Освобождение

      День показался Цингэ бесконечным. После ухода Шэня мужчина вынужден был рассказать сестре о происходящем. И даже в изрядно сглаженном, общем виде эта история спровоцировала у девушки бурю эмоций, начиная от чистой, незамутненной ярости, которую обычно спокойная и сдержанная Минъянь испытывала редко, заканчивая обвинениями в собственной слепоте. Полностью разделяя чувства сестры, Цингэ все же осознавал собственную беспомощность. Шэнь не глупый ребенок, его нельзя взять за руку и водить из дома в дом, и единственный способ вытянуть его из той пропасти, куда он медленно падал после встречи с Бинхэ – говорить. Вот только как показали события последних часов, все разговоры разбивались о каменную уверенность Цинцю в правильности собственного положения и любых поступков его озверевшей твари. Проклятье, Цингэ, конечно, не лишен талантов, вот только убеждение отъявленных мазохистов в опасности собственного положения в этот список не входит.       После длительных и бурных возмущений Минъянь ушла, сказав, что будет только завтра. Судя по отчаянно красному цвету помады и приторному запаху новых духов, сестрица отправилась к подруге. Так, ее, по крайней мере, называла сама Минъянь, вот только взгляд девушки при разговорах об этой Ша Хуалин становился слишком уж мечтательным и глубоким. Цингэ поворчал немного, так, для вида, чтобы не забывала, кто в этом доме отыгрывает роль беспокоящегося старшего брата, взяв лишь обещание привести таинственную подругу на ужин, как выдастся возможность.       Едва дверь за сестрой захлопнулась, большой, даже слишком большой для двоих дом погрузился в тревожную тишину. Цингэ не находил себе места, а воображение то и дело подкидывало картины одну страшнее другой. Дошло до того, что мужчина перечитывал страницу книги в пятый раз, совершенно не разбирая слов и думая при этом об отчаянном, загнанном выражении на лице уходящего прочь Шэня. Вся эта ситуация… Цингэ с его поверхностными знаниями в психологии, почерпнутыми еще с институтских времен, не мог не понимать, что вытащить Цинцю из того капкана, в которых он угодил будет сложно. Все усугублялось еще и тем, что отец Бинхэ занимал не самую последнюю позицию в бизнес-сообществе, обладая как деньгами, так и властью прикрывать любые проделки сына.       Эти мысли безостановочно крутились в голове, краски сгущались, и казалось, что впереди не видно ни единого просвета. Но чем больше пугающих картин подбрасывало собственное подсознание, тем больше Цингэ креп в уверенности, что необходимо действовать, пока не стало слишком поздно. Завтра же он отправится в дом Бинхэ, и, если понадобится, силой отобьет друга у этого обнаглевшего от собственной безнаказанности чудовища. Цингэ упорно продолжал называть Шэня другом, даже себе не решаясь признаться, что уже давно испытывает к нему нечто гораздо большее, чем просто дружескую привязанность. Нечто, что оказалось невозможным погасить никакими логическими рассуждениями, разумными доводами и даже жесткими запретами самому себе на лишний взгляд в сторону Цинцю.       За мучительными раздумьями, а также сеансами самобичевания и обвинения в собственной слепоте и глупости прошел почти целый вечер. Цингэ в полумраке, разгоняемом лишь неярким светом настольной лампы прокручивал ленту новостей, бездумно вчитываясь в заголовки и рассеянно вглядываясь в лица на фото, когда снаружи послышался странный шум. Вначале мужчина и вовсе решил, что ему почудилось, но шум повторился, а после все стихло. И эта наступившая тишина тяжким грузом давила на и без того напряженное тело.       Спустя короткий миг сомнений Цингэ все же решил проверить, что происходит, и выглянул на улицу, подсвечивая темное пространство двора фонариком мобильного. Сперва темное пятно на выложенной камнями тропинке он даже не заметил. Но внезапно пятно зашевелилось, болезненно застонало, едва слышно, но обострившийся от напряжения слух хозяина дома различил этот звук, и вновь замерло.       Цингэ словно ледяной водой окатило. Сердце вдруг заколотилось так, что каждый удар отчетливо виделся под тонкой тканью светло-серой свободной рубашки. Рука, сжимающая телефон, ощутимо задрожала. Теперь свет фонарика безжалостно выхватывал из темноты съежившийся, то и дело сотрясающийся в судорогах силуэт, одетый в то, что ранее скорее всего было зеленым тонким свитером, но теперь напоминало лохмотья нищего. Изрядно пропитанные кровью лохмотья.       - Твою ж мать! – прорычал наконец вырвавшийся из оцепенения Цингэ и подскочил к потерявшему сознание приятелю, тело которого, видимо, не выдержав новой волны боли, погрузило того в спасительную тьму. Легко подхватив Шэня на руки, будто тот и не весил ничего, мужчина поспешно вернулся домой. Лишь опустив тело друга на диван и стянув с него жалкие остатки одежды, Цингэ осознал, что проблемы сегодняшнего вечера только начинаются.       Помимо новых синяков, уже наливающихся угрожающе фиолетовым и отчетливо проступающих на фоне старых, на внешней стороне обоих запястий виднелись разной глубины и длины порезы, некоторые из которых все еще сочились кровью. Парочка царапин украшали и лицо – кажется, Цинцю пытался прикрыть голову от беспорядочно наносимых ударов. Этот ублюдок там что, ножом размахивал?! Но то, что Цингэ обнаружил дальше, заставило волосы на его голове зашевелиться. На ногах виднелись характерные борозды от веревок, кровоподтеки уродовали всю внутреннюю сторону бедер и кое-где на бледной коже просматривались бордовые следы плохо замытых кровавых пятен. Мужчина почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота, а во рту разливается горечь.       Рука сама собой потянулась к телефону чтобы вызвать скорую и полицию, но будто почувствовав чужое намерение, Цинцю резко открыл глаза. Порывисто сел, так, что ослабевшее тело повело в сторону и совершенно диким, полубезумным взглядом уставился на мобильный в руках приятеля.       - Не звони… - Цинцю тут же закашлялся, на разбитой от удара губе выступила кровь. Шея нещадно болела, но Шэнь уже не помнил, в чем причина – в слишком туго затянутых веревках или же чужой руке, в какой-то момент лишившей его возможности дышать. Дрожащими пальцами он потянулся к рукаву Цингэ, но, словно вспомнив что-то, поспешно отдернул руку. – Не... звони…       - Ты рехнулся? – мужчине еще мгновение назад казалось, что удивить его сильнее уже нельзя, вот только приятель отлично справлялся с этой задачей. Всему должны быть пределы, но неужели у терпения Цинцю остались границы даже после такого? – На тебе живого места нет, тебе нужно в больницу!       - Нет. – голос Шэня сделался неожиданно твердым, а его приятель с горечью подумал о том, что настойчивость он проявляет совершенно не в тех вещах, в которых следовало бы. – Со мной… все будет в порядке. Мне нужно отлежаться немного и…       - И? – Цингэ начинал терять терпение. Страх за состояние Шэня, ярость, направленная на Бинхэ, который, по всей видимости, останется безнаказанным и на этот раз пересиливали стремление держать себя в руках. – Что дальше, Цинцю? Опять вернешься к этому больному ублюдку? И мы все вместе будем дожидаться, пока он не убьет тебя в один из дней?       В глазах Цинцю мелькнул застарелый, укоренившийся давно ужас, мужчина весь сжался, словно в предчувствии удара, который должен был последовать после такой вспышки чужой ярости. Он мелко дрожал, но даже не думал отстраниться или убежать прочь. Тело, отлично изучившее последовательность действий, лишь напряглось в бесплодной попытке уменьшить будущую боль. Цингэ застонал сквозь зубы, мысленно отвешивая себе оплеуху и проклиная собственную глупость. Отличная стратегия в разговоре с человеком, которого только что по всей видимости не только избили, но и насильно взяли, судя по характеру ран.       - Извини. – Цингэ постарался хотя бы звучать спокойно и не обращать внимания на тот пожар из чувств, что бушевал внутри. Мягко погладил приятеля по плечу, будто спрашивая разрешения и только после того, как мышцы под пальцами немного расслабились, медленно привлек того к себе, заключая в объятия. Несколько мгновений комната была погружена в тишину, после чего послышался первый неуверенный всхлип. На памяти Цингэ, Шэнь плакал впервые за последние пару-тройку лет. – Все хорошо, сейчас ты в безопасности.       Приглушенные звуки рыданий перемежались с тихим голосом, который нашептывал что-то бессмысленно-успокаивающее. Цингэ, все также удерживая друга в объятиях, медленно раскачивался из стороны в сторону, словно ребенка баюкал, при этом отчетливо видя, как собственные пальцы пачкаются в чужой крови. Несмотря на попытки удержать себя в руках и не сорваться на грязную ругань вновь, внутри все клокотало от ярости. Сначала он удостоверится в безопасности Цинцю, а уж после наведается к этому безумному выблядку, и помоги тому боги, чтобы он остался жив после их скорой встречи.       Когда плач стих, а Шэнь лишь кратко подрагивал в чужих руках, но не предпринимал попыток отстраниться, Цингэ вернулся к волновавшим его сейчас вопросам. Следовало решать все быстро, пока в ситуацию не оказались вовлечены серьезные и опасные люди из окружения отца Бинхэ, который наверняка попытается любыми способами прикрыть свою задницу.       - Цинцю, послушай меня. Сейчас мы обработаем твои раны…       - Я не поеду в больницу! – тут же испуганно вскинулся Шэнь, но приятель лишь успокаивающе погладил его по спине, вновь привлекая к себе.       - Хорошо, Цинцю, как скажешь. Мы приведем тебя в порядок, я позвоню сестре, скажу, что вынужден буду уехать на пару дней. После чего мы поедем в отель, где останемся, пока вся эта ситуация… не разрешится. – «Или пока я лично не придушу этого ублюдка». – У меня есть знакомый врач, он может осмотреть тебя вне клиники. Это надежный человек, которому можно верить. Ну, что скажешь? Ты согласен?       - Я доставляю тебе столько проблем… - почти на грани слышимости прошептал Цинцю. Поднял раскрасневшееся от слез, но все еще удивительно красивое лицо и слабо улыбнулся. И от этой блеклой, едва заметной тени прежней улыбки сердце Цингэ вновь зашлось в бешеном ритме. Только ради нее одной мужчина был готов сейчас схватиться со всем городом, зубами вырывая чужую жизнь и свободу из цепких когтистых лап.       - Не говори ерунды. Подожди, я принесу тебе таблетки. Выпьешь их, а после отведу тебя в ванную.       Запасливость Минъянь, которая полагала, что в доме должно быть все, что может понадобиться хотя бы единожды, иногда раздражала, но сегодня оказалась как нельзя кстати. В аптечке отыскались и обезболивающее, и легкое успокоительное, не требующее рецепта врача и даже препарат для свертываемости крови. Цингэ рассеянно посмотрел на свою вымазанную алыми пятнами ладонь и взял все. Плеснул в стакан немного холодной воды и вернулся в гостиную, где почти неподвижно сидел притихший Цинцю. Казалось, тот боится двинуться лишний раз.       Послушно приняв протянутые таблетки, Шэнь, впавший в апатию, покорно позволил поднять себя и привести в ванную, где все так же, будто марионетка, терпеливо сносил пощипывающие от антисептика раны. Лишь погрузившись в ванну едва не с головой, Цинцю немного ожил. На щеках его заиграл румянец, он как-то смущенно покосился на топчущегося в нерешительности у дверей Цингэ, который и уйти не мог, опасаясь, что израненное тело вновь решит отключиться и приятель попросту захлебнется в воде, и не знал, куда направить взгляд. Первый адреналин схлынул у обоих, и на его место пришла почти детская робость.       Кажется, обезболивающее начало действовать, так как выбрался из ванной Цинцю уже самостоятельно, лишь поморщившись при взгляде на окрашенную в розовый воду. Завернулся в предложенный мягкий халат, почти утонув в ткани со своими узкими плечами и худыми, израненными руками и нерешительно переступил с ноги на ногу. От потяжелевших мокрых волос на спине расплывалось влажное пятно.       - Как себя чувствуешь? – едва вопрос сорвался с губ, Цингэ тут же обругал себя последними словами. Как еще приятель может чувствовать себя после всего произошедшего?       Хотя, стоило признать, сейчас Шэнь выглядел спокойным. Даже слишком спокойным, что наталкивало на мрачные мысли. Подобное случается не впервые. Возможно, этот раз выдался особенно жестким, но, судя по собранности Цинцю всего лишь спустя какой-то час после таких издевательств, приятель уже переживал нечто похожее. Переживал совершенно один, не решаясь обращаться за помощью даже к близким друзьям, которых у него и осталось-то единицы. Проклятье, да сейчас Шэнь кажется разумнее самого Цингэ, места себе не находящего от всего случившегося!       - Все хорошо. – Цинцю вновь улыбнулся. С апатичным равнодушием покосился на бегущую по пальцам струйку крови из особенно глубокого пореза и несколько неловко добавил. - Наверное, мне нужен пластырь.       «Тебе, блять, нужен хороший мозгоправ. Да и мне, кажется, тоже». Цингэ вздохнул, достал из настенного шкафчика несколько полосок пластыря и помог другу вытереть алые разводы. Запах крови, смешиваясь со сладким ароматом шампуня, вызывал тошноту.       - Сейчас найду тебе что-нибудь из одежды и вызову такси. Брать мою машину рискованно. Посиди внизу, я соберу все необходимое на первое время.       Через десять минут Цингэ, одной рукой поддерживая переодевшегося в новое друга, а другой сжимая небольшую сумку с самым необходимым садился в такси, нетерпеливо помигивающее фарами. В кармане телефон беспокойно вспыхивал уведомлениями, в которых сестра возносила всяческие – совершенно необоснованные – проклятия на голову начальства брата, вздумавшего вдруг посреди ночи отправлять его в командировку. Когда устроившись на заднем сидении, Цингэ называл адрес отеля достаточно далеко от собственного дома, Шэнь почти спал, привалившись к его плечу.       Первым делом, несмотря на вялое сопротивление Цинцю, они и впрямь вызвали врача. Тот, чья деятельность и клиенты в целом были довольно специфичны, несмотря на поздний – или скорее, уже ранний, так как время близилось к утру – час ответил почти сразу. Заспанным голосом пообещал приехать в течении получаса и тут же обозначил сумму. Сумму немалую, но сейчас не имеющую для Цингэ ровным счетом никакого значения.       В ожидании врача мужчина сунулся в мини-бар, и, после тщательного его изучения, выудил оттуда бутылку виски и куда менее крепкого ликера. От последнего по комнате расплылся приторный вишневый аромат. Плеснув себе виски, другую порцию сладкого алкоголя Цингэ протянул другу. Тот поначалу отрицательно покачал головой, с какой-то даже паникой во взгляде взирая на протянутый стакан, но спустя минуту внутренних метаний принял выпивку и сделал осторожный глоток.       Врач приехал даже раньше истечения обещанного получаса. Кивнул Цингэ, молча перевел вопросительный взгляд на вновь притихшего и сжавшегося Шэня. Кажется, хватило нескольких мгновений, чтобы оценить всю ситуацию. Осмотр же занял куда больше времени, особенно в силу того, что каждое свое движение доктор сопровождал коротким «можно?» в адрес молчаливо кивающего Цинцю. Закончив, врач бросил несколько дежурных фраз своему внезапному пациенту и жестом заставил Цингэ следовать за ним в слабо освещенный коридор отеля.       - Сильных повреждений нет, внутренние органы целы. Порезы затянутся через несколько дней. Ты знаешь, что он был изнасилован?       Цингэ скрипнул зубами, сжимая кулаки. Последняя надежда на ошибочность собственных суждений рассеялась после короткого вопроса врача.       - К счастью, все обошлось без серьезных последствий для организма. Чего не скажешь о его психике. Про полицию спрашивать бессмысленно?       - Бессмысленно. – сквозь зубы бросил мужчина. Будь воля Цингэ, он немедленно бы натравил копов на вконец слетевшего с катушек Бинхэ, вот только не было гарантий, что после таких опрометчивых действий Шэнь не закроется в себе полностью, отгораживаясь от мира. Кажется, тот и держался только на последних нотках доверия к другу. – Сейчас ему что-нибудь нужно?       - Сон, спокойствие и психоаналитик получше.       - От этого я бы и сам не отказался. – Цингэ невесело усмехнулся, провожая врача вниз и вместе с тем вкладывая в его карман обозначенную ранее сумму. Довольно значительную, но не стоящую и минуты спокойствия Цинцю.       Вернувшись в номер, мужчина застал друга уже изрядно набравшимся, осоловело буравящим взглядом картину на стене. Казалось, яркая абстракция полностью завладела вниманием Цинцю, тот даже не обращал внимание на опасно накренившийся в руке стакан с так и недопитым ликером. Общее напряжение и весь ужас пережитых недавно событий разом нахлынули на и без того державшихся из последних сил мужчину.       - Эй-эй, я думаю, с тебя на сегодня хватит. – Цингэ осторожно разжал побелевшие от напряжения пальцы на толстом стекле, отставил стакан в сторону и бережно уложил приятеля в постель. Тот забормотал что-то неразборчивое, перевернулся на бок и неожиданно крепко для казавшегося пьяным человека сжал ладонь Цингэ.       - Не выключай свет, ладно? – лишь дождавшись согласного кивка, Цинцю немного расслабился. Израненный, вымотанный, как физически, так и ментально, сейчас он казался слишком юным для всего того ужаса, что ему приходилось переживать день за днем. Мужчина не разжимал пальцев, продолжая удерживать чужую руку, а Цингэ, похоже, даже дыхание затаил, боясь двинуться и лишним жестом нарушить установившуюся вдруг странную атмосферу. Внезапно Цинцю, который, казалось, и вовсе задремал, заговорил ровным, спокойным тоном. Настолько спокойным, что тот звучал насквозь фальшиво. – Знаешь, однажды он пришел домой позже. Как потом оказалось, в его компании были какие-то проблемы, кажется, с конкурентами… Я до сих пор не знаю, что на самом деле стало причиной. Да и нужна ли она ему была вообще. Но он злился. Злился… не так, как обычно. Сильнее. Гораздо сильнее. И запер меня в подвале. Без света. Без еды. Без воды. Кажется, я слышал крыс. Слышал его голос наверху, когда он говорил по телефону. Иногда мне казалось, что я уже мертв и эта темнота вокруг – мрак моего собственно склепа.       - Сколько… сколько это продолжалось? – Цингэ не смог до конца справиться с собственным голосом и тот предательски дрогнул.       - Почти четыре дня. Когда я вышел оттуда, он… испугался. Я не мог говорить, не мог спать и почти не ел. Тогда он отвез меня в клинику, частную, конечно же. Им удалось все… поправить, но с тех пор я не могу спать без света. Прямо как ребенок. – Цинцю слабо улыбнулся. Он уже дремал, и слова его в полусне звучали спутанно. – Вот только я не ребенок. Скорее псих…       Цингэ с силой потер переносицу свободной рукой. Хотел было сказать что-то, опровергнуть слова друга, но тот уже спал и его лицо впервые за вечер приняло расслабленное, мягкое выражение. Мужчина продолжал сидеть на краешке кровати, чувствуя, как медленно наливаются тяжестью затекающие конечности, но не в силах заставить себя сбросить продолжающие сжимать его руку тонкие пальцы. Лишь когда Цинцю, жалобно застонав то ли от боли, то ли от событий пережитого, сам ослабил хватку и перевернулся на спину, Цингэ, наконец, поднялся.       Задремать удалось почти сразу, несмотря на роящиеся в голове мысли, усталость взяла свое. Цингэ чувствовал себя вымотанным, разбитым и опустошенным, настолько, что хотелось запереться в номере отеля как минимум на неделю, не показывая и носа на улицу и единственной своей целью сделать создание комфорта и удобства для Цинцю. Закрывая глаза, последним, что видел мужчина, прежде чем окончательно провалиться в спасительное забытье, было бледное лицо друга с черными изломами нахмуренных во сне бровей.       Когда, спустя пару часов – а по ощущению всего нескольких минут – Цингэ проснулся от легкого прикосновения к руке, он почти не удивился. Тело рефлекторно дернулось, почти подскочило, ожидая любой опасности, но усилием мужчина заставил себя остаться неподвижным, лишь вскинул взгляд на смущенно мнущегося возле его кровати Шэня.       - Можно… я посплю с тобой?       Цингэ не ответил, лишь молча сдвинулся к самой стенке, позволяя другу забраться под одеяло. Тот немного повозился, располагаясь, и, кажется, сразу же заснул, удобно устроив голову на вытянутой руке мужчины. К утру та наверняка онемеет настолько, что придется разминать ее несколько минут, лишь бы вернуть чувствительность, но сейчас это не заботило Цингэ. Он едва ощутимо коснулся губами растрепанных волос Цинцю на виске и вновь погрузился в сон.       Едва ли Цингэ, проснувшийся ранним утром и решивший, что спуститься вниз за едой в ближайший магазинчик будет хорошей идеей предполагал, что сейчас видит Цинцю, мирно спящего, в последний раз.