снег

— Стой! Подожди меня! Он не успевает обернуться, слишком увлечён, слишком спешит, слишком интересно, что там впереди, а об отстающем едва ли не позабыл уже. Запинается о камень — всё тело напряжённо вздрагивает, от резкого сокращения мышц подпрыгнув над постелью — и наконец смотрит назад. А там просто круги на воде. Только лёд всегда был крепким и, насколько хватает сил всмотреться, нигде нет ни трещинки.

— Давайте побыстрее сейчас разберёмся и по домам, холод собачий. — Ну, сдаётся мне, всё равно эдак на четверть часа застряли, сгоняет кто-нибудь за кофейком? Молоденький, только после выпуска, сержант охотно соглашается и, сверяясь с телефоном, уходит на поиски ближайшего круглосуточного хоть чего-нибудь. Келегорм склоняется над разворошенным сугробом, долго пытается нащупать пульс на холодной, припорошенной нетающим снегом шее. — Док, да чё с ним возиться, явно же готовенький. Второй полицейский закуривает, вероятно, чтобы погреть пальцы о сигарету. Келегорм бы и сам сейчас не отказался, но, как уже и говорилось, хочется закончить побыстрее. Цокает языком, пытается разлепить смёрзшиеся веки. Разбавляя ночную тишину, всё же отвечает: — Ну, правила есть правила, а мы даже не знаем, как давно он тут отдыхает. — Да уж, — кивает полицейский, — Парень-то и впрямь будто на курорт собирался. Следователь с недовольным ворчанием обходит по кругу, кивает сам себе: — Ладно, мы тут всё сняли, посмотрели. Док, ещё нужно что-то или уже организовывать перевозку к вам? Келегорм стягивает перчатки, быстро пишет в заметках телефона, чтобы не забыть важные подробности. — Да, если вам ничего больше не надо, то и я всё. Что бы там ни было, нужно сперва дать оттаять. Работа в общем-то обещает оказаться довольно быстрой. На пареньке не заметно никаких повреждений, лежит, собравшись в комочек, только одна рука вытянута вперёд, будто пытается за что-то схватиться. Вероятнее всего, просто замёрз, а уж почему в такую стужу оказался легко одет — не ему выяснять. Разморозившись, признаков жизни тело не подаёт. С небольшим усилием Келегорм распрямляет конечности — ах, так ты там не одни сутки пролежал -, стягивает одежду. Так и есть, целёхонек и совершенно невредим. Роговица под плотно смеженными веками не высохла и хорошо видно небесно-голубого цвета радужку. — Ни перелома, нихрена, — похлопывает труп по плечу, — Не хочешь, чтоб я сильно морочился, благодарствую. По результатам вскрытия лишь подтверждается теория — замёрз. Тем не менее остаются вопросы, пусть они уже не в компетенции Келегорма, пусть и так работы предостаточно, но живой интерес побуждает время от времени справляться у полиции, как продвигается раследование. Что ж, где-то там в сугробах позже обнаружился паспорт. Но никаких объявлений о пропаже и даже нет подозрительных постов в социальных сетях. — Думаешь, убийство? — хмыкает следователь, протягивая ему свою пачку. В кабинете и так донельзя накурено, Келегорм приоткрывает форточку, тянет носом морозный январьский воздух. — Он будто пытался удержать кого-то, ну, ты видел положение руки. — М-да, да и, в общем-то, никто за ним суицидальных наклонностей не наблюдал. — Да это-то как раз не обязательно, — отворачивается от окна и вздыхает, — Но странно было бы брать с собой паспорт, чё за забота вдруг такая о полиции? Оба коротко, хрипло смеются. Следователь включает в розетку небольшую, старенькую гирлянду, так и не снятую после нового года.

Пшенично-льняные волосы, гладкие, словно шёлк, рассыпаются под его пальцами и ниспадают на бледную спину. Прижимается сухими губами к шевельнувшейся под кожей лопатке, ведёт по этим волосам, пахнущим лавандой, носом.

Документы сданы, дело закрыто. Подозрения об убийстве остались, но подтверждать их нечем, парнишка-подснежник выдан приехавшим и совершенно шокированным родственникам.

— Куда же ты? Голубые глаза от широкой улыбки жмурятся, тонкие пальцы цепляют его за рукав. Склоняет голову набок, приглашая вести ладонью по нежной шее. — Не уходи так рано, без тебя холодно. Простынь соскальзывает с обнажённого бедра. Прижимает к себе, чувствуя на кончиках ресниц жаркое дыхание.

Келегорм качает головой, ставит на стол кружку — точно в оставшийся от неё же мокрый след. За окном так сильно искрится под солнцем снег, что глазам больно. А парнишка, оказывается, за несколько дней до своего обнаружения с неопределяемым в полицейских базах абонентом созванивался. Старый, уже лет одиннадцать как нерабочий номер Келегорма отличался всего на одну цифру.

В отблесках пламени поодаль едва угадываются очертания лица. Потом темнота, темнота, а после он просто видит сжавшегося на голом льду в позе эмбриона человека. Тянет руку к тем, кто из последних сил идёт вперёд. Все слишком легко одеты, будто не имели понятия о том, какой здесь собачий холод. Пшенично-льняные волосы смёрзлись в сосульки и прилипли к плечам.

.мужского пола, правильного телосложения, наощупь холодный .голова наощупь цела .волосы светло-русого цвета, волнистые .повреждений на теле нет

— Стой! Хватает его за руку. Пальцы тонкие, но держат крепко. Смотрит в глаза пристально, без тени улыбки. Тянет на себя, будто пытается оттащить от беды, к которой всего мгновение назад Келегорм мчал стремглав.

.общее переохлаждение .признаков прижизненных заболеваний не обнаружено .алкоголь не обнаружен

— Почему ты уходишь без меня? Келегорм стряхивает с себя чужие руки. Бежит, запинается о камень мостовой, оборачивается. — Постой! Келегорм не смотрит на пожарище, жмурится от пепла и дыма. Оборачивается. Никого нет. Позже никто не приходит. Позже скажут — замёрз во льдах.

Келегорм просыпается с бьющимся в голове «это я, я, это из-за меня, это мне звонил». У Келегорма с выпуска есть знакомые психиатры.