Дом

       Сыновья Одина не бегают от опасности, как зайцы. Поворот. Еще один. Не позорят свое славное имя. Теперь налево. Черт, направо! Они храбро сражаются и побеждают. И по кругу.       Бегают, отец, еще как бегают. Особенно если их собираются в очередной раз стереть, а у них меж тем нет при себе ни магии, ни завалящего кинжальчика.       — Да постой же! — голос Мобиуса едва различим за тяжелым топотом охотников. Всех этих бесчисленных Б и С, с жезлами наизготовку. — Мы не причиним тебе вреда! Просто назови свое имя!       Которое ни о чем ему не скажет. Хотя нет, еще как скажет. О том, что парня с таким именем нужно удалять, не вступая в переговоры. Как у них на листовках написано.       Мысли метались в голове стаей голодных волков. И кусали, кусали, кусали. Царапали когтями ребра, стремясь добраться до нутра, чтобы выесть все, что еще в нем осталось.       Провела, как мальчишку! Использовала и избавилась, когда начал мешать. А он-то! Он! Поплыл, повелся. Олень безмозглый, тысячу раз был прав на его счет ненавистный Старк.       Кажется, пропустил поворот. Так и есть. Впереди тупик.       Нет, не тупик. Дверь. Дверь — это прекрасно. Маленькая задержка поезда до станции «Ничто». Незначительная. Успеет вовремя. Может, хоть мальчишка с рептилией ему обрадуются?       Знакомое помещение. Правда, в том, другом ТVA, оно, кажется, располагалось в противоположной стороне. И сотрудник, что везет в его сторону тележку со стопкой свеженьких времпадов ему хорошо знаком.       — Кейси! — почти нежно проворковал Локи, в один прыжок преодолевая расстояние до вожделенной тележки. — Ты не представляешь, как я тебе рад!       Цапнул из тележки времпад. И застыл с ним в руке, бессмысленно растрачивая драгоценное время. Потому что совершенно не представлял, какой код набрать.       Куда ему идти? Где его дом? Нигде не ждут Локи, никто не будет ему рад. Ни в этой Вселенной, ни в любой другой.       Между тем из пасти коридора уже лезли светящиеся щупальца жезлов. И он, конечно, был подавлен и сломлен, но не до такой же степени, чтобы позволить стереть себя и потом сожрать. Одному ему с Алиотом, пожалуй, не совладать.       Нужно выиграть время. Совсем немного.       В кабинете Мобиуса пусто. Его хозяин где-то там, в недрах TVA, пытается установить личность свихнувшегося «аналитика», даже не подозревая, что тот сейчас сидит, привалившись к стене его кабинета и отчаянно пытается найти среди загруженных на времпад файлов место, где ему… будут рады? Смешно.       Права была Сиф, он всегда был и будет один. Пора бы уже и привыкнуть.       На что он в конце концов надеялся, обнажая перед Сильви свою душу? Неужели на то, что привязанность к нему окажется выше ее великой цели? К которой она шла столько лет, копя в себе ярость и ненависть? Пытая и убивая? Используя любую возможность подобраться к своему врагу ближе. И еще один встреченный ею на пути Локи был всего лишь средством, удачным стечением обстоятельств. Вариантом. Слепой дурак!       Как он был жалок! И как глупо было продолжать сидеть в стане врага и лелеять свою боль. Особенно на фоне надвигающейся катастрофы, которую уже никак нельзя было ни предотвратить, ни отменить. Скоро Вселенные поглотит хаос — его стихия. И его бесчисленных версий. Локи получат свою свободу. Радоваться надо, не герой он ведь в самом деле, чтобы всех спасать. Был у него единственный шанс стать кем-то большим, так он его, как водится, благополучно проебал. Знал ли, что надо было сделать, чтобы ее остановить? Конечно знал. И кинжал за спиной держал. Но не смог, чертов импотент. И теперь она где-то там, в ином мироздании, торжествует победу Хаоса и Свободы воли, а он сидит здесь и совершенно не представляет, как дальше быть.       Оставив раскрытый времпад на коленях, Локи откинул голову, уперся ей в шершавую стену. Изо всех сил пытаясь разбудить в себе прежнюю ярость. Чтобы возненавидеть так, как раньше, с огоньком, с далеко идущими планами мести, с разрушительным гневом. Но в душе было совершенно, звеняще пусто.       — Помочь?       Локи дернулся от неожиданности и как следует приложился головой о стену. Эта тварь изрядно его нервировала, надо признать.       — Ты меня помнишь? — это же ведь не те самые часы?       — О, конечно помню, Локи, — фыркнула Мисс Минутка раздраженно. — Вселенных много, а разум один. Так что?       — Вряд ли ты сможешь, — ответил он задумчиво.       — Разумеется, смогу, — она крутанулась вокруг своей оси, а его времпад тихонько запиликал, загружая новые файлы. — В мультивселенной теперь много Асгардов. И некоторые из них ждут своего царя.       — Звучит заманчиво, — звучало. Когда-то. Но теперь… — А мне нужен всего один Асгард. Мой.       — Но там уже есть… ты, — Мисс Минутка всплеснула руками так, словно это ее и самом деле волновало.       — Есть, — ответил ей Локи. — Но не всегда. Да и разве теперь, когда взбесилось само время, кому-то будет до меня дело?       — Вот тут ты прав, — она комично нахмурилась, — что ж, как угодно.       На времпаде появился код отправки. Локи поднес палец к кнопке пуска, помедлил и нажал. Портал открылся, пугающий и манящий. Мисс Минутка молча наблюдала за тем, как он распрямился, привычным жестом отбросил назад волосы и подошел к светящемуся проему. К своей двери домой.       — Зачем помогаешь мне? — спросил он, окинув напоследок взглядом кабинет Мобиуса. Жаль, что с его хозяином они уже не свидятся. А может оно и к лучшему. Эту, вне всякого сомнения позорную, страницу своей жизни Локи желал перевернуть как можно быстрее.       — Ты хотя бы пытался, — в голосе Мисс Минутки Локи уловил проблеск грусти, — счастливого пути. Когда-нибудь, через сто или тысячу лет, они придут за тобой.       — О, я буду к этому готов, — кивнул Локи в ответ… нет, не на угрозу. На обещание. И сделал шаг.       Портал с тихим гулом схлопнулся за его спиной. Локи и не заметил. Потому что глаз не мог оторвать от своего города.       Позади сияла лента Радужного моста, щерилась обломанным Тором краем. Впереди сверкал в звездном свете Гладсхейм.       Его дом.       Его Асгард был жив. Не корчился в пламени Суртура, не выл голосами сгоравших зверей и асов, не разлетался на мириады осколков. И никогда не разлетится. Он не допустит.       Воздух острыми коготками царапал легкие. Локи никак не мог им надышаться. Он опустился на одно колено, коснулся еще хранившего тепло Соль камня рукой. Он. Вернулся. Домой.       Его привело в чувство чужое бормотание. Какие-то прохожие косились на грязного, странно одетого парня и, похоже, совершенно не узнавали в нем своего царевича. Непорядок.       Локи распрямился, гордо расправил плечи. Сменил намертво прилипшие к телу рубашку и брюки на асгардскую одежду.       И снова стал богом.       Родная земля как будто влила в него силу, напомнила о его сути.       Он вновь обманул судьбу. Выжил. Вернулся домой. Он — Локи. И он удержался на драконьем хвосте.       Бормотание переросло в удивленный ропот. Асы, открыв рты, смотрели на непонятно откуда взявшегося младшего царевича. В глазах — потусторонний ужас. Ах, да, он же умер. Быстро же объявили народу о его кончине. Буквально ведь несколько часов назад с Моста свалился.       — В Хель так скучно оказалось, — улыбнулся публике Локи, — вот я и вернулся. Рады?       Собравшиеся нестройно прогомонили нечто утвердительное, спешно раскланялись и ретировались. Путь ко дворцу был свободен.       Никто не посмел задерживать его. Дворцовые эйнхерии, похоже, решили предоставить царской семье разбираться с беспокойным покойником самостоятельно.       — А я говорил, что надо было найти тело и сжечь, — прошипел один из них за спиной Локи, — чтоб уж наверняка.       Его семья с приближенными обнаружилась в малом зале. Похоже, тризна была в самом разгаре. Локи некоторое время наблюдал за своими поминками через неплотно прикрытую дверь.       Ему было страшно. Куда страшнее, чем перед раскрытой пастью Алиота. Примут? Простят? Признают?       Желая произвести как можно больше шума, но на самом деле отчаянно волнуясь, Локи изо всех сил ударил по двойным дверям. А те в свою очередь с невероятным грохотом врезались в стены.       Как выяснилось, у Локи можно было отобрать практически все: его дом, семью, магию и даже чувство собственного достоинства. Но только не умение эффектно появляться на публике.       Локи замер в дверях, лучезарно улыбаясь собравшимся. Хотя, сказать по чести, от этой улыбки у него сводило зубы. Улыбайся, ври, паясничай и никто не увидит твой страх. И он улыбался.       На грохот дверей обернулись все разом. Один поперхнулся вином, которое пил из поминальной чаши, а Фригга схватилась за сердце. Тор вскочил со своего места, чуть не опрокинув лавку, и тут же на всякий случай призвал Мьелльнир. Вольштагг — скотина такая — замер с гусиной ножкой в зубах, Фандралл хмыкнул, Огун нахмурился, а лапоньку Сиф перекосило напрочь. Какая-то из придворных дам упала в обморок, но никто этого не заметил.       — Локи, — Фригга опомнилась первой, и, с присущей ей грацией отпихнув с дороги пару дородных мужей, подлетела к нему. Замерла, вглядываясь в лицо своего сына тем самым пронзительным взглядом, который всегда пугал его и восхищал одновременно.       Ее глаза были так близко, смотрели так глубоко. Локи не смог и дальше удерживать на лице насквозь фальшивую улыбку, она сползла, как подтаявший воск, обнажая его истинное лицо.       — Мама, — в гробовой тишине его голос прозвучал жалко, как у побитого пса.       Фригга всхлипнула, задушено, едва слышно, и прижалась к его груди. Обняла крепко, почти по-мужски. Локи, прикусив губу, чтобы не опозорить себя окончательно, обнял в ответ.       — Как? — спросила она шепотом.       — Долгая история, — так же шепотом ответил Локи.       Держа в объятиях Фриггу, он наблюдал, как Тор бросил на пол свой молот и направился к ним. Медленно, явно преодолевая внутреннее сопротивление. Подошел и встал рядом, молча дожидаясь, когда мать выпустит Локи из своей хватки.       Локи встретился с ним взглядом. Тор был рад. Зол, обижен, но все равно рад.       В конце концов Фригга отпустила его, отступила на шаг. Тор же явно не знал, что с ним делать и что говорить. И Локи сделал совершенно немыслимую раньше вещь. Сам шагнул к Тору и коротко его обнял, отстранившись быстрее, чем тот опомнился. Тор уставился на него в полном недоумении. Скорее всего вызванным тем, что после братского объятия в его теле не обнаружился очередной кинжал.       Локи смотрел на брата и мать и чувствовал, как горло все сильнее сдавливает тугая удавка.       — А почему поминки такие скромные? — высказался он, когда давление стало нестерпимым. — В малом зале, в узком кругу. Это, в конце концов, оскорбительно!       Фригга растерянно заморгала.       — Все произошло так быстро, я планирую объявить всенародный траур завтра, — она вдруг нахмурилась, словно не совсем понимая, что только что сказала, а Тор не выдержал и заржал. И Фригга тут же опомнилась. — Не смешно, Локи!       Выражение ее лица тут же стало очень строгим. Она решительно взяла Локи под руку и потащила за собой. Подвела к сидевшему за центральным столом Одину и поставила перед ним. Один медленно поднялся, грузно опираясь на посох. Прожег непривычно суровым взглядом.       Локи молча смотрел в ответ. Вспоминал устроенный им бардак, короткое и жестокое отцовское «нет» и не знал, что сказать. Оправдываться не хотелось. Обвинять — тоже. Кривляться — тем паче.       Один пожевал губы, помолчал немного и кивнул на место рядом.       — Присядь-ка со мной, — Локи хмыкнул, но послушно опустился на обернутый траурной тканью стул, символизировавший потерю и отцовское горе. — Рассказывай.       И Локи рассказывал. Про то, как падал-падал-падал, а перед глазами проносилась вся жизнь. И про то, как он понял, какой хорошей была эта жизнь и каким неблагодарным был он. И что он совсем не хотел, чтобы все закончилось вот так. И как повезло ему было выбраться из воронки в Свартальвхейме, отделавшись пустяковыми травмами, и как мечтал он вновь оказаться дома. И сожалел о том, что натворил. Один слушал, задумчиво кивал, а верил ли — одним норнам известно. Но Локи очень бы хотелось, чтобы верил, потому что говорил он совершенно искренне. Хотя на самом деле все было совсем не так.       Они были ему нужны. Куда больше, чем тому Локи, который где-то там, в чужой Галактике, прямо сейчас продавался Таносу. Словно почувствовав эту нужду, Один едва ощутимо коснулся рукой его спины и тихо произнес.       — С возвращением домой, сын мой, — и уже куда громче припечатал, — а Биврёст будешь чинить самолично! И чтоб мне не отлынивал!        И все сидевшие поблизости немедля замерли в ожидании скандала.       Прежний Локи, разумеется, тут же принялся бы топать ногами и возмущаться на предмет того, что мост вообще-то раздолбал Тор, но отдуваться должен бедный Локи, который просто хотел замять дипломатический скандал с йотунами. И, конечно, напомнил бы отцу, кто у него родной, а кто и приемный. А заодно припомнил бы все обиды, начиная с перегретого молока, которым он обжегся в возрасте пяти лет, и заканчивая отказом купить ему в Ванахейме серебряного козла (которого он все равно потом украл) в возрасте восьмисот пятидесяти лет.       Все это было бы приправлено шпильками в адрес Тора, которого за непонятно какие заслуги объявили наследником трона и у которого козлов было аж целых два. Быть может, он даже опять довел бы Одина до приступа.       Локи не сказал ничего. Лишь кивнул в знак того, что услышал отцовский наказ.       — В самом деле повзрослел, — поделился своим наблюдением Один. С Фриггой, не с ним. Та кивнула, согласно и гордо.       Поминки как-то незаметно превратились в попойку по случаю воссоединения семьи.       Придворные асы, хоть и были явно фраппированы его внезапным воскрешением, изо всех сил изображали радость. А Фригга зорко следила за каждым, кто недостаточно очевидно выражал свой восторг по случаю возвращения ее сына. Когда дело касалось ее детей, царица Асгарда становилась особенно беспощадной.       Локи, который от возвращения домой испытывал сильнейший душевный подъем, изрядно перебрал, почти, как тогда, на Ламентисе.       И это стало огромной ошибкой.       Сильви без объявления войны вломилась в опьяненный разум. Боги! Он же… просто не мог, не имел права тосковать по ней. Не теперь, когда он воссоединился со своей семьей, когда убедился, что в мультивселенной есть место, где даже его любят и всегда ждут. Прощают.       Но ведь это она подарила ему шанс на искупление, возможность изменить свою жизнь. Право выбирать, кем ему быть. Свободу. Всем им. Он просто должен… должен… поблагодарить. Вот! Подходящее слово. Поблагодарить и жить дальше. Зная, что у нее дома нет. И не будет никогда.       От этой мысли тоска удивительным образом обострилась. Ему было просто необходимо выдрать, вытравить из себя эту ненормальную, больную привязанность, выхаркать кровавыми сгустками. Но она уже пустила в нем корни, и ему оставалось лишь с ужасом наблюдать за тем, как она растет, раздирая его внутренности и заполняя собой все его существо.       Потому что это было то самое, настоящее.       Он так и не понял, когда успел распрощаться со всеми и как добрался до своих покоев. Сильви всю дорогу шла с ним бок о бок. Призраком. Воспоминанием. Помешательством. Делирием. Быть может, он немножко сошел с ума? И с богами ведь бывает. Тем более, с такими, как он.       В спальне все было так, словно он только что закрыл за собой дверь. Впрочем, для Асгарда именно так оно и было. Гаденькая мыслишка о том, что надо было дать им больше времени на скорбь, возможность как следует осознать потерю, была поймана и тут же задавлена. Он больше не хотел быть… таким.       На постели лежал зеленый плед. Не тот самый, которым он укрывал Сильви в самом страшном из миров, но очень похожий. Локи потянулся к нему, мягко коснулся, обращая в пепел.       Как она там, в эпицентре Хаоса? Счастлива? Удовлетворена? Что осталось в ней вместо всепоглощающей ярости и жажды мести? Та же пустота, что змеиными кольцами свернулась в его душе? Ах да, она ведь не он. Совсем-совсем не он. Всерьез верила в это и никогда не уставала напоминать ему.       Больше они не встретятся. Даже если Сильви захочет (в чем он весьма сомневался), она ни за что не сможет найти его среди сотен тысяч временных нитей. Он и сам до конца не был уверен в том, что вернулся именно в тот самый Асгард.       Локи достал из подпространства времпад, повертел в руках. А что, если…? Нет, он не станет. Не станет искать, отравлять разум несбыточной мечтой. Ведь даже если бы вдруг он, потратив на поиски целую жизнь, нашел ее… Ничего хорошего из этого все равно бы не вышло.       Ему надо отвлечься, прийти в себя. Здесь, дома, у него множество дел.       Избавиться от самого себя, того, что через год заявится на Землю. Да так, чтобы никто не прознал. Особенно Тор, с которого по доброте душевной станется собрать коллекцию из братьев.       Не допустить гибель матери, предотвратить Рагнарёк. Он сделает для этого все возможное. И невозможное. Фригга будет жить.       Локи страстно желал, чтобы Сильви исчезла из его мыслей, вытащила свои когти из его покалеченной души. Но той ночью она так никуда и не ушла.       Поутру он отправился на Мост, чтобы прикинуть, что с ним делать. Дошел до самого края, встал рядом с Хеймдаллем. Тот на присутствие рядом царевича, который совсем недавно насквозь его проморозил, никак не отреагировал.       Они простояли в молчании около часа, когда на Мост пришел Тор. Слегка помятый после вчерашней попойки, он, тем не менее, сиял приветливой улыбкой.       — Пришел помочь, — просто ответил он на вопросительный взгляд Локи. — Ломали-то вместе.       Локи невольно подумал, что если бы Тор едва его не спалил Разрушителем, то так дешево не отделался бы. Уж Локи бы позаботился о том, чтобы на ближайшие пару сотен лет превратить жизнь брата в сущий кошмар. А Тор стоял рядом, разлученный с возлюбленной, смотрел в пустоту космоса и не таил в душе зла. Потому что Тор.       — Мост подождет, — неужели он и правда делал это? Собирался выдать свой секрет. Самому не верилось. — Идем.       Тор не задал ему ни единого вопроса. Просто пошел следом.       — Вот, — Локи не удержался от драматичного жеста, — моя тропа в Мидгард. Не слишком удобная и кончается в канализации, но…       Тор схватил его за плечо и развернул к себе так резко, что Локи невольно замолчал на полуслове.       — Опять подстава? Как тогда, в тысяча восемьсот…       — Это было забавно, согласись, — забавно, разумеется, было Локи, а Тора тогда чуть не съели. — Нет, это не подстава. Считай это… моими извинениями.       — Ты точно мой брат? — подозрительно спросил Тор. А Локи невольно вздрогнул.       — Совершенно точно, — ответил он твердо. — Не пропадай надолго, отцу это не понравится.       Тор с размаху хлопнул его по плечу и, воровато оглянувшись, ввинтился в узкий лаз.       Возвращаясь к Мосту, Локи размышлял о том, что зря потешался над Тором, когда тот совершенно размяк под влиянием своей смертной. Это у них явно было семейное.       С какого конца браться за ремонт Моста Локи не имел ни малейшего понятия, а потому решил туда и вовсе не возвращаться. Лучше он прогуляется по городу. Или маминому саду.       — Ты ведь не совсем тот Локи, которого я знаю, верно? — Фригга подкралась совершенно незаметно. Или он настолько глубоко ушел в себя, что потерял всякую бдительность.       Вопрос был страшным, но ожидаемым. Мать провести было невозможно. Слишком близки они были.       — Это все еще я, мама, — он подвинулся на садовой скамейке. Сядет рядом? Нет?       Села. Коснулась ладонью щеки, разгладила горькую складку у рта. Долго смотрела в глаза.       — Я рада, что ты пришел к нам, — произнесла она негромко, обхватывая голову ладонью, привлекая к себе. — Сынок.       Локи уложил голову к ней на колени. Зажмурился. Сильви ненадолго отступила в тень.       — Не позволю никому причинить тебе вред, мама, — никому. Никогда.       Фригга какое-то время задумчиво молчала.       — Да. Теперь да, — сказала она наконец.       Так началась его новая-старая жизнь. Дни перетекали в недели, недели в месяцы, лето сменила осень, а в Асгарде все было… как в Асгарде.       Локи больше не стремился покинуть дом, чтобы, как раньше, развлечь себя и напрячь обитателей Девяти миров. Был сыт путешествиями по горло и просто наслаждался привилегией иметь свое место в жизни.       Асы, поначалу ожидавшие дурных шуточек и гадких розыгрышей, через какое-то время с облегчением выдохнули. Локи уже не тот, поговаривали они. Всем было очевидно, что падение с Биврёста не прошло для младшего царевича даром.       На самом деле Локи оставил привычку развлекаться за счет других в основном потому, что решил тратить свое время на более полезные вещи. Отбросив свои ножики, он всерьез занялся магией, поставив себе цель достичь уровня погибшего ради них с Сильви «старого Локи». Ибо знал, что безмятежное существование в украденном у другого себя Асгарде рано или поздно закончится. И хотел иметь силы защитить себя и свою семью от любого потенциального врага, будь то возрожденное TVA или же он сам.       Он снова стал тем самым хорошим сыном, которым был до своего срыва. И — впервые — хорошим царевичем, в основном потому, что прекратил изгаляться над каждым встречным. Досталось от него только Сиф, которая вдруг начала стремительно лысеть. Никакие средства не помогали, и в конце концов она без приглашения и стука заявилась в покои Локи, как следует обматерила, поскольку не сомневалась в его причастности к несчастью, но бить из-за отсутствия надежных доказательств не посмела (да и не смогла бы уже, прошло то времечко). Кончилось все унизительной просьбой «помочь» и не менее унизительным рецептиком, который Локи, ехидно улыбаясь, записал для нее на бумажке. Сиф удалилась вне себя от смущения и гнева, но волосы у неё выпадать перестали.       Все наладилось. У него были дом, любящая семья, его народ и город. Локи уверял себя в том, что был совершенно счастлив, и только сердце, изгрызенное тоской, как песцовый воротник молью, упрямо твердило об обратном. Всего Асгарда не хватало для того, чтобы заткнуть зиявшую в душе пустоту. Не теперь, когда он узнал, какое оно, то самое, настоящее.       Он гнал мысли о ней днем, но она приходила в беззащитный разум ночью. Иногда звала, иногда приставляла к горлу свой холодный клинок. Но никогда не занималась с ним тем, о чем он мечтал. Как была злющей упрямой стервой, так и осталась. Истинная Локи.       Он просыпался среди ночи, измученный и злой, утыкался лицом в подушку, давя в себе желание вцепиться в нее зубами, и долго не мог успокоить взбесившиеся мысли.       Он был дома. И ему опять было катастрофически, смертельно этого мало.