет народ Третьей Кроны и павильон, которого уже нет. Пожар стих, даже развалин не видно, лишь куски земли, ночь и туман. После нам приносят еду, мы подкрепляемся, и братья с Нат продолжают обсуждать дальнейшие действия. Я же иду наверх к Антону, который даже не спускался на перекус. Он полностью втыкает в толстую книгу, не замечая ничего вокруг. — Что за херня? — начинаю с самого главного вопроса, который полностью может описать всё происходящее. — Какая именно? — отвечает, не отрываясь. — На меня посмотри. Бесит. Неимоверно бесит. Хочу повысить тон, но потом понимаю, что так привлечем лишнее внимание. Он реагирует, зыркает на меня, захлопывает книгу и выпрямляется. — Что именно тебя интересует? — Не знаю. Всё. Абсолютно всё: как он себя чувствует, что думает, какие у него отношения с этой Нат, на самом-ли деле их татуировки что-то значат, почему способствовал всему происходящему, что думает дальше, что мне делать?! Много вопросов, очень, не знаю даже с какого начать. — Почему я не могу сказать, кто я есть? — Так же удобнее. Тебе доверяют, в тебя верят, ты некий символ. — А мне оно нахер? Я ничего этого не хочу, я хочу домой. — А ты знаешь, как туда попасть? Вздрагиваю. Как попасть домой? Хороший вопрос. А на все хорошие вопросы у нас обычно никогда нет ответов. Или же они нам не нравятся. — Как бы то ни было, Марк, — моё имя он произносит крайне тихо. — Выбора у нас нет. Мы в ином мире, новом месте и всё, что мы можем — это принять здешние правила игры и пытаться жить. Хочется сказать: «Тебе-то легко говорить, ты здесь просто Антон», но замечаю натянутый на голову капюшон и затыкаю все свои невысказанные мысли. — Я принял себя здесь. Свою роль. И, честно говоря, по сравнению с моей реальной жизнью, она тут более значима. И это пугает. Пугает до чертиков. То есть, если будет возможность вернуться, он не… — Если я раскроюсь? — пытаюсь запереть свои страшные мысли о друге. — Ну, пока ты неплохо справляешься. Он подходит к ограждению второго этажа, оглядывая людей внизу, после разворачивается, откидываясь спиной на перилы и смотрит на меня. — Почему она сделала тебе татуировки? Кто такие роткаманны, у них правда сила? — Это сложно объяснить, — он хмурит брови, пытаясь подобрать слова, — это, скорей, какое-то внутреннее ощущение. Если они что-то захотят, это скорей всего произойдёт, некое управление теорией вероятности что ли. И те, кто очень много практикует, у них намного лучше это получается. — Звучит как секта. Ты сам-то в это веришь? — Я не знаю. Но они в меня почему-то верят. — Какая разница, что они… Главное, как ты думаешь. — Всё не так просто, — он уводит взгляд вниз. Я подхожу ближе и говорю самую разумную вещь, которая съедает мой мозг большую половину ночи: — Ты же понимаешь, что светлой стороны, возможно, на самом деле нет? Никто не может знать наверняка, там был, типо, только я. Ты понимаешь? — Она есть, — он поднимает глаза и говорит, не колеблясь. И это безнадежно. Ему и правда промыли мозги, он попал под влияние и всё остальное по списку. Ну, ничего, главное, мой разум пока на месте. — Ты готов верить всему, что наплела тебе эта рыжая? — И ты утверждаешь, что это мне что-то внушают? А сам? — парирует в ответ. — Веришь своей Элле? — Какую чушь ты несешь? Мы вообще здесь ничего не можем утверждать, так как ни черта не знаем. Он толкает меня плечом и проходит обратно к подоконнику, на котором оставил свою книгу. — Знаешь, что это? — с книгой в руках заявляет, — всё это, — опоясывает пространство с полками вокруг нас. — Это местные энциклопедии, книги, биографии и ты не представляешь сколько я их проштудировал, чтобы понять смысл всего происходящего: этого мира, людей, политики. — О, значит я могу тебя поздравить с тем, что ты стал тут местным? — развожу руки, всё ещё стараясь максимально не повышать тон. — Я, в отличии от тебя, сам пытаюсь понять всё, а не как тупая собака делать то, что говорят. Пялюсь на него, не особо веря губам, с которых слетели эти слова. Друзья навек, навсегда, по жизни друг за друга горой. И что, стоит попасть в иной мир, пиши пропало? — Ааа. Понятно. Ну да, слушай, рушить целые отработанные системы, города, убивать лидеров. Если это характеризует твоё понятие всего, то это очень интересно. Самому вершить судьбу, наказывать плохих властителей и вести народ. Буду иметь в виду. Он тут же сконфуженно смотрит на меня, сжимает книгу и пятится назад, чтобы опереться на подоконник. — Ты просто стал такой же, как и они. Всегда шёл против системы? И что же, теперь смерти людей не так значимы ради благой цели? — продолжаю плеваться ядом. — Не я это решал и отдавал приказы. — отвечает, смотря сквозь меня. — Но и ничего против этого не имел. Смерть Эллы на нашей с тобой совести, потому что мы ничего не сделали, просто позволили этому произойти. Мы здесь гости и не более, не те, кто пишут чужую историю. — А что, если нет? Что если мы здесь не случайно? — Тогда я собственноручно задушу этого человека, кто целенаправленно меня сюда отправил. Антон стискивает книгу в своих тонких разметенных рисунками костяшках, дышит прерывисто и сжимает губы. Его колеблет, с каждой минутой. Вижу по нему, как сильно бьются внутри разные стороны его же собственного я. Эти темные города Крон, его заключение, непринятие внешнего вида, нахождение человека, который его поддержал и взял под своё влияние, его чужеродность и попытка стать частью этого мира, я… В нём слишком много информации и непонимания что же именно правильно. Чувствую, как его кидает из стороны в сторону. Чёрт, как же он не может понять, что единственное, что здесь важно — это мы с ним. Что именно я, тот кто ему желает добра и примет всё, что угодно, касаемо него. Хочу это озвучить, хочу прекратить его агонию, но слова застревают поперек горла. Мешает выйти им наружу обида, детская и упрямая, и сам факт того, как он может вообще думать иначе, как он может не думать обо мне? Отворачиваюсь от него и смотрю внизу на народ: Наталья вроде занята изучением карты, но невольно поднимает на нас свои заинтересованные глаза, Белого Шрама и Артура нет, Дофин Кирилл с увлечением что-то строчит в толстом блокноте сидя за столом. Шумно сглатываю и проговариваю: — Давай просто уйдём отсюда, пока есть возможность, — пожалуйста, выбери меня. Пожалуйста. — Мы не можем. Я не могу. Я молчу. Жду чего-то. Объяснений или хотя бы слов о том, что он хотел бы уйти или что не отпустит меня одного. Жду того, видимо, чего больше нет. — Светлая сторона есть, вот увидишь. — продолжает лепетать. — И мы должны показать её миру. И… У меня сделка с ней. И с тобой тоже. Она не просто так вытащила меня из тюрьмы. Она сказала, что именно ты дал добро на это. — У меня не было выбора, — поворачиваюсь к нему. — И сейчас у нас его нет. Но это ложь. Сейчас мы легко можем свалить нахер из этой дыры и пойти хотя бы к тому поезду, это то, что мы давно должны были сделать. — Антон, — набираю последние силы для разумных слов. — Если мы сядем на корабль, мы больше не сможем вернуться к тому же туннелю с поездом, через который тут оказались. Надо хотя бы попробовать. Но он молчит. Смотрит на меня своими стеклянными глазами и молчит. Я оставляю его наверху и спускаюсь вниз. Я так больше не могу. Подхожу к Наталье и кидаю: — Пойду проветрюсь. Ожидаю, что меня будут удерживать, как это делала Элла, что никто мне не оставит выбора, но… Она тоже молчит. И я вижу, что всё она прекрасно знает: и о обо мне, и о нашем разговоре с другом, и о моих намерениях. Лишь скрещивает руки на груди и безэмоционально смотрит. Дофин Кирилл говорит, чтобы я успел вернуться к кораблям до отплытия. Я иду к входной двери и не понимаю, неужели я вот так могу уйти и всё? Открываю дверь и ничего не происходит. Колеблюсь буквально пару секунд, горько надеясь, что хоть Антон спуститься и даст мне подзатыльник с наездами, как я могу его оставить. Мы же только друг друга нашли. Но все также… Ничего не происходит. Делаю шаг и с шумом захлопываю дверь за собой. Иду. Просто иду сквозь тьму вперед, туман уменьшился, позволяя различать дорогу перед собой, вокруг сухие мертвые ветки деревьев и холодный безлюдный пляж. Иду тяжелыми шагами, сам не понимая, куда, и всё думаю: «Я реально сейчас ухожу от него. От всего этого. Я свободен? Мы разошлись в разные стороны? Что теперь дальше? Я теперь один?» Иду и чувствую, как стылый песок засыпается мелкими крупицами мне в ботинки. Иду и понимаю: я один и я ухожу. Я ухожу.