от тебя такого не ждут

Через длинный и гулкий коридор пронесся отблеск света из открытой двери. По полу глухо застучала подошва кед, сзади с лязгом закрывалась решетка. – Евгений Борисович, стойте! – Кто говорит? – вопросил требовательный голос из комнаты. – Аглая Климова. Федор Иванович сказал, что я должна присутствовать на допросе, нужен сотрудник из отдела. За дверью многозначительно замолчали. Аглая растерянно заправила за уши выбившиеся из хвоста волосы, раздвинула плечи, глубоко вдохнула. – Заходите, но ни звука. – Конечно, – она юркнула в незакрытую комнату и прислонилась к стене, в надежде с ней слиться, чтобы о ее существовании нельзя было вспомнить. Желанию Грома раздувать скандал из каждой соринки она сейчас была благодарна, потому что, поспорив с ним, Евгений Борисович будет занят мыслями об бесшумном удушении, нежели проникнувшей на тайный допрос девушкой. А если невозможное случится, то она очень настойчиво убедит Федора Ивановича, что он правда давал такое поручение. Разве не помнит? Странно. Последние три дня были похожи на момент после изобретения колеса, когда мир мягко начал двигаться в пизду. Задавать любой вопрос нерабочего характера сотруднику полиции считалось глубочайшим оскорблением, так как допускалась мысль о том, что у них в жизни есть что-то кроме бесконечных бумаг. Аглая жила так, будто готовила торт “Наполеон”, промазывая коржи нескончаемой работы кремом из жгучих слез в туалете. Почему никто не торопился решать такой важный вопрос, как обвинение самого Игоря Грома в такого рода преступлении? Это же несправедливо! Так нельзя! Как можно! Она будто повисла между отрицанием и гневом, абсолютно статично повторяя одни и те же фразы. Ее мучил один вопрос: как жить дальше? Когда закончится работа, будут заполнены и перепроверены все бумаги и отданы в архив, вот тогда. Что делать? Куда идти? Снова браться за работу? Ей казалось, что она до конца жизни так и останется в том моменте, когда она полностью осознала, что Игорь сядет. Она будет рыться в архивах, перепечатывать протоколы, выискивать малейшие прорехи в заключениях, а потом окажется на дне Невы, когда ей не захочется возвращаться домой. Разумовский. Игорь усиленно копает под себя, а ведь можно пойти на сотрудничество со следствием. Его двое суток мариновали в камере, а он даже не удосужился хоть немного поразмыслить о его перспективах. Дурак, полнейший идиот. Единственный и неповторимый Игорь Гром правда думал, что может причинить хоть какой-то вред вышколенной ищейке по типу Стрелкова. Аглае на этом моменте очень жаль, что она не взяла с собой беруши. Когда Стрелков со своей гадкой улыбочкой вышел из камеры, за ним последовали вся его свита, а Аглая попыталась затеряться между них. Она надеялась, что Игоря выведут попозже, что она не увидит его глаза, что он не заметит ее голову, тревожно поднятую в ожидании худшего. После ее возвращения на рабочее место, вокруг стола со скоростью света собралась человеческая масса, жаждущая подробностей. – Ничего не могу сказать, отстаньте, – Аглая начала отталкивать их, как назойливых мух. – А что Стрелков говорил? – А Игорь? Это правда он? – Отошли от меня! Я ничего не могу сказать, вам это разве непонятно? – она оглядела людей, отрицательно крутящими головой, – Тогда проваливайте. Она рухнула на стул, зажала рот рукой и с ужасом посмотрела перед собой. Люди шныряли, кричали, ругались, ссорились. Из кабинета начальника постоянно раздавались крики, причитания наподобие “вы и меня поймите”. Все вокруг не понимали, что делать, этот вопрос застыл в их глазах, которые они прятали за стопками бумаг и отчетов. Она обнаружила себя кусающей до крови губы спустя три часа и решила пойти и взять кофе. Она ощущала себя будто не цельной, словно какие-то ее части не поспевают за ней, словно Аглая несет себя в наполненной до краев миске и то и дело оступается, выплескивая часть себя. К ней больше никто не пристает, просто шепчутся по углам, иногда ожидаемо проскальзывает “любит”. Аглая улыбается этому. Какая, все же, глупость! Как вообще возможно полюбить Игоря Грома, если ваши фамилии не одинаковы, либо Прокопенко? Пока кофемашина жужжит на исходе сил, она оглядывается по сторонам и цепляется взглядом за Дубина, беседующего с девушкой с иссиня-черным каре. – А кто это? – она спрашивает первого встречного, позже с облегчением узнавая в нем Зайцеву. – Это? Игоря адвокат, – она презрительно хмыкает своим мыслям, – Да мне тоже кажется странным, что Дубин с ней болтает. Он же обычно либо молчит как рыба, либо Игорю мозги ебет, – немного погодя добавляет она. – Умоляю, это и понятно, что он с ней языками сцепился, а то как-то тоскливо без своего личного злого мента, – она язвит больше в тон Зайцевой, не имея при этом задней мысли. Дима последнее время только и делает, что хлопочет, как жена посаженного в 30-х годах мужа, при любой возможности подбегая к Стрелкову с истошным “Евгений Борисович”! Аглая, конечно, понимает его. Его еще не перемололи жернова системы, он все надеется на справедливость, не привык глушить возмущенное “так нельзя!”. А с другой стороны он ей кажется последним глупцом, который подвергается невероятной опасности ради чего-то, что изменить нельзя. Ведь глупо будет, если борясь за чью-то свободу, он сядет сам. – Аглая Михайловна, – неловко прокашлял кто-то за спиной. Аглая обернулась и передернулась от неожиданности. На нее искренно и верно смотрел никто иной, как Дима Дубин. Как это говорится… Вспомнишь солнце, вот он лучик? – Чего тебе? – Аглая Михайловна, – он замялся, и девушка успела уловить, как он растерянно посмотрел на игоревого адвоката, – Нам… Мне нужна ваша помощь, и я думаю, что вы согласитесь, – он снова помедлил, подбирая лучшие слова, – Это связано с Игорем, так что, если вы готовы помочь, то давайте подальше отойдем, чтобы никто не услышал. Аглая глубоко вздохнула, пытаясь уложить в голове всю тираду, которая на нее сейчас обрушилась. – Хорошо, – ответила она после недолгого раздумья. – Отлично, я знал, что вам будет это интересно! – паренек просиял на глазах и без лишних объяснений начал двигаться по направлению дальнего угла, в сторону девушки с каре. Аглае, чтобы не потеряться в потоке снующих людей, пришлось последовать за ним. Когда они дошли до адвоката, то она, не медля понапрасну, молча завела их в крохотную кладовку, заперла дверь и лишь тогда удосужилась представиться. – Я Юля Пчелкина, – и не успела Аглая удивленно поднять брови, как журналистка добавила, – Знаю, что вы не ожидали, но я с вами за одно. “Проныра какая. За все хорошее и против всего плохого, удобно устроилась” промелькнуло у Аглаи в голове. – Мы уверены, что Игорь невиновен и хотим вытащить его из тюрьмы, и для этого нам нужна ваша помощь. – Какая помощь? – девушка холодно уставилась на журналистку. – Вы здесь давно работаете, знакомы со многими, знаете здание. Помогите нам спасти Игоря, я вижу, что вы в этом заинтересованы. – А взамен я получу… – Аглая наклонила голову, будто намекая Пчелкиной, что она должна закончить фразу. – Свободного коллегу и друга. – Нет, вы не поняли. Надеюсь, вы осознаете риски и понимаете, что без веской причины я на них не пойду. Заранее разочарую: никто не пойдет, я знакома со многими. – Аглая, – Юля улыбнулась как мать, которая объясняет ребенку элементарные вещи из чистой солидарности, – Мы же обе понимаем, что вам дорог Игорь не только как коллега. Я вижу, как вас гнетет царящая несправедливость, так помогите нам с ней справиться. Ваша помощь для нас незаменима, а с вами мы точно со всем справимся. Аглая отвернулась в попытке спрятать взгляд среди бесконечных, уложенных штабелями коробок. Эта авантюра – полнейшее безумие и она абсолютно точно провалится, но… Но у Игоря была теория и план, как ее проверить, так ведь? Вдруг его удастся осуществить до того, как обнаружат пропажу? Тогда появится шанс. Но если поймают, то все решат за одно заседание суда, ведь невиновным незачем сбегать. К тому же, это безумно опасно, но… Она четко понимала одно: если все звезды сойдутся, то все может получиться. Главное понять с какой вероятностью. – Два условия, – она резко нарушила тишину, повисшую в кладовой, – Первое – у вас будет меньше шести часов, до того, как обнаружат пропажу и около двух, до того, как вас найдут. Второе – вы, Юлия, сделаете все, чтобы мое имя и содействие в этом безумии было сокрыто. Вы согласны? – Да, – ответила она после некоторой паузы. – Договорились. Я имею примерное представление того, как сделать так, чтобы Игорь незамеченным оказался за дверью участка, остальное – ваша работа, хорошо? Юля кивнула. – Отлично. В самом одиночном изоляторе выхода во двор нет, но он есть рядом с постом охраны, так что проблема вам понятна. Смена охраны всегда происходит с большой задержкой, а так как сейчас все хотят спать, то сидеть лишние полчаса не хочется никому. – Вы к чему клоните? – прервала ее тираду Пчелкина. – Охранника можно попросить уйти пораньше и за те пятнадцать или меньше минут до прихода сменщика вывести Грома. Я посмотрю, кто сейчас там сидит, возможно мне удастся его уговорить. В противном случае – надо будет ждать, так как уболтать я смогу далеко не всех возможных охранников. И да, я знаю, что Игорю очень срочно надо выйти, так как без него всем настанет конец света, голодомор и свинка, но мы будем вынуждены испытать мир на прочность. Следующие два часа компания провела в каморке, обговаривая детали плана. Совместным мозговым штурмом было решено, чтобы Аглая разговорила охранника изолятора, склонив к тому, чтобы пораньше уйти и в случае чего побожиться, что она за всем присмотрит до прихода сменщика. За тот промежуток времени, когда девушка будет оставаться “главной”, Дима пронесет Грому форму и выведет его через аварийный выход, к которому подъедет Юля на машине. Дальше, по прогнозам Аглаи, у них будет около восьми часов до того, как Игоря найдут. Климова, в тайне от всех, молилась, чтобы Гром успел хоть что-то предпринять, что в последующем сможет его оправдать. Действовать решено было немедленно, так что Аглаю отправили проверить, кто сегодня на посту, а после удовлетворительного результата, приступили к исполнению плана. – Здравствуйте, дядь Юра, – девушка неловко замялась в дверях. – Аглая Михайловна, здравствуйте! Давно вас не видел, проходите, присаживайтесь, – мужчина расхохотался и пододвинул ей стул. Аглая часто сюда уходила в те моменты, когда все вокруг становилось настолько давящим и ненавистным, что чувствовалась практически физическая потребность куда-то сбежать. Дядя Юра – среднестатистический мужичок, который в разговоре раскрывался, как добрейший человек. Ему была приятна мысль, что, помогая Аглае справится со всеми эмоциями, он остается полезен и нужен. Она начала бессистемный разговор о чепухе. Как внуки? А жена? Едете куда-то летом? Когда девушка заметила, что ее собеседник зевает, она решила перейти к первой части плана. – Устали? Вы давно здесь сидите? – невзначай поинтересовалась она. – Да, утомился что-то. График скачет, сами понимаете, многие из-за страха уволились или в отпуск ушли, рук не хватает, перерабатывать приходится. – Кошмар, – Аглая деланно зажала рот рукой, – А скоро уйти можно будет? – Да вот как Леонид Васильевич придет, так сразу. – А долго ему, Леониду Васильевичу-то? – Скоро, скоро, минут двадцать. – Так давайте я их досижу. Я все равно возвращаться в эту клоаку не планирую в ближайшее время, а вам все лучше будет. А потом, вдруг Леонид Васильевич задержится? Так что вы идите, я посижу. – Ну… – мужчина замялся, сраженный ее тирадой, – А вдруг заметят? – Да кто заметит! Никто даже по камерам смотреть не будет. Провожая охранника до выхода, она встретила Дубина и незаметно ему кивнула, после чего он медленным прогулочным шагом отправился в изолятор. Выслушав прощальную порцию “какие же прекрасные люди есть на свете!” и пожеланий того, чтобы невестой дядь юриного многострадального сына стала она, а не метафорична хвойда, она развернулась и направилась к изолятору, но свернула и примостилась в нише, образованной углом так, чтобы видеть все, что происходит, но не попадать на камеры. Она надеялась, что удастся увидеть Игоря напоследок. Нутром она чувствовала, что увидеть она его в будущем сможет лишь по телевизору с подписью “его разыскивает полиция”. Будь у нее возможность, она бы… Она бы высказала ему все. Начиная с того, как он посмел нарушить данное ей обещание, заканчивая тем, что он законченный и беспросветный идиот. Как вообще можно было додуматься полезть в одиночку к предполагаемому преступнику?! Она, конечно, знает, что он ответит. Мол, и не с этим справлялся. От таких слов в ней закипала ненависть, которая практически ощущалась на кончиках пальцев, они саднили, ожидая, когда можно будет от злости расцарапать все, до чего они смогут дотянуться. Она, наверное, совершает безумную глупость. И что только на нее нашло? Она нарушает всевозможные правила, но ради чего? Ради Игоря? Игоря, который и доброго слова не скажет? Просто потому, что ей важно дать ему надежду? Но это же глупость, неизмеримая глупость! К сожалению, время вспять не повернешь. Что-то Дубин больно мешкает, того глядишь, Леонид Васильевич придет. Но вдруг в проеме мелькнула белобрысая макушка. Потом появился весь Дима целиком, за ним и Игорь, который до невозможности ссутулился, чтобы меньше выделяться. Аглае страшно захотелось, чтобы он обернулся и она, хотя бы на мгновение, смогла с ним проститься взглядом. Вдруг она зацепилась за ярко-яркую синеву. Гром смотрел на нее несколько растерянно, но в то же время с фантомной радостью, прячущейся в глубинах. Она незаметно улыбнулась, и в следующую же секунду Гром отвернулся и последовал за Дубиным к двери, которую заранее открыли. Аглая стряхнула наваждение и присела на ближайшую скамью, потому что ноги стали затекать. Вскоре подошел Леонид Васильевич, потом приехали телевизионщики, снимать официальное обращение Прокопенко. Когда на третьем дубле снова все прервал звонок, заставили выключить все стационарные телефоны, а бравых полицейских выгнать на улицу или спрятать в отдаленных помещениях. Раздраженные работники в качестве мести отключили не все телефоны, а потом стали шуметь на улице, так что все действо растянулось на два часа, вместо обещанных тридцати минут. Когда Аглая курила у входных дверей после экспрессивной просьбы начальника заткнутся, к ней подошел Цветков с немой просьбой во взгляде поделиться сигаретой. Она молча нащупала в кармане пачку и протянула ему. Все также молча закурили. – Я думаю отпуск взять, – неожиданно выпалил Цветков. Она посмотрела на него. Было понятно, что вряд ли он нашел ограниченный тур на Байкал и раздумывает о перспективах. Начинаются протесты, судебные тяжбы и все ведет к одному: сейчас быть полицейским – страшная опасность. И Цветков хочет от нее спрятаться. Но вот проблема: многие считают, что прятаться могут лишь трусы, а бросать правозащитную братию в момент опасности – чистой воды дезертирство. И Цветкову нужен был совет, но не от кого-нибудь, а от того, кто уже много раз дезертировал и знал все будущие события. – Все будет хорошо, – Аглая выпустила облачко дыма изо рта. – Прям уж… – Цветков недоверчиво на нее покосился. Аглая ядовито улыбнулась. – Будет, я знаю.